Он натыкается на чужую крепкую грудь уже в том состоянии, когда разум считает оскорбительным оставаться в голове, и, пошатываясь, вытаскивает из памяти самые пошлые комплименты, на какие только способен талморец, всю жизнь обязанный жить по строгим правилам и носить форму с идеально выглаженным воротничком. За такие слова ему следовало бы вымыть рот с мылом. [Сборник драбблов порнографического характера про Анкано и всех-всех-всех. Будет пополняться.]

Неясно, где кончаются желания одного и начинаются мольбы другого — в этом суть исследования. Их связь крепка, так насколько?

Прижавшись к сухим губам в поисках ответа, Омега чувствует отголосок чужих эмоций, чужой — своей собственной — тьмы. Тьма везде. Тьма — оголенный провод. Смерть. Их было так много — и они умерли.

Следовало задержать дыхание в миг, когда они лишились главного своего убежища. Когда металлические маски печального Шута и остроклювого Доктора коснулись поверхности стола, когда большая ладонь мягко закрыла глаза, и сам Дотторе, приближая руку к чужому лицу, скрывал свои-чужие тайны, так бережно хранимые ими обоими — они не дышали.

В конце концов, никто не вправе отнять их у самих себя.