Пепел к пеплу

— Просто предателям и мерзавцам стоит знать своё место! — рассекает напряжённую тишину злая фраза, словно кнут. — А вместо этого вы ведёте себя так, будто бы в самом деле важнее грязи под ногами. Противно смотреть на то, как вы строите из себя гораздо больше, чем представляете на самом деле. Едкая улыбка, насмешливая, высокомерная и вместе с тем снисходительная больно ударяет по гордости. Юноша с татуировкой клыков на шее склоняет голову в сторону, словно специально демонстрирует собственную принадлежность к псам, а вместе с тем и собственную неприкосновенность. И Сариэль сдерживается, не реагирует на очевидную провокацию, лишь не сводит колкого взора с солдата напротив. — Что, просто промолчишь? — удивляется тот. — Потому что никак опровергнуть своё недостойное положение не можете? Тяжело спорить с тем, что является очевидной истиной, да? — Нас выбрала госпожа Азраэль, — твёрдо отвечает Сариэль. — Если у тебя есть какие-то претензии к её выбору, иди и скажи ей это в лицо. Или боишься, что твоё очень достойное положение в качестве марионетки госпожи Нахемы тебя не спасёт? — Мы служим госпоже Азраэль и госпоже Нахеме, и тебе своим грязным ртом лучше бы даже не произносить их имена! — заводится солдат, подступает ближе и неодобрительно косится на Баракеля за спиной брата, готового встать на его защиту. — Зато вас, конечно же, от всего спасёт ваш господин, когда в очередной раз... Что сделает Самаэль, остаётся загадкой для всех, кроме солдата. Сариэль внезапно оказывается слишком близко, коротко взмахивает рукой, и сильный кулак с лёгкостью находит цель — ударяет в ухмыляющееся лицо. Под ударом, кажется, что-то хрустит, юноша валится назад, зажимая окровавленный нос, и одаривает Сариэля яростным взглядом. Двигается резко, ударяет в ответ, точным ударом рассекает красивую бровь. — Ты что творишь? Последние мозги отшибло? Несколько псов, до этого наблюдающие за столкновением с лёгким интересом, вмиг напрягаются, становятся серьёзнее, собраннее, образуют вокруг двух братьев кольцо. Баракель скашивает взгляд куда-то вправо, где за спинами псов находится желанный выход, и понимает, что путь побега им отрезан. — Что здесь происходит? — раздаётся поблизости знакомый голос. Холодная интонация пробегает по телам морозным воздухом, вводит присутствующих в оцепенение и лёгкое замешательство. Этой секунды, за которую остальные пытаются найти источник звука, Самаэлю хватает для того, чтобы оглядеть всю толпу и хотя бы приблизительно понять причину столкновения. Уголок губы непроизвольно дёргается. — У вас всех нет других дел, кроме как драки устраивать? Сейчас же разойдитесь, — глухим голосом приказывает он. — Вам следует лучше следить за своими солдатами, господин Самаэль, — саркастично выдавливает ударенный солдат. — Разойтись, — звучит твёрже, а Самаэль хмурится сильнее, и спорить с ним никто не решается. Помещение пустеет. В просторном зале помимо двух братьев остаётся лишь Самаэль, приближается к Сариэлю и обхватывает подбородок сильными пальцами. Поднимает чужое лицо, осматривает внимательно, с беспокойством, стирает каплю крови, стекающую вниз и почти добравшуюся до глаза. Отпускает подбородок, делает короткий шаг назад, а после пространство разрывает звук пощёчины, и взгляд из обеспокоенного становится резким. — Это не больно, — негромко отмечает он и жестом останавливает Баракеля, но не сводит глаз с Сариэля. — Это обидно. И ты знаешь, за что это, объяснять незачем. Ты не имел права нарушать устав. — Они своими грязными ртами смели говорить о Вас! — вспыхивает Сариэль, но не поднимает глаз с пола, боится встретиться с тем же холодом, который слышит в голосе. — И что? — непроницаемо спрашивает Самаэль. — Это не повод и не причина. Больше никогда не смей так делать, слышишь? Я не смогу постоянно быть рядом. Баракель, принеси аптечку. Сариэль поднимает взгляд лишь тогда, когда Самаэль усаживает его на мягкий диван и пальцами касается подбородка, стремясь лучше разглядеть место удара. Он не смотрит осуждающе или зло, скорее понимающе, но вместе с этим рассержено, за сердитостью скрывает заботу. Осторожные прикосновения к брови не вызывают дискомфорт, когда Самаэль убирает последствия удара, обрабатывает рану и щедро смазывает место удара какой-то мазью с сильным запахом трав. — Я прошу прощения за произошедшее, — осторожно говорит Сариэль, когда Самаэль уже заканчивает и придирчиво осматривает результаты работы. — Попробуй попросить у тех солдат, вдруг оценят, — советует он. — Передо мной извиняться не нужно. Я понимаю, что вы чувствовали. — Господин Самаэль прав, — Баракель опускается на подлокотник дивана и мечтательно закатывает глаза. — Вот будь их двое или хотя бы четверо, а не целая толпа, тогда бы другое дело. — Молчи, он же воспримет это всерьёз! — шипит Самаэль, но не удерживается от улыбки. — Сариэль, не слушай его. — Как можно? — удивление в голосе смешивается с возмущением. — Он же мой старший брат. — По возрасту и я тебе в старшие братья гожусь, — не остаётся в долгу Самаэль. — И тебе, Баракель, тоже.

***

В воздухе скапливается и концентрируется запах горелого мяса. Ветер резким порывом доносит нить запаха до небольшой группы людей неподалёку, и те искривляют лица — кто в брезгливости, кто в жалости, кто в сочувствии, но все с неприятным ощущением чего-то грядущего. Все они синхронно оборачиваются на звук приближающихся шагов, и Шедим не командует, скорее просит — негромко и печально: — Доложить обстановку. — Госпожа, — почтительно кивает мужчина, — особняк полностью сгорел, никто не выжил, причины пожара устанавливаются. — Я сомневаюсь, что это поджог или неисправность, учитывая их взгляды, — пожимает плечами Самаэль. — Скорее всего намеренное самосожжение. Госпожа Шедим, мы закончим тут сами, возвращайтесь во дворец. Шедим стоит к нему спиной, и потому юноша не видит её эмоций, но женщина ничего не отвечает. Она разворачивается боком, делает шаг по направлению к остаткам пожара и чувствует, как подкашиваются её ноги в тяжёлой обуви, едва не оступается среди поваленных колонн. Самаэль подхватывает её осторожно за талию, приобнимает второй рукой за плечи и прижимает к себе, склоняет голову и говорит тихо, так, чтобы больше никто не разобрал: — Не глупи, Шедим, возвращайся во дворец. — Погибло столько людей, а я сейчас думаю лишь о том, что это новые проблемы и новые волнения, — зло сознаётся Шедим. — От самой себя противно. — Даже у тебя не выйдет постоянно каждому сочувствовать. Рано или поздно люди привыкают, со временем всё становится принимать проще. — Откуда ты взялся такой умный? — Шедим касается пальцами чужой ладони, расцепляя хватку, и Самаэль ощущает прикосновение сухой кожи, испещрённой мозолями и царапинами. — Но спасибо. Я не могу сейчас вернуться, у меня есть дело в городе, но тут оставлю всё на тебя. Пепел поднимается от осторожных шагов. Самаэль блуждает по краю пожарища, стараясь ничего не зацепить и не испортить, но внимательно всматривается вглубь и старается найти хотя бы что-то, что могло бы помочь, дать объяснения. Внутри снуют полицейские, пожарные, медицинские работники, и гвардии Азраэль остаётся лишь ждать, не вмешиваясь в чужую работу. Сад остаётся почти нетронутым пламенем в противовес особняку, полностью выгоревшему в жарком пожаре. Среди тёмных деревьев, сбросивших свою листву, мрачные закоптившие стены особняка выглядят немыми стражами, осуждающе взирающими за тем, как на земле, пропитанной религиозными учениями, снуют посторонние люди. Самаэль видит, как порой неловко, с опаской полицейские и пожарные оборачиваются на стены, как подходят к ним нерешительно и нехотя. Мимо проходят двое мужчин в белых халатах, проносят с собой носилки, где лежит накрытый обгоревший труп. Самаэль провожает процессию долгим взглядом, вспоминает прошлое, кажущееся отчего-то столь далёким, где он обнаружил не просто несколько трупов в особняке, а подтверждение семейной лжи. Рядом останавливается один из полицейских, и Самаэль не сразу отрывает взгляд от чёрного мешка, но на мужчину неподалёку смотрит вопросительно, осознанно, и тот заговаривает: — Господин, пока могу сказать лишь то, что пожар был организован с помощью горючих средств. Там такой запах, что даже сейчас чувствуется. Живых никого, трупов много, почти все они в ужасном состоянии. Не знаю, смогут ли специалисты что-то определить. — Позже сюда полезут, — недовольно отзывается юноша. — Нужно организовать охрану по периметру, будут любопытничать журналисты и зеваки — вообще беспорядок начнётся. Этим мы займёмся. Расследование пока в руках полиции, но возможно госпожа Азраэль захочет, чтобы оно перешло к её солдатам. В таком случае Вас уведомят. В любом случае, будем сотрудничать. Раздаётся телефонный звонок. Полицейский с коротким поклоном отступает, Самаэль вынимает аппарат из кармана пальто и в задумчивости качает головой не в силах узнать набор цифр, ведёт пальцем по экрану и прикладывает телефон к уху. Его собеседница не ждёт отклика, отзывается приторной интонацией, и юношу едва не передёргивает, когда он слышит нежное: — Здравствуй, щеночек. — Почему у тебя всё ещё есть мой номер? — грубо отзывается Самаэль и продолжает бесстрастно, словно то было лишь секундной слабостью. — Здравствуй, Нахема. Я слушаю. — Да ладно тебе, не нужно на меня злиться. Я просто очень ревную милую Шедим ко всем, с кем она могла бы хорошо общаться, — Нахема растягивает гласные, говорит с улыбкой, будто бы шутит, но Самаэль убеждается в её честности. — Вообще-то, я звоню тебе по делу и готова даже помочь в качестве примирения. Ты же примешь мою помощь во благо Одиума, да? — Я слушаю, — холодно повторяет юноша. Женщина в телефоне заливается мягким расслабленным смехом, раздаётся шуршание ткани, тело утопает в мягких одеялах, и медленно и лениво Нахема отвечает: — Бунтовщики всё меньше боятся госпожи Азраэль. В них ещё живёт страх перед властью, но они видят, как она спускает им всё с рук, и с каждым разом позволяют себе всё больше, — с сожалением делится своими мыслями она. — Сегодня вечером они собираются проводить демонстрации рядом со зданием Военного Совета. Это не только оскорбительно и запрещено, но и находится очень близко ко дворцу. У тебя есть возможность предотвратить или хотя бы проконтролировать это. Псы помогут. Самаэль не успевает ответить. Раздаются равнодушные к его удивлению гудки, после вовсе наступает тишина, и она поглощает всё вокруг. Юноша отстраняется от окружающего мира, не слышит, как его зовёт знакомый голос, и напряжённо размышляет. «С одной стороны, допустить демонстрации там нельзя, — думает он, беспокойно покачивая в пальцах аппарат. — С другой, если я воспользуюсь помощью Нахемы сейчас, Азраэль будет в бешенстве. Но и врать ей я не стану». — Господин Самаэль! — в который раз настойчиво повторяет Сариэль, и его господин наконец выбирается из затянувшего его омута мыслей. — Прощу прощения, что отвлекаю Вас, но какие будут приказы? Тут вокруг собираются люди. — Мы едем к зданию Военного Совета, — решает Самаэль. — Оставляем здесь большинство солдат для охраны. Баракель тоже остаётся, кто-то должен всё это контролировать. Быть может, они в самом деле помогут?

***

Нахема откидывает телефон в сторону и даже не вздрагивает, когда он ударяется о пол, не пугается грохота. Она плавится от нежности, от ощущений горячих пальцев на шее и груди, от того, как глубокое дыхание опаляет жаром её шею. Склоняет голову влево, подставляет поцелуям тонких губ правую сторону и едва ли не урчит от удовольствия, когда её партнёр понимает её без слов, одним лишь языком тела. Где-то на задворках сознания в противовес физическому удовольствию накапливаются мрачные мысли. — Теперь ты доволен? — лениво интересуется она. — Не отвечай. Сейчас оставь меня, я хочу побыть одна. — Как прикажете, госпожа, — покорно принимает чужую волю мужчина. В тёмной комнате, укрытой шторами, раздаётся шорох одежды. В полумраке проявляется мужской силуэт, любовник Нахемы убирает назад длинные волосы, стягивает их резинкой и отвешивает женщине почтительный поклон. Та даже не замечает движения, занятая своими мыслями, силится разглядеть узоры на потолке, но обращает внимание на хлопок двери и в ответ ему криво усмехается. Мужчина пересекает несколько просторных залов дворца, ловит на себе взгляды — от кого-то снисходительные, от других насмешливые, от третьих и вовсе завистливые. Стражи перед закрытым для посторонних залом останавливают его жестом, один из юношей скрывается в дверях, а вскоре возвращается обратно и, не проронив ни слова, жестом указывает мужчине на дверь. Главный дворец Экситиума вмещает в себя несколько тысяч человек, но едва ли из них наберётся десяток тех, кто могли воочию видеть младшую госпожу и общаться с ней. Госпожа Мерири — сестра-близнец госпожи Кетев, вместе с ней делящая общий статус и одно имя, занимается исключительно внутренней политикой и встречается с придворными и советниками крайне редко, а потому мужчина удивляется, когда видит сестёр вместе, ещё больше поражается их схожести. — Госпожа Кетев, — глубоко кланяется он, в первую очередь приветствуя старшую сестру. — Госпожа Мерири. Премного благодарю Вас за оказанную мне честь. — Говори, — благосклонно кивает Кетев, и мужчина оборачивается к ней. — Нахема общалась с Самаэлем, говорила о примирении и обещала в знак дружбы помощь своих солдат, — коротко, исключительно по делу докладывает он. Старшая сестра поднимается воздушным движением, обходит диван, скользя пальцами по дорогой обивке, и останавливается позади, спиной к спине с младшей госпожой. Кетев поднимает голову вверх, прикрывает глаза и как-то мечтательно, но вместе с тем твёрдо, угрожающе напоминает: — Это хорошо. Ты волнуешься за неё, мне это нравится. Так у тебя будет больше рвения. Помни о нашем уговоре. Вкладывай ей в голову правильные мысли, потому что в противном случае ей придётся умереть. Азраэль её убить не может — народ и без того недоволен, ещё и псы взбунтуются, в такой ситуации вообще ни к чему это. Мне ничто не помешает. В моём дворце её возможности ограничены до минимума. — Слушаюсь, госпожа, — вновь кланяется мужчина и под пренебрежительным жестом отступает. — Почему ты думаешь, что Нахема будет выполнять то, что нужно нам? — слабым голосом роняет Мерири, когда они остаются вдвоём. — Она что, так глупа? — Тебе стоит пообщаться с ней, — рекомендует старшая сестра. — Она вовсе не глупая девочка, именно поэтому она и станет делать то, что хотим мы. Она всё понимает. Она мне так нравится, ты не представляешь, насколько! — Но не настолько, как Азраэль? — понимает Мерири. Госпожа Кетев пожимает плечами, как-то легко и быстро, но уверенно, так, словно у вопроса слишком очевидный ответ. Она запускает пальцы в чужие волосы, мягко массирует, и сестра подаётся на её касания, откидывает голову назад, но ждёт ответа, и Кетев поясняет: — Мы многое обсудили с Азраэль с того времени, как она пришла к власти. Она очень помогала нам и никогда не просила ничего взамен. И Асмодей. То, что её сестра не стала противиться нашему общению, заслуживает уважения. — А то, что Асмодей так много времени проводит в нашем дворце — и вовсе чудо, — соглашается Мерири, плавясь под мягкими касаниями. — Выбирай свою сторону, и я буду на ней независимо от того, что выберешь ты. Обещание растворяется в воздухе так легко, но вместе с этим звучит серьёзно, честно и открыто, и госпожа Кетев верит сестре, как верила всегда. Дверь раскрывается, и только что принесённая клятва закрепляется воодушевлённым, энергичным голосом девочки: — Госпожа Кетев, госпожа Мерири! — радостно выпаливает Асмодей. — Я видела книги, они чудесные! Спасибо! Девочка совсем не стесняется — попросту некого, потому что в помещении они остаются втроём. Едва не врезается в низкий стеклянный столик, предусмотрительно описывает вокруг него широкую дугу и заключает старшую из сестёр в крепкие объятия, пока та, склонив голову, вдыхает сладкий аромат, исходящий от волос.

***

Багровое солнце клонится к закату, а вместе с ним к концу подходит короткая вспышка недовольства. Ярко-красная звезда освещает такие же красные кровавые пятна на асфальте, разбитые стёкла, автомобили, кучей сгруппировавшиеся напротив здания Военного Совета. Один из автомобилей догорает после нескольких взрывов, и Самаэль не узнаёт — угадывает в груде металла свою машину, тоскливо вздыхает и мысленно с ней прощается. Ещё не до конца заживает ожог, но на лице уже расползаются несколько царапин, пятнами остаётся копоть. Юноша пытается стереть её движением руки, вместо этого размазывает и оставляет попытки, рывком поднимается с широкого крыльца здания, где до этого переводил дух и обозревал обстановку. Толпы уже нет — участники демонстраций встречают сопротивление, пускай солдаты и не вступают в прямые стычки, и после непродолжительной и упрямой борьбы всё же отступают, расходятся, разбиваются на группы меньше. Нахема совсем не ошибается — ни с местом проведения демонстраций, ни с тем, что псы помогут. Они по её приказу прибывают заранее, не высказывают пренебрежения или недовольства и чётко, с истинно солдатской выправкой выполняют любые приказы, безропотно подчиняются. Среди псов оказывается и тот, с которым у Сариэля случилась ссора утром. Сразу же после того, как ситуация стабилизируется, Сариэль оставляет Самаэля. Тот взглядом находит юношу у псов, видит, как увлечённо он обсуждает что-то с ударенным им солдатом, и внешне решает, что всё в порядке, не вмешивается. Короткий отчёт радует — погибших нет ни с одной стороны. Среди демонстрантов не оказывается даже тяжело раненных, хотя Самаэль не исключает возможности того, что случаи всплывут позже. Среди солдат двое псов попадают в больницу без сознания, ещё четверо с вывихами, а у Сариэля обнаруживается ушиб плеча, однако юноша свою травму упрямо отрицает, на то, чтобы покинуть площадь, не соглашается. Самаэль не находит в себе сил для того, чтобы спорить. Надоедливый звонок выдёргивает из мыслей. Самаэль скользит взглядом по номеру, теперь уже узнает цифры, но отвечает, пускай и без желания: — Слушаю. — Снова здравствуй, щеночек, — звучит радостно Нахема. — Как у тебя дела? Смог поладить с ребятами? — Если ты о тех, которые бросались на нас с оружием и криками, то нет, мы друг друга не поняли, — шутит Самаэль и слышит одобрительный смех. — Если серьёзно, то да. Спасибо тебе за помощь. Несколько солдат ранены, но им уже оказали помощь, остаётся лишь ждать. Прости, что так вышло. — Ты что, беспокоишься о моих солдатах? — уточняет женщина. — Мне это нравится. Но ты никогда не станешь лучше моей милой Шедим. Нахема не прощается — обрывает звонок резко и неожиданно, так привычно для неё и странно для Самаэля. Юноша пожимает плечами, убирает телефон обратно в карман и пытается не удивляться тому, с какой скоростью меняется настроение Нахемы. Сейчас у него остаются заботы серьёзней.