— Знаешь, Джисон, это даже забавно. Когда ты отверг моё предложение, я и впрямь пенял на ориентацию, а сейчас... Сейчас ты просто решил стать шлюхой? — Я не шлюха! — Нет, я не осуждаю, — мягко произносит Минхо, мотая головой. — Просто... Не знаю, чем я хуже всех этих стервятников, но это обижает. — Да не сплю я ни с кем, — давит из себя Хан, закусывая губу. — Я просто... — Ты не должен оправдываться. Это твой выбор. au, где Хан не гей, а Минхо готов заставить его пересмотреть свои взгляды.

Джисон уже неделю просыпается от того, что некто, кто поселился у него на чердаке, начинает мурчать, как по будильнику, ровно в три часа ночи, да так громко, что пол вибрирует.

джисон любит издалека. на расстоянии. и не загоняется. не грезит мыслями о вечном, даже не страдает. вероятно, последний пункт все-таки немного лживый, потому что пиздострадания — это любимая конфета. джисону в кайф подыхать от неразделенной любви, и, пожалуй, ключевое здесь то, что она не вечная. все проходит. пройдет и это. так было всегда. однако минхо, как гром среди ясного неба, появляется на горизонте, и джисон перестает быть уверенным в своей аксиоме.

Феликс нежный, ласковый и учтивый, всегда внимательный и понимающий. И Джисон любит его. Любит Феликса. Любит целовать его и готовить ему завтрак в постель; любит ходить с ним в кино и засыпать в обнимку; любит с ним разговаривать о вечном и нежиться поутру в кровати. А ещё ни капельки не любит Минхо. И Феликс знает. Знает обо всём наверняка. И готов поклясться, что последний пункт абсолютная неправда.

Джисон невозможно сильно боится, что Бог перестанет его любить за то, что сам он любит Минхо, и плачет горькими слезами, смывая в душе со своего тела все поцелуи, которые оставил Минхо, растирая кожу мочалкой до покраснения.