Двадцать пятый год

      «Привѣтствую Васъ, Ольга Сергѣевна. Помните ли нашъ уговоръ на двадцать первое іюня? Смѣю сообщить, что буду ждать Васъ въ три часа дня на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ мы встрѣчались передъ моимъ отъѣздомъ — въ началѣ набережной.       Очень скучаю и съ нетерпѣніемъ жду встрѣчи съ Вами. Мнѣ есть что разсказать Вамъ.

И.И. Пущинъ».

      Данное письмо Ольга получила девятнадцатого числа.       С тех самых пор, как приехала Александра Николаевна, Оля совсем забыла о том, что договорилась встретиться с Пущиным и сходить с ним в театр. После получения письма княжна долго думала, как уйти и не говорить бабушке о том, куда она пошла. Однако в назначенный день всё удачно сложилось само.       Двадцать первого, рано утром, княгиня Александра Николаевна уехала куда-то по своим делам. Это означало, что княжна Оля могла без объяснений выйти из дома. Предупредив об этом одну лишь Дарью, она выехала около полтретьего. К назначенному времени Оля прибыла на набережную, где Иван Иванович уже ждал её.       — Здравствуйте, Ольга Сергеевна, — произнёс он. Было видно, что он чем-то глубоко озабочен.       — Здравствуйте, Иван Иванович. Рада видеть вас.       — Это вам, — он протянул ей розу ярко-красного цвета.       — Merci, — Оля, принимая цветок, слегка улыбнулась.       Пущин, с нескрываемым восхищением, взглянул на её улыбку, но, заметив на себе её пристальный взгляд, немного смутился и быстро заговорил:       — Пожалуй пройдёмся пока что. У меня к вам есть весьма важный разговор.       — Хорошо, давайте. Что-то случилось?       — Нет, нет, ничего, — ответил он, как-то взволнованно выдохнув. — Прошу вас, выслушайте меня.       — Отчего вы так волнуетесь… Я готова выслушать вас, будьте откровенны.       — Знаете, Ольга Сергеевна… — не очень уверенно начал Иван Иванович, опустив при этом свой взгляд в землю. — Ещё при первой встрече вы показались мне очень необыкновенной личностью. Я не говорю, что вы особенная, просто вы такой человек… Честно говоря, даже не знаю, как и объяснить. Хотя, признаюсь, если бы Alexandre не устроил нам встречу, я бы в общем-то и не вспомнил о вас и нашем с нами знакомстве, которое устроил Кондратий. После нашей встречи в Михайловском, а в особенности после того, как я уехал в Петербург, я очень много размышлял на эту тему, а именно над тем, что чувствую к вам. Я понимаю, что вы можете и не ответить мне взаимностью, но я пришёл к выводу, что люблю вас.       — Что?.. — Оля от удивления выронила цветок из рук и замерла на месте. Она совсем не поняла этого признания, но оно как будто обожгло её душу, словно пламя огромного костра. Как это — ей признались в любви? Да ещё и кто! Признайся кто-либо другой, княжна сочла бы это за ребячество, но это был Иван Иванович… К Пущину у Оли было особое отношение, на фоне неизвестных ей обстоятельств. Рядом с ним она как будто успокаивалась и отвлекалась от всего, что её тревожит. Волконская поняла сразу, что его чувства обречены и не несут для него ничего хорошего.       Ольга, глядя Пущину в глаза, только и смогла растерянно вымолвить: — Вы… К-как же это?..       Иван Иванович слегка нагнулся и подобрал розу.       — Вы не подумайте, что я ради развлечения. Совсем нет, мои намерения серьёзные, — ответил он, выпрямившись.       Княжна Оля ужаснулась тому, как у него тряслись руки от волнения. Она, осторожно взяв цветок из его рук, печально произнесла:       — Я даже не знаю, что вам и сказать… Мне никогда никто не признавался в любви.       — Неужели?.. Простите меня, что поставил вас в неловкое положение.       — Да ну что вы, Иван Иванович! — Оля схватила его за руку. — Не волнуйтесь так сильно.       — Я не должен был… Нет, — он, осторожно убрав её руки со своей, сделал глубокий вдох и бессильно закрыл глаза.       — Да бросьте! Вы не виноваты ни в чём, ведь сердце не спрашивает разум, когда любит кого-то, поэтому нельзя заставить человека не любить. Как невозможно и насильно полюбить, даже если захочешь… — Оля виновато опустила взгляд. — Простите меня, это не в моей власти.       — Понимаю, о чём вы, княжна, я ни на что и не надеялся. Хотя вы правы, никто из нас не виноват в том, что я полюбил вас, а вы меня — нет.       — Я правда не хотела делать вам больно! Я просто даже и представить не могла, что кто-то вот так скоро полюбит меня, а ещё этим «кто-то» окажетесь вы. Вы, а не кто-нибудь! Вы хороший человек, Иван Иванович, и я люблю вас, но не в том смысле, в котором вы меня… Честно говоря, я и сама не знаю, кто вы и что значите для меня.       — Только не вините себя в том, что не можете ответить мне взаимностью, я прошу вас, — произнёс Пущин и взял её руку. — Мои чувства не стоят ваших страданий. Я сказал вам просто, чтобы вы знали.       — Я хотела бы любить вас… Но, увы. Мне кажется, что я вообще не способна любить романтически, ибо за столько лет я так никого и не полюбила, — она выдернула свою руку из его ладоней и вновь отвернулась. — Знали бы вы, каким злым человеком я была раньше… У меня нет сердца. Я не способна любить.       — Не говорите так, Ольга Сергеевна. Я уверен, что вы ещё полюбите.       — Хотелось бы верить… Я очень сомневаюсь в этом.       — Вы обязательно будете счастливы! Тогда и я буду счастлив, даже если вы будете с другим.       — Не надо, прошу вас! — отчаянно воскликнула Оля и резко повернулась к Пущину. — Не надо так говорить и терзать себя… Не надо. Нет. Я ведь не отвергла вас, и ежели вам станет одиноко и вы захотите увидеться со мною, то можете сделать это в любое согласованное со мной время.       — Вы очень добры, — прошептал Иван Иванович, вновь взяв её руку и прижав к своим губам. На миг Пущин закрыл глаза, однако открыл их вновь и, оставив на руке Оли нежный поцелуй, отпустил её.       — Да ну что вы… Не смущайте меня, — она как-то болезненно натянуто улыбнулась.       — Я вспомнил про ваш сон. От судьбы действительно не уйдёшь… — добавил он, тяжело вздохнув.       — Увы, это так.       — Я бы и не рассказал вам, но мне очень тяжело держать это в себе.       — Прошу вас, не терзайте себя, — Оля, положив руки ему на плечи, пристально посмотрела на него. — Пожалуйста, я умоляю вас! Любовь не должна причинять страданий.       — Хорошо. У меня к вам тоже одна просьба, пусть моё признание останется между нами.       — Иван Иванович, я даю вам слово, что сохраню эту тайну.       — Благодарю вас, Ольга Сергеевна, я знал, что на вас можно положиться.       — Быть может мы сейчас поговорим с вами на другую тему?       — Я слышал, княгиня Александра Николаевна в Москве, это правда? Она ведь у вас?       — Да, у меня, пока Сергей Григорьевич не вернётся, но это явно будет нескоро, ибо он уехал по делам сами знаете чего… А Мария Николаевна больна, поэтому, думаю, она до конца лета в Одессе будет.       — Больна?.. А что с нею?       — Сердце у неё больное… А она ещё и беременна ведь. Князю бы, конечно, быть рядом с ней, а не этими делами заниматься… От тоски вся болезнь её.       — Разве они плохо ладят?       — Да ладят-то они не плохо и очень любят друг друга, дело в другом. Батюшка Сергей Григорьевич, видно, выбрал не её, а эти идеи, хотя я вижу, что ему тяжело это делать, он не хочет этого.       — Вот как…       — Я просто очень надеюсь, что у них всё будет хорошо. Я хочу, дабы они были счастливы.       В ответ на это Иван Иванович только устало вздохнул. Интересно, о чём он думал в тот момент?       — И вновь их страдания от любви… Даже несмотря на то, что их чувства взаимны.       — К сожалению, и так бывает иногда.       — Знаете, простите меня, пожалуйста, однако мне уже пора. Я знаю, что мы с вами договаривались, и я сама не против провести с вами время, но так получилось… Ежели Александра Николаевна уже вернулась, она потеряет меня. Мне просто не объясниться перед ней.       — Коли так поезжайте, я всё понимаю.       — Простите меня.       — Это не ваша вина, вам не за что извиняться.       Оля тяжело вздохнула и тихо, с небольшим надрывом, произнесла:       — До свидания.       — До встречи, милая Ольга Сергеевна, — произнёс Пущин, поцеловав её руку. — Не корите себя за мои чувства.       По печальному взгляду Ивана Ивановича было понятно, что он явно не хотел её отпускать, а готов был находиться рядом с ней даже не один вечер, а целую вечность. По своей натуре он был человеком скромным и сдержанным, посему совсем не любил и не хотел навязываться.       Оля не сказала больше ничего. Волконская, отвернувшись, быстрее пошла в сторону повозки, дабы только не видеть его печального взгляда, ибо через него она понимала, как Ивану Ивановичу на самом деле душевно больно от её слов. Однако она ведь не виновата, как и он. Пока повозка не свернула за поворот, Оля чувствовала его пронзительный взгляд на себе, чувствовала, как Пущин страдает. Ей было очень жаль его, но она не могла ничего поделать.       Когда Ольга вернулась домой, княгини ещё не было. Навстречу ей сразу выскочила Дарья, которая ждала в гостиной на случай того, если Александра Николаевна вернётся раньше внучки.       — Вы уже вернулись-с, Ваше сиятельство?.. Изволите-с чего? — спросила она.       — Принеси вазу с водой, — равнодушно ответила Оля и поплелась к лестнице.       — Сию минуту, моя госпожа, — ответила крестьянка.       Княжна Оля поднялась на второй этаж и прошла в свою комнату, где присела на кровать и положила розу рядом с собой. Ей до того было горько, что она, после долгого времени сдерживания, наконец заплакала. Оля, сквозь пелену слёз, застлавшую её глаза, в бессилье глядела на цветок, а её слёзы медленно капали на него.       «Я не люблю его… Я не способна любить! И почему он должен страдать из-за меня? Что же он нашёл во мне? В чём он виноват?.. Ни в чём. Он не виноват в том, что у меня нет сердца. И я, получается, не виновата. Как же права была Мария Николаевна… А они ведь с отцом любят друг друга, несмотря на разногласия. Мне жаль его, правда, но не более. Я не люблю его. Я не способна любить. Нет. Отчего же все вокруг меня страдают? Не я ведь не взаимно полюбила его, а он меня… За что ему это? Зачем ему быть несчастным из-за меня?.. Я хочу любви! Хочу любить! Мы ведь могли с ним также, как Андрей и Дарья или отец и Мария Николаевна, сидеть рядом, держаться за руки, пожениться… Мы могли бы быть вместе, но я не люблю его».       Из своих мыслей княжну вырвала Дарья, которая принесла вазу:       — Ольга Сергеевна, вот-с ваза с водою, как вы и просили-с.       — Поставь на стол, — Оля даже не то что не сдвинулась с места, а нисколько не изменила положение своего тела.       — Вы плачете-с, Ваше сиятельство?..       — Н-нет, — запинаясь, ответила княжна. — Иди отсюда! — с надрывом, прикрикнула она.       Дарья поклонилась и быстро вышла.       Оля всхлипнула и, зажмурившись, прижала розу к груди.       «В чём он виноват?.. Ах! Это я всё! Из-за меня это!.. Я неправильно вела себя! Я виновата!» — прошептала Оля. Она не знала, отчего плакала сейчас, и не пыталась понять этого.       «Так. А ежели я причина, то отчего тогда я сейчас страдаю?..» — Ольга всерьёз задумалась над этим вопросом, однако ответа так и не нашла. В самом деле, не она ведь была не взаимно влюблена, а в неё, так что почему же страдает она? Впрочем, ежели Пущин был бы настолько безразличен Оле, она бы сейчас не исходила слезами из-за него… Только вот зачем она так упорно доказывает себе то, что он ей безразличен?.. Этого, увы, даже сама Оля не знает.       Ольга стёрла слёзы и подошла к столу, где стояла ваза с водой. Она, аккуратным движением, поставила в неё цветок и убрала её на подоконник, слегка прикрыв шторами, чтобы никому это не бросалось в глаза, в частности княгине Александре Николаевне и любопытной крестьянке Аксинье.       Княжна упала на кровать и, раскинув руки, бесцельно устремила взгляд в потолок.       «Нет, коли я не люблю его, я страдать не должна, тогда отчего же я это делаю?» — подумала она.       А ведь действительно, если подумать, то «отчего же»?