________
Они часто спят в одной постели. Это удобней, дешевле и лучше, чем Вэш, настаивающий на том, чтобы спать на чертовом полу, потому что он отказывается позволить Вульфвуду сделать это. Так что это работает. В теории. А в реальности это до сих пор сводит Вульфвуда с ума даже спустя несколько недель. Он лежит на спине с сигаретой в зубах, а Вэш тихо похрапывает рядом. Его голова покоится на плоской гостиничной подушке, взлохмаченные волосы спадают на лоб. Вэш дышит мягко, медленно и тихо; его широкая грудь вздымается и опускается. Он такой красивый: лицо расслабленное, лунный свет целует верхнюю часть его щек, светлые ресницы трепещут во сне. Как нечто святое, залитое белым светом, и прекрасное. Он думает: «Милый, нежный и такой, такой идеальный». Николас затягивается сигаретой и думает, не сойдет ли он с ума, прежде чем закончит эту работу. Вэш обычно начинает ночь как можно дальше от Вульфвуда, засыпая на другой стороне кровати, но к тому моменту, когда они просыпаются, Вэш почти всегда лежит на его плече, словно на своей подушке. И Вульфвуд всегда просыпается первым, уже понимая, что Вэш чуть ли не забирается на него сверху, цепляясь конечностями и все еще тихо дыша во сне. И Вульфвуд всегда осторожно выскальзывает из постели, прежде чем Вэш успевает проснуться, его сердце бешено колотится в груди, а кожа становится адски горячая. И сейчас два часа ночи, Вэш так близко, что его дыхание обволакивает шею, ритмичное и теплое. Николас знает, что может просто встать пораньше или, возможно, даже разбудить Вэша и рявкнуть на него, чтобы тот отодвинулся, но он никогда этого не делает. Вульфвуд позволяет Вэшу оставаться рядом, нежным и расслабленным во сне, потому что в душе он эгоист. Потребность и жажда его прикосновений, жадность ко всему, что Николас никогда не сможет получить. И если он хотя бы чуть-чуть повернет голову, то сможет положить подбородок на макушку Вэша. Он этого не делает, но эта мысль все повторяется в его голове, пока та не начинает кружиться. Это внутреннее желание почти душит его, заставляя хрипеть и брызгать слюной. Словно он был планетой, вращающейся вокруг солнца, никогда не уходящей далеко, всегда крутящейся и крутящейся вокруг своей оси. И Вэш всегда будет центром всего, той точкой, к которой всегда возвращаешься, стартом и финишем. Он — всё сразу, одновременно, и это заставляет каждую частичку внутри Вульфвуда гореть. Вэш, непостижимый в лучшем и худшем смысле, даже когда не осознает этого. И тут у Вэша перехватывает дыхание, из его горла вырывается всхлип, сопровождаемый судорожным движением груди. Он задыхается, голос искажается во время отчаянного зова чьего-то имени. Вульфвуд смотрит на Вэша, наблюдает за его бровями и губами, за тем, как спокойствие покидает его лицо. Николас видит, как ногти Вэша впиваются в его кожу так сильно, что разрывают плоть и под пальцами появляются капельки крови. Его дыхание прерывается тихим всхлипом, и Вульфвуд протягивает руку, чтобы прикоснуться к нему, утешить или разбудить. Но прежде чем пальцы касаются светлой кожи, он останавливается, тяжело дыша. Ему это не позволено, Николас уже знает об этом. Поэтому вместо этого он щелкает пальцами прямо над ухом Вэша и говорит: — Эй, Иглоголовый, проснись. Вэш вздрагивает, но не просыпается, только хныкает сквозь зубы. Вэш снова произносит ее имя, имя, которое Николас уже слышал десятки раз, когда тот лихорадочно шептал его или плакал во сне. Он никогда не спрашивал об этом и знает, что, скорее всего, никогда и не спросит. Вульфвуд снова щелкает. — Вэш. — И это, наконец, будит Вэша, слеза скатилась по его переносице. Вэш быстро моргает слезящимися глазами и мотает головой, пока пытается понять, где находится, после чего его взгляд останавливается на лице Вульфвуда. Вэш вздыхает протяжно, низко и невероятно мягко. Его взгляд становится нежнее. Вэш смотрит на Николаса так, будто чувствует облегчение от того, что он здесь. Его дыхание замедляется, и он успокаивается. — Вульфвуд, — выдохнул Вэш и Николас чувствует, как в его груди вспыхнула звезда, угрожая поглотить его целиком и не оставить ничего от него самого в этом пламени. Ты причиняешь себе боль. — У тебя был кошмар, — тупо говорит он. Его горло сжимается, а ребра хрустят под невидимым давлением, которое, как думает Николас, было там с тех пор, как Вэш, гребаный Ураган, увидел его и счел достойным внимания. Вэш тихо смущенно бормочет, переходя на нервный смешок: — Мне жаль. — Он шепчет и они так близко, что Вульфвуд ловит серебряные блики в радужках Вэша, такие яркие, что Николас мог бы ослепнуть. Он мог сосчитать каждую светлую ресницу, бледную и трепещущую, пока Вэш дышит. — Я не хотел разбудить тебя. Вульфвуд хмыкает, потянувшись к прикроватной тумбочке, чтобы потушить сигарету, просто чтобы не смотреть на Вэша: — Ты не разбудил меня, Блонди. Иди спать, до подъема еще несколько часов. Плечи Вэша слегка вздрагивают, когда он кивает, вытирая тонкими пальцами остатки слёз. Вульфвуду хочется дотянуться и сделать это за него, оттолкнуть чужие пальцы и обхватить челюсть грубой ладонью. Николас хочет провести руками по его спине, унять затяжную дрожь и притянуть ближе к себе. Ощути его тепло, очертания шрамов и металла, заставь свой рот произнести слова, что будут немного успокаивающими, немного мягкими. Ты не создан для этого. Его пальцы сжимаются в кулаки, и он смотрит, как Вэш отворачивается и сворачивается калачиком, притворяясь, что снова засыпает. Вульфвуд закуривает еще одну сигарету и курит ее, пока она не догорает до кончиков пальцев.________
Вэш чистит рану на животе Николаса, осторожно и медленно, бледная кожа каждые несколько мгновений касается его. Прикосновения случайные, лёгкие и тёплые, но они всё равно вызывают мурашки по его спине. Это заставляет Николаса сжимать челюсти, глядя на белокурую голову Вэша и наблюдая за кончиком его языка, пока тот концентрируется на наложении швов. Голубые глаза Вэша сосредоточены и блестят; он стоит на коленях между ног Вульфвуда, его руки не дрожат, а ладонь удерживает бедро. Он нежный, гораздо нежнее, чем ему когда-либо было бы нужно, чем Николас мог когда-либо заслуживать. И сколько бы Вульфвуд ни настаивал на том, что нет необходимости в столь нежном обращении с ним, лицо Вэша в ответ только морщится, а голубые глаза мелькают на нем. — Я работаю. Тихо. Вульфвуд неохотно сдался после пятого раза. Но Вэш стоит на коленях, ухаживая за ним, и Николас не может ни думать, что их роли должны поменяться. Что это он должен стоять на коленях в мольбе, чиня кожу Вэша грубыми ладонями, которые не имеют права касаться его. Он — Ангел, Вульфвуд — его разрушитель, но он всё ещё собирает Николаса по кусочкам, тонкими живыми и металлическими пальцами, как будто это не имеет значения. И Вэш по-прежнему красив, даже с волосами, похожими на самое ужасное птичье гнездо, что Николас когда-либо видел. Они стали слегка ржавого цвета из-за крови и повязки на лбу. Под его носом остались следы засохшей крови, на щеках синяки, а нижняя губа разбита. Но Вэш все равно настоял на том, чтобы сначала подлатать Николаса еще до того, как удосужился вымыться сам. И Вульфвуд знал, что это лучше, чем сидеть и спорить с ним, когда он так серьёзно настроен. Что-то странное скручивается в его груди, неприятно сжимается в животе. То, что Вэш ведет себя так с ним – ничего не значит. Прикасается к нему и заботится о нем, ведь Вэш заботится обо всех. Николас не исключение, он не ценен для него. Он просто еще одно тело, за которое тот будет винить себя, если оно сломается. Закончив, Вэш затягивает рану марлей, нечто теплое отражается на его лице. Словно цветущее удовлетворение, глаза мягкие, а губы растягиваются в улыбке. — Все сделано, — заявляет он, рассеянно похлопав Вульфвуда рукой по голому боку. Это заставляет Николаса почувствовать, как маленькое солнце тут же вспыхнуло на его коже, распространяя тепло. Вэш смотрит на него, и Николасу не нравится эта вспышка в его глазах, это осторожное подергивание губ, как будто он знает. — Спасибо. — Николас хмыкает, снова натягивая рубашку и застегивая ее только наполовину. Вэш вскакивает на ноги, пытаясь снять свое нелепое пальто, чтобы остаться в кожаных штанах. Его живот багрово-фиолетовый, но это было не так плохо; кроме этого виднелась лишь неглубокая рана на боку, что уже закрылась. Лицо Вэша по-прежнему представляло собой смесь из крови и синяков, часть волос безжизненно cпадала, а другая беспорядочно торчала на голове. Вульфвуд берет со стола влажную тряпку и опускает ее в таз с водой. — Иди сюда, идиот. Позволь мне стереть с тебя все это дерьмо. — Николас манит Вэша к себе рукой, наблюдая, как его голубые глаза расширяются и блестят. — Я могу сделать это сам, — бормочет Вэш, но все равно слушается, медленно приближаясь и снова опускаясь на колени перед ним. Его руки ложатся на бедра Ника, и тот резко понимает, что только что совершил серьезную ошибку. Вэш горячий, как всегда, и этот момент не исключение. Кажется, что это распространяется по всему его телу, снисходительное тепло, которое он прижимает к коже Вульфвуда, что ощущается даже через слой ткани между ними. Вэш слегка подается вперед, подставляя свое лицо рукам Николаса. Его глаза подобны ярким озерам чистой воды, усеянным серебристыми крапинками, и Вэш всегда смотрит на него так, будто Николас стоит намного больше, чем есть на самом деле. — Ты хреново выглядишь. — Он ворчит, потому что чувствует себя уязвимо и тепло, а Вэш все еще смотрит на него снизу-вверх поджав мягкие губы. Он скулит, но позволяет Вульфвуду медленно смыть запекшуюся кровь со своего лица, стирая кроваво-красные пятна. Николас с усилием сдерживает дрожь пальцев, тремор, от которого у него дергается ладонь. Николас старается не дать их коже соприкоснуться и нежно проводит рукой, не сильно давя на синяки, что расцвели на бледной плоти. Он чувствует себя проводом под напряжением, опасно жужжащим и искрящим, и ему хочется держать это подальше от Вэша, превратить свои ладони в нечто, что не причинит ему вреда. Он не создан для этого. Глаза Вэша закрываются, пока Николас работает, на бледных ресницах появляются красные капельки крови. Каждый взмах тряпкой обнажает порозовевшую кожу, губы Вэша приоткрываются в мягком вздохе. В груди Вэша раздается низкий гул, а из горла вырывается удовлетворенное мурлыканье. Довольный и расслабленный, как будто Вульфвуд заставляет его чувствовать себя хорошо. Как будто он способен на нечто подобное, а Вэш совсем не боится, даже чуть-чуть. Николас чувствует, как что-то сдавило грудь, пока он наблюдает за тем открытым доверием, что распространяется по лицу Вэша. И он ничего не сделал, чтобы заслужить это. Ничего не сделал для того, чтобы Вэш думал, что Вульфвуд так же хорош, как и он. Николас мог бы причинить ему боль. Он бы так легко мог причинить ему боль, оставить его сломленным прямо здесь, как и многих других на своем пути. Николас мог себе это представить: его рука сжимает обманчиво нежное горло, пальцы все сильнее стискивают его, пока Вэш не задохнется, с красным лицом и налитыми кровью глазами. Он мог бы дотянуться до своего пистолета, мог бы прижать его прямо к середине лба Вэша и нажать на спусковой крючок; кровь и внутренности разлетятся по полу, когда тот безвольно упадет на землю. И самое худшее, думает он, так это то, что Вэш не поверит ему. Что он позволит приставить ствол к своей голове и будет уверен, что Николас не выстрелит. И Вульфвуд знает, что Вэш был бы прав. Он испуганно выдыхает и вздрагивает, когда пальцы Вэша обхватывают запястье той руки, что дрожит, когда он сжимает окровавленную ткань. — Вульфвуд? — бормочет он, голубые глаза мерцают, словно жидкие драгоценные камни, прозрачные лужицы, блестящие в тусклом свете. Они мелькают перед лицом Николаса, и ему хочется наклониться вперед и поцеловать его в уголок рта, хочется провести там языком по остаткам крови и вкусить святой божественности. Вэш прикасается к нему, и это похоже на рождение новой звезды на его коже. Николас дергается, используя тряпку, чтобы ущипнуть Вэша за нос, прежде чем бросить ее на стол. Вэш бормочет и скулит, прикрывая лицо рукой. — Это все ещё больно. — Он дуется, падая на задницу и давая Вольфвуду достаточно места, чтобы встать. Достаточно места, чтобы снова наконец-то начать дышать. — Тогда не обижайся на то, что ты тупица. Вульфвуд не смотрит на него, даже когда ладонь Вэша хлопает в отместку его по голени, когда тот проходит мимо. Его руки трясутся всю оставшуюся ночь.________
Они останавливаются в каком-то безымянном городе, сидят в старом отеле с облезшими обоями и старой кроватью, которая даже меньше, чем та, к которой они привыкли. Николас чистит свое оружие, сидя на постели, а Вэш позади него. Его руки трясутся, ногти все еще в пятнах прилипших остатков крови Вэша, сколько бы Вульфвуд не оттирал их. Ещё только час назад Николас копался в плоти Вэша, вытаскивал пули и зашивал раны. Это стало почти рутиной. Но каждый раз его живот скручивает, а в груди тяжелеет от невидимого веса. И в голове крутится мысль: «Это последний раз, это он». Но Вэш всегда выживает и продолжает жить, даже когда Вульфвуд доводит себя до отчаяния из-за страха, что этого не произойдет. А Вэш все это время мягко смотрел на него, даже когда шипел и корчился от боли. Николас даже получил за это благодарность. Словно Вульфвуд просто подал ему бутылку с водой, а не следил за тем, чтобы внутренности Вэша не выпали. Где-то внутри, Вульфвуд искренне считал, что ему не позволено прикасаться к нему. Что даже легкого прикосновения к их коже было бы достаточно, чтобы наполнить его потребностью в раскаянии. Даже когда он пытался вернуть Вэша с того света, это кажется лицемерным, когда Николас понимает, что ведет его к худшей судьбе, чем эта. Все, что Вульфвуд умеет делать, так это лгать прямо Вэшу в лицо и смотреть на ответную улыбку. Но Вэш, казалось, никогда не возражал и не уклонялся от него. Бесстрашный и непоколебимый, как будто на ладонях Вульфвуда не было запекшейся крови, как будто он не унес бесчисленное количество жизней теми же руками, что дрожат, когда они касаются Вэша. Тупой придурок с колючками вместо волос. Кожа Николаса все еще горит от воспоминаний о теле Вэша; запах его крови жжет в носу. Глаз дергается, зубы стиснуты, а ноги раздраженно подпрыгивают. Его нервы, словно горят, искрящиеся и обожженные. В ушах слегка звенит, даже спустя несколько часов после их последней перестрелки. Вульфвуд чувствует на себе взгляд Вэша, и от этого его кожу покалывает, а челюсти сжимаются. Это не первый раз, когда Вэш делает подобное на этой неделе; смотрит на него, как будто хочет что-то сказать, но после его рот так и не открывается. Это злит Николаса, волосы на голове встают дыбом, и он настолько напряжен, что у него болят позвоночник и плечи. И хуже всего, так это уверенность в том, что независимо от сказанного Вэшем, Николасу это не понравится. Но ожидание еще хуже, в какой бы тупиковой ситуации они ни оказались. Он ощущает зуд и раздражение. Вэш очень редко что-то говорит, если только его не вынуждают, если только Вульфвуд не пытается выбить это из него. Они одинаковые в этом отношении, как бы ему не хотелось это признавать. И прямо сейчас Николасу не хватает на все это терпения, во рту привкус пепла, а язык зажат между зубами. Его руки не перестанут трястись, а глаза замечать чужую кровь под ногтями. Он стонет, швыряя пистолет в прикроватную тумбочку и после набрасывая на него сверху засаленную тряпку. Вульфвуд резко оборачивается, встречается с большими голубыми глазами и рявкает: — Что, черт возьми? Вэш вздрагивает, его ладонь тут же неловко поднимается к затылку, чтобы почесать его, а глупая маска появляется на лице вместе с улыбкой: — Что? Что-то не так? — Не валяй со мной дурака, Блонди, — рычит Николас. — Какого черта ты хочешь? Это заставляет глаза Вэша слегка сузиться, его рука опускается на колени. Он в свободной белой рубашке, обнажающей ключицы и длинную шею. И Николас не настолько зол, чтобы не оценить это зрелище: его кожа бледная и гладкая там, где нет вкраплений рубцовой ткани. Вульфвуд видит бинты, выглядывающие из-под воротника расстегнутой рубашки, и знает, что они спускаются до пупка. Это вызывает в Николасе желание протянуть руку, прикоснуться и почувствовать простор его груди, когда Вэш дышит. Вэш ерзает на кровати, встречаясь с глазами Вулфвуда. — Я думал, это ты чего-то хочешь. — Он натянуто смеется и тихо вздыхает. Рот Вульфвуда дергается: — Это ты на меня пялишься. Вэш фыркает, это кажется детским и таким чертовски глупым… — Ты продолжаешь смотреть на меня так, будто собираешься что-то сделать, а потом просто останавливаешься. — Вэш тяжело вздыхает, и Вульфвуд внезапно понимает, насколько они сейчас близко, когда чувствует, как тот касается его подбородка. Николас сглатывает, сжимая руки по бокам. — Я не знаю, о чем ты говоришь. — Он ворчит, вытаскивая сигарету из пиджака, пока его сердце бешено колотится… Вэш вздыхает, и Николас ненавидит этот звук, ненавидит то, что его голос кажется почти разочарованным. Он слишком чертовски трезв для этого прямо сейчас. — Вульфвуд. — Вэш бормочет умиротворяюще, мягко и тихо и слегка качается вперед. И они все ещё находятся слишком близко на этой шаткой старой кровати. — Что, Иглоголовый? — рычит Николас, но это не делает ничего, кроме как заставляет Вэша выглядеть нежным и глупым, с мягкой улыбкой, растянутой на его губах. Он протягивает руку, бледные пальцы касаются тыльной стороны ладони Вульфвуда. Он вздрагивает, его глаза бегают по лицу Вэша. Он смотрит на него голубыми глазами, ищущими и осторожными. Его пальцы скользят по костяшкам пальцев, проводя по старым тонким шрамам. — Колючка? — Николас сглатывает, его рука дергается от прикосновения Вэша, ноющая от потребности жадно ухватиться за него и так же сильно от чувства, что он должен отдернуть ее. Губы Вэша приоткрываются, его взгляд блестит и колеблется. — Скажи мне, если захочешь, чтобы я остановился? — Он шепчет, и Николас едва соображает, что тот вообще делает, когда Вэш вырывает сигарету прямо из его губ и наклоняется, чтобы поцеловать его. Вульфвуд не может подавить испуганный звук, который издает в задней части своего горла, выдыхая дым в ждущий рот Вэша. Вэш вздыхает и прижимается чуть крепче. Его губы мягкие и осторожные, и Вульфвуд несколько мгновений бездействует, прежде чем начинает отвечать на поцелуй. Николаса трясет, будто он снова неуклюжий ребенок, что возится со своей первой любовью. За исключением того, что Вэш хорошо целуется, его язык теплый и нежный, одна рука обхватывает затылок Николаса и притягивает ближе. Он не может не задохнуться от этого, его руки парят над Вэшем, но никогда, никогда не прикасаются. Он сжимает пальцы в ладонях, рот и язык Вэша вырывают из его горла тихие звуки. Это ошеломляюще горячо, и Вэш целует его так, будто хочет насладиться этим, как будто давно ждал этого. Он чувствует мурашки по коже Вэша, энергию и свет, что он прижимает ко рту Вульфвуда. Вэш урчит и приятно низко мурлычет, и Николас вздрагивает от этих звуков. А затем Вэш отстраняется, и Ник чувствует, будто его тут же вернули в реальность. Он тяжело дышит, пока его мысли пытаются собраться. Пальцы Вэша смыкаются на его запястье, и он вздрагивает, едва не вырываясь из хватки. Вэш смотрит на него, голубые глаза, обрамленные белыми ресницами, чуть расширены, лицо раскраснелось. А затем он медленно притягивает грубую ладонь Вулфвуда к своей щеке, прижимая ее к своей челюсти, после того как перевернул ее. Кожа Вэша такая же мягкая, бледная и совершенная под его мозолями. Николасу кажется, будто дыхание застряло в груди, и он прикусывает язык так сильно, что чувствует, как вкус железа наполняет его рот. Вэш целует ладонь, и по позвоночнику Николаса словно пробегает электрический разряд. Он отворачивается, чувствуя, что если еще хоть мгновение посмотрит в эти блестящие глаза, то тут же разорвется на куски. — Какого черта ты делаешь, Иглоголовый? — Он хрипит, и его пальцы подрагивают у виска Вэша, проводя по его волосам. Он мог представить, как погружает в них руку, дергает, пока пряди не окажутся на его ладони. Он мог представить, как хлюпает кровь между их кожей, красная, она бы стекала и окрашивала идеальную бледную плоть. Николас зажмуривается, и единственное, что удерживает его от того, чтобы отдернуть руку — это нежное прикосновение Вэша к его запястью, большой палец скользит по его внутренней стороне. Ему интересно, чувствует ли Вэш легкую дрожь, проходящую по его руке, и подергивание пальцев; задается вопросом, понимает ли Вэш, насколько чертовски жалким он себя чувствует… Когда рука Вэша обхватывает лицо Вульфвуда, он судорожно вздыхает. Его металлическая ладонь прохладно лежит на подбородке, осторожно тянет его вперед, пока их лбы не соприкасаются. У него перехватывает дыхание, что-то сжимается и горячеет в животе; тепло расцветает во всех местах, где они прижимаются. — Касаюсь тебя, — шепчет Вэш, и Вульфвуду требуется несколько секунд, чтобы понять, что это ответ на вопрос. Глаза Николаса все еще закрыты, и когда Вэш смеется, то его так трясется, что это можно принять за рыдание. Пальцы Вэша перекрывают костяшки пальцев, и Николаса почти тошнит от желания. — Почему? — Он хрипит, и его глаза все еще закрыты. Николас дрожит от нежного движения искусственных пальцев Вэша по его темным кудрям. — Потому что хочу, — протянул Вэш. Как будто это так просто. Вульфвуд усмехается, сильнее надавливая на голову Вэша, почти желая отстранится для того, чтобы после снова рвануть вперед, возможно, выбив из его головы эту чертову хрень. Но Вэш лишь издает пронзительное воркование, похожее на звук довольной птицы, когда их носы соприкасаются. — И потому что ты выглядел так, будто тоже этого хотел. Вульфвуд втягивает воздух и чуть не задыхается, дергаясь в объятиях Вэша. Если он приложит чуть больше силы, то сможет отступить, знает, что сможет. Он предпринимает слабую попытку просто из-за принципа, и то, как Вэш продолжает нежно, но твердо держать его, говорит ему, что тот понимает это. Словно он всегда знал. Рыскающие внутри него голубые глаза, вытягивающие жалкие и ноющие части, удерживая их благоговейными, мягкими руками. Будто он видит каждую часть Вульфвуда, кроме тех частей, которые означают, что он этого не заслуживает. Его плечи трясутся, и он отчаянно пытается не обращать на это внимания, но рука Вэша гладит его между лопаток. Вульфвуд фыркает, тепло и рвано. — Ты меня так бесишь. — Голос Николаса дрожит, и Вэш с тихим смехом притягивает его ближе к себе. Ладонь подхватывает его под бедром, и сильная рука тянет Вульфвуда на колени Вэша. Это, наконец, заставило его глаза распахнуться, и Николас испуганно прижался к груди Вэша. Единственное, что удерживает его от немедленной борьбы, так это понимание того, что Вэш все еще ранен. — Вэш, — шипит Николас, на что блондин только мычит, его руки обвивают талию Вульфвуда, а ладони скользят вверх и вниз по его позвоночнику. Он упирается ладонями в чужие плечи, пальцы впиваются в его рубашку, и Вэш уткнулся носом ему в шею. Николас резко выдыхает, пересаживаясь, чтобы удобно обхватить бедрами бедра Вэша, перемещая свои длинные конечности в удобное положение. Вэш теплый, его грудь вибрирует от довольного мурлыканья, а губы касаются пульса Вульфвуда. Николасу кажется, что он вот-вот расколется. В нос ударил запах меда и чего-то цветочного, а пальцы дрожат на плечах Вэша. Он хочет оттолкнуть его, хочет притянуть его максимально близко, пока не почувствует металл на коже Вэша, пока не сможет вдавить пальцы в рубцовую ткань и проследить ее линии. — Все в порядке, — бормочет Вэш и берет одну из дрожащих рук Вульфвуда в свою, скользя ладонью над бьющимся сердцем. Вульфвуд задерживает дыхание, ощущая жужжание в груди Вэша, гул электричества и энергии. Он уникален, его форма жизни и дыхания. — Ты позаботился обо мне. — Он улыбается, и Вульфвуд жалеет, что на нем нет очков, жалеет, что не было защиты, чтобы эти сверкающие глаза казались чуть менее интенсивными, чуть менее проницательными, как если бы они могли видеть Николаса вплоть до сухожилий и костей. Николас прижал руки к груди Вэша, давя костяшками пальцев на плоть. — Как будто кто-то ещё собрал бы твою тупую задницу. — Он бормочет, и рука Вэша сжимает его талию, протез обхватывает его затылок. Он не создан для этого, он не… Вэш целует переносицу Николаса, и в его животе что-то делает кульбит, сердце тяжело бьется о ребра. Пальцы Вэша вплетаются в его темные кудри, осторожно прочесывают пряди и подстриженными ногтями царапают кожу головы. Николас растворяется в этом и обмякает, словно перерезаются струны, держащие его. Это успокаивает, согревает и поглощает, руки Вэша осторожно и нежно держат Николаса. Он прячет лицо в шее Вэша, не обращая внимания на жжение в глазах. И Вэш тоже не обращает на это внимания, позволяя Вульфвуду цепляться за него, словно за соломинку. Рука Вэша обхватывает его за плечи и притягивает еще ближе. Он издает недовольный звук, похожий на шипение животного, а Вэш только воркует, гладя его, когда их лица соприкасаются. Вульфвуд чувствует себя жалким, недостойным и… хорошим. Он чувствует себя слишком тяжелым, как будто ничего сейчас не сможет оторвать его от Вэша. Николас проводит ладонью по его бинтам, ногти цепляются за белую марлю, и он знает, что под ней спрятаны пулевые ранения. Пальцы тряслись, все еще боясь тронуть открытые участки кожи, а в горле словно встал ком и угрожал задушить его. Вэш мычит, целуя его за ухом, и голос звучит влажно, когда он говорит: — Ты не сделал мне больно. — Я мог. — Он шепчет, стиснув зубы настолько сильно, что становится больно. — Ты мог бы, но ты не сделаешь, — протянул Вэш. Его губы касаются виска, прижимаясь к нему в теплом поцелуе. Вульфвуд вздрагивает, вжимаясь бровью в плечо Вэша. — Ты не сделаешь, — повторяет он, прижимая Николаса к себе, крепко обнимая за талию и касаясь носом горла. Вэш говорит так, будто верит в это больше всего на свете. Он кладет ладонь на горячую грудь Вэша, прижимаясь к разгоряченной плоти. Это заставляет Вэша издавать радостные звуки, что-то довольное и счастливое. Он награждает Вульфвуда поцелуем в шею. Николас чувствует соль на языке, втягивает воздух, вдыхая вместе с ним мед и цитрусовые. Он не создан для этого, за исключением того, что, возможно, Вэш превратил его в нечто новое. Вульфвуд целует Вэша в челюсть, и это похоже на начало чего-то, чего, как он думал, у него никогда не будет.