***
Ирука затребовал номер телефона Какаши еще тогда, в кафетерии. Шутя угрожал, что обязательно начнет звонить по ночам и дышать в трубку… Или нет — каждый день закидывать картинками по случаю глупых праздников! В итоге этого, конечно, так и не случилось. Они обменялись парой приветственных слов в чате, и дальше диалог не продвинулся. Какаши испытывал на этот счет нечто сродни облегчения, ибо навыки его общения в режиме онлайн были еще более скудными, чем те, что он демонстрировал вживую. В конце недели поднапрячься все же пришлось, но ради всего одного сообщения, чтобы побыстрее найти Ируку в университете. «Я в холле на втором этаже», — ответ пришел почти сразу, и Какаши вышел на лестницу со своего четвертого. Ждал Ирука у актового зала — как раз на том месте, где Какаши недавно за ним подглядывал. Едва завидев его, оттолкнулся от стены и дошел оставшиеся несколько шагов навстречу. — Ну неужели это снова Хаунд? — разыгрывая жуткое удивление, вместо приветствия выдал он. Какаши даже не сразу обратил внимание на то, что ему припомнили старое интернет-прозвище, — завис. Тут, видимо, точно без стимуляторов не обойтись, потому что с чего ради ему находить занимательным, что Ирука кажется еще смуглее в своей светло-розовой футболке? Кое-как опомнившись, он стащил с лица маску-намордник и попробовал впопад отшутиться: — Гав-гав. Ируку настиг свистяще-фыркающий смех. Он прикрыл рот рукой, а как только опустил ее, улыбаясь, сказал: — Пойдем уже! Кое-что тебе покажу. Даже любопытно стало, чего Какаши такого не видел в актовом зале, но строй синих бархатных сидений они обогнули, как и пустую сцену, завернув к неприметной на первый взгляд двери. Ирука шевельнул маленький ключик в хлипком замке с заметными щелями по обеим сторонам основания и открыл тесную каморку, сплошь и рядом заставленную музыкальными инструментами и приборами. — Эм-м, вот, — он с ходу вытащил из-под синтезатора и разложил низенькую банкетку, постучал по ней сверху, проверяя на устойчивость, — падай сюда. Сам подцепил лодыжкой ножку стула, спрятанного за барабанной установкой, и подвинул его к себе. Какаши, с осторожностью перешагнув неаккуратно сваленные клубки из проводов (и как только разматывают?), приземлился, куда было указано, и подобрал под себя ноги. Смиренно смотрел, как Ирука собирает волосы в хвост на самой макушке, садится напротив и опускает себе на бедро «талию» гитары из красноватого дерева. — Ты и на акустике играешь? Взяв пробный аккорд, Ирука тут же оборвал его, поморщил нос и накрыл струны ладонью. — Конечно. — Он легонько подкрутил один из колков и, довольный, положил руку на корпус инструмента. — Свою сюда привезти не удалось, поэтому отвожу душу, как могу. — Описав головой полукруг, он как бы намекнул на всю происходящую в этом помещении музыкальную возню. — А бас? — А бас — тоже вещь! — Прозвучало крайне воодушевленно. — Научиться играть несложно. Главное — чувствовать ритм и уметь слушать. — И мириться с ролью второй скрипки? — подковырнул Какаши. Ирука взглянул на него, как на несмышленого ребенка, — с теплым, снисходительным сочувствием в глазах: — Брось. В хорошей группе каждый знает цену себе и другим участникам. Не спорю, соло на электрогитаре впечатляет, даже дух захватывает, но бас… — он пощелкал пальцами, подбирая слова, — это что-то вроде фундамента, понимаешь? Его звучание поддерживает гармонию, ритм и… Ай, да все, — выпалил резко. — Прости, меня, бывает, надо останавливать. Забыл, что тебе неинтересно. — Технические моменты — очень даже интересно, — заверил Какаши. — Продолжай. — В следующий раз. — Ирука хорошенько размял запястья и взялся за гриф гитары. — Сегодня я тебя не за этим сюда позвал. Он дотронулся до струн и тренькнул разок. Получилось звонко. — Знаю, музыку ты не любишь, но мне как раз и нужно мнение со стороны. Ценители перехвалят… или раскритикуют, а это сбивает. Просто потерпи, послушай и скажи, что первое в голову взбредет, ладно? Какаши приподнялся на сиденье, чтобы сесть поудобнее, и выразительно моргнул, показывая готовность. — Я написал это… несколько дней назад, — взволнованно объявил Ирука, — и никому еще не показывал. Будешь первым. Он мягко прочистил горло, двинул кадыком и сделал вдох, как если бы собирался заговорить, но первой вступила гитара. Неспешный, витиеватый перебор струн какое-то время сплетался с пристукиванием ноги и негромким мотивом, напоминающим эхо — тоскливое, зовущее, — Ирука тянул его с сомкнутыми губами. А потом запел:Когда рукою нежно манит даль, Я слышу, как в душе поет печаль, Ведь без тебя мне не уйти, Не убежать.
Какаши по-настоящему вслушался и заслушался. Знакомый голос звучал совсем иначе. Ирука словно переключился на другой язык — тот, на котором мог говорить свободнее, чем на родном. Свободнее и откровеннее:Попросишь — покорю любую высь, Ты только наверху меня дождись, Мой сон, мечта И все, чего могу желать.
Его пальцы двигались безошибочно ловко — глаз не оторвать. Только ладонь с кожей чуть светлее, чем на остальной кисти, иногда забирала внимание. Прежде спокойное звучание мелодии постепенно и ненавязчиво наращивало силу, точно кто-то очень робкий делал три быстрых шага вперед и один — маленький — назад, и так снова и снова. Какаши даже взялся считать эти шажки, но сбился, как только Ирука вскинул голову и посмотрел прямо на него — глаза в глаза:Я стану сильней Ради цели своей — Ты ярче звезд, Ярче звезд. И на пути Не найдется преград Пока живу, Пока сердце бьется...
Гитара смолкла лишь на короткий миг, за который у Какаши успело сбиться дыхание. Ирука продолжил — высоко и очень, очень ладно, нота в ноту. Голос его иногда подрагивал, но не срывался:До тебя весь мир мой был в тумане — Теперь я вижу ясней. Знаю, это чувство не обманет — Расправлю крылья скорей:
Впервые за долгое-долгое время музыка дарила Какаши все, о чем говорил Ирука в день их первой встречи в Конохе. И этого было сразу так много, что не объять: здесь и беспричинно тянущая печаль, и немного радости, и… да, наверное, воспоминания — разные и даже ему не принадлежащие. Самая настоящая ностальгия по тому, чего у него и не было никогда. Мелодия устремилась вверх, больше не отступая:Ветром по крыше, Выше и выше, Выше туч и облаков. Жарче огня, за гранью берегов — Хочу быть рядом с тобой.
После припева Ирука вновь промычал тихий мотивчик из вступления и закончил повтором последней строчки:Хочу быть рядом с тобой.
После завершающего аккорда он торжественно побарабанил по верхней деке гитары, затянул потуже хвост и отклонился назад, к ударной установке, устроив локти на верхушке «бочки». Сверкнул украдкой белоснежными зубами: — Ну как? Какаши не мог найти слов. Совсем. Ни один комплимент в полной мере не отразил бы его восторженного и вместе с тем раскалывающего на куски потрясения, и он зашлепал губами, засучил руками, как слабоумный. Пустоголовый идиот… — Что, полный провал? — Ирука, уловив заминку, смятенно почесал шею. — Нет, — даже для себя непривычно громко произнес Какаши. Тут же стушевался: — Н-наоборот. Губы Ируки тронула такая улыбка… Перед ней и в самый пасмурный день раскрылись бы бутоны цветов, а на молодых плодах заиграл бы румянец. Как на лице Какаши сейчас. — Прекрасно. — Ирука потер между собой ладони как бы в предвкушении. — Значит, поработаю еще немного над аранжировкой и можно будет показать остальным ребятам из группы. Думаю, Конан отлично ее споет. — Конан?.. — едва ли не брезгливо переспросил Какаши, не сумев скрыть разочарования. — Ну да. — Ирука поставил гитару справа от себя и закинул щиколотку на колено. — Наша солистка. У нее просто отличный тембр, глубокий такой. Вот послушал бы ты нас хоть раз, обязательно оценил бы! Какаши стоял на своем: — Она вряд ли споет это лучше, чем ты. Наклонив голову к плечу, Ирука пытливо сощурился: — О, так тебе что, прям понравилось? Не первый раз уже в его голосе сквозили эти бархатисто-игривые нотки. Но Какаши их не чурался — пусть так. Пусть лучше с ним, для него, чем для денежного мешка по ту сторону камеры. — Я думаю, у тебя очень хорошо получается, — уклончиво сказал он. — А стихи… Они тоже твои? — Нет, прославленного поэта прошлого века — Мизумино Саканы. — Ирука держал серьезную мину не дольше пары секунд — очевидно, замешательство на лице Какаши здорово его позабавило. В итоге рассмеялся: — Да конечно мои! Какаши беззлобно прорычал себе под нос что-то почти ругательное, покачал головой и скрестил руки на груди. Спросил еще, когда Ирука нахохотался: — И ты каждый раз целенаправленно садишься писать песню, когда нужно? — Нет. — Ирука враз посерьезнел. — Вообще нет. Это так не работает. По правде говоря, пишу я редко. Для такого нужно особое состояние и вдохновение. — Он смолк и пожевал губу, поколебался, прежде чем приглушенно вымолвить: — Сейчас у меня его… много. Их глаза встретились, и вот опять, опять Какаши потерялся где-то на просторах размякшего сознания! Однако и Ирука казался немного потерянным, всматриваясь в его лицо… Он первым развеял эту их общую оторопь и принялся, крутя сережку в ухе, разъяснять: — Ручка иногда буквально бежит в руки. Или сам бегу — посреди ночи за телефоном, чтобы записать что-то в заметки и ничего не забыть. Быстро ведь все из головы вылетает, наутро там снова пустой лист… И кстати о «не забыть». Какаши тоже вспомнил. Заработала, наконец, и его голова: — Ирука, — позвал он. — Да?.. — Тот судорожно отнял ладонь от лица и почти незаметно подался корпусом вперед. — Я написал тебе сегодня, чтобы попросить о помощи. Ирука будто сник. Но немедленно встряхнулся. — Конечно. О какой? Какаши начал пересказывать план Обито, не забывая (как минимум вполовину искренне) впрыскивать в повествование свое усталое негодование, ибо кто ж в здравом уме поверит, что он с охотой вписался в нечто подобное? И только-только он подобрался к сути, как Ирука перебил его: — О, в субботу? Так меня уже туда пригласили. Поморгав в непонятках, Какаши нахмурился. — Кто? — Сам Яхико. — Ирука объясняюще погладил струны притихшего рядом инструмента. — Наш гитарист. Что ж, понятно. Он уже предупрежден и наверняка отменил предстоящую смену заранее. Досадно. Ну, тогда до следующего раза. Джирайя обязательно еще подкинет работенки, которую можно будет разделить... — Но теперь я хочу пойти туда с тобой, — торопливо продолжил Ирука, цепляя носком кеда кроссовок Какаши. — Бойся своих желаний. Пожалеешь еще. — Он чуть отодвинул ногу. — Звучит как угроза! Планируешь испортить праздник? — Не планирую, но так обычно и получается. Я — самый тухлый гость. Всегда. — И кто поставил тебе этот диагноз? — Жизнь, — усмехнулся Какаши. Ирука закатил глаза. — Думаю, доктор Хатаке Сакумо не согласился бы с таким заключением. Ну а даже если и да — над этим же можно работать! Тебе бы просто чуть почаще в люди выбираться, и станет легче. Вот увидишь. Сам ведь по себе ты человек хороший. — Тоже спорное заявление. — Нет. Это я точно знаю. — Хм? — Какаши скептично дернул бровью. Ирука устремил взгляд в пол, а точнее, на маленький его участок между носками их обуви. — Может, и не помнишь уже — давно было, но… — Он поболтал коленями влево и вправо, и Какаши эти движения уже были знакомы — так тело Ируки, должно быть, справлялось с волнением. — В школе, классе в шестом, я вечно воевал с парнями из параллели и огребал от них тоже, потому что в ответ задирался. Они любили устраивать мне подлянки: то сок выльют в кроссовки, то рюкзак похабщиной всякой изрисуют. Однажды вот взяли и куртку из рук выдернули, прямо посреди раздевалки, при всех. Я ничего один против толпы сделать не мог, и никому из старших вокруг до меня дела не было — ну дерутся малолетки да дерутся. Плевать, что кто-то пойдет зимой по улице раздетый… Но тебе почему-то было не все равно. Ты не прошел мимо. Отнял куртку и вернул мне, а их разогнал. Какаши напряженно закопошился в старых воспоминаниях, но именно этого случая там не нашлось. Он нередко разнимал младших, хотя скорее из раздражения и нетерпения к их буйности, нежели из стремления вершить справедливость. Во всяком случае, так он себе это всегда объяснял. — Я не сказал тогда спасибо — испугался, потому что ты уже был высоким, как сейчас, и хмурым. Но доброту твою я запомнил. — Ирука воспрял: подцепил барабанную палочку, ловко подкинул в воздух и, поймав, указал ею на Какаши: — И тебя. Наверное, с того момента я стал ненавидеть мир чуть меньше. Как тут теперь увидеть в тебе плохое? — Просто дождись субботы, — мрачно пробормотал Какаши. Ирука плавно встал, одернул на себе пошедшую складками футболку и упер руки в бока. — Ладно, тухлый. Начнем «освежаться» заранее. У тебя ведь сейчас еще есть время до встречи по октябрьской конференции, правильно понимаю? Какаши не стал спрашивать, откуда ему об этом известно, просто подтвердил слова коротким «угу». — Тогда пойдем со мной на скалодром. — Э-э-э… — Давай-давай! — Ирука толкнул его бедро коленом, спихивая со стула. — Я все расскажу и покажу, сам буду страховать… — Я же порву джинсы, — еще пытался упираться Какаши. — А эти — мои любимые. Настолько любимые, что он вряд ли отличил бы их от двух других своих пар. — Мою форму наденешь. Ой, ну или можешь просто стоять и любоваться мной снизу, если тебе такое нравится. Забавно: говоря это, Ирука как раз нависал над ним, вынуждая задирать голову. — Ладно. — Какаши уступил и получил в награду подмигивание со звонким щелчком языка. И будь он одним из болванов, ищущих внимания за деньги в сети, купился бы на подобное как миленький. Вот только все, что он видел, было реальным. И непритворным. Ведь Ирука — не претендер. И не должен им стать.