*
Сириус зашел в кабинку душа и все звуки стали приглушенными. Он остался наедине со своими мыслями, в то время как весь посторонний мир где-то позади. В голове поселился взгляд карих глаз, которым одаривал его Римус с трибун. Как бы Лунатик ни утверждал, что ему абсолютно все-равно на игру и на Сириуса — следил он не отрывая глаз. Он умел гипнотизировать одним взглядом, пронзать до самой души. Блэка всегда завораживало да и, чего греха таить, немного пугало это плещущееся шоколадное море. Словно читал все потайные мысли и желания, что Сириус надежно прятал ото всех. Порой даже от самого себя. Ведь ненормально же, если порой коленки подкашиваются от заспанного утреннего голоса друга. Если кровь приливает к щекам, когда тот переодевает очередной уютный свитер и светит усыпанной шрамами спиной. Эти свитера... Он ненавидит эти коричневые мешки, что так надежно скрывают фигуру Римуса, так же сильно как обожает запах лунатика, которым они пропитаны. Именно поэтому один такой он однажды утащил себе. Они сидели в гостиной и Лунатик, разгоряченный и расслабленный от сливочного пива, снял свой свитер, остался в одной футболке. Сириус тогда изо всех сил старался не пялиться, видит Мэрлин, он старался. Но теплый домашний Римус просто не оставил ему шанса. Он то и дело наклонял голову вбок, когда смеялся, закидывал щиколотку на колено и откидывался на спинку дивана, задумчиво водил пальцами по горлышку бутылки, тем самым сводя Блэка с ума. И в тот самый момент, когда гостиная в очередной раз заполнилась смехом, Сириус поднял глаза и утонул в ответном взгляде. Именно тогда он впервые осознал, насколько сильно вляпался. — Холодно.— Буркнул он, на вскинутую бровь друга, чей свитер он только что натянул. Но холодно ему ни капельки не было. Рядом Римусом ему вообще последнее время становилось подозрительно жарко. Свитер он так и не вернул. Все повторял, надо бы, надо бы, но постоянно находил отговорки,а вот залипать на Лунатика стал со страшной частотой. То его завораживало как натягиваются манжеты его рубашки за завтраком, то его сосредоточенный вид в кресле библиотеки заставлял сердце приятно технуть. И эти шрамы... Сам Лунатик считал их уродливым напоминанием о своей сущности, но для Сириуса они были не только еще одним элементом его неповторимой внешности (а значит автоматически заставляли кровь активно приливать отнюдь не к мозгу), но и напоминанием, какая огромная сила духа скрывается за этим родным веснушчатым лицом. Неожиданные залипания, как Бродяга их называл, запустили целую цепную реакцию процессов самокопания. И так на пятом курсе начались его эксперименты с парнями. Иногда поцелуется на вечеринке Пуффендуя, иногда закроется в кабинке туалета Рейвенкло. Порой бывало даже притаскивал кого-то в свою комнату в Гриффиндор. Тогда у Сириуса было много опыта, с парнями, с девушками, бывало всякое. Не связывался он только со слизеринцами, уж он охотнее в постель с лягушкой ляжет, чем с кем-нибудь из змей. Чувств толком не было, то и дело бывает напившийся простонет "ах Луни" в поцелуй или растерянно думает почему волосы, что он сжимает, такие темные, вовсе не пшеничные. Но это не имело значения. Сириусу нравилось пробовать что-то новое, нравилось как покалывает адреналин на кончиках пальцев и чувство свободы, потому что, конечно, молодость все простит. Остальные были в курсе дела. Отчасти потому, что у Мародеров нет секретов, от части потому, что скрыть что либо от соседей довольно проблематично. Питер моментально краснел, когда находил маленький "сувенир" в виде женских трусиков у кровати, Джеймс щедро отвешивал приколы и во всю называл его "первым секс-мастером школы". Сириуса это не смущало, как казалось не могло смутить ничего в этой жизни. Но вот Римус никак не выказывал своего отношения. "Ну и отлично, так только лучше" — убеждал себя он. Но понятное дело так было нихера не лучше. Каждый раз, удаляясь с кем-то с вечеринки он нет-нет да кидал взгляд в сторону Римуса — мол, смотрит? И Лунатик смотрел. Безразличным, пофигистичным таким взглядом. Таким, что все вдруг теряло смысл, а на душе кошки скребли. И Сириус нырял в омут притупленного удовольствия с еще большим рвением. "Если ему плевать, какого черта это должно волновать меня?" Он говорил себе, что это временно, что это пройдет, что действительно хороший партнер сможет вытеснить такие непрошенные чувства к другу. Но правда в том, что образ Римуса только глубже проникал в сознание, отпечатывается на подкорке. "Словно корни там пустил" — раздраженно думал он, наблюдая как Лунатик рассеянно покусывает кончик карандаша, сосредоточившись на книге. Будь это кто-то другой — даже вопроса не стояло бы признаться. Но проблема как раз в том, что Римус был самым натуральным натуралом с виду. Сириус никогда не видел в нем заинтересованности другими, и, даже если он чувствовал, «может все же…» очень велик был шанс того, что он просто принимает желаемое за действительное. Но еще одна, гораздо большая, проблема заключалась в том, что это Лунатик. Лунатик, что на первых курсах единственный знал, что ему снятся кошмары, потому что сам не мог нормально спать, и никому об этом не рассказал, даже не пошутил. Просто сел однажды рядом и понимающе посмотрел. Лунатик, что всегда таскал с собой этот дурацкий шоколад и очередную потертую книгу, пытаясь убедить его хоть что-то почитать. Лунатик, у которого до одури красивый голос (по мнению эксперта в пьяном караоке — Сириуса, разумеется), но который практически никогда не поет. Лунатик, кто по сути его лучший друг, ведь Джеймса он давно считает братом. Лунатик, дружбу с которым он не позволит себе просрать. Вот и оставалось ему метаться в замкнутом круге «дрочка в душе - мы лучшие друзья - это скоро пройдет». Кстати о дрочке в душе. Он не хотел этого делать. Порой Сириус нехило переживал, точно ли он не извращенец? Ведь стоит его другу немного ослабить галстук, тем самым открывая больше нежной кожи шеи, или прошептать ему что-то на уроке на ухо, опасно опуская голос, как у Блэка тут же возникала немаленькая такая проблема между ног, которая требовала, чтоб ее срочно решили. Ни один ловкий волшебник на метле, ни одна короткая юбка в большом зале не заставляли его член твердеть так стремительно быстро, как само присутствие его лучшего друга. Сириус сжал член у основания и еще раз вспомнил пронзительный взгляд карих глаз. Как бы он хотел, чтобы Римус изучал ими его тело под собой. Чтобы прошелся по каждому открытому участку, а потом повторил тот же путь руками и языком. Он сделал пару движений вверх и вниз, обводя головку и представляя тонкие пальцы Лунатика вместо своих. Сириус не стал долго себя мучить и почти сразу сорвался на быстрый и рваный темп. Дыхание сбилось и он закусил губу, когда в голове завертелось тысячи идей, что именно он мог бы сейчас нашептывать Римусу на ухо, какие звуки позволил бы из себя выжать. Оргазм окатил его ленивой волной, больше напоминая эхо того, что могло бы быть. Тем не менее, он не хотел опаздывать, поэтому позволил себе какое-то время отдышаться, облокотившись рукой о плитку и рвано вдыхая, а затем подставил лицо под холодную воду. Сириус вымыл волосы магловским методом, добавил кондиционер с запахом мяты, что подарила Лили. Это заняло какое-то время, зато он смог полностью прийти в себя и приготовиться к долгому вечеру. Сегодня он хорошенько напьется. И не будет обращать внимания на Лунатика. Да, он определенно забьет на лунатика. Сириус вполне мог бы претендовать на вторую победу за вечер, ибо облажаться так быстро надо еще уметь. Он вышел из душа толком не вытершись, полотенце обмотано вокруг бедер, а вода с волос капает на пол. Команда уже давно ушла, пытаясь угнаться за Джеймсом, что приняв душ за рекордные сроки пулей вылетел обратно к Лили. Сириус же любил появляться когда все остальные уже в сборе. Тогда он заходит в самом разгаре вечера и купается в заинтересованных взглядах, брошенных на него. Но единственным, кто прожигал его сейчас насквозь, был не кто иной как сам Римус. Черт. Сириус тяжело сглотнул, взмахнул головой, так что капли разлетелись во все стороны и уж конечно угодили в Лунатика и вальяжно прошел к своему шкафчику. — Малыш Джимми тебя все-таки прогнал? — Я сам решил поберечь собственную психику. Видеть, как они с Лили пожирают друг-друга по 20 раз на дню? Нет, спасибо. — Это называется отношения. Ты бы тоже попробовал на досуге, не отравишься. — Уж тебе ли не знать. — Пробормотал Римус и Сириус случайно слишком громко хлопнул дверкой шкафчика. Теперь он стоял в черных маггловских джинсах с порванными коленками и держал в руках темно бордовую рубашку. Римус лениво пробежался глазами по его оголенному торсу вниз и лениво поднялся на ноги. Блэк накинул рубашку, но застегнул всего пару пуговиц, так что пространства воображению все равно почти не оставалось. — Все, можем идти покорять сердца. — Не забывай, что сердце находится немного выше, чем то, что обычно ты покоряешь. — Сириус приложил руку к груди, отстраняясь в притворном ужасе. Но уже в следующую секунду ухмыльнулся и закинул руку Римусу на плечи. — Обижаешь Лунатик, приличная грудь меня тоже очень даже интересует.*
Сириус прекрасно справлялся с первой частью плана, но никак не со второй. Хотя по правде говоря, он, в отличии от остальных мародеров, что сидели на диване по разные стороны от него, все еще оставался довольно трезвым, когда гостинную заполнил бодрый перелив электро-гитары. Римус мотнул головой и на его губах заплясала озорная улыбка. — Я обожаю эту песню! — прокричал он салютируя почти пустой бутылкой сливочного пива. С таким же успехом он мог бы сообщить им о том, что любит читать. Он хоть и не был фанатом громкого прослушивания песен, так, чтоб все соседи знали наизусть все твои пластинки — это больше по части Блэка — но все в компании знали о его предпочтениях. Бродяга на первом курсе скептически относился ко всем этим магловским исполнителям, но спустя время вынужден был признать — уж музыку они делать умеют. Это именно он позаботился, чтоб проигрыватель на сегодня на вечеринке крутил парочку песен Боуи и Queen, и сейчас наблюдая за буквально детской радостью друга понимает, что не ошибся. — Ну же, Сириус, помоги мне. — Лунатик схватил друга забравшись, пошатываясь, на стол под нарастающий рев толпы принялся тащить за руку и его. Что бы там Римус не говорил о благопристойности и самоконтроле, именно таким — живым, смелым, дышащим самим адреналином, он нравился Бродяге больше всего. Взъерошив свои и без того лохматые волосы Сириус позволил затянуть себя на импровизированную сцену. He's down on the street And he's trying hard to pull sister Flo он там, внизу, на улице лезет из кожи вон, чтобы снять сестренку Фло Пел тем временем Римус. Его голос, ниже чем у Сириуса, но все еще достаточно звонкий, немного с хрипотцой после выпитого, идеально вплетался в эту безумную атмосферу, что кружила и сотрясала их. My heart's in the basement My weekend's at an all time low У меня внутри прямо все рухнуло Все мои выходные пошли на смарку Блэк подначивает толпу, перебирает пальцами в воздухе, изображая электрогитару, закусывает краешек губы. 'Cause she's hoping to score So I can't see her letting him go Ведь она намеревается его закадрить, А она своего не упустит Теперь Римус поднял свои пронзительные глаза на друга Walk out of her heart Walk out of her mind Oh, not her Выброси её из головы, Не западай на неё. Только не на неё. Держа бутылку словно микрофон в одной руке, он подошел к Сириусу и немного согнув ноги в коленях приблизил свое лицо к его. На последней фразе он ткнул пальцем свободной руки Блэку в грудь и выдохнул слова так, что тот смог ощутить теплое прерывистое дыхание своими губами. She's so swishy in her satin and tat In her frock coat and bipperty-bopperty hat Oh God, I could do better than that Она так вызывающе смотрится в этом своём бархатном Женском костюмчике и в этой широкополой шляпке с перьями. О, Боже. Я мог бы нарядиться и получше. Пропели они в унисон, сплетая голоса под аккомпанемент дикого рева толпы. Кажется, студенты стали еще громче, так, что слова второго куплета мог четко разобрать только размахивающий рядом галстуком Сириус. He's an old-time ambassador Of sweet talking, night walking games Он мастер ночных прогулок, Сладких переговоров и заигрываний Сириус хотел было крикнуть, что там не так поется и уже повернулся, но тут же напоролся на пронзительный взгляд карих глаз. Лунатик смотрел прямо на него. Подергивая головой в такт и поворачиваясь корпусом к толпе он смотрел прямо на него. And he's known in the darkest clubs For pushing ahead of the boys И в клубах с самой мрачной репутацией известен тем, Что всегда пытается пролезть вперёд остальных парней. То, что все это не оговорка очевидно, но что тогда? Судорожно соображал Блэк. Толпа безумно покачивалась, кто-то тоже начал подпевать, так что авторские правки Лунатика похоже никто не замечал. Никто кроме Сириуса. If he says he can do it then he can do it, he don't make false claims Если он обещает исполнить твою прихоть, он исполнит её, Он не даёт пустых обещаний But he's a King, and such are kings That your laughter is sucked in their brains Он король, а короли Спинным мозгом чувствуют, что таится за твоими шуточками. Бродяга судорожно втянул носом воздух, его движения на секунду замерли. Это звонкое «King» заставило его сердце подскочить выше, чем подпрыгивает галстук Джеймса, повязанный на его лбу, пока он извивается и сходит с ума на "сцене". Now he‘s leading her on And he'll lay her right down И он уводит ее Он точно уложит ее в постель Yes, he's leading her on And he'll lay her right down Да, он уводит ее И он точно уложит ее в постель But it could have been me Yes, it could have been me Why didn't I say, why didn't I say, no, no, no Но это мог бы быть я Да, это мог бы быть я Почему я ничего не сказал? Ну почему я ничего не сказал, нет, нет, нет Жилки на шее Лунатика напряглись, он откинул голову назад и кажется весь растворился в словах. Он снова обернулся к Сириусу и ударил себя в грудь кулаком, сверкая ярким огнем в глубине зрачков. She's so swishy in her satin and tat In her frock coat and bipperty-bopperty hat Oh God, I could do better than that Их голоса идеально друг-другу подходили: высокий, немного надрывный Блэка и бархатный, с хрипотцой, Лунатика. Они прижимались спинами, сгибали ноги в коленях или наоборот подскакивали, взметая руки вверх. So I lay down a while And I gaze at my hotel wall Какое-то время я лежу, Уставившись в стену гостиничного номера Oh the cot is so cold It don't feel like no bed at all И кровать такая холодная Это совсем не ощущается как кровать "я мог бы согреть твою постель" — рассеянно думает Сириус, удивляясь тому, как иногда Лунатик умеет быть настолько живым, настолько настоящим, что все вокруг сереет в сравнении с ним. Yeah I lay down a while And I look at my hotel wall Да, я лежу какое-то время, Уставившись в стену гостиничного номера And he's down on the street So I throw both his bags down the hall А он там внизу, на улице. За это я выбрасываю его сумки в коридор And I'm phoning a cab 'Cause my stomach feels small И вызываю такси. От всего этого у меня сводит желудок There's a taste in my mouth And it's no taste at all Я чувствую привкус во рту Но не чувствую вкуса этой жизни вообще It could have been me Oh yeah, it could have been me На её месте мог бы быть я. Да, на её месте мог бы быть я Римус вновь полностью сосредоточен на песне, будто нет вокруг него ни ревущей толпы, ни завороженного этим зрелищем Сириуса. Он прикрывает глаза, запрокидывает голову и вообще опасно накреняется назад, заводит руку с бутылкой над головой как чертова рок-звезда. (А Бродяга был уверен, что это звание принадлежит ему). На губах сверкает пьяная улыбка. Но не из тех размеренных, ленивых ухмылок, а та, что расцветает когда пьянеешь от самой атмосферы, от людей вокруг, когда чувства и эмоции распирают изнутри, жизнь ощущается особенно прекрасно и думаешь "черт, вот именно ради этого стоит жить". Сириус знал. Он чувствовал то же самое, но еще с примесью почти необоримого желания завалить своего друга прямо на этом столе и провести в этом моменте всю оставшуюся жизнь. Why didn't I say, Why didn't I say, no, no, no И почему я только не сказал ничего. Нет, ну почему я ничего не сказал, нет, нет, нет Бродяга и сам уже абсолютно не понимал, почему он так решительно молчит. "В конечном счете, — думал он, — если человека разрывают изнутри настолько стремительные чувства, это может оказаться опасно, держать их только в себе верно?" She's so swishy in her satin and tat In her frock coat and bipperty-bopperty hat Oh God, I could do better than that Она так вызывающе смотрится в этом своём бархатном Женском костюмчике и в этой широкополой шляпке с перьями. О, Боже. Я мог бы нарядиться и получше. Римус выдохнул последнюю строчку Сириусу в губы, вновь прижимаясь к его лбу своим в этом братском жесте, в котором Бродяга непреодолимо чувствовал черезчур интимный подтекст. Они тяжело дышали в унисон, взмокшие волосы — и свои, и чужие — липли ко лбу, в крови до одури приятно разливался адреналин, окрылял, напрочь сшибая голову. А еще такой знакомый запах Лунатика, тепло его тела, так опасно близко, казалось бы, протяни руку и забери этот приз "зрительских симпатий". Так близко, но так мучительно далеко.*
— Завидую тебе, Бродяга, — сказал Римус, когда запыхавшиеся и раскрасневшиеся они сбежали на балкон гриффиндорской башни, предоставив неистовую толпу самой себе. Сказал медленно, немного лениво, небрежно, будто не хочет чтоб красивая улыбка покидала лицо. Но каждое слово было пропитано едва ощутимой тоской, это Сириус распознать мог,— постоянные интрижки, секс по расписанию, никакой головной боли с чувствами. Я вот так не могу. Влюбился. Римус сморщил нос и проговорил последнее слово так, будто презирал само его существование. — Влюбился? Так это ж здорово! — Блэк очень хочет верить, что звучит так же небрежно, как и планировал. Он подошел к другу и закинув руку ему на плечи приобнял, шуточно ударил кулаком и потрепав за волосы. Но голос предательски дрогнул. Самую малость, но достаточно, чтоб сердце сделало свой привычный «ох-тыж-блять-приехали» прыжок вверх и с силой вагончика американских горок рухнуло вниз. — Организуем все как надо! Или она неподступная снежинка как Лилс? Да не парься, эту снежную королеву растопили и твоя растает. Что она любит, знаешь? Цветы какие? Музыку? — Бродяга — Да и вообще, ты себя-то видел? Да ты чертов бог во плоти. Ты ходячее искусство, Мерлиновы яйца мне в рот, ты… Договорить он не смог. Римус резко подался вперед и впечатать свои губы в его. Краткий миг, такой приторно сладкий, что если бы не горьковатый привкус огневиски, Сириус решил бы, что ему показалось. Лунатик также порывисто отстранился. Блэк уставился в широко распахнутые глаза, еще миг назад пылавшие обжигающей уверенностью. Перевел взгляд на губы, вновь сцепился с уже испуганным взглядом. Он буквально физически ощущал как крутятся шестеренки в голове у Римуса. На лице Лунатика липким пятном расползается страх, сменяется ужасом, перетекает в оцепенение. — Я… — Идиот. Ты идиот Лунатик. — Сириус не мог не улыбнуться. Не своей косой ухмылкой на одну сторону, предназначенной для соблазнений или особо удавшихся розыгрышей, а мягкой, радостной улыбкой, что плавно растекалась по лицу, согревала душу. Они оба идиоты. А в следующую секунду притянул друга («а друга ли теперь?») за воротник обратно и смазал такую же счастливую улыбку Римуса своими губами. Целоваться с Лунатиком было… восхитительно. Словно ты всю жизнь делал что-то не так и никак не мог понять, почему всем вокруг так сносит крышу. Ему конечно нравилось целоваться, но мягкие губы Римуса словно взорвали все его нервные окончания разом. В голове закольцованной пленкой крутится «блять-восхитительно-блять». Он поднял руки и сжал одной пшеничные волосы, а другой обхватил шею, замечая как его собственную талию с силой сжали по бокам. Римус сжал руку еще сильнее и притянул Сириуса вплотную, соприкасая их бедра и… «Ох твою ж…» Сириус не сдержал легкого еле слышного стона прямо в поцелуй. Это было последней каплей. У Лунатика словно предохранитель сорвало и рычажок «страсть» выкрутился на полную. Он провел языком по нижней губе Сириуса и тут же проник им глубже. Они целовались хаотично, резко, почти грубо, как утопающие, что хватают ртом воздух, которого так недоставало. Блэк непроизвольно начал раскачиваться бедрами, ловить какое-то призрачное трение и еле слышно поскуливать прямо в губы. — Нет, я так не могу. Ты хочешь пойти в нашу комнату? Потому что либо мы остановимся сейчас, либо я не остановлюсь вовсе, пока не вылижу каждый дюйм твоего порочного, сексуального тела, и оно не станет принадлежать только мне. С каждым словом голос его понижался, пока не превратился в опасный полурык-полушепот. Сириус сглотнул накопившуюся слюну. Он точно не отключился пьяным где-то возле жаркого камина и не видит очередной влажный сон со своим другом в главной роли? — Ты хотел бы этого, Бродяга? — Мерлиновы яйца, я сейчас сойду с ума. — Он последний раз притянул Римуса за шею, отстранился и схватив того за руку потащил обратно в шум и гам гостиной. Питер уже последний час краснея беседовал в углу с какой-то невысокой пуффендуйкой и, судя по всему, в ближайшее время в комнату возвращаться не собирался. Джеймс давно уже подхватил Лилс на руки и закружив под ее звонкий смех куда-то унес. До комнаты они поднимались попеременно крепко сжимая пальцы друг друга, истерически смеясь, волоча друг друга и спотыкаясь от переполняющих чувств. — Муффлиато,— прошептал Римус и Блэк не мог с восторгом не задуматься над тем, что это заклинание словно было специально создано, чтоб его приглушенно шептали в миллиметре от его губ. Нет, чтобы Лунатик его приглушенно шептал ему в губы. Приторно-сладкое предвкушение растекается по венам, Сириуса немного потряхивает от тепла чужого тела, что придавило его к запертой двери. Их губы снова встречаются, теперь сразу куда настойчивее. Они лижут и покусывают, сплетают языки, пару раз легонько стукаются зубами. Хаос, желание, страсть, Бродяга возбужден до придела и думает о том, что если бы не подрочил сегодня в душе, то точно кончил бы от того, как правильно, как невероятно ощущался язык Лунатика у него во рту. Он подается бедрами вперед, давая знать насколько ему все это нравится и упирается в ответную эрекцию. Сириус протяжно стонет, уже не переживая о громкости. — Кажется кто-то обещал меня вылизать. — Губы искривляются в наглой ухмылке, только бы скрыть, насколько он в этом нуждается. Во всем этом, в руках, губах, действиях Римуса, как отчаянно главный бэд-бой Хогвартса превращается в марионетку в умелых руках своего друга. Римус ухмыляется, смелеет, проводит широкими ладонями по его бедрам и спине, подталкивает к кровати. Римус уставился на бледное распростертое под ним на кровати тело. Он не раз видел как бродяга переодевается, но в первый раз это вид был полностью его. Годы тренировок по квиддичу не прошли зря — Сириус выглядит как чертов греческий бог, высеченный из мрамора, разве что член побольше. Он прошелся взглядом по черным волосам, что разметались по простыне, по подрагивающим темным ресницам и раскрасневшимся мокрым щекам. Приоткрытые алые губы, мокрые и припухшие от поцелуев, судорожно втягивают воздух, так и манят забыться в долгом поцелуе. Острая линия челюсти, узкая, но подтянутая грудь, поджарый живот с парой родинок. Даже они складывались в причудливые созвездия, выдавая в нем Блэка. Римус хотел бы провести всю оставшуюся жизнь изучая идеальное тело Сириуса. Даже если это означало сойти с ума. Лунатик перевел взгляд на его сильные руки. Одна до одури сильно сжимала Римуса его за талию, завтра точно останутся синяки, а другая запуталась в сбившихся простынях. Бродяга вечно таскал на себе целую тонну серебра, словно ворона, цеплял на пальцы массивные кольца, а на одежду цепи. Римус любил подшучивать над ним из-за этого, мол "вроде как пес, а на сороку похож больше". Но лишь потому, что никогда не признает: насколько его мажет от вида худых, бледных пальцев Сириуса, облаченных во всевозможного рода кольца. Не разрывая взгляда он берет руку парня, ту, что сжимает простыни, и медленно подносит ко рту. Проводит языком от нижней фаланги вверх, а затем погружает палец в рот и подцепляет кольцо. Тянет вверх, дразнит, покусывает, словно говоря, "смотри на что способен этот рот". — Твою мать, Луни,— Сириус кажется уже задыхался, с его рта слетел полу-стон-полу-всхлип. Римус проделал подобную операцию со всеми пальцами, пока Сириус задыхался и метался под ним на простынях. — Пожалуйста, Римус. — Пожалуйста что? — Никогда не думал, что ты будешь таким в постели. — Каким? — Садистом, — выдохнул Бродяга, — пожалуйста прикоснись ко мне. Римус наклоняется за еще одним поцелуем, властно раскрывая чужие губы и сплетая языки, мокро, страстно, развязно, так как любил именно он. Плавно покинув рот Лунатик переходит на челюсть и усыпает поцелуями мраморную шею. Оставляет легкие укусы и тут же широко мажет по ним языком, легонько царапает клыками, прикусывает адамово яблоко. Одним участком он очень увлекся и хотел было уже отстраниться, но Сириус мягко запускает пальцы в его волосы и притягивает обратно. Одну руку Римус опускает ниже, ведет по кубикам пресса, очерчивает косые мышцы живота и наконец сжимает заметное напряжение в штанах Бродяги. Тот выгибается дугой и судорожно втягивает ртом воздух. Довольный реакцией он с нажимом проводит по стояку через ткань. Бродяга ни на секунду не останавливается, то и дело выгибается, разводит колени шире, перекрещивает лодыжки у Лунатика на спине и нажимает, прижимаясь бедрами. Не в силах терпеть он тянет Римуса за ремень и принимается расстегивать ширинку. Поняв намек тот тоже спускает чужие брюки. Рывком и сразу с бельем. Запыхавшиеся и полностью обнаженные, не только телом, но и душой, они снова опускаются на матрас. Кожа к коже, глаза в глаза. Шоколадно-карие в ледяные серые. На какой-то краткий миг все происходящее обретает намного более интимный смысл, чем планировалось. Римус не был дилетантом в разовых интрижках, но прямо сейчас с Сириусом это ощущалось совершенно по-другому. Словно вывернуть свою душу наизнанку и позволить прикоснуться к самым потаенным ее уголкам. — Потом любоваться будешь. — Лунатик уверен, что Бродяга чувствовал то же, что и он. Но Сириус не будет Сириусом, если останется серьёзным хоть на минуту. Потянувшись к откинутой палочке он шепчет что-то, направляя ее себе на руку, и пальцы покрываются прозрачной смазкой. Блэк вынужден прочистить горло от этого зрелища. Вернувшись на прежнее место Римус приставляет один палец к отверстию Бродяги и погружает его внутрь под звонкий стон. Сириус откидывает голову назад и зажмуривает глаза, только потом понимает, что толчки прекратились. — Смотри на меня. Снова глаза в глаза. Дыхание перемешивается и опаляет губы. Так и хочется поцеловать, и Бродяга уже было тянется, но Лунатик с хитрой улыбкой опускается вниз, оставляет поцелуи на груди, прихватывает зубами сосок, проходит языком по тазовой косточке и выдыхает на нежную кожу внутренней стороны бедра. И Сириус сходит с ума. Комната плывет у него перед глазами, когда Римус опускается ртом на его член. Одной рукой он продолжает двигать ниже, растягивая Блэка уже двумя пальцами, другой гладит колено и отводит его в сторону, не давая закрыться. —Луни прошу... — Что ты просишь? — Мне надо... — Что? — Блять, мне нужен твой член во мне, трахни меня. — Глаза Сириуса искрятся дерзостью и желанием. Его абсолютно не смущают слова, что он только что произнес. Римусу нравится это в нем: если Бродяга чего-то или кого-то хочет — он это получает. — Достаточно ясно выразился или хочешь еще повые-ах. Конец фразы растворился в звонком стоне, когда Римус вгоняет него сразу три пальца прокручивая и сгибая их внутри. Он вновь поднимается к его лицу и крепко целует. Направляя одной рукой член входит до конца одним толчком. Мир Сириуса распадается осколками калейдоскопа в сотый раз за день. Он задыхается, он тонет в ощущениях и давится стонами. Единственным островком кажется Римус. Римус, что всегда был его верным другом. Римус, что всегда знает что сказать, как помочь. Римус, что прямо сейчас приподнимается и с силой притягивает его за бедра, оставляя отметины от пальцев, и входит еще глубже, задевая комок нервов. Бродяга находит его руку и переплетает пальцы, поглаживая тыльную сторону ладони. Толчки становятся все резче и чаще, дыхание спирает. Лунатик ощущает только жар чужого тела, влажную разгоряченную кожу и удовольствие, граничащее с безумием. Комнату заполняют шлепки бедер и пошлое хлюпанье. Римус рвано хватает ртом воздух, порой с его губ слетают низкие гортанные стоны. Сириус, кажется, совсем себя не контролирует. Он извивается, выгибается и по и дело звонко постанывает, ну точно пес. Причем, он явно этого ни капельки не смущается. Ловит потемневший взгляд и улыбается косой улыбкой, оголяя острые клыки. Блэк скользит рукой вдоль груди и сжимает оставленный без внимания член. Проводит вверх вниз, задерживается на головке и несколько раз обводит ее большим пальцем. Глаза сами по себе закатываются и он не замечает, как его руку сменяет чужая. Движения в ритм с толчками ускоряются, дыхание Римуса тяжелеет еще больше. — Смотри на меня, Сириус. На меня. — Раздается у самого его уха и он распахивает глаза с немым стоном, когда Лунатик входит особенно глубоко и резко, сжимая его член рукой у основания. — Ты представлял меня, когда дрочил в душе? — Сириус не остается в долгу. Он уже близко и язык развязывается все сильнее по мере приближения оргазма. — Я знаю как много иногда ты проводил там времени. Расскажи мне, что я делал в твоих влажных фантазиях? Римус немного сбит с толку. То, что Сириус знал все это время, чем он занят в душе будоражит. Он и правда не раз сжимал свой член, представляя на себе руки Блэка вместо горячих струй воды. Он думал о его гладкой спине. О бледной груди под чересчур расстегнутой рубашкой и вечно не затянутым галстуком. О небрежном пучке черных волос, что одному Мэрлину известно как держался зафиксированным благодаря одной только волшебной палочке. И о хитрой улыбке на одну сторону, которой он одаривал девушек. И где теперь этот Сириус-Блэк-покоритель-женских-сердец? На кровати своего друга, выстанывает его имя и извивается на его члене. — В моих фантазиях твой рот был занят чем-то другим вместо глупых разговоров. — Правда? — Ослепительно улыбается Бродяга. — И чем же? — В моих фантазиях ты стоял на коленях с этим твом пучком на голове и растянутыми вокруг моего члена губами. В моих фантазиях, у тебя дрожали ноги от ночи, проведенной со мной. В моих фантазиях ты срывал голос, выкрикивая мое имя во время оргазма. — Голос Римуса опустился до едва различимого шепота. Сириус тяжело сглотнул. Что там Сириус в фантазиях Римуса он не знает, но вот он готов кончить от одних только этих слов. — Я сейчас... — Так кончай. Мир сузился до них двоих. Все остальное за пределами их сплетенных тел перестало существовать. Блэк не знает стонал он, выкрикивал что-то или просто прогнул спину в пояснице открывая рот в безмолвном стоне. Он помнит только всепоглощающую волну удовольствия и тяжесть тела Римуса. Лунатик готов раствориться в этом моменте, в хриплом голосе Бродяги, когда тот выкрикнул его имя, в тепле, что расползается по венам и в приятной истоме после. Он аккуратно вышел и опустил голову Сириусу на грудь. Сил сделать что-то еще у него не было и он просто остался лежать так. В звенящей тишине комнаты слушая биение чужого сердца. — Это было лучшее, что со мной случалось. Ладно, сразу после того розыгрыша над нюньчиком на позапрошлой неделе. Ремус беззвучно рассмеялся и приподнял голову. — Ты ведь не хочешь это забывать, верно? Возможность вернуться назад к "мы просто друзья" или хотя бы "это просто секс без обязательств" они потеряли примерно пару минут назад, когда их обоих одновременно накрыл оргазм после лучшего секса в их жизни. Но никто и не хотел терять то теплое чувство в груди, что уже начало растекаться довольными улыбками по лицам. Они подумают обо всей этой ситуации завтра, а сейчас Римусу впервые за долгое время не снятся кошмары.*
— Римус! Звонкий стон Сириуса был первым, что услышал Джеймс выходя из комнаты Эванс. — Какого... — Наконец-то хоть кто-то. Джеймс, будь другом, кинь заглушающее, а то моя палочка у Мэри в волосах. — На диване растянулась Марлин, а у нее на груди мирно посапывает Мэри. — Она вот спит, а я уже битые пол часа этих кроликов слушаю.