И Насть знает. И только от одного этого за ним становятся — сзади него, в колонну, шагают словно заведённые солдатики за командиром. Он давит на них, потому что умеет — и физически, и психически. Я бы его назвала великолепным человеком, если не хлебнула ещё с самого детства это всё. Но, может быть, он всё же восхитителен — в своём каком-то изощрённом смысле, для других, кто не понимал ещё ничего, слепо преклоняясь пред господами, которые и вели их, лаская общие принципы и эго.

Она сидела чуть поодаль от нас, курила довольно дорогие сигареты. Помятый коричневый пиджак, серые спортивные штаны и тяжёлые чёрные ботинки — всё это так хорошо сочеталось с освещением бара, что я загляделась на неё подольше. Хотя дело было в том, что меня торкнуло на её взгляде. Она сидела в профиль, чёлка короткой стрижки, красно-коричневая, спадала совсем-совсем рядом с длинными ресницами. И огни в баре столь магнетически отражались в её зрачке, что я просто решила попробовать.