***
Напряжение, разлившеесся в воздухе, густое и почти ощутимое. Ровно секунда требуется Азраэль для того, чтобы переваривать факт пребывания юноши во дворце. Вторая секунда уходит на то, чтобы подняться, оперевшись о подлокотники кресла. Когда Самаэль мысленно отсчитывает третью секунду, Азраэль жёстко спрашивает: — Почему ты здесь? — Вернуться сюда было моим решением, — осторожно отвечает юноша. — Я не вижу необходимости в том, чтобы оставлять службу. Шедим прекрасно справляется без меня. Азраэль усмехается почти обессиленно, словно чужая непокорность вызывает в ней веселье. Она обходит стол, касаясь подушечками пальцев гладкого покрытия, опирается о него спиной и произносит тихо, участливо, скрывая в интонации нарастающую угрозу: — Давно у тебя проблемы с памятью? Только я в этой стране принимаю решения. А ты, как и остальные, выполняешь мои приказы. Самаэль в ответ молчит, но упрямо склоняет голову в сторону, вглядывается прямо в тёмные глаза и этим выражает свой ответ. Азраэль поступок, что противится её воле, принимать не желает. Искривляет губы в надменной усмешке и смотрит холодно. Тонкими лезвиями её взгляда впору разрезать бледную кожу чужого лица. — У меня нет времени на тебя, — отчеканивает девушка. — Делай всё, что хочешь, мне плевать. Но для начала выйди за дверь и не смей больше входить сюда без моего разрешения. — Ты не захочешь поговорить? — Я потратила много времени для того, чтобы найти тебе оправдания, так что не желаю выслушивать их от тебя. Вряд ли я услышу что-то новое, — жёстко чеканит девушка. — Мои оправдания не будут ничего значить, —Самаэль пожимает плечами и делает короткий шаг вперёд. — У меня было множество шансов для того, чтобы рассказать тебе всё, но я собирался с духом слишком долго, пока не стало поздно. Это уже не изменить. — Тогда о чём ты хочешь поговорить? — не понимает Азраэль. Самаэль вновь шагает вперёд, но правительница жестом преграждает ему путь и предупреждающе приподнимает бровь. Лаконичного движения оказывается достаточно для того, чтобы, качнув понимающе головой, юноша остановился. Он не отступает, но и не идёт вперёд, так и замирая совсем близко к Азраэль. На мгновение он наклоняет голову и видит, как сильно вздымается грудь девушки, обтянутая плотной тканью рубашки. Лишь глубокое дыхание выдаёт её чувства. — Я хочу объяснить, что ты видишь всё не совсем так, как оно было на самом деле. Глупо отрицать то, что мне нужно было сблизиться с тобой, но всё то, что я делал и говорил, не было частью какого-то плана. Я делал это потому что хотел. — Ладно, — слишком просто соглашается девушка. — Очевидно, что я тебе даже верю, если ты сейчас стоишь здесь, а не гниёшь в какой-нибудь тюремной камере. Повторяю последний раз — оставь меня. — Азраэль, наши отношения… — Нет никаких отношений, — перебивает правительница. — Сейчас у тебя нет необходимости в этом. Возвращайся к службе и впредь знай своё место. Ты — солдат. Ни больше, ни меньше. — Простите мне мою грубость, госпожа, но Вы ведёте себя так, будто у Вас пропала необходимость в этих отношениях, — открытая провокация. — Ты ничего не знаешь о том, что для меня значили эти, — заминается на миг Азраэль, — отношения. — Как и Вы ничего не знаете о том, что для меня значили они, — парирует юноша. Азраэль заводит руку за спину, осторожным движением закрывает крышку ноутбука, за котором до этого работала, пальцем ведёт по поверхности. Одной рукой без каких-либо усилий поднимает предмет и, размахнувшись, с силой откидывает тот в угол кабинета. Ночную тишину нарушает громкий грохот. Легче не становится. Злость всё так же копится внутри, требуя выхода, отмщения. Желание вернуть хотя бы части причинённой боли застилает глаза пеленой чистой ярости. Все оправдания и объяснения становятся лишь фоном для гнева, что так долго копился внутри, не в силах выбраться наружу. Суд не уничтожил тяжесть в груди. Смерти заговорщиков, справедливая, заслуженная ими кара вовсе не принесла должного облегчения. От предательства десятков человек обидно не было. Мрачно и пусто, но вовсе не обидно. Привычно. Обидным стало искреннее признание того, от кого предательства Азраэль вовсе не ждала. Правительница разъярённой фурией устремляется к выходу. Замахивается раньше, чем юноша успевает среагировать, но первый её удар, случайно ли, приходится в стену, совсем рядом с лицом. Самаэль вздрагивает, успевает взглянуть на тонкие пальцы, сжатые в кулак, и от последующего удара уворачивается. Азраэль от того, что сопротивления не ощущает, свирепеет лишь сильнее. Очередным ударом, пускай и вскользь, задевает чужое плечо, выигрывает для себя миг и, изловчившись, через собственное хрупкое тело перекидывает юношу на пол. Не позволяет подняться и, опустившись на колено, снова ударяет. Пальцы от столкновения с полом простреливают резкой болью, девушка сквозь плотно сжатые губы шумно выдыхает. Она, кажется, слышит хруст, ощущает, как сдвигаются с места суставы. Правительница Самаэлю не позволяет только лишь защищаться. Борьба после короткого броска переходит на пол. Азраэль, круто развернувшись, перекидывает ногу через грудь юноши, вновь замахивается, и тому не остаётся ничего, кроме как отшвырнуть от себя девушку. В её глазах даже читается лёгкое удивление, когда мощным броском она оказывается откинута в сторону. Переворачивается, но остаётся на полу, пригнувшись. Не поднимается. Цепким взглядом предугадывает будущие движения. Азраэль, даже несмотря на её подготовку, проигрывает в физической силе, но выигрывает в скорости и манёвренности. Она не сдерживает сильные удары, но тем причиняет боль лишь себе. Костяшки правой ладони кровоточат и болят, когда девушка выпрямляет пальцы для того, чтобы потом снова сжать их в кулак. Очередной удар приходится в пол. Бой неуловимо, но быстро превращается в состязание ловкости. Соперники, не жалея друг друга, выкручивают и заламывают конечности, почти мгновенно меняются местами, перекатываясь по полу и стремясь занять главенствующее положение, но остаются в неустойчивых позициях и потому не успевают удержать инициативу. Азраэль оказывается сверху, заносит колено для удара, и это становится её ошибкой: устоять не выходит. Всё оканчивается внезапно. Азраэль, тяжело дышащая и красная от злости, ударяется спиной о пол и не успевает увернуться от крепкой хватки рук. Ощущает, как на миг темнеет в глазах, и теряет ориентацию, а когда спустя секунду приходит в себя, то окончательно теряет инициативу. Она остаётся лежать, прижатая к полу, и не пытается сопротивляться, осознавая, что её сил не хватит, чтобы освободиться. — Ты просто, — Азраэль делает глубокий вдох, — просто предатель и подлец. Только и всего. Девушка ощущает на себе обеспокоенный взгляд и от чужого молчания едва снова не взрывается, давит поднимающийся изнутри гнев и позволяет быстро осмотреть себя. Самаэль предусмотрительно не ослабляет хватки и не позволяет Азраэль выбраться, и та покорно лежит на полу, придавленная тяжестью чужого тела. Сильные пальцы охватывают тонкие запястья и прижимают девушку к покрытию. «Только бы никто не зашёл», — проносится в мыслях отстранённое. Из уголка разбитой губы выскальзывает капля крови, и Самаэль почти незаметным движением слизывает её. Азраэль успевает уловить это, а в следующую секунду произносит холодно, совершенно спокойно, словно такие ситуации для неё обыденные и привычные: — Отпусти меня. Хладнокровность и уверенность в голосе делают своё дело, и на миг Самаэль теряется. Этого хватает для того, чтобы Азраэль, дёрнувшись, освободилась и скользнула чуть в сторону. Она дожидается, пока юноша поднимется, и встаёт, игнорируя протянутую руку. Направляется в ванную, быстро вернувшись, молча кивает на кресло. Пропитанная спиртом вата прижимается к уголку губ, и от того, чтобы отстраниться, Самаэля останавливает лишь строгий взгляд нависнувшей над ним девушки. Она грубыми движениями обрабатывает ранку, осматривает лицо на наличие других повреждений, старательно игнорируя ощущение того, как внимательно следит за ней юноша. Расслабляет пальцы, отпуская подбородок, и не успевает сделать шаг назад. Подушечки пальцев бережно касаются руки выше запястья, скользят к ладони и мягко огибают сбитые костяшки. Азраэль замирает на месте от незамысловатой ласки, на миг встречается глазами с юношей, а после уводит взор и упрямо молчит. Не пытается вырваться. «Если я разочаруюсь в ком-то, я попытаюсь понять, почему он поступил так, а не иначе. Если я разочарую кого-то, захочет ли он попытаться понять меня?» — вспоминается их разговор. — Самаэль, — тихо зовёт Азраэль. — Что? — Я ни разу никому ничего не прощала. Меня никто этому не учил. Я могу перестать вспоминать, я могу понять, но я не знаю, что такое прощать. Тем для меня удивительнее то, что ты не винишь меня и не пытаешься оттолкнуть. Азраэль так и стоит рядом, пока юноша сидит в кресле. Они замирают друг напротив друга, и Азраэль приходится наклонить голову, а Самаэлю поднять, но они встречаются взглядами, и в серых глазах девушка видит безысходность. Она говорит медленно, печально, ощущая, как ранят её слова. Но чувствует, что должна сказать. — Я не думаю, что мой поступок заслуживает прощения, — откликается Самаэль. — Я очень хочу, — запинается, подбирает слова, — не возвращаться во время, когда мы с тобой ещё не были знакомы. Я запрещаю себе даже думать о тебе, и это не только потому, что в произошедшем есть твоя вина, но и потому, что я виновата перед тобой не меньше. Поэтому я хочу не только попросить у тебя прощения — есть ли в этом смысл? — но и попросить, чтобы ты научил меня прощению. Потому что я впервые хочу этого настолько сильно. Самаэль вместо ответа губами прижимается к избитой ладони, пока пальцы второй невесомо касаются волос, расправляя их. Он вздрагивает, когда вновь слышит чужую речь, и смотрит уже более осмысленно, стоит Азраэль спросить: — Тебе когда-нибудь доводилось смотреть в глаза человека, который уже принял свою смерть и желал лишь её скорейшего наступления? — Ни разу, — чуть хмурится юноша. — Почему ты спрашиваешь? — Я встретилась с таким человеком на суде. С того самого момента, как Белиал пришла к власти, я присутствовала на каждом суде, но никогда не встречала таких людей. Он осмелился обратиться ко мне и поднял на меня взгляд. Он был первым из всех, подвергнутых суду, кто смотрел на меня так. Он твёрдо знал свою вину и принимал её, желая смерти затем, чтобы она очистила его от совершённого преступления. — Ты позволила ему умереть? — интересуется юноша, заранее угадывая ответ. — Нет, — качает головой Азраэль. — Смерть была бы для него избавлением. Я сохранила ему жизнь.***
— Сариэль! Юноша вздрагивает всем телом от строгого оклика и едва не вываливается из открытого окна. Лишь крепкая хватка брата останавливает его от того, чтобы угодить в густые цветы, в изобилии растущие под окнами, над которыми изо дня в день трясутся садовники. Баракель предусмотрительно шагает назад, уводя за собой Сариэля, и закатывает глаза, когда тот прислоняет палец к губам, призывая сохранять тишину. — Ну что ты там увидел? — раздражённым шёпотом спрашивает Баракель. — Кто это? — указывает пальцем на улицу юноша. Его неприличный жест останется незамеченный никем лишь потому, что Баракель вовремя опускает чужую руку и вглядывается в силуэт, нечётко проглядывающийся из утреннего тумана. На улице, несмотря на ранний час, уже много людей, но высмотреть фигуру, держащуюся особняком от других, не составляет труда. — Понятия не имею, — пожимает плечами Баракель. — Отсюда разве что-то увидишь в этом тумане? — Он ночью приехал, — сообщает Сариэль, не отворачиваясь от окна. — Как думаешь, кто-то очень важный? — Да, что-то вроде того, — с лёгкой улыбкой в голосе подтверждает появившаяся за спинами братьев Азраэль. — Вот вы где. Я уже хотела было послать слуг за вами. Юноши, синхронно развернувшись, склоняют головы и нервно мнутся, уже рисуя в голове картину того, чем им обойдётся обсуждение важной фигуры. Азраэль усмехается, заметив их заминку, и зовёт: — Идёмте, я хочу познакомить вас. Холодный ветер пробирается под лёгкую одежду, как только двери дворца глухо хлопают, выпустив на улицу Азраэль. Она не оборачивается, без того ощущая чужое присутствие за спиной, быстрым шагом спускается по ступеням и, минуя автомобили у крыльца, ступает дальше, ко входу в сад. Деревья беспокойно шелестят листвой. Огромные ветви от порывов сильного ветра склоняются вниз, роняют листья, которые, подхваченные безумным ветряными потоками, взмывают вверх в причудливом танце. Азраэль наступает тяжёлым сапогом в лужу, оставшуюся после недавнего дождя, останавливается и выводит Самаэля из задумчивости коротким кашлем. — Самаэль, — зовёт она юношу, — хочу представить тебе этих молодых людей. Баракель и Сариэль. Самаэль, развернувшись, коротко кланяется девушке, бегло осматривает братьев и приподнимает брови в лёгком удивлении. На его лице проскальзывает тень узнавания, смешанного с сомнением, и Баракель нерешительно произносит: — Кажется, мы уже встречались? — Два года назад, на благотворительном вечере, организованном вашей семьёй, — вспоминает Самаэль. — Верно, припоминаю. Моя семья получила приглашение, и я нисколько не пожалел о том, что оказался в числе прочих гостей. Это было… интересно. А вот с Сариэлем мы встречаемся впервые. Весьма наслышан и, могу заверить, очень рад знакомству. — Так вы уже знакомы? — не скрывает довольной улыбки Азраэль. — Тем лучше. Мне хотелось бы, чтобы у Самаэля были люди в его непосредственном подчинении. И я думаю, что вы подойдёте для этого. — Мы признательны за оказанное доверие, госпожа, — впервые за короткий диалог подаёт голос Сариэль. Азраэль, качнув головой, взмахивает рукой, позволяя братьям расслабиться и, мгновенно утратив к ним интерес, проходит дальше, туда, где мокрая тропинка уводит в сад. За ней неотступно следует Самаэль. Он прислушивается к беседе двух братьев и не сдерживает усмешки, заслышав тихую возмущённую речь: — С каких пор ты вообще разговариваешь? — открыто удивляется Баракель. — Ещё и обращаешься к госпоже! — Сам себе удивляюсь, — задумчиво тянет юноша в ответ, провожая взглядом удаляющиеся фигуры. — Не умничай, Сариэль, — предупреждает его брат, — здесь умный я. Тебе достаточно быть красивым. Азраэль, тоже расслышавшая спор, приподнимает уголки губ в снисходительной улыбке и не сбавляет шаг. Лишь тогда, когда расстояние до братьев оказывается достаточным, чтобы те не услышали разговор, она с хорошо различимым любопытством произносит: — Давай, расскажи мне эту весёлую историю вашего с Баракелем знакомства. — Тебе смешно, а ему весело не было, — с фальшивым сочувствием говорит Самаэль. — Он выцепил меня практически в начале вечера, спутав со своим знакомым, и минут пятнадцать, не давая мне вставить ни слова, выливал на меня все местные сплетни. Тебе стоит попробовать представить его лицо, когда мне удалось прерывать его для того, чтобы представиться. Я ощущал его неловкость почти физически. — Чувствую я, эти ребята нас ещё позабавят, — отмечает Азраэль. — Присматривай за ними. — Обязательно было для того, чтобы я за ними присматривал, отдавать их мне? — не понимает Самаэль. — Вообще-то, нет, — признаёт девушка. — Но мне так хочется. Двенадцати человек будет достаточно. — Не многовато ли? — усомняется юноша. — Шедим и Нахема обычно таскают с собой куда больше людей, хотя это и необязательно. Но будет надёжнее знать, что при необходимости у тебя есть те, кто тебе помогут. Собеседники встречаются взглядами, и Самаэлю даже кажется, будто всё произошедшее было затянувшимся сном. Азраэль смотрит на него так, как раньше: открыто, внимательно, ласково. Улыбается одними только глазами, но эта её улыбка такая ценная. Азраэль внимательно осматривает широкое дерево, надеясь, что шустрые белки захотят полакомиться угощениями после дождя, но животные не показываются на глаза, предпочитая оставаться в укрытиях. Девушка отходит от края тропы, стремясь продолжить прогулку, и чувствует, как на её плечи опускается тёплая ткань пальто. Родной аромат мелиссы и человеческое тепло, ещё оставшееся на одежде, на миг возвращают её во время, когда ничего, происходящего сейчас, ещё не было. Становится спокойнее. Молния разрезает низкие тучи так, как надежда вспарывает непроглядную тьму отчаяния.