The Sun Still Rises | Солнце Всё Ещё Восходит

      Очевидно, Лисы были удивлены крови животного на входе стадиона. Эндрю не мог не сравнить их типичную реакцию с необычной Нила. В Ниле не было ничего обычного. Схватил бы Нил лису, если бы не маленькие глазки, которые могли бы увидеть? Эндрю так не считал. Он не думал, что Нил мог сделать хоть что-нибудь, если бы не Алекс.              — Что это за хуйня? — спросил Сет, когда все Лисы собрались перед стадионом.              — Это кровь? — еще один вопрос от Дэн.              — Боже мой, — пробормотал Ники, прикрывая рот рукой. Эндрю забавлялся, гадая, как бы они отреагировали, если бы труп лисы все еще болтался на двух гвоздиках. Ники, наверное, стошнило бы. Не можешь перенести немного крови, кузен? Прошлое Ники не располагало к кровопролитию.              — Вандализм, скорее всего, — небрежно ответил Нил. Он выдал себя, сказав хоть что-то. Нил был известен своей непричастностью, а его участливость всегда была как-то связана с экси, Алексом или его собственным дискомфортом. Эта ситуация, вероятно, относилась ко всем пунктам. Нил протиснулся внутрь, крепко держа Алекса за руку. Он набрал код, чтобы отпереть дверь.       — У нас тренировка, — сказал он. Необычно. Эндрю ненавидел эту волну интриг, которая была неизбежна во время приема лекарств.              — Нил, — позвала Дэн. — Мы должны здесь все прибрать.              На лице Нила отразилось недоумение, как будто мысль о том, чтобы смыть кровь с бетона на улице, была абсолютно нелепой. Эндрю рассмеялся. Осторожно, Нил. Ты никого не обманешь.              — Да идет оно нахуй, — возразил Сет. — Я такой поеботой страдать не собираюсь.              — Мы не можем просто так это оставить, — парировал Мэтт.              — Пусть этим займется персонал кампуса.              — Я звоню Ваймаку, — прервала их спор Дэн. Это, по мнению Эндрю, было пустой тратой времени. Внедорожник Ваймака еще не был на парковке, но он будет тут с минуты на минуту. И, действительно, как только Дэн прислонила телефон к уху, грохот автомобиля Ваймака стал громче, когда он заехал на стоянку. Дэн убрала телефон.              — Что за вечеринка у входа? — спросил Ваймак, вылезая из машины с телефоном в руке. — Вы код забыли или что?              — Кто-то кого-то убил и забрал тело, — произнес Ники, все еще прикрывая рот рукой.              — Я иду внутрь, — пробормотал Нил.              — Стоять, — приказал Ваймак, и Нил замер. Лисы расступились, пропуская Ваймака. «Как море», — с усмешкой подумал Эндрю. История Моисея. Рене наверняка все об этом знает. Но Рене тут нет, она по-прежнему отстранена от тренировок, чтобы подлечиться. Она присоединялась к команде только время от времени, чтобы продемонстрировать свою безоговорочную поддержку. Что бы Рене подумала о лисе? Вероятно, то же самое, что и Эндрю: угроза со стороны Рико. Что бы она подумала о реакции Нила? Эндрю отбросил эту мысль. Что бы подумала об этом Би?              На сегодня у Эндрю была назначена сессия с Би. Это сократило бы время тренировки. Иногда перед сеансами с Би в голове Эндрю роилось слишком много мыслей, и он не мог сосредоточиться. Би пыталась сконцентрировать его. Редко ей это удавалось. Иногда, однако, у Эндрю возникала очень конкретная мысль, которая скакала кругом и требовала обсуждения. Все чаще и чаще этой скачущей мыслью становился Нил. Что ты об этом думаешь, Би? Подожди, не рассказывай мне.              Ваймак бросил анализирующий взгляд на кровь и стал набирать чей-то номер на телефоне.       — Алло, — сказал он в трубку. — Это Дэвид Ваймак. Мне срочно нужна полиция кампуса в Лисью нору.              Эндрю редко считал себя везучим, но, видимо, сегодня именно этот редкий день. Везучий? Да я ебаный лепрекон, Би. Разборки с полицией кампуса и последовавшие за этим допросы, проверки безопасности и взятие образцов крови не позволили им начать тренировку до тех пор, пока Эндрю не пора было уходить. Нил вместе с Алексом оставались в стороне. Эндрю ждал, что тот укажет полиции на лису в мусорном контейнере, но он не произнес ни слова. Кевин тоже этого не сделал, хотя это было не столько из-за намеренного бездействия, сколько из-за того, что он был слишком занят бесконечной сортировкой оборудования для экси, нервничая.              Полиция уехала с образцом и двумя гвоздями. Эндрю смотрел, как они идут к своей патрульной машине, и раздумывал, не рассказать ли им о мусорном контейнере. Он посмеялся про себя и промолчал. Викторина: насколько полиция хороша, если дать им разбираться во всем самостоятельно? Что будет, если им дадут ответы на все вопросы? Никто не знает. Давайте свяжемся с Хеллен Келлер из полиции Оклэнда.              После того, как они уехали, Эндрю направился к своей машине, так и не притронувшись к экипировке. Хороший день, Би. Чем отличается хороший день от плохого? Ничем. Перспективой. Еще одной лингвистической неправдой. Ники, слегка побледнев, занял место водителя. Он продолжал болтать о бессмысленных теориях, о том что, зачем и почему. Теории заговора были сильной стороной Ники, но никогда — Эндрю. Эндрю предпочитал оперировать фактами, и информацию о конкретно этом убийстве он отложил в отдельный ящик и сохранил в секретном круге из трех человек. Три — интересное число. Священное число. Троица, божественное совершенство, Три сокровища, Три судьбы, игрок экси под номером три, Эндрю Миньярд. Хотя, может быть, тайный круг состоял не из трех человек. Может быть, их было четыре, смертельное число. Эндрю никогда не был уверен, как много Нил рассказывал Алексу.              После встречи с Би Эндрю рассказал Рене о важных моментах по дороге в кафе кампуса. Важные моменты исключали всю драматичность Лисов и сосредотачивались только на трупе и на том, откуда он взялся.              — Я удивлена, что ты не с Кевином, — подметила Рене. — Мне следует держаться поближе к своим?              Эндрю отмахнулся от ее беспокойства.       — Нет ничего хорошего в том, чтобы угрозы шли подряд с таким коротким перерывом. Угрозы должны томиться, как кусочки металла в кислоте. Они более эффективны, когда последствия от предыдущей улягутся. Рико пока ничего не предпримет.              — Пока, — Рене сделала акцент на этом слове. — Как ты думаешь, он предпримет еще одно покушение на чью-то жизнь?              — Лиса говорит «да», — рассмеялся Эндрю. — Известность говорит «нет». У Рико что-то не в порядке с головой, так что остается только гадать.              — Возможно, у Кевина есть какие-то догадки. Он действительно знает Рико лучше всех.              — Разве? — Эндрю понимал, что Кевин знал Рико, но считал, что тот был слишком ослеплен своим страхом для действий. Мозг Кевина, возможно, и понимал, что Рико не сделает им ничего еще несколько дней, но его тело — нет. Это была проблема Би, а не Эндрю.              — Я так думаю, — кивнула Рене. — Дай ему день, и он, вероятно, захочет это обсудить.              — Да ты эксперт по Кевину, не так ли?              Рене криво улыбнулась ему. Они дошли до кафе, и она толкнула какого-то студента плечом, чтобы протиснуться внутрь.       — Сомневаюсь, — хихикнула она. — Но даже я знаю, что Рико делает его молчаливым, — Эндрю предпочел бы слово «бесполезным», но Рене была слишком доброй святошей, чтобы произнести его вслух.              В кафе было оживленно. В кофейнях не худший запах. Он был насыщенным и сладким, не серым, как сигаретный дым, а каким-то гораздо более теплым. Может быть, коричневым. Эндрю часто думал, что его мозг после принятия таблеток накачан сахаром, пока не чувствовал запах и не пробовал настоящую сладость. Какой сахар бы ни травил его разум, он был жалким имитатором.              Рене приподнялась на цыпочках, чтобы глянуть поверх голов в очереди. Эндрю не стал утруждать себя попытками. Если что-то и привлекало внимание к его росту, так это попытки казаться выше.              — Пять долларов за маленький латте, — усмехнулась Рене. — А мне приходится часами распинаться, чтобы собрать столько для благотворительного фонда.              — Я узнал, что с угрозами работа выполняется быстрее, — сказал Эндрю.              Рене улыбнулась в ответ.       — Присоединишься ко мне на следующем сборе средств?              — Чтобы держать нож у горла каждого из посетителей и требовать вывернуть карманы? — Эндрю рассмеялся. — Безусловно.              — Если это нужно для дела, — беззаботно ответила Рене.              — А твои маленькие коллеги-трудоголики слышали подобные разговоры? Что бы они подумали о доброй святой Рене?              — Они бы подумали, что я шучу, и посмеялись.              — Какие они доверчивые.              Рене одарила его язвительной улыбкой, которую она позволяла себе во времена перепалок. Это была часть ее прошлого, отказ от которого был вынужден.              За время их разговора очередь сократилась, и они подошли к стойке. Рене заказала невероятно горячий чай, который, как подозревал Эндрю, пьют люди, когда ненавидят себя. Нил пил горячий чай, но не так, как Рене, которая добавляла в него мед и сливки. Он пил его как истинный нелюдь: совершенно без ничего. Эндрю был гораздо резоннее — резоннее? Если, конечно, в его поведении есть резон — и заказал мокко с добавлением карамели. Эндрю подумал, что кофе не предназначен для того, чтобы им можно было наслаждаться. Он создан лишь для того, чтобы ощутить, как учащается сердцебиение и исчезает усталость.              — Что бы ты выбрал… — размышляла Рене, когда они взяли свои напитки и направились к двери, — разбогатеть, выиграв в лотерею, или узнать, что давно потерянный родственник скончался и все завещал тебе? — разговор о Рико окончен. Раз Эндрю сказал, что тот не представляет угрозы, значит, Рене будет в это верить.              — А деньги за страхование жизни считаются? — спросил Эндрю хихикая. Не богат, не то чтобы. Но машина пиздец как хороша, не так ли? Рене не была посвящена в эту историю, но она привыкла к его неподходящим комментариям и ждала реального ответа.              Словно зачарованные переменой темы разговора, Эндрю и Рене наткнулись на Аарона прямо за дверью. К нему жалась чирлидерша, переплетя пальцы рук. Эндрю засмеялся, почувствовав, как бурлит у него в животе. Наверное, это было похоже на колдовское варево. Или металл в кислоте.              «Ты останешься? Ты останешься со мной?» — эти слова принадлежали Аарону, сказанные после долгой и изнурительной ночи ломки. Его щеки были красными и шершавыми от высохших слез. Эндрю не привык наблюдать лицо, похожее на его собственное, с выражением, которого он никогда не видел. В его голове всплыли лишь два слова: жалко и неправильно. Это было похоже на зеркало в комнате смеха.              Теперь лицо напротив было не заплаканным. Вместо этого на нем отображалось что-то слегка испуганное и определенно смехотворное. Нил боролся со своим выражением лица как Пиноккио, которого снова подвязывали на веревочки. Аарон боролся, как с каменным молотком, обрушивающимся вниз. Он отпустил руку девушки и отошел от нее. Эндрю подумал, боялся ли Аарон ее когда-нибудь так, как Нил боялся Ваймака, а Алекс — Эбби.              — Кстати, говоря о, — прощебетал Эндрю, останавливаясь и покачиваясь на носках. — Аарон, мы как раз обсуждали внезапный наплыв денег от страхования жизни. Что ты об этом думаешь?              Аарон усмехнулся.       — Да пошел ты.              — Просто вопрос, — Эндрю повернулся к чирлидерше. — Твоя жизнь застрахована?              Она встретила его пристальный взгляд, что можно было бы назвать восхищающим, если бы это действие не было таким глупым.              — Не отвечай ему, — прошептал ей Аарон. Эндрю хихикнул. Пусть она ответит сама. Что она может сказать? Что ты можешь сказать? Нет, скажи мне, Аарон, что ты можешь сказать в свое оправдание?              Это была фраза, которую использовали многие приемные матери. Можно сказать, их любимая. «Что ты можешь сказать в свое оправдание?» — спрашивали они, когда Эндрю воровал еду из кладовой, пропускал комендантский час или возвращался домой с окровавленными костяшками пальцев. Что я могу сказать в свое оправдание? Я выиграл в ебаной драке.              — Идем, — вежливо позвала Рене. — У меня занятия через пятнадцать минут.              — Что ты здесь делаешь? — улыбнулся Эндрю Аарону.              — Покупаю кофе, — проворчал Аарон. — Что ты здесь делаешь? — он многозначительно посмотрел на него и Рене. Эндрю рассмеялся. Многие Лисы были слепы и думали, что он и Рене вместе. Неудивительно, что Аарон следовал их бездумному стадному мышлению. Аарон никогда не был хорош в наблюдении. Не то что некоторые. Не то что Аргус Всевидящий.              — Типичный Аарон, — сказал Эндрю. — Неспособный видеть и не способный ни в чем признаться. Всегда заставляет меня решать за него проблемы. Должен ли я решить эту проблему?              Аарон взглянул на чирлидершу и отошел еще дальше, как будто это могло защитить ее. Чирлидерша бросила на Аарона встревоженный взгляд. Эндрю хихикнул.              — Кейтлин не проблема, — тихо произнес Аарон.              — О, я знаю, — согласился Эндрю. — Проблема в тебе. Не так ли?              — Я не понимаю, о чем ты говоришь.              Эндрю ухмыльнулся, чувствуя растекающуюся, мерцающую ненависть. Ненависть? Ненависть.       — Разве?              Аарон был известен своей забывчивостью. Когда ему напоминали о когда-то проведенных разговорах, он отрицал их. Когда его заставляли выполнять обещания, он заявлял, что впервые о них слышит. Когда его спрашивали о прошлом, он продолжал рассматривать все лишь со своей перспективы. Иронично, разве нет? Один близнец с памятью, которая копирует и вставляет данные, а другой с памятью, которая редактирует и удаляет их. Как думаете, какова роль генетики в этом? Аарон бы знал. Или он бы не помнил, ха ха.              — Да, — жестко ответил Аарон. — А теперь пропусти.              — Может быть, я смогу освежить тебе память, — прощебетал Эндрю. Аарон замер, но не запаниковал. Это было интересно. Должно быть, чирлидерша знала о его прошлом больше, чем подозревал Эндрю. — Я припоминаю ванную, немного неуместных слез и несколько просьб. Могу вспомнить рукопожатие. Какие-нибудь звоночки звенят?              — Это другое, — солгал Аарон.              — Так ли это? — Эндрю усмехнулся. Зуд под кожей вернулся после удивительного затишья с момента инцидента с лисой. Ножи в нарукавных повязках Эндрю напомнили о себе весом. Что подумают прохожие о кровопролитии перед кафе? Это может попасть в газеты. Может, на первую полосу, как кое-какой новенький Лис.              — Мне нужно идти на занятия, Эндрю, — многозначительно протянула Рене.              Эндрю отмахнулся от нее.       — Тогда пока, пока.              Рене глянула на него и на Аарона, прежде чем неохотно уйти. Она была не настолько глупа, чтобы вставать между ними.              Аарон нахмурился, наблюдая, как она идет прочь.       — Значит, когда ты делаешь это, все в порядке. Я делаю то же самое, и ты истеришь? — выплюнул он, махнув рукой в ее сторону.              — Ты действительно тупой, — произнес Эндрю. — Позволь мне дать тебе небольшую подсказку. Мы с тобой совсем не похожи.              — Да, потому что ты психованный лицемер, — пробормотал Аарон.              — Лицемер? Забавное слово. Знаешь, что в нем смешного? Ты становишься таковым, кидая подобные слова другим.              — Пожалуйста, избавь меня от сраных словесных игр, — буркнул Аарон себе под нос.              — Мне не нравится это слово, — протянул Эндрю, чувствуя, как в нем закипает первородный и неподдельный гнев. Было странно ощущать его так сильно под воздействием лекарств. Гнев был почти осязаем, и Эндрю мог представить, как тыкает пальцем в его пылающие, покрытые синяками бока. Ярость пульсировала там, под диафрагмой, как при икоте.              — Что у тебя за проблемы с половиной английского языка? — язвил Аарон. — Это просто слова, Эндрю. Ебаные слова. Перерасти.              — Аарон… — встряла чирлидерша.              — Как ты перерос ситуацию с Тильдой? — спросил Эндрю по-немецки, лукаво улыбаясь. Лицо Аарона побледнело. Видишь, Би? Обратный психотерапевт. Я знаю, куда ткнуть. — Правда, какую часть этого сложно перерасти? То, что она не любила тебя настолько, чтобы перестать бить? Или то, что она умерла и ты больше не можешь красть таблетки из ее аптечки? Мне любопытно. Я никогда по-настоящему не понимал этого.              — Иди ты нахуй, — выплюнул Аарон. Его кулаки были сжаты так, словно он был готов нанести удар. Он никогда этого не сделает. Хотя Аарон был полон ложных обещаний и забытого прошлого, он не занимался саморазрушением. Любую драку, которую он затеет с Эндрю, он проиграет.              Эндрю рассмеялся, гнев улетучился, сменившись волной чего-то более хаотичного, характерного для его лекарств.       — Такой же немногословный и бесхребетный, как и ожидалось, — хмыкнул он. — Если о тебе что-то и можно сказать, так это то, что ты предсказуем.              — Идем, — проворчал Аарон. Он схватил чирлидершу за руку и потащил ее прочь из кафе. Эндрю было слишком все равно, чтобы смотреть им в след. Он отхлебнул своего напитка и отвернулся.              Просто слова. Эндрю подумал, что это странная фраза. Слова — это то, как люди определяют себя, как они общаются, как они классифицируют. Слова имеют вес, и, хотя после приема лекарств этот вес казался изменяемым и легким, у Эндрю была достаточно хорошая память, чтобы вспомнить, что означают слова в трезвом состоянии. Что для тебя значат слова? Аарон был не очень силен в словах. Его словарный запас включал множество английских и немецких оскорблений. Пробелы, вероятно, были заполнены медицинскими терминами из его учебников.              И «пожалуйста». Аарон знал это слово. Он часто его употреблял. Чаще, когда они были младше. «Пожалуйста», — после того, как Тильда ударила его. «Пожалуйста», — после того, как Тильда лежала без сознания после употребления. «Пожалуйста», — после того, как он остался за запертой дверь и умолял дать ему дозу. «Пожалуйста», — после того, как полицейский произнес фразу: «Погибла при ДТП». Эндрю не был уверен, как Аарона еще не тошнило от самого себя. Во всех отношениях Эндрю считал себя чрезвычайно великодушным. Любой другой пустил бы в ход ножи и кулаки после такого пренебрежения к просьбе о молчании. На Аароне не было ни царапины, ни пятнышка. Посмотри на мою доброту, Би. Она действительно не знает границ.              Ни пятнышка. Аарон был намного чище Эндрю. В том, что касалось наркотиков, тела и ума. На его руках не было крови, внутри него тоже не было грязи. У них были одинаковые лица, но Эндрю было интересно, что можно увидеть, если вскрыть их черепа и посмотрели на них бок о бок. Несомненно, были бы различия. Внутренности Эндрю бурлили и пестрили разными цветами, а у Аарона представляли из себя огромные гниющие куски. Назовем это экспериментом. Эндрю и STEM.              Эндрю вернулся в Лисью башню. Сегодня у него не было других занятий, и он намеревался провести несколько часов перед тренировкой за курением. Не с кем было подраться и некуда было девать мысли, запертые в его голове.              Как ни странно, несмотря на все, что означали слова, Эндрю не всегда думал ими. Его мысли после дозы были слишком шумными и быстрыми, чтобы укладываться в последовательные буквы. Иногда мозг Эндрю буквально щекотало от силы мыслительных импульсов. Он поднялся на крышу и потер лоб, проверяя, нет ли легких ударов тока.              Эндрю зажег сигарету и глубоко затянулся, что было необходимо. Мысли замедлились как медоносные пчелы, летящие в облаке дыма. Плохая аналогия. Знаете ли вы, что дым успокаивает тревожные феромоны пчел и создает для них ощущение лесного пожара, которое побуждает их насытиться медом, готовясь покинуть улей. Не замедленные, просто не жестокие. Возможно, его мысли замедлились как муравьи, попавшие в мед. Еще одна неудачная аналогия. Мысли не были пойманы в ловушку, они просто запаздывали. Эндрю отказался от попыток найти аналогии. Он не всегда мыслил словами, поэтому иногда они его подводили.              Эндрю все еще играл с буквами, когда пришло время ночной тренировки. Действие лекарств ослабло настолько, что тишина перестала казаться невозможной, но он все еще чувствовал себя слишком взвинченным. Он отвез Кевина, Нила и Алекса на стадион, после чего сразу же лег на трибуны и закрыл глаза. Как только Кевин включил освещение на корте, его веки вспыхнули красным светом.              В сознании у него все еще гудело от головокружения и мыслей. Эндрю уже несколько недель не участвовал в спаррингах, и это сказывалось. Кроссворды Би не удовлетворяли его потребности.              Эндрю погрузился в пограничное состояние между сном и бодрствованием. Некоторое время спустя он очнулся. Нил и Кевин занимались упражнениями Воронов, вбивая мячи в плексиглас. Эндрю сел и почувствовал, как мозг внутри черепа дернулся вперед.              Как всегда, Алекс сидел на тренерской скамье. Обычно он засыпал там, но сегодня был день взглядов. Эндрю насчитал пять взглядов за три минуты.              Иногда Эндрю задумывался о том, что могут значить слова для Алекса. У него никогда не было сложностей с жестами, поэтому он, должно быть, не испытывал трудностей с мыслями, лишь с их озвучиванием. Детское «я» Эндрю лучше всего понимало, что значит, когда тебя заставляют замолчать.              В тот день Эндрю и Би говорили о словах. На самом деле, всегда говорили. Психотерапевты работали со словами, и Эндрю придерживался строгих правил в отношении них. Даже находясь в полном смятении и дезориентации, Эндрю вспоминал их сеанс. Он говорил о вере. Вновь.              «Вера — вещь несправедливая, — сказал Эндрю, затем покачал головой, потому что это было не совсем правильно. — Вера — вещь неуравновешенная. Люди поверят мужчине в черном с маленьким белым квадратиком на воротничке, но они не поверят миллиону детей. Иронично, Би. Дети, как известно, любят говорить правду. Ребенок говорит, что ты уродливо одет, и лучше ему поверить. Взрослые хмыкают и говорят, что ты выглядишь неплохо. Дети говорят то, во что они верят. Взрослые говорят то, во что они хотят, чтобы верил ты. Ты видишь разницу?»              «Вижу», — ответила тогда Би.              Эндрю рассмеялся над очень сосредоточенным выражением ее лица, на котором не осталось ни детскости, ни характерной для детскости неотфильтрованной правды.       «Но детей можно обучить, — продолжил Эндрю, потому что это должно было быть озвучено: слишком сильно металась эта мысль в голове. — Они могут солгать, если им объяснить, как это делается. Щенки быстро учат новые команды и все такое. Или что-то в этом роде».              «Тебе когда-нибудь казалось, что тебя учили лгать?» — спросила Би.              «Я не люблю ложь, Би, — ответил Эндрю улыбаясь. — Меня учили вести себя тихо, — «Тише, Энди, не издавай ни звука. Ты можешь это сделать?»              «Тебе когда-нибудь было трудно произносить слова вслух?»              «Было ли? — рассмеялся Эндрю и указал на свое лицо. — Разве ты не видишь? Я не могу вымолвить ни слова. Мои губы сжаты, я не могу издать ни звука. Ты разговариваешь с призраком».              Би проигнорировала его сарказм и продолжила: «Тебе трудно озвучивать то, о чем тебя учили молчать? Нередко подобные секреты трудно раскрыть, даже если этого хочется. Разум способен лишать способности говорить об определенных вещах, если считает это нужным».              «Я знаю, — кивнул Эндрю. — Я могу говорить», — просто не все слова, но те все равно уродливые. Те, которые получаются вытянутыми или требуют слишком больших усилий. Аарону нетрудно произносить эти слова.              «Ты расскажешь об этом сейчас?» — спросила Би. Би всегда задавала этот вопрос.              «В этом нет необходимости, — хмыкнул Эндрю. — Все в этой комнате и так знают. Я не любитель бессмысленных повторений».              «Иногда разговор не для слушателя», — произнесла Би, и это показалось Эндрю такой классической фразой для психотерапевта, что он рассмеялся.              Сейчас он думал об этой фразе. Эндрю задавался вопросом, относилось ли отсутствие слов у Алекса к слушателю или к нему самому. Ему вообще не следовало об этом задумываться.              Алекс повернулся лицом к Эндрю, заметив, что Эндрю проснулся и сосредоточен. Дети по-своему видят то, чего не замечают взрослые. Взрослые по-своему отмахиваются от того, что видят и знают дети.              Алекс что-то показал — то же самое, что он показывал на игре с Бельмонтом. Руки у него устало опустились. Эндрю указал на Алекса. Алекс покачал головой и указал на него пальцем в ответ.              Эндрю почувствовал, как что-то сжалось у него в животе, и обвинил в этом остаточный эффект от лекарств. При употреблении таблеток любопытство Эндрю можно было списать на зацикленность. У него были вопросы — миллион вопросов. Сколько шрамов скрывал Нил? Откуда у Алекса такой шрам на руке? Какие еще секреты хранили они оба? Алекс молчал, потому что хотел этого или его приучили? Где Нил научился обращаться с ножами?              Эндрю отмахнулся от вопросов. Задавать их было нехорошо, и, вероятно, было бы еще хуже, если бы на них ответили. Зная, что причины, стоящие за молчанием Алекса — не то, что во что ему хочется лезть.              Алекс показал что-то еще, и морщина на его бровях уточнила, что это был вопрос. Язык жестов оказался удивительно выразительным для братьев Джостенов, которые в остальном были невыразительны. Их разговоры неизменно оставались непонятыми посторонними, но смысл и эмоции, стоящие за жестами, были очевидны.              Эндрю интересовался языком жестов, но если Алекс не хотел, чтобы его слышали, значит Эндрю и не будет. Сейчас Алекс хотел, чтобы его услышали. На мгновение Эндрю задался вопросом, как часто Алекс пытался общаться в отсутствие Нила, но не мог.              Взглянув через плечо на корт, Алекс задумчиво скривил лицо. Он снова повернулся к Эндрю.       — Почему?              Это слово было произнесено тихо-тихо и потеряло еще больше громкости в пространстве между Эндрю и Алексом. Его голос был таким же, как у любого другого четырехлетнего ребенка, а не хриплым из-за неиспользования или невнятным из-за недостаточного развития. Эндрю почувствовал легкое удивление, которое его трезвая сторона сумела придушить. Он и глазом не моргнул, услышав речь Алекса. Будучи молчаливым ребенком, Эндрю знал, что фанфары не помогают заговорить.              — Почему ты устал? — задал встречный вопрос Эндрю.              — Я не устал, — сказал Алекс.              Это была ложь. Он подозревал, что Алекс научился этой конкретной лжи от Нила. Эндрю только приподнял брови.              Алекс переместился, подтянув колени к груди и обхватив голени руками. На нем была его обычная желтая футболка, которая открывала вид на длинный шрам. Алекса, казалось, он не волновал так сильно, как Нила.              — Когда таблеток нет, ты устаешь, — произнес Алекс. Это был не только вопрос, но и наблюдение.              — Таблетки дают мне энергию, — ответил Эндрю. — Когда их нет, я возвращаюсь к обычному уровню, — но это было не совсем так. Лекарство возносило его ввысь и стирало законы земного притяжения, оно кружило его и кидало из стороны в сторону, пока он не начинал падать, не ориентируясь в собственном разуме. Когда эффект заканчивался, он разбивался. После долгого отсутствия гравитации, по возвращению она казалась жестче.              — Но тебе же они не нравятся, — настаивал Алекс. И снова Эндрю задался вопросом, как много знал Алекс — как много рассказал Нил. Возможно, то, что Алекс знал, было результатом его собственных наблюдений.              — Да, — честно ответил Эндрю, наблюдая за реакцией Алекса.              Алекс кивнул, задумчиво глядя в потолок. На его лице отразились явные, сосредоточенные мысли. У Нила никогда не было такого выражения. Когда Нил думал, его лицо было либо нервным, сосредоточенным, либо пустым.              — Почему? — вновь спросил Алекс, переводя взгляд обратно на Эндрю.              — Таблетки делают меня шумным, — сказал Эндрю. На его губах появилось подобие улыбки, и Эндрю сжал нижнюю губу указательным и большим пальцами, пока она не исчезла.              Алекс опустил подбородок на колени.       — Но ты хочешь быть тихим, — сказал он, и это прозвучало слишком по-взрослому для его возраста. Этот ребенок ведет себя не по годам взросло — тсс.              Взгляд Эндрю метнулся к шраму на руке Алекса. Не в первый раз он задавался вопросом, сколько насилия Алекс повидал за свои четыре года. Нил, несомненно, повидал свою долю. Многое ли ему удалось скрыть от Алекса? Недостаточно.              Эндрю произнес:       — Да, — если бы этот диалог велся с Би, он, вероятно, ответил бы: «Я ничего не хочу». Эндрю не желал сейчас нырять в поиск различий.              Алекс наклонил голову, прижавшись щекой к колену. Он посмотрел на Эндрю так, как, по наблюдениям Эндрю, он смотрел только на некоторых. Открыто и без страха. У Эндрю возникло желание приказать ему отвернуться.              — Ты можешь быть тихим, — Алекс предлагал молчание, как будто у него для этого было достаточно сил. Эндрю подумал, не научился ли он этим словам у Нила. Он мог себе это представить: Алекс слишком напуган, чтобы говорить, и Нил предлагает ему молчание для успокоения. Это было больше, чем Эндрю когда-либо получал в детстве. Взрослые обычно требовали слова, когда дети совсем не желали их произносить. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Просто скажи, и я перестану.              Но в его нынешнем возрасте тишина означала нечто иное. Это было не то, чем Эндрю обладал, но чего не мог желать. Лекарство вырывало тишину из его рук все чаще и чаще.              Они погрузились в молчание. В конце концов моргание Алекса замедлилось, а затем и вовсе прекратилось, когда он заснул. Эндрю отвел взгляд и стал наблюдать за Кевином и Нилом на поле. Они заканчивали заминку, движения их замедлились.              Что-то изменилось со словами Алекса. Из-за путаницы в голове Эндрю было трудно разобрать что. Он чувствовал, что какая-то его часть отделена от тела, и Эндрю подумал, был этот разговор реальностью или галлюцинацией. Из всех людей, заслуживающих внимания Алекса, Эндрю казался наименее достойным кандидатом. Его репутация, поведение и общий настрой делали его ненадежным. Эндрю не знал, что делать с этим внезапным доверием. Это — дело деликатное, а Эндрю никогда не умел быть мягким.