Фанфики с участием: "Нортон Кэмпбелл/Орфей"

то, что было до — это, в общем-то, их собственное начало. ведь кто знал, что в итоге всё обернётся именно так?

порой случается так, что три совершенно разных человека становятся близки. или, по крайней мере, частично близки. Нортон терпеть не может Орфея, Орфей его — тоже. а Фредерик.. просто не может выбрать лишь одного. вот и получается — странный какой-то треугольник с пунктирными линиями.

Орфей погряз в бредовых снах о лучшем прошлом. Если он не в силах отказаться от оков воспоминаний, то иллюзии заставят его осознать, насколько бессмысленна эта привязанность.

После года тяжелой службы трое парней возвращаются домой. Что ждет их?

«Не стоит дарить своё одинокое и измученное сердце тем, кому это не нужно, Лючино. Люди всегда возвращаются к старым игрушкам, а новые используют лишь ради временного удовлетворения. Просто прими как данность: ты не в силах его заменить».

Орфей уже который раз не может поймать Нортона в свои объятия сразу после работы.

Втянув в поцелуй партнёра, те закрыли глаза и приобняли друг друга. Вино немного разлилось на домашнюю одежду, но сейчас им было не до этого. Эта приятная тишина, тепло друг друга и эта сладкая любовь. Отсранившись от поцелуя, шатен неспеша целовал чуть бледноватую шею. Поцелуи оставляли после себя горячую, немного влажную дорожку. Тяжко вздохнув, Орфей взял бокал со стола и сделал последний глоток вина.

Неповторимый Рональд Несский предстает перед своим единственным зрителем в столь откровенном и сексуальном белье – что же может быть лучше?

Кэмбелл разрывался от двух чувств: животного желания и человеческого страха. Половой акт для него не был чем-то пустяковым, все же не зря он сдерживался столькие годы. Это было что-то личное, что можно было бы позволить спустя долгие годы знакомства и в тёмной комнате, где никто и никогда не увидят столь интимные действия. Но вот он тут, на земле, при свете дня и с мужчиной, с которым едва знаком.

У Фортуны очаровательная улыбка; клыки её острые и жуткий оскал. Письмо из места, что святоши зовут «адом» — но разве может голова думать здраво, когда сумма в этом письме даже не снилась? Нортон поджимает губу, и особняк ждёт терпеливо.

Нортон-стример и параллельно таксист, что хочет заработать денег на своих стримах. Сами трансляции заключены в убийствах и вот Орфей по иронии судьбы, становятся жертвой.

Потерпеть поражение, оказаться в плену и потерпеть ещё одно поражение. Нортон Кэмпбелл ещё никогда не был так неудачлив. Или же все наоборот?

Всё нормально, всё будет хорошо. Это же Орфей - просто самовлюблённый придурок с манией величия. Даже со своей птичьей маской и огромными когтями, что он ему, Нортону, сделает? Заклюёт до смерти?

На лице Орфея безмятежная улыбка, на его руках многочисленные шрамы, на его глазу каменные коросты. На лице Нортона — усталость, темень и бремя памяти. Губы кривятся, и Орфей вдруг вспоминает — сейчас Нортон заплачет. Вот его плечи вздрагивают, вот он опускает голову, и глупая зелёная шапочка падает с его чёрных взлохмаченных волос. Дождь обнимает липнущую тяжёлыми цепями одежду, ласкает мокрую шею. К сожалению, Орфей не помнит, что делать, когда Нортон плачет.

Орфей уже давно не владел своим каменным сердцем — слабенький росток только-только зарождающегося интереса, который он так отчаянно пытался раздавить и уничтожить, пережил непогоду, пустил свои тонкие корни в центр жизненно важного органа и расцвёл самым пышным цветом, которым только мог. Таким был и сам мистер Кэмпбелл в его понимании: стойким, живучим и волевым, и это было до омерзения прекрасно.

Нортон решает навестить свою любовь, но обнаруживает того совсем обножённого, в следствии решает удовлетворить его.

Нортона встречает чистая страница в старом и потёртом дневнике новеллиста.

Орфей просит Галатею о помощи.

И писатель опять не потрудиться хотя бы раз одарить шахтёра поцелуем – или сказать хоть что-то ласковое, без прочих грязи и пошлостей.

Колеса бились о рельса, купе тряслось. На столике стояла кружка, валялись пару писем и лежал дневник, там были написаны какие то слова красным карандашом, некоторые были перечеркнуты.Тут в пепельницу упала тлеющая фотография, за ней окурок, который только распространил огонек, что поедал изображение двух мужчин, один с моноклем, а другой в зелёной рубашке. Вот пропало и лицо человека в белом костюме, все испорчено огнем, а на лицо второго упала капля, и вторая, послышался всхлип.