Смотреть в одну сторону

- Хватит выть, малыш! - дядя Ати, схватившись за голову, лежал на диване, переживая тяжелейшее похмелье. - Прошу тебя, с твоим отсутствием голоса и слуха стоит держаться подальше от любых музыкальных инструментов. - Дядя! - возмущенно воскликнул Порш, обнимая брата, глаза которого уже заблестели готовыми пролиться слезами. - Что? - с трудом приподнял голову от подлокотника дядя. - Лучше если родной человек это скажет, чем какая-то посторонняя девчонка, которую он соберётся охмурять своей как бы музыкой. - Дядя, какие девочки, ему восемь! Порче все-таки заплакал, уткнувшись носом в плечо брата. Его хвалил учитель в школе на уроках музыки, но теперь он там и рта не откроет! Раньше он старался, выполнял поручения и даже оставался после уроков, чтобы попробовать какой-то новый инструмент на слух, но не теперь, нет! Не после такого. Порш успокаивал брата, как мог, и сам искренне верил, что дальше все станет, как и было. Не стало. Упрямству Порче мог бы позавидовать даже Колумб: с того самого диалога с похмельным дядей мальчик не брал в руки ни гитару, ни какой-нибудь другой музыкальный инструмент, ни разу не пел. Оставаясь при этом впечатлительным ребенком, Порче всё равно испытывал необходимость хоть как-то выражать весь клубок чувств и мыслей, крутящийся у него в душе, кроме как в словах, но раз не в музыке, то как?... Вопрос оставался открытым. Не имея выхода, внутри него горело беспокойство, горело несколько лет, до тех самых пор, пока они с классом не отправились в Бангкокский Центр Культуры и Искусства - большую художественную галерею, в которой выставлялись не только широко известные художники и скульпторы, но и молодые деятели искусств, еще не заработавшие славу своему имени. И там в одном из залов Порче неожиданно для себя застыл в немом восхищении перед картиной - такое случилось с ним впервые за почти одиннадцать лет его коротенькой жизни. Вблизи картина казалась беспорядочным морем коротких и длинных мазков, но стоило отойти чуть дальше... появлялась система. Переплетение рук и лиц, острый блик - словно выстрел, словно молния. Охватывающий всех огонь. Порче медленно отошел и присел на скамеечку, удачно расположенную прямо перед картиной. Он не мог оторвать взгляд и даже вздохнуть полной грудью, его глаза перебегали от одного края холста к другому, выхватывая незамеченные ранее детали. - Киттисават, тебя уже обыскались, - учитель, сопровождающий группу школьников, тихо присел рядом на корточки. - Тебе так понравилось? - он кивнул на холст на стене. Порче молча кивнул. Он чувствовал, что не готов говорить. Пока не готов. Учитель улыбнулся. - На выходе продаются открытки с репродукциями этого художника. Пойдем, посмотрим. Порче купил их все. Там же было указано имя художника - Вик. Ни фамилии, ни полного имени, ничего. Из общения с продавцом он узнал, что этот Вик довольно молод, но в Центре проходит уже вторая его выставка, что никто не знает, как он выглядит, что он очень продуктивен в своём творчестве, и иногда посетителей накрывает катарсис перед его картинами. Что такое катарсис, Порче не знал, но картина не отпускала. Разумеется, он не побежал покупать бумагу и краски в тот же день, на них попросту не было свободных денег, даже если бы он захотел. Но Порче этого было не нужно. Он носил в себе, словно драгоценную живую воду, ощущение, затопившее его в художественной галерее с головой, грозившее лишить его сна и покоя. Ощущение причастности, ощущение того, что этот неизвестный ему Вик понимает его душу лучше, чем он сам. Та картина, перед которой Порче тогда застыл, иронично называлась "Семейные узы". В силу недостаточного жизненного и художественного опыта, мальчик не мог сказать, чего в картине было больше, - ненависти или любви, но сила эмоций художника поразила его. Над своим письменным столом Че повесил все репродукции, которые смог найти, и долгие часы проводил напротив, разглядывая линии и мазки, пока Порш не забеспокоился и не вытащил брата на разговор. В результате его они чуть было не поссорились, но Порш в итоге отвел Че к знакомым уличным художникам... Совершенно далёкий от искусства, Порш знал только одно место, где Че могут дать попробовать себя в подобном деле. Он не прогадал. Баллончики с краской легли в маленькие умелые руки Порче так, словно давно мечтали оказаться в них. Уличные "учителя" Че поражались, насколько хорошо и быстро парень осваивает искусство граффити. Ничего не приходит из ниоткуда: Порш достаёт для него книги, да и сам Порче просиживает в библиотеке долгие часы, изучая теорию композиции и сочетания цветов, творчество Бэнкси и других, менее известных уличных художников. Первые деньги Порче зарабатывает в шестнадцать. Его в составе группы других уличных граффитистов приглашают расписать стены новой художественной школы, и парень показывает себя во всей красе, зарабатывая довольно крупную сумму. Посовещавшись с Поршем, он кладет, с помощью брата, деньги на счёт в банке, делая их недоступными для загребущих рук дяди, и планируя использовать их для оплаты обучения в колледже искусств: Порче, прекрасный в своей самобытности, ощущает потребность закрыть лакуны в академических знаниях. Разумеется, Порче не оставляет без внимания творчество Вика. Тот словно растёт вместе с ним все эти годы. Картины Вика становятся всё более выверенными, саркастичными, а некоторые выдают такой фонтан боли, что Че едва может смотреть. И нигде за всё это время он не находит фотографий Вика. Даже намёка - ничего. Полная анонимность. Единственная связь с миром через агента, не меняющегося уже многие годы. Пи'Айли называют второй матерью Вика: только официальных попыток перекупить её, чтобы узнать информацию о её хозяине, было столько, что ей пришлось делать заявление на национальном телевидении. Только после этого женщину оставили в покое. Раздумывая над тем, какой колледж выбрать для поступления, Порче решается на маленькую авантюру. Он пишет электронное письмо Вику на его официальную почту и спрашивает его совета. Порче не надеется на ответ всерьёз, но в данном случае - попытка не пытка.