Тартт Донна «Щегол» / Роман

Официант стоит над столом — чёрные кудри обрамляют лицо, левая рука заложена за спину театрально-игривым жестом, — и наливает из высоко поднятой бутыли вино в фужер. Какие времена, такой и Дионис. [сборник драбблов]

Я хотел, чтобы ты знала — я готов вытерпеть любую боль — моральную и физическую, потому что она ничто по сравнению с моей вечной любви к тебе.

Борис не сдерживает не глупых слез. Не глупых– потому что по Тео. Все что хоть как то связано с Тео, по умолчанию не может быть глупым.

Внутренности скручивало в тугой узел, ноги подкашивались, а тело брала дрожь от осознания. Я влюбился

И вот тогда он достал из кармана пиджака маленький флакончик. Тот самый, воняющий похлеще наших дешманских сигарет, черный лак для ногтей.

В моей памяти всплывают неясные, размытые образы: тлеющий огонек сигареты в руках Бориса, приглушенный свет в перевернутой вверх дном комнате, его дыхание рядом со мной и мое полупьяное затуманенное сознание. Сейчас все так, как и тогда, в Вегасе: руками по телу, дрожащими вздохами на ухо, запутанными мыслями на двоих и подростковой чувствительностью.

Сможет ли она добиться его доверия? Им никогда не интересовались так, как делала это она. Она была такой особенной. И он никогда не чувствовал чего-то столь необычного по отношению к кому-то. Что это было если не любовь? Привязанность? Симпатия? Зависимость? Нет. Определенно это любовь.

Я вижу, как ты на нее смотришь. Хотел бы я быть Хезер.

Эссе, в котором Тартт описывает свое детство с прадедушкой и престранные наркотические приходы от лекарств. Можно читать как дополнение к "Щеглу".

им все дозволено, ибо они – несуразные, глупые подростки. потому что каждая секунда на счёту, и они не имеют права её проебать. потому что их жизнь и без того чересчур шаткая. хочется оставаться единственной стабильностью в жизни друг друга, до тех пор, пока это все ещё возможно.

Нельзя влюбляться в своих ангелов. В вечно пьяных, русских ангелов, смеющихся заливисто и заразительно. В худющих ангелов с холодными, длинными пальцами, чёрными, спадающими до плеч волнами волосами, глазами, в которых видны звёзды. В ангелов, которые целуют на прощанье, успокаивают по ночам тихим "это я, Поттер, спи", но на утро ничего будто и не вспоминают.

люблю тео, люблю его вечные сложные мысли и люблю свои внезапные всплески что-либо начиркать и бросить

Мы с Борисом в очередной раз украдкой переглянулись. Увидев его мимолётную, лёгкую улыбку, я понял: слова здесь не нужны.

Они лежат на кровати, Борис немного разочарованный сегодняшним днём, но Декер заводит давно волнующую его тему, которая звучала ранее совершенно случайно. — Окей, а если бы я сказал, что люблю мужчин? — Я бы...

У Бориса оставались воспоминания, сияющие и колкие, как осколки. /Катя - не оригинальный персонаж, она упоминается в романе/

— потренироваться в поцелуях. — сказал Борис так, словно они каждый день целуются как какие-то наркоманы, которым необходимо это делать 24 часа в сутки, иначе будет ломка.

Представьте какого это, когда застаешь своего лучше друга(или больше?) с ножом в руках? А Теодору и представлять не надо.

Ну, вот, теперь он уже распинается перед Тео, будто тот занял место Котку. Это должно было польстить ему, но, к сожалению, все пошло наперекосяк, потому что парень не чувствовал ничего, кроме скребущегося чувства раздражения, которое так и царапало его по глотке и неприятно разливалось в груди, смешиваясь со жгучей ревностью. Они ведь были с Борисом, как братья, пока не появилась эта идиотка. И что он в ней нашел?

Кажется, их взаимоотношения давно на уровень выше простой дружбы. Но что-то должно их подтолкнуть на этот уровень под названием "отношения". И этим чем-то, неожиданно, становится резкое желание Теодора уехать обратно в Нью-Йорк после смерти отца. А Борис же пожелал оставить свои чувства абсолютно-точно-просто-другу напоследок.

Когда я вспоминал Бориса, мне в полудреме нередко представлялись его поцелуи по телу. Теперь я понимал, почему они казались мне такими реальными, такими настоящими. Я буквально чувствовал их на себе — не как фантазии, а как воспоминания. И думал, что схожу с ума. Я столько лет мучил себя мыслью, что тот поцелуй на прощание был единственным, что я не решился, не сказал, не признался. Что между нами могло быть что-то большее. Могло. Должно. Будет.