Джисон глупо моргал глазами, сканируя парня перед собой, впитывая каждое его пошлое движение бёдрами и не отводил глаз от блестящих в свете неона губ. Он моргает ещё раз. Ему же показались светло-фиолетовые пряди волос, которые прилипали ко лбу, и тот острый, словно аристократичный, нос? Показалось. Нет, ещё раз. Нижняя губа чуть сильнее выпячивает, нежели верхняя, а скулы...такие же как у него. У Минхо.

У Минхо ямочка на щеке всё в том же месте, улыбка такая же ехидная, а глаза хитрые. У Минхо всё ещё хромота на правую ногу и смех заразительный. У Минхо поменялось так много, но неизменного осталось также много. У Минхо душа горячая, греющая только Джисона, у Минхо руки тёплые и такие родные. У Минхо сердце Джисона, а у Джисона – Минхо.

В конце концов, это его единственная надежда на то, чтобы выбраться из этого ада живым.

—Увидимся в следующем году, хён? -и ему хочется. Правда хочется сказать игривое «да», и обнять его за шею, чтобы он понял, что Минхо не какой-то непробиваемый камень. От Минхо сейчас -мелкие осколки, которые остро вонзаются в сердце и утопают там в крови. И если бы он мог, он бы повернул время вспять, он бы познакомился с ним первым и отдал бы ему всё то, что безвозвратно утерял в другом человеке. Но он не тот, кто достоин блестящего мальчика с улыбкой, от которой на душе цветут ромашки.

Он его тёплый вечер августа, раннее утро на пруду и он его яркий цветок надежды. Его незабудка.