и по третьему кругу запускается видеокассета с "люби своих убитых", только уже не люсьен отдаётся в руки аллена, напрочь отпуская свои чувства и последние отголоски сознания, а азирафаэль. азирафаэль перезапускает свой двигатель, запрещает мозгу вмешиваться в любовь и головокружительный секс на свалившихся друг на друга книжных стеллажах.
У тебя какая-то жуть из нутра лезет, какой-то что ли хтонический гудрон, или пахнущая зимним воздухом смола, я не понимаю. Всё лицо залепило. У меня поднимаются волосы дыбом на затылке: Гинзи, невыносимо, я тоже обваляюсь в этом с головы до пят.
история о бумажных гирляндах, поэзии, разговорах на русском украдкой в другой стране (ощущение, что и мире), клише, вишневом блеске для губ и революции - в душе и мире. пятидесятые годы они такие: суровые, хмурые, но свободные, со сладким запахом лака для волос и дешевых сигарет. история о том, что даже когда везде творится черт знает что, можно просто любить и быть любимым.
au!США 50-ых, в которой Антон переезжает в Америку, а Арсений вроде как и так там был - такой красивый и удивительный.
Я, Люсьен Карр, клянусь никогда не бросать новое видение, донести идеи разбитого поколения до уставшего от паршивого ханжества и пыльных моралей мира и освободить людей от навязанных мерзавцамм убеждений! В утиль притворство и осточертевшие постулаты! Сих слов не переступлю, не нарушу и не предам. Да будет так!
Нет, Орловски не понимал Аллена так, как понимал его Берроуз — они оба были там, в нержавеющем прошлом, и оно их раздавило, перемололо и выплюнуло в реальность, ещё более ужасную, чем их личный, мыльный пузырь.
Аллен - не погасший во мраке ярчайший свет, по-детски наивный и глупый, Люсьен - всепоглощающая темнота и неконтролируемый, липкий страх, может ему удастся удержать источник лучей-светильников, или они навсегда потухнут?