The Sun Still Rises | Солнце Всё Ещё Восходит

      — Какие занятия в этом семестре? — спросил Ники. С момента официального объявления Эдгара Аллана о переводе прошли недели, и наступил август, ярко намекающий и давящий учёбой.              — Органическая химия, физика, английский язык и введение в философию, — протараторил Аарон, и это прозвучало, словно у робота села батарейка. Эндрю рассмеялся и получил выразительный взгляд Аарона. Не так злобно, двойник. У меня это получается лучше.              — Господи, удачи тебе, — проворчал Ники. — Эндрю?              Эндрю промычал и откинул голову на кресло-мешок. Оно захрустело, как ломкие листья.       — Серийные убийцы и пошаговая инструкция того, как они делают то, что делают.              Ники выглядел встревоженным. Эндрю знал, на какой факультатив стоит пойти Ники. Как понимать шутки, руководство для чайников. Профессором будет Кевин Дэй, и все уйдут с ещё более скудным чувством юмора, чем раньше. Эндрю рассмеялся при этой мысли.              — Я даже не знал, что такое есть, — сказал Ники.              — Такого и нет, — проворчал Аарон. — Он просто ведёт себя как хуйло.       Убийца веселья. Веселье. Убить. Би. Тильда. Куда вписывается Аарон? О, точно. Он мудак, который убивает всё веселье. Эндрю — мудак, который убивает. Видите? Не так уж и трудно разобраться в близнецах Миньярд. Разобраться. Кто может видеть? Ни у кого нет глаз.              Эндрю препарировал овечий глаз в седьмом классе. В кабинете пахло чем-то тошнотворно-сладким и химическим: естественным запахом органа, отделённого от его хозяина, и формальдегидом, который позже был разбавлен, потому что в классе не было вытяжных шкафов. Напарницей Эндрю была девушка по имени Франческа, которая была на семь сантиметров выше него и намного брезгливее. Она предоставила ему работать с ножом и в ужасе прикрывала рот, пока он выполнял задание. Часть глаза была интересной. Почти всё составляла серая, неинтересная плоть. Радужка была жемчужиной внутри устрицы, чем-то радужным и неподвластным времени. Было ли это тем, что скрывалось за скучным оттенком глаз Ники? Глаз Аарона? Не-карих карих?              Эндрю несколько раз моргнул, сильно сжимая веки. Ему показалось, что он чувствует пленку на радужной оболочке изнутри. Она чесалась. Каково было бы почесать её? Он мог бы пробраться мимо глаза в череп, вытаскивая мозг кусочек за кусочком через зияющую глазницу. Жужжание, жужжание, жужжание. Какой сегодня день? Среда. Что бы Би сказала об этих мыслях? Лекарство, Би. Оно заставляет мой мозг веселиться и убивать, но Аарон — убийца веселья, а не я. Не совершай этой ошибки. Ты видишь?              Когда-то Эндрю очень хорошо учился в школе. Кристально чистая память помогла ему сдать экзамены, не тратя ни минуты на учебу. Из-за приёма лекарств его карьера в университете началась непросто. Вопреки распространенному мнению, эйдетическая память не означает незапятнанную память. Лекарства сделали его внимание неустойчивым и несосредоточенным. Он отклонился далеко от дороги из жёлтого кирпича, пока не провалился в кроличью нору и не приземлился там, где были ключи, проходы и пирожные, которые делали тебя большим или маленьким.              Эндрю выбрал самый большой пирог. Но он не рос, в то время как его мозг становился больше. Он ощущал себя неуютно в своей тесной раковине, но люди не меняли свои черепа на более крупные, как у раков-отшельников. Вместо этого, они терпели дискомфорт или вытаскивали из глазниц слишком большие кусочки. Круг за кругом, круг за кругом. Первое изображение карусели появилось в 500 году нашей эры в Византийской империи. Кевин должен знать о Византийской империи.              Эндрю нужна была сигарета, или виски, или ножи с Рене. Но сегодня среда.              — Эндрю. Эндрю!              Эндрю моргнул и поднял глаза. Кевин стоял перед ним, раздражённый и нетерпеливый.              — Нам нужно на тренировку, — сказал он. Судя по его тону, он произнёс это не в первый раз.              Эндрю вздохнул и поднялся с подушки. Пока его разум блуждал, Ники и Аарон вышли из номера. Эндрю схватил свои ключи и направился к парковке.              — Слишком долго, — проворчал Аарон, когда Эндрю подошёл к машине и передал ключи Ники.              — Будь терпеливее к своим пациентам, — напевал Эндрю. Аарон покачал головой и усмехнулся. Он не понимал и любил притворяться, что в его непонимании виновата бессмысленность Эндрю.              — Мы опаздываем, — сказал Кевин, усаживаясь на переднее сиденье.              — Ты прям голосовая коробочка из самодельного мишки, — засмеялся Эндрю и запрыгнул на заднее сиденье вместе с Аароном.              — Что это вообще должно значить? — сказал Кевин.              — Запиши фразу и повторяй её снова и снова, пока батарейки не сядут. Как думаешь, сколько пройдет времени, прежде чем твоя коробочка откажет?              — Однажды у меня был такой, — сказал Ники, выводя машину со стоянки. — Он был коричневым, и в диктофоне было записано: «Иисус любит тебя», — Аарон фыркнул. — Когда эта штука износилась, голос стал хриплым. Мама подумала, что это звучит, как одержимость дьяволом, и сожгла медведя.              — Огнём или в духовке? — спросил заинтригованный Эндрю.              — Жидкость для зажигалок и спички, — Ники ухмыльнулся Эндрю в зеркало заднего вида. — Мы развели костер и приготовили сморы.              Аарон снова фыркнул, приподняв губу.       — Боже.              — Никакого Бога, — поправил Эндрю. — Они поэтому и сожгли медведя. Слушай, Аарон.              — Что, блять, такое самодельный мишка? — спросил Кевин.              — О, Кевин, — посетовал Ники. — Я подарю тебе такого на день рождения. Тот, который сможет петь тебе серенады со статистикой по экси, пока ты не заснешь.              — Голосовые модули ограничены по времени, — сказал Аарон. — Вероятно, он сможет продиктовать три статистики, прежде чем отключиться.              Ники проигнорировал его и вместо этого спросил:       — Думаете, Алекс знает о таких мишках?              — Не смей покупать ему сраную мягкую игрушку, — буркнул Аарон, намеренно отворачиваясь, чтобы посмотреть в окно.              — Он заслуживает чего-нибудь хорошего! У ребенка нет игрушек, это трагедия. В эти выходные я собираюсь в торговый центр и куплю ему что-нибудь: Нил отказывается ходить со мной по магазинам.              — Брелок, — размышлял Эндрю. С пружиной, который крепится к бедру и может вытаскивать удостоверение личности или ключи и защелкивать их обратно с помощью кнопки. Наружу, назад, наружу, назад. Ззп, Ззп, Ззп. Звук, который издают кролики?              Ники усмехнулся.       — Брелок? Это ужасно, Эндрю. Ни один ребенок не захочет брелок.              — В «Эксиз» продают плюшевые ракетки, — предложил Кевин.              Ники застонал.       — Ты ужасен.              — Или не покупай ему ничего, — сказал Аарон. — Он, блять, не твой ребенок.              — Или я сам выберу замечательный подарок, раз уж у вас всех нет ни намёка на милосердие.              Они заехали на парковку стадиона и обнаружили, что машины Мэтта, Элисон и Ваймака уже припаркованы. Кевин разозлился из-за того, что «опоздал», поскольку «опоздать», казалось, значило для него «быть не первым». Эндрю подумал, что Кевину сначала нужно купить толковый словарь, а не плюшевого медведя.              Они быстро переоделись и вывалились на корт, где уже сновали и лениво болтали другие Лисы. Алекс сидел на своем обычном месте на тренерской скамейке. Эндрю отвёл глаза и спрятал улыбку.              Они начали с нескольких забегов вокруг поля, и Рене без предисловий нагнала Эндрю. Она искоса улыбнулась ему, и он ответил ей чем-то злым и кривым. Он вспомнил, как Нил стирал пальцами такую же искажённую улыбку. Хотел ли он содрать выражение со своего лица или скрыть эмоции, находящиеся за ним? Разница между тобой и мной в том, что эта улыбка пустая.              — Ты рад началу занятий? — спросила Рене.              — Би? Это ты? Нет, но звучит очень похоже, — сказал Эндрю, а затем рассмеялся.              Рене добродушно пожала плечами.       — Справедливо. Я уверена, что она задаст тебе тот же вопрос сегодня на приёме.              — И на следующем, и, возможно, на следующем после того.              — Следующий за следующим — это когда у остальных из нас назначены сеансы, — размышляла Рене.              Эндрю фыркнул.       — Если хочешь отказаться от нашего пари, то никто не может. Никаких отступлений.       Потому что Эндрю поставил на то, что Нил возненавидит Би, а Рене поставила против. Эндрю собирался выиграть.              — Я не собираюсь отказываться от своих слов, — сказала Рене.              — Хорошо, — они немного пробежались в тишине. Эндрю ненавидел бегать. Его привычка курить и положение на поле не способствовали повышению навыка. Нилу, однако, были предоставлены все инструменты для достижения успеха: длинные ноги бегуна, жизнь в дороге и рвение, заставлявшее его гнать-гнать-гнать. Круг за кругом, круг за кругом. Нил обгонял, не глядя в их сторону, и Эндрю почувствовал лёгкое движение воздуха, когда он пробегал мимо.              У Эндрю чесались руки устроить спарринг. Его ножи под нарукавными повязками были заметным грузом, который обещал некоторую передышку от его сверхактивного ума. Но тут пронеслась головоломка на длинных, стройных ногах. С расплывчатыми ответами и воспоминаниями о глубоко любимой папке предыдущая фиксация Эндрю стала менее объяснимой. Эндрю задавался вопросом, нормально ли зацикливаться на галлюцинациях. Бзз бзз, давай спросим Би! Би говорит: «Иногда, если ты проводишь так много времени с вещами, которые кажутся тебе неинтересными, интересное становится еще более увлекательным». Это Би? Что нужно сказать, Эндрю? Спасибо, Би.              — В горящем здании находятся все в мире, кроме тебя, — сказала Рене, прорезая тропинку в его перегруженном разуме. — Ты можешь спасти трёх человек. Кого спасаешь?              Эндрю задумчиво промурлыкал. В груди у него заурчало, и он снова повторил звук, просто чтобы прочувствовать это.       — Аарон, Ники и Кевин, — сообщил он. Прости, Би. Она сказала «три», а не «четыре».              Рене хмыкнула в знак принятия ответа.       — Я бы спасла свою мать, Эбби и Бетси.              — Пока-пока, Дэн и Элисон, — хихикнул Эндрю.              — Они более чем способны спасти себя сами.              — И теперь правила меняются. Как функционирует это здание, способное вместить почти семь миллиардов человек?              Рене пожала плечами. Она тоже задыхалась от бега.       — Оно волшебное. Снаружи маленькое, но внутри бесконечно огромно.              — Волшебное здание, которое сжигает свое бесконечное пространство.       Как горит бесконечность? Лично.              — Возможно, ты прав. Это действительно кажется иррациональным. Ты бы изменил ответ, если бы люди могли спастись сами?              Эндрю снова рассмеялся.       — Аарон, Ники и Кевин спасают себя сами?              Рене одарила его лукавой улыбкой.       — Я думаю, они бы справились.              — Ммм. Оптимистка, как и всегда. Этого требует твоя религия?              — Да и нет. С моей религией легче быть оптимисткой, но это также должно исходить и от тебя самого.              — Трогательно, — протянул Эндрю. — Если бы твой мозг был цветом, то каким?              Рене, как всегда, спокойно восприняла смену темы. Они рассуждали над бессмысленными вещами, пока не закончили свои круги, и Эндрю выполнял упражнения с наименьшими возможными усилиями. Нил поступил наоборот. Его взгляд становился менее беспокойным, и, как посчитал Эндрю, он поглядывал на Алекса раз в пять-десять минут, в отличие от предыдущего постоянного надзора.              К счастью, по средам тренировки заканчивались пораньше. Пока все остальные продолжали тренировку, Эндрю вместе с Ники покинули поле, чтобы принять душ и переодеться. Поездка к Би прошла в тишине, если не считать постоянного напевания Эндрю. Ники попытался завязать разговор, но замолчал, когда Эндрю не поддержал его.              Офисное здание Би, как всегда, было серым. Когда он вошел в вестибюль, Ванесса Мартин подняла голову из-за стойки администратора.       — Доктор Добсон сейчас подойдет, — повсюду голосовые аппараты плюшевых медведей. Он рассмеялся при этой мысли.              На этот раз его ответом было короткое «Неа», прежде чем он открыл дверь Би и шагнул внутрь.              Би не вздрогнула, когда заметила его. Вместо этого она улыбнулась и отложила бумаги, которые читала, прежде чем снять очки.       — Эндрю. Как раз вовремя. Какао?              — Конечно, — он рухнул на диван, когда она принялась за его чашку.              — Итак, как у тебя дела? Рад началу занятий?              Эндрю хихикнул.       — Так предсказуемо, Би.              — Я знаю, что это довольно простой вопрос, но мне интересен твой ответ.              Интересен. Знаешь, что интересно, Би? Ничто, головоломки и, по-видимому, галлюцинации.       — Занятия — это неудовлетворительное отвлечение, — сказал Эндрю.              — Отвлечение от чего?              Эндрю проигнорировал её и позволил своему взгляду блуждать по кабинету. Его взгляд остановился на витрине со стеклянными статуэтками. Маленький морской котик был его последней покупкой, и Би поместила его на передний план в центр.       — Две недели, Пчёлка, — прощебетал он, когда она приготовила его какао и поставила чашку перед ним на кофейный столик. Она села в кресло с другой стороны со своим чаем.              — Уже скоро. Для тебя лето пролетело быстро?              — Две недели для тебя, не для меня, — с усмешкой поправил Эндрю. — Две недели до того, как тебе придется встретиться со всеми проблемными Лисами.              — Да, наверное, так и есть, — сказала Би со своей фирменной мягкой улыбкой. — Что заставляет тебя думать об этом?              — Появился новый Лис, но он больше кролик, чем лис. Я должен предупредить тебя: он лжец. Кто знает, сколько из его слов окажется правдой.              Би, казалось, не смутило его предупреждение.       — Как у тебя дела с новым сокомандником? — спросила она.              Эндрю решил не отвечать на такой глупый вопрос.       — У этого нового есть ребенок.              Би угукнула в знак понимания, её взгляд стал острым. Я был хорошим, Би. Ты видишь?       — Меня проинформировали об этой ситуации. Было ли трудно жить в общежитии с кем-то настолько маленьким?              — Мы не живем в одной комнате.              — Поняла. Ну, ты испытывал какие-нибудь проблемы или трудности, когда рядом был ребенок? — спросила Би.              — Я вёл себя хорошо, Би. Не проблематично. Если кто-то скажет тебе иначе, они не про того близнеца.              Би улыбнулась.       — Уверена в этом. Но я имела в виду дискомфорт, который ты испытываешь. Я знаю, что это довольно большая перемена.              — Перемена, — сказал Эндрю, пробуя это слово на вкус. Это было слово с медным привкусом, и ему показалось, что у него во рту позвякивает горсть монет. — Всё всегда меняется, Би. Завтра у меня будет что-нибудь другое на завтрак. Мое дыхание не будет таким, как раньше. Луна будет в другой фазе. Твой свитер может поменяться на ту блузку с маргаритками. Перемены — это нескончаемые блоки дженги, из которых строится бесконечно высокая башня.              — Дженга — интересная аналогия перемен. Есть ли за этим какая-то скрытая причина?              Би уже знала. Ей нравилось прикидываться дурочкой, чтобы заставить его озвучить свои мыслительные процессы. Иногда он подыгрывал ей. В других случаях он раздражался и игнорировал её исключительно назло. Сегодня был щедрый день. Он злобно ухмыльнулся.       — Потому что некоторые изменения могут привести к падению башни.              — Твоя башня сейчас кажется неустойчивой?              О, Би. Каждый день башня вот-вот наебнётся.       — Би, Би… Что делают люди, когда они пьяны?              Би не ответила, с любопытством наблюдая за ним.              — Их шатает, — сказал Эндрю, а затем рассмеялся. Его башня раскачивалась от ветра. Если бы он оставался неподвижным слишком долго, у него обязательно закружилась бы голова.              — Есть несколько методов, которые, я думаю, ты мог бы счесть полезными для успокоения, — сказала Би. Она взболтала чай в чашке, и это побудило Эндрю сделать глоток какао. Оно было чуть тёплым, и порошок ощущался на языке.              — И что бы это могло быть? — его это позабавило. Ничто не могло его успокоить, кроме трезвости.              — Поскольку скоро начинаются занятия, было бы неплохо составить распорядок дня и создать ощущение нормальности с переменами.              — Ммм… У меня есть распорядок дня, — это было правдой. У него были ночные тренировки с Кевином, дневные тренировки с Лисами и «Райские сумерки» по пятницам.              — Приятно слышать. У тебя есть какие-нибудь выходы, когда ты перегружен?              Желание устроить спарринг с Рене стало непреодолимым, и Эндрю рассмеялся над этим. Он поднял руки, чтобы показать Би свои нарукавные повязки, затем снова хихикнул над двойным значением. Би внимательно наблюдала за ним. Эндрю задавался вопросом, могла ли она увидеть своими пятью глазами, что он на самом деле имел в виду.              — Полезно также попробовать ненасильственные хобби, — сказала Би. — Есть ли что-нибудь ещё, что вызывает у тебя интерес?              Ха-ха.       — Не говори экси, — предупредил Эндрю с улыбкой.              — И не мечтала. Как насчёт чтения?              Когда-то Эндрю нравилось читать. Из-за лекарств его внимание рассеялось, и он больше не мог дочитать книгу до конца.       — Этот разум слишком шумный для книг, — сказал Эндрю. Шумная, шумная пчёлка.              — Как насчет словесных игр или головоломок? — предложила Би.              — Что такое хрупкое, что ломается, когда ты говоришь об этом?              Би задумалась над загадкой.       — Тишина.              — Динь-динь-динь! Давай попробуем.              Би слегка улыбнулась ему и отставила кружку с чаем. Она подошла к своему письменному столу и выдвинула один из ящиков. Схватив небольшую книгу, она закрыла полку и вернулась к своему креслу.              — Я бы хотела подарить это тебе. Это необязательно, но я думаю, что ты найдёшь в этом больше пользы, чем я, — сказала она.              Книга была сборником. Там были кроссворды, судоку и зашифрованные слова, которые нужно было расшифровать. На нескольких страницах уже были следы попыток Би, но ей удалось закончить только несколько судоку. Эндрю листал страницы взад-вперед, взад-вперед. Они шуршали, и он представил, как карандашные пометки Би (не ручкой) стираются от трения.              — Работая со словами, ты лучше справляешься с цифрами, — криво усмехнулся Эндрю.              — Я действительно люблю слова, — сказала Би. — Но эти кроссворды такие ужасно нишевые. Я не знаю, что такое «Зрелище круга земного» 1570 года.              — Это атлас, — сказал Эндрю и нашел страницу, на которую она ссылалась. Место для номера семнадцать с пятью буквами вниз было пустым.              Би улыбнулась.       — Я думаю, ты справишься с ними гораздо лучше меня.              Эндрю захлопнул книгу и положил её рядом с ногой.       — Ты говорила о ненасильственных хобби, — сказал Эндрю с усмешкой. — Словесные игры могут быть жестокими.              Би наклонила голову. Она знала, как он заботится о словах.       — Не хотел бы ты подробнее остановиться на этом?              Давай разберёмся в нескольких словах?       — Нет, — прощебетал он.              Би двинулась дальше, и глазом не моргнув.       — Хорошо. Как ты себя чувствуешь после приёма лекарств?              Их разговор продолжался как обычно — создавай ощущение будничности, кирпичик за кирпичиком возводи башню дженга, извини, Би, ты строишь ульи, а не башни, — и, когда время истекло, Эндрю вышел из офиса со сборником кроссвордов и новым желанием делать что-то и ничего одновременно. Остаток дня он провёл, бездельничая где-то в закоулках своего мозга.              Дни продолжались почти в том же духе. Во время ночных тренировок Эндрю всегда занимал место на верхних трибунах, а Алекс — на тренерской скамейке. Иногда Алекс поглядывал на Эндрю через плечо. В большинстве случаев он быстро засыпал.              Эта ночь была одной из последних. Алекс оглянулся на Эндрю уже шесть раз, и Эндрю — трезвый и неулыбчивый — ответил ему пристальным взором. Когда Алекс посмотрел на него в седьмой раз, то не отвёл взгляда. По коже Эндрю побежали мурашки. В Алексе было что-то странное. Принимая лекарства, Эндрю думал об Алексе как о какой-то более юной копии Нила, но это было совершенно неправдой. Нил и Алекс были двумя очень разными людьми.              Алекс передвинулся на скамье так, чтобы оказаться спиной к плексигласу. Не сводя глаз с Эндрю, он подтянул свои маленькие колени к груди и обхватил голени руками. Его рукава были мешковатыми и слегка влажными. Никто никогда не слышал, чтобы Алекс разговаривал, и только Мэтт утверждал, — гордо и непрестанно — что общался с Алексом на странно переведенных жестах. Эндрю подслушал, как выдвигали ставки на то, способен ли Алекс вообще говорить. Другие ставки были сделаны на то, когда он произнесёт свои первые слова и кому они будут адресованы. Как всегда, Эндрю не принимал участия.              Эндрю понимал тишину. Он понимал это лучше до того, как ему назначили лечение по решению суда. Его детское «я» лучше всего запомнило тишину. Молчание Алекса было чем-то знакомым и чуждым одновременно, и без влияния лекарств Эндрю смог задаться вопросом, действительно ли его предыдущее избегание Алекса было ради Алекса. Эндрю решил, что ответ вызывает раздражение, и пропустил вопрос мимо ушей.              Алекс убрал руки с голеней. Он медленно поднял руки и сложил пальцы в подобие бинокля, который поднес к глазам, чтобы посмотреть на Эндрю. Я тебя вижу. Эндрю моргнул, и странное чувство скрутило его желудок. Он винил в этом тошноту из-за ломки.              Дверь корта открылась, и Алекс опустил руки. Нил, не останавливаясь, направился к тренерской трибуне, а Эндрю наблюдал, как братья порхают друг вокруг друга в своей обычной манере. Алекс посмотрел на Нила и ни разу не вздрогнул от прикосновения его рук, и Нил схватил Алекса, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Кевин бросился за ними. Эндрю заподозрил, что Нил увидел не лицо, а затылок Алекса через перегородку, и объявил о досрочном прекращении тренировки.              Нил повернулся и свирепо посмотрел на Эндрю.       — Ты ему что-нибудь сказал?              Эндрю изобразил, как застёгивает губы и выбрасывает ключ. Другие Лисы сердито посмотрели бы на то, что, по их мнению, было бессмысленной насмешкой Эндрю. Нил не был лисом, и он вздохнул с облегчением и пониманием. Эндрю почувствовал дефектный всплеск интереса и соответствующей ненависти. Он винил в этом — во всем этом — свои лекарства.              Теперь, когда Алекс был в объятиях Нила, он начал дремать. Его голова покоилась на плече Нила, и он моргал затуманенными глазами, которые всё ещё смотрели на Эндрю. Карие или не карие? Алекс разговаривал с Нилом? Лисы хотели поставить на это, но подтвердить этот факт было бы невозможно. Если бы Эндрю ставил деньги, он бы сказал, что это зависит от дня. Вопрос, который мучил его больше всего, заключался в том, какой могла быть жизнь в дороге, чтобы вызвать такое молчание.              — Алекс в порядке, — сказал Кевин с нетерпеливым напряжением в голосе. — Давай закончим тренировку.              Нил что-то показал Алексу, и тот немного приподнял голову, чтобы изобразить жест в ответ. Движения их рук были плавными и быстрыми. Эндрю задавался вопросом, облегчал ли Алексу язык жестов разговор, или это было простой необходимостью. Существует миллиард видов молчания. Было даже безмолвие с шумом, и были шумы с тишиной. Что для тебя значит тишина? Тсс.              Нил посмотрел на Эндрю после того, как Алекс закончил свой ответ. Его взгляд был твёрже, чем у Алекса. Эндрю вспомнил о его ноже и осмотрел руки и ноги Нила, чтобы узнать, сможет ли он найти, где он спрятан. На правой лодыжке под носком была небольшая выпуклость. Бинго.              — Да ладно, — заныл Кевин. — Я уже говорил тебе, что Эндрю не причинит ему вреда.              — Если ты заставишь Кевина ждать, единственной угрозой для тебя будет он сам, — протянул Эндрю Нилу.              Нил не отводил взгляда от Эндрю.       — Я могу справиться с Кевином.              — Но не можешь справиться со мной? — пошутил Эндрю с тенью своей медикаментозной улыбки. Это ощущалось колко и скованно.              — Дело не во мне, — сказал Нил. Кевин застонал, потому что у него был однобокий ум, неспособный понять более важные вещи.              Эндрю понаблюдал за Нилом ещё немного. Алекс тоже уставился на него, сидя сбоку от Нила. Несхожий.       — Я уже говорил тебе, что позволю попробовать свои силы в жизни, — сказал Эндрю. — Я говорил не только про тебя.              Лицо Нила дрогнуло, как будто те механизмы, которые контролировали выражение его лица, снова оказались под угрозой взлома. Он вернул контроль над панелью, и его лицо стало безэмоциональным. Он усадил Алекса на скамейку, что-то показал, что заставило Алекса кивнуть, затем повернулся к Кевину.       — Покажи мне ещё раз то упражнение Воронов.              Кевин был слишком увлечён возвращением на поле, чтобы отреагировать должным образом. Нил не оглянулся, когда схватил ракетку и вышел на корт. Эндрю не знал, как понять его внезапное доверие.              Алекс вновь оглянулся через плечо на Эндрю. На этот раз его взгляд был не настороженным, а оценивающим. Его глаза не задерживались. Они вернулись к корту, и вскоре Эндрю увидел, как тело Алекса обмякло, когда он заснул.              Знакомое и чуждое. Эндрю было бы гораздо лучше никогда не думать о братьях Джостен.