не дай мне замёрзнуть.

Леви Аккерман, 38 лет, капитан специального разведотряда. Скорее всего это всё, что было написано в его досье. Вся остальная информация была засекречена, стерта или вообще никогда не занесена ни в какие печатные документы во избежание утечек или просто потому, что бумага такого ужаса бы не стерпела. Теперь вероятно в досье была вписана одна жалкая строчка «списан в резерв», так же без лишних уточнений. Он всё же капитан, уважаемый член подразделения с огромным послужным списком за спиной, не к чему писать о том, что даже у лучших бойцов рано или поздно начинает течь крыша. В профиле на Тиндере было написано не многим больше. Леви Аккерман, 38 лет, 170см. Никаких подробностей, только рост, чтобы избежать тупых вопросов и не менее тупых шуток, следовавших за ответом. Наслушался уже. На аватарке стояла одна единственная фотография, которую Леви выложил сразу после того, как сделал, даже не посмотрев, потому что разглядывать себя дольше нескольких секунд было тошно. Да и смысл? От ракурса лицо в жизни ровнее не станет. От свидания к свиданию он всё меньше понимал зачем это делает. Ему говорили, что для адаптации к нормальной жизни, нужно налаживать социальные контакты, но пока что совет не работал. Наоборот. После очередной неудачной встречи он лишь сильнее начинал ощущать, как далек от нормальности, и, честно говоря, не горел желанием приближаться к ней. Как бы он ни старался люди не могли понять его, а он не понимал их. Не опустить руки помогало только грызущее голову одиночество и скука. А ещё какая-то глупая надежда, которая должна была умереть там, на поле боя, рядом с его товарищами, но отчего-то пережила их всех. Поэтому он здесь. В милом ресторанчике было довольно много народу, видимо какое-то локально популярные место, потому что на вид совсем не выглядит престижно. Зато музыка хорошая, какое-то джазовое старье, которое как минимум не раздражает в отличие от большей части современной музыки. Новый партнер Леви сильно младше него, и мужчина сам не знает, зачем вообще согласился на эту встречу — нянчиться с малолетками никогда не приносило ему особого удовольствия, но видимо так выглядит отчаяние. Парень оказывается таким же симпатичным как на фотках и ещё более душным, чем в переписке. Говорит что-то о своих больших планах на будущее, разочаровании в людях и прочем, о чем свойственно говорить двадцатилетним. Взгляд Леви блуждает по ресторану в поисках чего-то более интересного, чем его собеседник. Симпатичный бармен со светло-русыми волосами явно красуется перед девушками и парнями, сидящими за стойкой. — жан, хватит корчить такую пафосную рожу и налей мне чего-нибудь покрепче, — смеётся парень с короткостриженными волосами, приземляясь на свободное место. — а мне чего-нибудь сладкого! — милая девушка с набитым едой ртом ставит свою тарелку на стойку и озирается в поисках свободного стула. — сколько вам говорить, хватит приходить ко мне на работу! вы меня позорите! — успокойся, марко же здесь нет, — хихикает девушка. — а при чем тут он? — возмущается бармен, с такой силой натирая полотенцем стакан, что Леви кажется, что тот вот-вот разлетится вдребезги. Мужчина переводит взгляд дальше. За столиком в углу сидит ещё одна троица. Они находятся посреди бурного обсуждения, когда вдруг рослый парень посредине резко меняется в лице и замолкает. Блондинка закатывает глаза и бормочет что-то себе под нос, утыкаясь в свой телефон, а темноволосый парень по другую сторону столика тут же наклоняется к другу и начинает хлопать по плечу, при этом приговаривая, по всей видимости, что-то ободряющее. — как я здесь оказался? — всё, что удается расслышать Леви, и он тут же отворачивается от того столика. Ему знакомо это чувство, возможно, даже слишком хорошо. Мужчина смотрит на длинноволосого парня перед собой, который всё продолжает разговаривать сам с собой, и думает, как и почему он оказался здесь. В заведении оказывается на удивление много парочек. За соседним от них столиком сидят две девушки, сцепив свои руки так, словно в любой момент их могли оторвать друг от друга. — мне нужно идти, — тихо говорит миниатюрная блондинка с большими голубыми глазами. — побудь со мной ещё хотя бы чуть-чуть. — папа будет волноваться, если… — ты уже взрослая девушка и сама можешь решать, когда возвращаться домой, — хмурится брюнетка и, кажется, ещё сильнее сжимает руки, — тем более я провожу тебя до дома, так что он может не волноваться, что с тобой что-то случится. — моя защитница, — смеётся блондинка, вгоняя вторую девушку в краску. В груди Леви что-то сжимается, но он старается игнорировать ноющую боль, которую игнорировал уже так долго, что кажется, что целую жизнь. У него никогда не могло быть того, что было у этих девушек. Того, что было у всех остальных людей. Друзья, отношения, банальная человеческая привязанность — со всем этим было сложно на поле военных действий, в тылу противника, во время террористических угроз. Время между операциями пролетало быстро, поэтому Леви даже не пытался построить какие-то близкие отношения ни с кем из гражданских. А с коллегами по работе… Вопреки здравому смыслу он всё же подружился с некоторыми из них, только чтобы в конечном итоге собственноручно похоронить каждого. Леви сделал большой глоток вина среднего качества. Он старался не думать о том, что будет, когда он вернется домой, выйдя на пенсию. Во многом потому, что всегда был риск не вернуться вовсе и порой ему казалось, что так было бы лучше. Учиться заново жить в 38 лет с багажом из чужой крови, страданий и смертей было слишком мучительно. Ему не нужен был отдых. Ему нужен был покой. — расскажи о себе, — внезапно просит собеседник, который видимо всё же наконец наговорился. Это расстраивает Акккрмана. Как бы занудны не были речи парня, говорить самому Леви вовсе не хотелось. — ты, кажется, говорил, что служил где-то, да? — войска специального назначения. — и чем эти войска занимаются? — государственная тайна, — бурчит Леви. — ясно, — кивает длинноволосый, на удивление быстро понимая, что тему продолжать не стоит, — а чем занимаешься сейчас? Хороший вопрос. Знать бы на него ответ. Словно чудесное спасение, двери ресторанчика с грохотом распахиваются и внутрь вносится вихрь со странными квадратными очками и красноватыми волосами, небрежно собранными в хвост. — ну же, большой парень, активнее, моблит может придти в любой момент. По пятам за вихрем следует высокий широкоплечий мужчина с серьезным лицом и офицерской выправкой, ведомый за рукав голубой рубашки. Слишком мятой на вкус Леви. На его плечи накинут твидовый пиджак, и что-то во всем его виде и в том, как одежда сидит на крепком теле кажется странным, но Леви не успевает понять что именно. — напомни, зачем я тут? — спрашивает мужчина, проходя мимо столика Леви так близко, что Аккерману удается уловить слабый аромат ели, дешевого шампуня для волос и чего-то очень напоминающего порох. — если он скажет нет, заставь его передумать! — и как по-твоему я должен это сделать? — вскидывает густые брови блондин. — не знаю, придумай что-нибудь, — девушка — или парень, тяжело сказать сразу — кажется на нервах. — ладно, но он же точно увидит меня, как только зайдет. — сделай вид, что ты тут случайно, эм, спрячься за газетой. — даже я знаю, что их уже давно никто не читает. — ну тогда… черт, я без понятия, мне просто важно, чтобы ты был рядом, потому что я безумно волнуюсь. — спокойно, всё будет хорошо, — голос твердый и уверенный, что моментально заставляет поверить ему, довериться, — он точно скажет да, даже не сомневайся. — почему? — потому что он любит тебя и хочет провести с тобой остаток своей жизни. — откуда ты знаешь? — я просто очень хорошо понимаю людей, — мягко улыбается блондин. — неправда, — короткий смешок. — а ещё моблит очень любит говорить о своих чувствах к тебе, когда ты засыпаешь прямо на столе, перебрав с алкоголем. — один раз всего было! ну, может, два. Когда Леви вновь поворачивает голову на своего собеседника, то видит, как тот отсчитывает купюры. — это за двоих. — уходишь? — спрашивает мужчина безразлично. — да, мне уже нужно идти, друзья ждут — кидает парень дешевое оправдание, — мы договорились сходить в кино. недавно вышел фильм про боксёра, попавшего в освенцим, слышал? — нет, не люблю фильмы про войну. — понятно, — кивает парень, и еще немного мнется у стола, видимо решая, есть ли смысл быть честным, — знаешь, ты классный мужик, но, кажется, у нас с тобой нет абсолютно ничего общего. и всё равно, спасибо за вечер, удачи тебе найти кого-нибудь себе подстать. Леви кивает на прощание, но не утруждается поднять взгляд на длинноволосого. Как его там? Эрен или что-то вроде того. Хотя уже неважно. Себе подстать? Это угрюмого, антисоциального и к тому же неуравновешенного, с тяжелым прошлым и неопределенным будущим? Нет уж, спасибо, только этого ему не хватало. Аккерман одним глотком опустошает бокал и решает заказать чего покрепче, тогда как его глаза останавливаются на недавно вошедшем мужчине, который теперь сидел через пару столиков от него, крутя в руках граненный бокал. Точнее, в руке. Левой руке. И Леви внезапно понимает, что именно показалось ему странным. У мужчины отсутствовала правая рука, а рукав, за который его тащили немногим ранее был пустым. Идеальная осанка, серьезная травма, строгое выражение лица с нахмуренными бровями и тяжелый взгляд направленный куда-то внутрь себя. Леви наверняка придумывал себе то, чего не было, но ему вдруг показалась, что этот мужчина мог его понять. От одной мысли об этом всё тело заныло, и сам Аккерман удивился этому. Неужели ему настолько сильно хотелось открыться кому-то? Зачем? Чтобы его пожалели? Ободрили? Просто выслушали? Или дали совет, что делать дальше, когда всё вокруг кажется таким чуждым? Может, он просто настолько изголодался по людскому теплу, что теперь рвался к охотнику, который мог бы его пригреть на своей груди, а затем застрелить, чтоб не мучился? Леви не любил слишком анализировать свои действия. Он делал то, что должен был, и только в редких случаях то, что хотел. Сейчас был один из таких. Аккерман аккуратно поднялся со своего места, поправил старомодный платок, обвитый вокруг шеи, и направился к светловолосому мужчине, не давая себе возможности передумать. Блондин заметит его только тогда, когда он отодвинул стул и плавно опустился на место напротив. — добрый вечер, — сразу начал Леви, ещё до того, как незнакомец успел что-то возразить, — я слышал тебе нужно какое-то прикрытие. можешь сказать, что пришел сюда на свидание, не зная, что твои друзья тоже здесь будут. Мужчина сощурил глаза, изучая бесстрастное лицо Леви, видимо пытаясь решить, похоже ли всё сказанное на шутку. Аккерману захотелось отругать самого себя за то, как он напрягся под этим пристальным взглядом кристально голубых глаз, что было для него совсем не свойственно. — услуга безвозмездна? — наконец нарушил молчание мужчина, не отводя взгляд. Если это игра в гляделки, то Леви ещё никогда не был так уверен в своем скором поражении. — ничего не бывает бесплатно, — всё так же сдержанно ответил брюнет, как всегда отлично справляясь с сокрытием того, что творилось у него внутри. — купи мне выпить и скрась этот унылый вечер интересной беседой. Еще пара долгих мгновений, и мужчина наконец опускает глаза, а его губ касается скромная улыбка и все черты его лица тут же смягчаются. — сделаю всё, что будет в моих силах. что предпочитаешь из выпивки? — всё крепкое и дорогое. — и что заказал тот студент? — внезапно спросил мужчина. — паршивое вино, — ухмыльнулся Леви, — так ты заметил меня ещё до того, как я решил составить тебе компанию? — у меня есть привычка сразу отмечать все детали, чтобы оценить обстановку, — пожал плечами блондин. — и какова твоя экспертная оценка? — больше ты ему не напишешь, — ответил незнакомец, вставая из-за стола, слегка несбалансированно, но не неуклюже, — и правильно. Леви фыркнул себе под нос, смотря за удаляющейся крупной фигурой. Вечер определенно становился всё менее и менее тоскливым. — так где ты служил? — спрашивает Леви сразу же, как мужчина возвращается с двумя стаканами, которые ему без особых проблем удалось унести в одной руке. Ну и ладонь, у медведя лапа меньше будет. Леви прикинул, что будет несложно затащить мужчину в постель. С этим у него никогда не было проблем. Но почему-то именно сегодня ему этого не хотелось. Дело было не в мужчине. Вернее, именно в нём дело и было. Он был красивым. Во всяком случае, по сугубо личному мнению Леви. В общем-то в нем не было ничего особенного, да и черты его лица многим могли показаться уж чересчур грубыми, а пустые голубые глаза скорее пугали, чем привлекали. Но Леви такое нравилось. Над густыми бровями пролегла глубокая морщина, но она говорила о прошлом мужчины больше, чем о его возрасте. О прошлом, о котором Леви так хотелось узнать. Справедливо ли было ожидать от незнакомого человека чего-то подобного? Аккермана это мало волновало, он привык получать то, что хочет, и прямо сейчас он хотел узнать каждую частичку души этого блондина с глыбами льда вместо глаз. — с чего ты решил, что я военный? — у меня на такое нюх, — пожал плечами Леви. — любишь мужчин в форме? — усмехнулся светловолосый. — люблю, когда они подчиняются моим приказам. — офицер? — капитан, — кивнул Леви. — боюсь тебя расстроить, но подчиняться придется тебе, — низкий голос внезапно стал ещё глубже, а глаза Леви слегка расширились от дрожи, что прошла по позвоночнику, — генерал-майор Эрвин Смит. Мужчина протянул вперед руку со скромной, но определенно самодовольной улыбкой. Аккерман усмехнулся и на короткое время замялся, смотря в кристально чистые глаза блондина. — это мы ещё посмотрим, — наконец ответил Леви, пожимая руку, — Леви Аккерман. — Аккерман? кажется, где-то я уже слышал эту фамилию. — древний прославленный род наёмников. — мне стоит бояться? — всегда лучше быть на чеку, — пожал плечами брюнет, — мои предки несколько сотен лет работали на королевскую семью, выполняя поручения, которые для всех остальных были непосильны. — а чем аккерманы занимаются сейчас? — ходят на сомнительные свидания с парням из тиндера, — хмыкнул Леви и пригубил стакан с янтарной жидкостью, — ты так и не ответил на мой вопрос. — в основном занимался командованием различных миротворческих операций. — оон? — фыркнул Аккерман, не скрывая своего предвзятого отношения. — да. — слышал, когда был на миссии в афганистане, — от воспоминаний голову пронзила острая боль, как обычно это бывало, но Леви постарался не подавать виду, — отряды святош, которые в общем-то занимаются тем же, чем и все остальные. — да, другие военные подразделения относятся к нам с недоверием из-за особой ауры, сложившейся вокруг нас, но не все из нас напыщенные придурки, считающие себя лучше остальных. — но многие. — но многие, — кивнул Эрвин, — сложно винить их в этом. наша цель — способствовать наступлению и поддержанию мира. правда в это верят лишь новобранцы, на поле боя быстро понимаешь: войны ради мира не бывает, а все спецоперации как ни крути, та же война. — поэтому ты вступил туда? ради мира во всём мире? — я хотел помогать людям, — голос сквозит усталостью и разочарованием, Аккерман не думает перед тем, как задать следующий вопрос, потому что ему хочется расковырять чужую рану, ему хочется знать, что не он один испытывает эту боль. — и многим ты помог? — иногда мне кажется, что никому. Слова падают на стол подстреленным ястребом. Какое-то время они сидят молча. Эрвин, Леви и что-то мёртвое между ними. Люди, которых они не смогли спасти, люди, которых собственноручно погубили, люди, которые верили в них, но зря. Но почему-то становится легче. Аккерман делает ещё один большой глоток коньяка — явно довольно дорогого — и поднимает взгляд на Смита. — может, не в этом наша миссия? может, людям вообще нельзя помочь? И Эрвин улыбается. Соглашается он со словами Леви или нет, но он улыбается ему. Потому что, наверное, он тоже думал об этом, и он рад, что эти слова произнесли за него, ведь это значит, что об этом можно говорить. У Эрвина были друзья, как из числа гражданских, так и среди военных. Но говорить о прошлом всё равно было тяжело. Первые начинали смущаться от подробностей и тут же бросались жалеть и утешать мужчину, чего тому совсем не хотелось. Вторые же не хотели бередить раны, которые так и не успели зажить. А Эрвин хотел. Ему бы нож поглубже в сердце, чтобы наконец почувствовать, что он такой же, как и все остальные, он тоже живой и ему тоже бывает больно. — а чем занимался ты? — спросил Смит, облизнув обсохшие губы. — государственная тайна, — отчеканил капитан по привычке. — так значит, род Аккерманов всё еще в деле. — вроде того, — хмыкнул Леви, — мои руки по локоть в крови, но я не тешу себя мыслью, что это сделало чью-то жизнь лучше. я не шел в военное училище с мечтой о лучшем мире для людей. просто идти больше было некуда. — почему? — большую часть детства мне пришлось провести на улице. там я научился бороться за свою жизнь и отнимать чужие, но не спасать. Аккерман редко говорил о своем прошлом. Большая его часть была засекречена, а то что было до вступления в спецназ было попросту жалким. Сирота, озлобленный на мир, движимый не желанием жить, а искренней ненавистью. Только в сражениях он находил настоящую отдушину, только на грани смерти он начинал ценить свою жизнь, и теперь, когда, кажется, впервые его выживанию ничего не угрожало, он был абсолютно потерян. Ненависть прошла, и больше его в этом мире ничего не держало. — ну, мою жизнь ты можешь спасти, если вдруг окажется, что у тебя с собой есть сигареты. — ты же сказал, что бросаешь! — внезапно раздалось со столика по диагонали от мужчин. Девушка, — да, наверное всё же девушка, хотя черт его знает — которая привела сюда Эрвина, резко развернулась, уложив свои локти на спинку стула, и принялась прожигать своего друга взглядом. — ну я же не могу так резко, — начал защищаться Эрвин, который внезапно стал выглядеть менее сурово и более беззащитно. — а не резко у тебя не получается, — фыркнула девушка, поправив странные прямоугольные очки, — уже четвертый раз пытаешься, и в итоге начинаешь курить только больше! — это тяжело, — нахмурился Смит, и сейчас Леви казалось, что он выглядит очень забавно. — ну вы и слабак, товарищ генерал-майор. — ханджи! хватит смущать меня, мы же тут не одни. Казалось, что только сейчас девушка действительно заметила это. Точнее, наконец решила обратить внимание. Она пристально посмотрела на Аккермана, изучая того от ушей до пят, словно какого-то подопытного кролика, и мужчина понадеялся, что не станет предметом для экспериментов. — а ты ничего такой, — наконец выдала свою экспертную оценку Ханджи. — судимости есть? — нет. — своя квартира? — да. — машина? — да. — и даже до педалей дотягиваешься? — иди ты. — ты не обязан отвечать на эти вопросы, — запаниковал Эрвин, махая рукой. — серьезные заболевания? — ничего смертельного. — птср? — а у кого из военных его нет? — насколько серьезно? — по ночам сплю спокойно. — а эрвин нет. вскакивает периодически и в панике начинает баррикадировать двери, что будешь делать? — два точных удара и он ляжет обратно в постель обездвиженным на ближайшие полчаса, — и бровью не поведя, ответил Леви, ни на секунду не задумавшись. — неплохо, — ободрительно улыбнулась Ханджи. — а ещё иногда он храпит. — зоэ, хватит! — Смит вновь предпринял попытку остановить развернувшийся допрос, но это было бесполезно. — я могу засыпать под звуки бомбандировки, — всё так же невозмутимо продолжал Аккерман. — отлично, и последний вопрос, во всех отрядах, которыми Эрвину приходилось руководить, его подчиненные между собой назвали его бесчеловечным, безжалостным, психом и просто монстром, что скажешь на это? — а меня нормальные и не интересуют. — поздравляю, проверка пройдена! — не скрывая искреннего восторга объявила девушка. — это была демоверсия встречи с родителями? — не волнуйся, его родителям ты не понравишься в любом случае, — слишком уж радостно бросила Ханджи, — можешь даже не стараться. — потому что я парень? — потому что ты не из богатой семьи. — теперь мы можем выйти покурить? — проведя ладонью по лицу, спросил Эрвин, усталым голосом. — валяй, только с раком лёгких ко мне потом не приползай. — как скажешь. Солнце уже успело закатиться за горизонт, а потому на улице стало довольно прохладно. На Леви была надета лишь одна черная рубашка, и по всем законам свиданий Эрвин должен был предложить мужчине свой пиджак, но Аккерман очень надеялся, что этого не произойдет. Ему была чужда вся эта романтика, а от излишней нежности натурально воротило. В студенчестве его порой накрывало от необходимости в простой человеческой близости, актов любви и заботы, которые он наблюдал вокруг. Но он давил эти чувства в себе. Наблюдал за влюбленными парами и компаниями друзей, как дикий зверь за решеткой, который непременно откусил бы руку, попытайся кто его погладить, от нестерпимого голода по человеческому теплу. Но он давно перерос это. — элитные, — хмыкнул Смит, выуживая сигарету из чужой пачки. — а ты какие обычно куришь? — любые, — повел плечами мужчина, — какая разница, чем себя убивать? — большая, — ответил Аккерман на риторический вопрос, поднимая руку, чтобы поджечь сигарету, аккуратно лежавшую в потресканных губах блондина. Он только сейчас в полной мере осознал, насколько выше него был мужчина. Там в ресторане это было не так заметно, как сейчас в непосредственной близости. Эрвин слегка наклонился, упростив брюнету задачу, а тот вздрогнул, вновь почувствовав запах пепла. Леви придвинулся ещё чуть ближе, только для того чтобы одновременно поджечь обе сигареты, но после этого отодвигаться не спешил. Смит поднял голову и, вытянув длинную шею, выпустил дым куда-то над собой, а Аккерман сглотнул, не в силах не засмотреться. — ты и правда спаситель, — мужчина посмотрел вниз и его глаз коснулась чистая искренняя улыбка, и теперь ледники в глазах стали больше походить на океаны. Леви не сказал ничего в ответ, только сделал глубокую затяжку. Почему он не надевает на его плечи свой пиджак? Чего он ждёт? Может, Леви и презирает романтику, но разве он не заслужил её? Хотя бы просто пиджака, хотя бы капельку тепла. Аккерман отошел к стене здания, чтобы не стоять на проходе, и Эрвин последовал за ним, но на полпути внезапно выругался, что заставило Леви обернутся. Мужчина присел на корточки, а перед ним на земле лежал твидовый пиджак, по всей видимости соскользнувший с его плеч. Смит поднял его и уложил к себе на колени, чтобы попытаться отряхнуть, но сделать это одной рукой было тяжело. — постой, дай я, — Леви присел рядом, опустив колени на холодную землю, и, не принимая возражений, забрал у мужчины испачкавшуюся вещь. — прости, я бываю очень неуклюжим, — не понятно за что принялся извиняться блондин, — тебе не холодно? ты мог бы взять его, ну, если хочешь. Губы Аккермана с зажатой в них сигаретой дрогнули в несмелой улыбке, но он надеялся, что Эрвин этого не заметил, потому что он чувствовал себя полным идиотом, из-за того что от такой мелочи на душе его внезапно полегчало. — мне тепло. Леви аккуратно надел пиджак обратно на плечи, бережными поглаживаниями, расправив каждую складочку на нём, а заодно и на рубашке, и, воспользовавшись возможностью, заправил выпавшие из прически светлые пряди обратно. А затем встал и сделал новую затяжку. — спасибо. — я просто очень люблю порядок. — тогда тебе лучше не стоит видеть мою квартиру. — видимо именно на этот случай Ханджи удостоверилась, что у меня есть своя, — Леви проронил громкий смешок, но Эрвин почему-то над его шуткой не посмеялся, а наоборот внезапно напрягся, — так что не волнуйся, будем жить в моей. Возможно, последняя фраза была лишней, но произнести её для Леви было так просто, что он не задумался даже на мгновение. А зря. — не воспринимай это всё всерьез, — нахмурился Смит, прижавшись спиной к холодной стене, — ханджи занимается подобной чушью со школьной скамьи. стоит появиться возле меня кому-то и тут же начинается. — и много было тех, кто проходил эту проверку? — спросил Леви таким тоном, словно ожидал, что Эрвин тут же выложит ему все имена и адреса. — у нее какая-то своя система оценивания, с вопросами напрямую никак не связанная, говорит — научный подход, так что нет, не много, вне зависимости от ответов. — и что потом? ну, после одобрения ханджи. ты с ними… — Леви закусил губу, потому что что за странные вопросы? Какая ему в самом деле разница? — я же говорю, не бери в голову, ничего серьезного. — хорошо, раз для тебя это ничего не значит, тогда и для меня тоже, — пошел на попятную брюнет, делая очередную затяжку. — ну то есть, — Эрвин заметно смутился, — мы ведь даже не на настоящем свидании. Ах да, точно. Леви просто было скучно, а рослый незнакомец показался ему отличной кандидатурой для того, чтобы развлечь себя беседой. Ни больше, ни меньше. Если бы это действительно было свиданием, то Аккерман определенно затащил бы блондина в постель. Привез бы в свою идеально прибранную квартиру и бросил на аккуратно застеленную кровать, приведя её в полный беспорядок. А затем заставил бы мужчину остаться там навсегда или хотя бы до следующего утра. Но это не свидание, а Леви, когда ему становится холодно, достает второе одеяло, а не ждет тепла от окружающих его людей. И так было всегда. — так пригласи меня. Эрвин вздрогнул, когда чужой низкий голос внезапно раздался где-то совсем близко. Аккерман беззвучной тенью скользнул вперед так, что мужчина даже не успел заметить как это произошло. Смит обнаружил себя в довольно странном положении. Он, высокий широкоплечий генерал-майор с двадцатилетним военным стажем за спиной, оказался зажатым у стенки аккуратно сложенным капитаном на добрых тридцать сантиметров ниже него. Эрвин удивлённо посмотрел вниз. — я не имею обыкновения ходить на свидания. — я красивый, умный, самодостаточный и могу выбить из тебя всю дурь при желании, — невозмутимо проконстатировал Аккерман, ни капли не смущенный тем, что в такой близости ему приходилось сильно задирать голову, чтобы смотреть прямо в глаза блондину, — что ещё нужно? — не льсти себе, — усмехнулся Смит, почувствовав, как что-то разгорается внутри него, — ни при каких обстоятельствах у тебя не удастся одержать преимущество в схватке один на один. — у тебя нет руки. — она мне и не нужна, в свое время я был лучшим в рукопашном бою в своем взводе. — я был лучшим в уличных драках, и, поверь, это испытание посерьезнее тренировочных боев, — Леви облизнулся. От него пахло подожженной серой, чистотой до блеска вылизанного места преступления и цветами, что кладут на могилы. Но он был живым, словно на зло, словно вопреки всему, и это разжигало огонь внутри Эрвина, давно погибшего от разрывного снаряда. — мне сорок лет, я не поддамся на такую глупую провокацию, — мужчина сделал последнее усилие, чтобы потушить в себе наивную жажду жизни. — ну вы и слабак, товарищ генерал-майор. — ах ты ж… Драка началась с поцелуя. До того как Эрвин успел договорить, его с силой потянули вниз за ворот рубашки, и он, легко поддавшись от неожиданности, согнулся пополам, что позволило Аккерману беспрепятственно прижаться к его губам. Это было поцелуем ровно в той степени, в какой случайная встреча была судьбой, сон предзнаменованием, а поражение победой. Леви целовался грубо и настойчиво, мокро и неосторожно. Казалось, он боролся за собственную жизнь, словно в любой момент его сердце могло остановиться от обморожения, и ему было просто необходимо согреться любой ценой. Эрвин был готов отдать ему всё тепло своего тела, потому что сам он за свою жизнь никогда не цеплялся, но Аккерман не позволил ему сделать этого. Ещё один сильный рывок руки с сигаретой между пальцев, и Смит повалился на колени, всё ещё в полной мере не осознавая, что происходит. Ещё буквально пара мгновений, пара чётких, отработанных приемов, и мужчина лежал на земле, широко распахнутыми голубыми глазами смотря на свою верную гибель. Темные волосы разметались по макушке, а грудь тяжело вздымалась от сбитого дыхания. Брюнет сидел на нижней части его торса, перекинув по обе стороны свои упругие бедра, натренированные годами, проведенными в боях. Его глаза тоже были голубыми, но гораздо темнее, почти что синие. Они не напоминали ни лед, ни океан. Васильки. Эрвин глупо улыбнулся. Его любимые цветы. Вернее, он раньше никогда не задумывался на этот счет, но наверное всё же они. Васильки не были редкими цветами, но там, где родился Смит, они не росли. Впервые он увидел их пятнадцать лет назад на своей первой миссии в составе миротворческого отряда ООН, тогда еще в качестве обычного рядового. Это было в Сирии. Военный лагерь располагался за чертой города рядом с небольшим поселением, которое отделяло от них лишь небольшое поле, усыпанное маленькими синими цветами. — это васильки, вы разве никогда не видели их раньше? — совсем ещё молодая девушка из числа местных жителей, которая работала у них переводчицей, ярко улыбнулась, когда Смит спросил у неё о цветах, — Сирия считается родиной васильков, вместе с людьми они разнеслись по всему свету, но их дом здесь. Вокруг шла война, не имевшая ни конца, ни начала, а васильки невинно качались на ветру, не ведая о голоде, болезни и смерти. Эрвин лежал посреди поля: в ушах звенит, всё тело онемело, а перед глазами лишь эти нежные синие цветы, обрызганные кровью погибших солдат и его собственной. Глупо звучит, но он благодаря этим невзрачным цветам и выжил тогда, вспомнил, что и у него тоже есть дом, куда он ещё должен вернуться. — чего ты улыбаешься, как идиот? — прищурившись, спросил брюнет. — васильки, — только и сказал Смит. — видать сильно я тебя головой приложил. Леви хотел было сказать что-то ещё, наверняка очень самодовольное, знаменующее его победу, но тут за его спиной раздался звонкий возглас: — Эрвин? Что происходит? За спиной Аккермана возник парень с пшеничными волосами и широко распахнутыми медовыми глазами, в свитере горчичного цвета с выправленным наполовину воротничком белой рубашки и горшком со странным зеленым растением в руках. — о, моблит, какая неожиданная встреча, — подал голос Смит с земли, — не знал, что ты тоже будешь тут. — да, у меня свидание с ханджи, — растерянно сказал кареглазый, продолжая удивлённо смотреть на двух мужчин перед собой. — какое совпадение! — наигранно обрадовался Эрвин, — я тут тоже на свидании. — т-ты уверен? — смутился Моблит, не понимая, разыгрывают ли его, — как-то непохоже. — у тебя очень старомодный взгляд на вещи, — объяснил блондин, будто это действительно что-то проясняло. — наверно, — согласился парень, не решившись сказать, что Эрвин был самым старомодным из всех его знакомых, говоря о его взглядах на практически все аспекты жизни. Но видимо, не считая свиданий. Всё это время Леви молчал, дергающимся глазом смотря на Моблита, что тот наверняка заметил, а потому очень испугался, когда мужчина внезапно вскочил на ноги и подошел к нему вплотную. — эй, что ты… — не могу на это смотреть, — прошипел Аккерман и быстро выправил воротник до конца. Сразу после этого, он полез в карман и выудил оттуда платок, которым принялся оттирать следы краски с лица всё ещё напуганного парня, — и куда ты в таком виде собрался? — на свидание, — пролепетал Моблит, не понимая, следует ли ему оттолкнуть темноволосого. — да слышал я, — рыкнул Леви и принялся приглаживать светлые волосы для чего ему снова пришлось приподняться на носочках, — но ты бы хоть в зеркало посмотрелся перед этим. — я очень спешил, — непонятно зачем принялся оправдываться парень, — мама одной девочки задерживалась после работы, и я не хотел оставлять малышку одну, так что решил позаниматься с ней до того, как её заберут. — где ты работаешь? — художественная школа, я преподаю там живопись, в основном у младших классов. — любишь детей? — да. — а они тебя? — вроде как да, сэр, ой, то есть, простите, — совсем уж разнервничался Моблит. — что за цветок? — замиокулькас замиелистный из семейства ароидных, порядок частухоцветных… — я имею в виду, на кой черт ты притащил его в ресторан? — чтобы порадовать ханджи, — казалось, парень сильнее сжал руки вокруг горшка, — когда мы официально съехались, это было первым, что мы купили не в мою, а теперь уже нашу квартиру. после этого ханс постепенно заставила все комнаты растениями, но это было особенным. оно было с нами долгие семь лет и вот совсем недавно погибло, ханджи это очень расстроило. она не признается, но думаю, для неё это растение напрямую связано с нашими отношениями, и она боится, что это плохой знак. — семь лет для какого-то цветка — это очень много. — да, знаю, а для моей любви — совсем ничто, и я просто хочу, чтобы ханджи никогда в этом не сомневалась, — моблит замолчал, от ушей до пят покрывшись красными пятнами, — простите, что-то я увлекся. — иди к ней и больше не заставляй себя ждать. Не нуждаясь в повторении, парень быстро развернулся и чуть ли не вбежал в дверь ресторанчика, лишь чудом не споткнувшись на ходу. Хотя даже это не заставило бы его выронить цветок. — вы с ней подружитесь, — засмеялся Эрвин, успевший встать на ноги и поднять с земли сигарету, выпавшую из рук, и теперь медленно отряхивавший с себя грязь. — а? — принялся допрашивать бедного парня точь-в-точь как ханджи. — просто хотел узнать, что он за человек, — пожал плечами Леви, снимая с пиджака, прилипшую к нему веточку. — и? — хороший, — коротко отрапортовал капитан, — как они вообще познакомились? кажутся такими разными, даже представить не могу где они могли встретиться. на блошином рынке или выставке современного искусства? — в университете, — хмыкнул блондин, — ханджи курировала какое-то важное исследование, которое проводилось на базе йельской лаборатории, а бернера выбрали в состав команды как подающего надежды студента. вскоре после завершения исследования, он бросил универ, потому что понял, что это не то с чем он хочет связать свою жизнь. — и решил связать её с безмозглыми мелкими созданиями? — скептически спросил Аккерман. — и ханджи, — кивнул Эрвин, — её пригласили работать в частной исследовательской лаборатории здесь, в её родном городе, и она с радостью согласилась. оказалось, что моблит теперь тоже живет здесь, не помню, как это обнаружилось, но так или иначе ты видишь к чему всё привело. сегодня она сделает ему предложение. — и он скажет да. — не сомневаюсь, — улыбнулся мужчина, — но я пообещал ханджи быть рядом, когда это случится, так что, думаю, нам стоит вернуться. — я выиграл, — сказал Леви, уже когда они подошли ко входу. — с помощью грязной уловки, капитан. — только с помощью них можно вырвать чистую победу. — этому тебя в спецназе учили? — этому меня научила жизнь, — фыркнул брюнет, — так что? — слушай, я действительно худшая кандидатура для отношений. — а кто сказал, что я хочу отношений? всего одно свидание, а дальше увидим, — повел плечами Аккерман, выкидывая сигарету, — я, знаешь, в свои 38 одинок тоже не оттого, что идеален. — нет, ты не понимаешь, — Эрвин замялся, пытаясь понять, как это лучше сформулировать, — чтобы быть командиром на месте постоянных военных действий, нужно быть либо конченым социопатом, либо чем-то очень близким к этому. ежедневно отправлять солдат на верную смерть… я-я не знаю, способен ли я теперь вообще на что-то человеческое. — и ты боишься проверить? боишься узнать, что стал самым настоящим монстром без чувств и эмоций? боишься подтвердить, что всё, что говорили о тебе — правда? — васильковые глаза впиваются в кожу, и она начинает гореть от этого тяжелого взгляда. Но Леви понимает его, как никто другой, в этом нет сомнений, а потому говорит абсолютно серьезно. — думаешь, я трус? — думаю, бояться таких вещей — это очень по-человечески. Рядом раздается шум, проезжающих машин, приглушенные голоса и чей-то звонкий смех. А ещё поют птицы, радуясь тому, как распускаются цветы. — леви, ты готов пойти на свидание с человеком, который, возможно, и не человек вовсе? — да хоть с самим дьяволом, если у него такое красивое личико. Рука Эрвина аккуратно касается холодных пальцев Леви, но тот инстинктивно одергивает ладонь с непривычки. Смит не настаивает, ждёт, пока парень сам решится сделать первый шаг, потому что все мы чего-то боимся и это не делает нас трусами. Это делает нас живыми. Спустя несколько долгих мгновений Аккерман сам берет мужчину за руку, в голове отмечая как горяча его ладонь. Он явно сможет согреть его лучше, чем два одеяла, но это потом. Сначала просто одно свидание. Леви заводит Эрвина обратно в ресторан. Тут стало несколько оживленнее. За стойкой бармен по каким-то причинам напялил на себя нелепую шляпу, а девушка, что до этого сидела там же, сейчас стояла возле двери на кухню и болтала с блондином с мягкими волнистыми волосами, который протягивал ей тарелку с чем-то очень аппетитным на вид. За столиком в углу теперь сидело целых шесть человек, и четверо из них принялись распевать какую-то песню, и Леви заметил, что перед ними стояли уже полупустые кружки с пивом. Но самое главное — перед Ханджи прямо на столе теперь стояло высокое зеленое растение, которое наполовину закрывало парня в вязаном свитере, что совершенно не мешало девушке смотреть на него с широкой улыбкой, что-то оживленно рассказывая и бурно жестикулируя руками. Мужчины вернулись за свой столик и, заказав ещё напитки, принялись говорить обо всём. Леви хотелось знать каждую мелочь, начиная с того, какой чай предпочитает Эрвин, заканчивая тем, какие кошмары снятся ему по ночам. Они говорили без остановки, как старые знакомые, разлучившиеся на целую вечность, и теперь старающиеся нагнать всё, что упустили за это время. С Эрвином было на удивление просто. Леви обычно сторонился компании людей и редко поддерживал праздные беседы, но с мужчиной разговор лился так естественно, что сам Аккерман не заметил, как начал рассказывать про себя, свое детство, вкус в музыке и неудачные свидания. Смит смеялся хрипло, но как-то очень солнечно, а Леви грелся в его улыбке и думал, что, может быть, он всё же сможет жить нормальной жизнью, как другие люди. Возможно, в этом мире могло найтись место и для такого как он. Желательно где-нибудь поближе к Эрвину. — ты выйдешь за меня? Примерно час спустя до ушей Аккермана долетает вопрос, который к нему не имеет никакого отношения, и все равно он нетерпеливо разворачивается на говорящего, сам не понимая отчего, напрягаясь всем телом. Неужели он волнуется? Но он ведь едва знает этих людей, так какая в самом деле разница, каким будет ответ? — нет. Короткий ответ разрезает плотный шум ресторана, время, пространство и кожу. Эрвин тут же вскакивает на ноги, но Леви тащит того за рукав. — подожди, он явно хочет ещё что-то сказать, — шипит брюнет, не отводя взгляд от пары. Он не мог видеть лица Ханджи, но вполне очевидно, что она не ожидала такого резкого отказа. Зато Леви видел Моблита и твердую решимость, которая преображает его до неузнаваемости. Правда, он все еще дрожал как осиновый лист, как тогда на улице, но во взгляде теперь читалась ясность и стойкость намерений. — то есть да, конечно, я хочу стать твоим мужем и посвятить тебе всю свою жизнь, но я-я сам хотел сделать тебе предложение. — разве это так важно? — удивляется Ханджи, выпуская из рук бутылку вина, которую, по всей видимости, уже собиралась разбить о голову возлюбленного. — не знаю, просто я боюсь, что из-за того что я вечно проявляю недостаточно инициативы, тебе может показаться, что я и вовсе не хочу быть с тобой. ты первая заговорила со мной о чём-то кроме работы, когда увидела мои рисунки. первая призналась в чувствах несмотря на то, как тяжело тебе было о них говорить. ты первая сделала мне комплимент, когда препарат взорвался и поджег мне волосы, а я разнылся, что теперь никто меня не полюбит. первая позвала на свидание в этот самый ресторан больше семи лет назад. первая поцеловала меня, прижав к стене своего дома, когда я проводил тебя после. первая предложила съехаться, вернее, перевезла ко мне все свои вещи, — Моблит перевел дух и облизнул пересохшие губы, — не пойми неправильно, я не жалуюсь, я восхищаюсь тем, какая ты смелая и решительная, я ведь тоже всего этого хотел, но просто боялся решиться. вот и теперь, купил кольцо, но всё оттягивал момент. — правда? у тебя есть кольцо? для меня? — просияла Зоэ. — да, лежит в сумке, я его всегда с собой ношу, чтобы ты случайно не нашла, — кивнул Моблит. — тогда давай сделаем это вместе? мне жаль, что я вечно отбираю у тебя право сделать что-то, чего хотим мы оба. — как это вместе? в смысле, обменяемся кольцами? но так же делают уже на самой свадьбе, — смутился парень. — и что с того? все делают это один раз, а мы сделаем дважды, потому что я готова поклясться тебе в верности хоть два раза, хоть целую сотню. а ты? — да, да, секунду, я сейчас, — парень вскочил с места, с грохотом ударившись об стол, и, едва не потеряв равновесие, присел на корточки, чтобы достать бархатный футляр из сумки, висящей на спинке стула. Через несколько мгновений большая часть посетителей ресторана с нескрываемым интересом наблюдало за странной картиной, как сразу двое встали на одно колено друг перед другом с кольцами в руках. — ханджи зоэ, — начал светловолосый. — моблит бернер, — улыбнулась девушка. — я знаю, тебе нравится быть первой во всём, так что думаю, тебе понравится моё предложение. — ммм, и что же за предложение? — согласна ли ты стать моей первой и моей единственной на всю оставшуюся жизнь? — только если ты согласишься стать моим первым и единственным на все оставшиеся жизни, потому что если всё же окажется, что есть и другие, я хочу провести с тобой каждую из них. — я согласен. а ты? — без малейших сомнений, согласна. Пара аккуратно надела кольца на пальцы друг друга и, все еще стоя в довольно неудобном положении на полу прямо посреди ресторана, сплелись в поцелуе, какие бывают только в пору первой влюблённости. Или единственной. Ханджи отстранилась первая, только чтобы шепнуть на ухо смешливое: «хочешь первым объявить, что мы помолвлены?», после чего Моблит, без лишних раздумий вскочил на ноги с радостным криком: — эй, народ, эта прекрасная девушка теперь официально моя невеста! В следующий момент здание лишь чудом не треснуло от громких возгласов. Раздался звон рюмок и бокалов, а поздравления звучали даже от тех, кто не наблюдал за этой сценой и, возможно, даже не понимал, кто из всей этой толпы сегодня вечером был осчастливлен. — сразу говорю, я не собираюсь брать твою фамилию. — это очень хорошо, потому что я как раз хотел взять твою, — улыбнулся Моблит и не удержался от очередного поцелуя. Эрвин, пробравшись к друзьям, попытался сгрести их обоих в объятия своей рукой, поздравляя и параллельно ругаясь на Моблита за то, что тот так его напугал. — музыка для молодых! — прокричал бармен, поставив что-то очень слащавое и попсовое, что как раз идеально подходило для первого медленного танца. — жан! — засмеялась его подруга. — что? — ты жуткий романтик. — вовсе нет. — у тебя слезы на глазах. — мне что уже и порадоваться за людей нельзя? — возмутился парень, быстро захлопав ресницами, чтобы смахнуть влагу с глаз, — иди лучше зови своего поваренка на танец. — вот и пойду! — вскочила девушка с места, а потом, быстро бросив взгляд на входную дверь, расплылась в дьвольской улыбке, — и ты тоже иди. — а? — бармен повернулся в сторону, куда смотрела девушка, и чуть не выронил чистый бокал из рук, — конни, постой за стойкой, буквально пару минут. — чего? я же вообще не знаю, как тут всё работает, — ошарашено ответит короткостриженный парень. — просто стой и улыбайся! я скоро! Не тратя времени, Жан перемахнул прямо через барную стойку, благо кроме его друзей за ней никто не сидел, и понесся к входной двери, где стоял темноволосый веснушчатый парень, растерянно оглядывающийся по сторонам. — а у вас сегодня какой-то вечер танцев? — с улыбкой спросил гость, завидев знакомого. — да там парочка обручилась, ну и вот я, короче, неважно, просто, — Жан почувствовал как вспотели его ладони, что было очень некстати, учитывая, что он сейчас собирался сделать, — потанцуешь со мной? Пару мгновений веснушатый просто удивлённо смотрел на друга, но затем его лицо смягчилось, а на губах вновь засияла улыбка, в этот раз более широкая. Он молча кивнул и взял светловолосого за руку — и плевать, что она была слегка влажной — и потянул парня за собой, к другим парочкам, которые уже начали медленно покачиваться в ритм музыки. — слушай, наверняка ты не танцуешь, но могу ли я пригласить тебя на танец? — спросил Эрвин, вернувшись к столику, где сидел Леви, со скукой разглядывая пустой стакан. — с чего ты взял, что я не танцую? — а разве это не так? — так, но, может, меня просто до этого никто не приглашал, — пожал плечами Аккерман, даже не подняв взгляд на мужчину, потому что была слишком велика вероятность смутиться, а в 38 смущаться было совсем уж глупо. — тогда позволь мне иметь честь стать твоим первым, — Эрвин учтиво наклонился, как делали только в 19 веке, и он определенно был очень старомоден, но Леви не могло это не нравиться. Аккерман попытался подавить улыбку, но у него это не вышло. Он ещё несколько секунд поразглядывал стакан, чтобы привести себя в порядок, потому что ему не хотелось принимать приглашение дрожащей рукой, а затем всё же встал с места и взял, протянутую ему ладонь, позволяя провести себя на импровизированный танцпол, позволив бы увести себя и на край света. Они оказались совсем близко к помолвленным, и в голове внезапно пронеслась абсолютно безумная мысль. Однажды он обязательно станет моим мужем. Крепкая рука обвивается вокруг узкой талии, прижимая Леви к себе, и этот простой жест заставляет мужчину почувствовать себя в безопасности, под надеждой защитой, в лоне упоительного покоя в первые за долгие годы, в первые за целую жизнь. Аккерман жмется ближе, пытаясь забраться под пиджак партнера, а если повезет то и под его кожу, в самую гущу пьянительного тепла. Когда брюнет поднимает голову, проходясь носом по груди мужчины, с упоением втягивая его резкий аромат, то тут же встречается с пристальным взглядом голубых глаз. Жуткие, да, пожалуй, его глаза действительно жуткие. А ещё светлые, и честные, и теплые, и самые красивые, и необъяснимо родные. И что-то в них говорит Леви о том, что они с Эрвином думают об одном и том же.