Подчиняя огонь

      Люк уже и забыл о том, каково это давать организму передышку. Между выигранным Кубком в Италии и первым этапом Гран-При во США чуть меньше месяца, две недели из которого он провёл практически безо льда и без тренировок. По прилёту мать практически сразу отправила его на обследование, которое показало, что из-за перенапряжения высока вероятность рецидива старой травмы. Неделю ему вовсе запрещалось выходить на лёд и все элементы приходилось выполнять в зале, и то по упрощённой программе. Только несколько дней назад Люцерис наконец-то вновь встал на коньки. И лёгкий перерыв дал свои плоды: боль в плече почти не чувствовалась, в движениях снова появилась лёгкость.       Но лучше всего этот перерыв повлиял на голову. Потому что Люк окончательно понял, что не смог бы без фигурного катания.       Он буквально провёл неделю вне катка. Вставал, ел, гулял с Арраксом, занимался заданиями по учёбе, выполнял упражнения, снова ел, даже дремал днём, по вечерам смотрел сериалы. Все эти дни Люк жил как обычный человек, но ему как будто постоянно чего-то не хватало. В груди тянуло с каждым днём всё сильнее. И когда ноги уже стало сводить мелкой судорогой без коньков и льда, всё встало на свои места. Стало наконец-то понятно, чего не хватает именно ему.       Не хватает ощущение полёта, прыжков, вращений, музыки и ритма, быстро бьющегося сердца и вкуса счастья после хорошего проката. Когда-то давно он сам выбрал этот путь, Рейнира никогда не заставляла сына. Сам попросился на лёд, где не побоялся падать и рассекать колени. Сам прыгнул свой первый прыжок, пусть и с кривой осью, но устоял на коньках тогда. Сам выиграл свою первую маленькую золотую медаль в городском соревновании. Сам решил, что это будет его жизнью. Поэтому сейчас, без тренировок и льда посреди сезона, он как будто не в своей тарелке.       Осознав это, Люцерис отпускает волнение и уже просто считает дни до полного возвращения на лёд. Его даже не останавливает перспектива снова столкнуться с Эймондом.       За эти две недели пыл их конфликта угас. Конечно, Люк не стал молчать, всё в красках рассказал семье, обмыл дяде кости вместе с Джейсом. Но уже даже в те моменты он чувствовал себя не настолько обижено и резко, как тогда в отеле. В тот момент кровь пылала, он и даже вспомнил семейные предания о том, что в их роду были драконы, которые своим пламенем сжигали целые деревни. Сейчас такими байками пугают мелких Эйгона и Визериса, Люцерис уже давно в них не верит. Однако в тот момент ему казалось, что он легко сможет откусить чужую голову.       Сейчас же ему слегка стыдно за своё поведение. Но всё ещё обидно из-за чужого. И Люк честно не понимает, как им снова поймать эту тонкую нить нейтралитета, которая у них была до начала сезона.       — Давай я с ним поговорю, — в очередной раз предлагает Рейнира. Она беспокоится об этом конфликте больше остальных. Наверное, всё ещё чувствует свою вину из-за всей этой ситуации с переходом в другую группу.       Люк отрывается от матча и событий, которые происходят на льду, переводя взгляд на обеспокоенную мать. И только улыбается ей, сжимая руку в своей ладони.       — Не нужно, матушка. Всё будет хорошо.       — Впереди первые старты сезона, вам нужно найти контакт, — не унимается она. Ей приходится прикрикивать. На трибунах полно болельщиков, которые очень переживают за результат любимой команды. Остаётся несколько минут до конца третьего периода, а счёт всё ещё ничейный.       — Мам, мы справимся, — кивает Люцерис. — Программы поставлены, всё теперь зависит от техники.       — А он тебе её хоть дал?       Ответить он уже не успевает. Шум на трибунах поднимается сильнее, когда команда Деймона приближается к воротам соперника. Толкучка длится долгие по меркам хоккея двадцать секунд и в конце шайба всё же залетает в ворота соперника. Сигнал, подтверждающий это, тонет в оглушительном крике фанатов. Даже Рейнира вместе с Люком и Джоффри подхватывают это сумасшествие, вскакивая со своих мест. До финального свистка всего сорок секунд, победа в кармане.       Конечно же для Люцериса второй любимый вид спорта после фигурного катания — это хоккей. Если его тянуло к более утончённом движениям, прыжкам и скольжению, то Джейс, которого поставили на коньки почти в тот же момент, выбрал борьбу, клюшку и бешеные скорости. Деймон, видя этот неподдельный интерес у парнишки, сам вызвался тренировать, радуясь, что ещё хоть кто-то в этой семье пошёл по его стопам. И вот спустя много лет Джекейрис, вызванный из молодёжного состава на игру с принципиальным соперником, отдаёт две важные голевые передачи, давая команде возможность выиграть.       Джейса признают лучшим игроком матча и каждый готов с этим согласиться.       — Это было вау-вау! Ты так, а они так, а ты туда, они сюда! — передаёт свои эмоции Джоффри, когда они встречают Джейкейриса после матча. Мальчик буквально запрыгивает на брата, смотря на него горящими глазами. — Хочу как ты!       — О, нет, — вздыхает Рейнира. — Ещё одного спортсмена моя душа не выдержит.       Тихий смех скользит между ними, разряжая обстановку ещё больше.       — Джейс! — раздаётся голос со стороны ещё бурлящей раздевалки. Всё оборачиваются и встречают перед собой капитана команды, который получил этот статус только в этом сезоне. Старк. — Держи, ты забыл.       Криган протягивает юноше оставленные в раздевалке наушники и зарядник. Джекейрис чувствует, как кровь приливает к щекам и ушам.       — Спасибо, — только и выдаёт он. Смотрит сначала в глаза, а после опускает взгляд.       — Ты большой молодец, — Старк мягко улыбается, касаясь широкой ладонью лица напротив, поглаживая. — Ждём тебя на тренировках после выходных.       — Я зачислен в состав? — удивляется Джейс. Смотрит шокировано на мать и братьев, а потом снова на Кригана. — Ты так шутишь?       — Это лично для тебя инсайдерская информация. Всё, малыш Джей, до понедельника!       Старк уходит обратно в раздевалку, а Джейкейрис смотрит ему вслед с такой надеждой. Но блестящие от счастья глаза замечает как будто бы только Люцерис.       Всеобщее веселье только усиливается, когда к ним присоединяется Деймон. Он счастлив не меньше своих ребят из команды. Дела идут в гору, стратегия и техника работают, давая им первое место в дивизионе после нескольких удачно сыгранных матчей. Да, сезон только начался, но мечты о плей-офф всё же приходят в голову. Однако после сегодняшней игры мужчина особенно горд. Джекейрис, его прекрасный мальчик, показал себя во всей красе. На мгновение Деймон как будто даже увидел себя в нём. В этих резких движениях, скорости, умном расчёте. Сегодня он отдал такие две голевые передачи, которые не каждый опытный игрок смог бы сделать.       Они долго думают о том, где можно отпраздновать такое событие. Да и к тому же завтра у них у всех выходной, а каких-то лишних дел не намечается. Сначала решают заехать в какой-нибудь ресторан по пути, но время уже позднее для того, чтобы бронировать столик, а без брони в вечер пятницы вряд ли что-то получится найти. Потом думают о том, чтобы взять еды в ресторане быстрого питания и поесть в парке или даже в машине. Но перспектива замёрзнуть или набить желудок непонятно чем их не особо радует. Поэтому они делают заказ еды на дом и решают устроить обычный тёплый вечер с разговорами и музыкой.       Но не все обитатели дома соглашаются на это.       Услышав о планах семьи Рейниры, Эйгон тут же уходит к себе со словами, что у него нет никакого настроения отмечать чужую победу. Визерис же остаётся у себя и поздравляет Деймона лично, когда тот заходит к нему ненадолго. Алисенты так и вовсе нет и, по словам Хелейны, сегодня её можно не ждать. Деймон и Рейнира переглядываются после этих слов, но предпочитают молчать при детях.       В конечном итоге вместе с ними в гостиной остаются лишь Хел, которая с большим удовольствием принимает приглашение присоединиться, и Эймонд, который так и продолжает молча сидеть за книгой в дальнем углу. И вроде бы ему даже не мешает музыка пластинок, которую поставил Деймон.       — Может быть вам сейчас поговорить? — тихо спрашивает Рейнира у Люка, когда они вдвоём остаются на кухне, чтобы разобрать пакеты с едой.       — Ну, мам, — фыркает парень. — Не начинай.       — У вас тренировки возобновятся через два дня, а вы продолжаете воротить друг от друга нос! Я знаю, что у вас уже наработан материал, но так тоже нельзя. У нас с отцом тоже часто мнения не совпадали и даже после побед я получала критику. Тебе нужно научиться её принимать...       — А ему нужно научиться хотя бы немного уважать своих учеников! — недовольно бросает Люцерис, резко разрывая пакет с крабовыми чипсами. Часть из них высыпается на паркет. — О, Пекло!       Люк выдыхает шумно, чувствуя, как от напряжения уже начинает трясти. Он трёт уставшие глаза и выдыхает шумно. Почти в тот же момент он чувствует материнские объятья, теплый поцелуй в лоб. Рейнира будто хочет забрать всю чужую боль себе. Лишь бы её мальчики не чувствовали на себе кошмары этого мира. Она ведь переживает, места себе не находит, зная, что уже не влияет на судьбу ни Джекейриса, ни Люцериса.       — Прости, мой мальчик, — шепчет Люку женщина, не выпуская сына из рук. — Я просто... так волнуюсь за тебя.       — Я знаю, матушка. И я рад, что ты рядом со мной.       Он прижимается ближе и чипсы под подошвой домашних тапочек ломаются, заставляя отвлечься. Их там вообще-то ждут. Хотя, наверное, больше ждут именно еду, которую они обещали принести.       — Я уберу мусор и присоединюсь к вам, — приговаривает Люцерис, когда они относят всё в гостиную и в последний раз вращаются на кухню. Чипсы все ещё валяются на полу.       Рейнира только забирает коробки с соками и уходит, прося не задерживаться. Люк быстро обегает всю кухню и собирает в один большой мешок все оставшиеся упаковки, коробки, сметает мусор с пола. Не хочет оставлять это в доме и поэтому думает над тем, чтобы выбросить это в уличный бак. Но он замирает возле дверного косяка, когда вдруг слышит в тёмном коридоре голоса и шорох. По сути, вся его семья в гостиной, остальные разбрелись по своим делам. Ему-то нужно всего лишь прошмыгнуть на улицу и вернуться. Но... интерес берёт вверх над ним.       Люк замирает близко-близко к выходу, но на безопасном расстоянии, чтобы его не было видно. Мешок с мусором зажимает в руках, не давая ему шуршать. Из гостиной уже доносятся звуки проигрывателя и смеха. Однако это не мешает ему слышать собеседников в коридоре.       Он узнаёт их с первых слов. Эйгон и Эймонд.       — Мне не пять лет! — буквально шипит Эйгон. Голос недовольный и даже пугающий. Люцерис аж вжимается спиной в стенку шкафа с посудой, который стоит за ним. — И вообще я старше. Ты не имеешь право меня ограничивать!       — Я твой тренер! И имею право интересоваться, чем ты занимаешься, — в другом голосе скорее усталость. Но раздражения не меньше.       — Трясись над своей новой игрушкой, а ко мне не лезь... Не трогай меня!       Люцерис с трудом подавляет в себе желание выглянуть. Кусает губу, выдыхает и прикладывает ухо к стенке. Как будто так он точно сможет увидеть эту сцену в полумраке.       — Ты стал слишком много себе позволять, — добавляет Эймонд. — Впереди Гран-При, а когда ты в последний раз был на катке?       — Я бываю там явно чаще, чем твой любимый ученик. Ах да, простите, об этом нельзя говорить вслух!       — Седьмое Пекло, что ты несёшь?       Эйгон громко усмехается. На мгновение разговор между ними затихает. И Люцерис почти физически чувствует, как напряжение в воздухе только усиливается. Ещё немного и здесь всё полыхнёт.       — Ты можешь врать матушке, отцу, суке-сестре, даже самому себе. Но я-то вижу тебя настоящего. Я вижу, как ты смотришь на этого ублюдка своим уцелевшим глазом.       — Да-а?! И как же?       — С одобрением! — выдает на выдохе Эйгон и как будто хлопает в ладоши. — Ты сколько угодно можешь воротить от него нос на тренировках, игнорировать его присутствие в этих стенах. Но когда племянничек выходит на лёд, ты млеешь.       — Следи за своим змеиным языком...       — Вот видишь! Ты понимаешь, что я прав, но боишься себе признаться. Он тебе нравится, Эймонд Таргариен. И это очень сильно расходится с нашим изначальным планом изжить его.       Люк шокировано хлопает глазами, прикрывает рот, лишь бы его удивлённый вздох не выдал его. Не то, чтобы он не подозревал это, но услышать всё так напрямую... Мягко говоря, неприятно.       — Но знаешь, что самое отвратительно в этой ситуации? — продолжает выговаривать Эйгон. — То, что из-за этого страдает сам мальчишка. Ты либо добей его уже и выгони из фигурного катания с травмой, доломай, что уже и так надломано. Либо прекрати его терроризировать и начни себя вести как нормальный тренер, каковым ты можешь быть.       — Тебя забыл спросить, — шипит Эймонд. Он сейчас сам как змея.       — Племянничек выиграл тебе Кубок, а ты его проигнорировал, потому что боишься себе признаться в том, что тебе нравится это. Тебе нравится его тренировать, Эйм. Ты ведь не глупый. Это мой последний сезон. И ты прекрасно видишь перспективы, которые в нём есть. И поэтому твоей голове нужно уже выбрать сторону: хочешь ли ты продолжать с ним путь или продолжишь вести себя как обиженный подросток.       В этот момент раздаётся отчётливый шлепок, но Эйгон в ответ на это только смеётся. Слышно, как со скрипом открывается входная дверь. Но в следующий момент она резко закрывается. Люк чувствует, как у него подрагивают пальцы. Нужно держать этот несчастный пакет всеми силами, чтобы не выдать себя с потрохами.       — Ты никуда не пойдёшь, — глухо говорит спустя время Эймонд. Голос его холодный, от такого мурашки бегут по спине. — Не заставляй меня звонить матери...       — Мне не пять лет!       — Если ты сейчас не заткнёшься, то я такой скандал здесь учиню! Вся семья сбежится на твои вопли, — между словами слышно, как хрипит Эйгон. Люцерис пугается, вжимается в стенку. — Все узнают, каков чемпион мира…       — От... пусти, — молит через тяжёлые вздохи Эйгон.       — Веди себя адекватно хотя бы этот последний год. Потом катись на все четыре стороны. Устраивай тусовки, играй свою дурацкую музыку на рейвах, хоть колись. Но пока я твой тренер! И я буду решать, как тебе жить и что делать! Не заставляй меня принимать крайние меры.       Эймонд скорей всего отталкивает от себя брата, потому что Эйгон почти что пролетает половину коридора и теперь Люк видит его полностью из своего убежища. Главное, чтобы дядя не увидел его в ответ.       Люк впервые видит его таким. С испуганными глазами, которые наполнены слезами. С растрёпанными светлыми волосами, с красной, уже слегка опухшей щекой. Никогда до этого он не позволял себе быть таким хрупким и беззащитным. Но тут же становится понятно, что Эйгон эту ситуацию просто так не оставит. Люцерис плохо знает нынешнее положение дел, но отчего-то думается ему, что после случившегося им всем нужно будет искать убежище.       Эйгон уходит обратно вверх по лестнице, ничего не ответив. Эймонд же несколько секунд просто молчит, а после слышно, как разбивается зеркало в коридоре. Осколки валятся на паркет, а шаги уводят дядю выше, на второй этаж. Люк наконец-то может выдохнуть. Слабая нервная усмешка вдруг ползёт по его лицу. Какой раз он уже натыкается на перепалки братьев? Слышит разговоры, которые не стоило бы слышать посторонним ушам? Если об этом узнают, то не сносить ему головы.       — Люк! — разносится совсем близко и Люцерис испуганно дёргается в сторону, всё же роняя этот несчастный пакет. К счастью он оказывается завязан и весь мусор остаётся в нём.       Юноша выдыхает шумно и поднимает глаза на брата, который смотрит на него совершенно непонимающим взглядом. В его руках уже пустая коробка из-под сока и две глубокие чашки. Кажется, он прошляпил какое-то блюдо.       — Ты чего здесь застрял? — продолжает Джейс.       — Я?.. Мусор выкидываю, — голос у Люка скорее растерянный.       — Десять минут? Тебя уже все потеряли.       — Просто замотался... Что я успел пропустить?       — Ну... Хелейна и Деймон наперегонки устраивали конкурс на поедание сырных шариков. Мама ругалась из-за того, что у Деймона нет в коллекции пластинки с Депеш Мод и, — Джекейрис вдруг резко замолкает, когда выходит в коридор. Он тыкает на выключатель и опускает взгляд на разбитое зеркало. Люк выглядывает следом и сглатывает нервно, когда замечает на полу и стекле капли крови. — Кто разбил зеркало?       — Я... не знаю, — Люцерис пытается выглядеть увереннее.       — Ты был здесь и не услышал?       — Я же говорю, что я задумался. Мог и не услышать. Может кто из животных.       — Следы стались бы.       — Тогда у меня нет предположений! — Люк в итоге запихивает весь пакет в ведро, берёт свою кружку и выходит из кухни.       Весь вечер он пытается не думать о случившемся, но получается с трудом. Раз за разом он прокручивает чужой диалог в своей голове и понимает, что отношения между Эйгоном и Эймондом куда глубже, чем кажутся на первый взгляд. Ему даже думается, что у них определённо есть своего рода тайны от родителей, вскрыть которые страшнее самой смерти. И Люк как раз надломил что-то из подобного. И почему-то сейчас чувствует себя вором. Пусть и по стечению обстоятельств, но он ворует эту секретность.       И даже через несколько дней это ощущение не исчезает. Он возвращается на лёд, сталкивается с Эймондом в коридорах ледового дворца и первым делом взгляд падает на перебинтованную кисть. В голове снова всплывают моменты прошедшего вечера, и щёки рдеют от мысли, что его могут поймать. Хотя никто не знает о том, что он там был! Но Люцерис не верит эту миру и поэтому очередной раз напоминает себе быть начеку.       — По регламенту, у тебя должен быть ещё и показательный номер, — говорит ему Эймонд, когда они вдвоём выходят на каток.       Люк фыркает, зашнуровывая коньки. Дядя так спокойно с ним говорит, как будто и не было этого скандала несколько недель назад.       — Ты хочешь что-нибудь оригинальное или сделаем его тоже частью твоей... истории.       — А так можно? — с лёгким недоверием спрашивает Люцерис, ступая на лёд. Ноги всё ещё слегка подрагивают после длительного перерыва. Но эти ощущения стоят того.       — Можно. Осталось только подумать над образом, — Эймонд выходит за ним следом, проезжает мимо, но вдруг останавливается, понимая, что никто ему не отвечает. Обернувшись, видит Люка, который замер на месте, скрестив руки на груди. — Что опять?       — Ничего не хочешь мне сказать? — в ответ на это лишь непонимающе разводят руками. — Кубок...       — Ох, ты опять? — Эймонд перебивает и закатывает глаза, дублируя чужую позу. — Ведёшь себя как маленький ребёнок, выпрашивая внимания. Сколько можно?       — Разве я не заслужил хотя бы благодарности? Я тебе золотую медаль выиграл!       — Так! Давай раз и навсегда уясним несколько вещей, хорошо? — подкатывается ближе, вынуждая Люцериса слегка задрать голову. — Во-первых, ты выигрываешь эти медали для себя, а не для кого-либо ещё. Своё я уже выиграл. Во-вторых, иногда, даже после побед, спортсмены не заслуживают похвал, потому что эта победа корявая и без особой красоты. Как твоя недавняя.       Люк уже открывает рот, чтобы съязвить в ответ, но почти задыхается на вздохе. Он устал спорить. Он устал пытаться найти хотя бы остатки совести в чужой душе.       — А я-то думал за несколько недель что-то измениться.       — Эти установки не меняются в нашей команде уже десятилетие. Не сможешь к ним привыкнуть, ничего страшного! Наши двери всегда открыты для тех, кто слаб духом и хочет уйти. Только потом они для тебя никогда больше не отроются, — фыркает Эймонд и откатывается ближе к центру. — Хватит болтать. Разминочные три круга, а потом прыжки. Поправим твой аксель.       Ничего не остаётся, как подчиниться чужому наставлению. Люк делает эти несчастные три круга и вновь понимает, что собственные ноги ощущаются всё ещё странно. Как разболтанные шарниры у детской игрушки. Он встряхивает их, снова заходя на круг, но легче не становится. Хочется списать эту странную неустойчивость на долгое отсутствие практики, однако неприятные ощущения всё ещё остаются.       — Так, давай, распрыгивайся, — продолжает Эймонд и откатывается ближе к бортику, когда он замечает выходящего из тени Эйгона. А тот выглядит слишком счастливым. Это даже пугает. — Ты задержался.       — Прошу прощения, господин тренер, — Эйгон делает насмешливый поклон и скользит взглядом через плечо, наблюдая за Люком, который заходит на тройной аксель.       — Не ёр...       Закончить Эймонд не успевает. Потому что его перебивает звук затрещавшего льда и чужой вскрик. Он оборачивается, и здоровый глаз широко открывается от быстрого накатившего ужаса. Люцерис лежит практически на середине площадки, уткнувшись лицом в холодный лёд. Даже отсюда видно, как подрагивают его плечи и как пальцы одной руки сжимают больное место. Эймонд не оборачивается на брата и тут же подкатывается к Люку. С такой неожиданной нежностью разворачивает его к себе лицом, стирая слёзы, которые из-за удара скатываются по лицу.       — Что с тобой? — хрипло спрашивает он, мягко проверяя тело на наличие травм. Стоит ему коснуться того самого плеча и Люцерис снова вскрикивает, но тут же закусывает губу.       — Коньки, — выдыхает Люк, тянется вперёд, но у него не хватает сил в дрожащем теле. — Коньки...       Эймонд сам наклоняется к чужим потрёпанным конькам, проверяя их на изъяны. И недовольно хмурится, когда замечает два разболтанных болтика, которые закрепляют лезвия. Так не должно быть и навряд ли сам Люцерис решился на такой опасный трюк. Да и какой в этом смысл?! Он только вышел после больничного на лёд, впереди такой желанный Первый этап. Он мальчик хоть и надоедливый, но не глупый. Должен понимать, чем чревато такое положение лезвия. Ему это не выгодно. А вот...       Пазл в головы складывается быстро. Эймонд оборачивается на притихшего за бортом брата. А тот вновь делает этот цирковой поклон, а на губах довольная улыбка.       «Не ты, так твоя игрушка».       — Давай, хватайся, — шепчет Эймонд Люку, когда провожает Эйгона взглядом. Тот скрывается под трибунами, давая понять, что сегодня его вновь здесь не будет, и никто ему ничего не скажет. Братец будет занят совершенно другим.       Люк с тихим воем цепляется за плечи дяди и тихо всхлипывает, когда чужие руки отрывают ото льда.       — Я не хотел, — только и выдаёт Люцерис, когда его усаживаю на скамейку за бортиком. — Честно, не хотел...       Эймонд, уже спешащий в медпункт, вдруг останавливается, смотрит на сжавшегося племянника сверху вниз. Он единственный здесь, кто пострадал и единственный, кто этого не заслужил. Эйгон обижен на брата, это была ему месть. И Эймонд понимает, что этот придурок не перепутал коньки, а сделал это нарочно. Чтобы в очередной раз подтвердить свою догадку о том, что чужая душа не так уж и равнодушна к Люцерису.       — Я знаю, Люк, — Эймонд кладёт ладонь на здоровое плечо. — Потерпи немного, скоро это пройдёт.       Люк смотрит своими зелёными глазами, задрав голову, и вдруг кивает согласно, принимая слова на веру в очередной раз.       Но только сейчас это разбивает что-то внутри Эймонда.