Смотреть в одну сторону

Исподволь, незаметно, жизнь Кима менялась, но поначалу он не обращал существенного внимания на новые крохотные детали, такими они казались естественными. Но вот старший брат, с которым Ким встретился, по обыкновению, в комплексе первой семьи, сделал огромные глаза, видя, как младший кладёт себе в общей столовой для телохранителей острой приправы к рису. - Кто ты такой и где мой брат? - патетически воскликнул Кхун и всплеснул широкими рукавами чего-то очень национально-японского. Ким только брови поднял. - У тебя уже шестая пара карпов, но до сих пор никто не знает, что случилось с первыми Элизабет и Себастьяном. А я знаю. Ты их зажарил и съел. С солью. Танкхун выпучил глаза и потянулся заткнуть брату рот, тут же попав рукавом в соусницу и едва не свернув её на пол. Те немногие обедавшие телохранители, которым "посчастливилось" оказаться в тот момент в столовой комплекса, старательно делали вид, что они глухи и слепы. - Тише ты! Кинн не знает до сих пор! - Да что он тебе сделает... - проворчал Ким, наворачивая острый рис. - И все-таки... Ким, ты же никогда не ел острое. Что случилось, кризис среднего возраста?.. Молодой мужчина остановил вилку с рисом на полпути ко рту и замер, разглядывая старшего брата. - Я что, такой старый, эй? - Нет, ты в полном расцвете сил, дорогой! - хихикнул старший, очаровательно скашивая взгляд в сторону. - Но сегодня ты меня удивил. - Не неси ерунды. У всех меняются вкусы, - пожал плечами Ким. - О, мне это говорит мистер "я уже десять лет ем хлопья только этой марки и никакие больше", потому что у других, видите ли, хрусткость не та?.. Не ты ли писал ругательное письмо на фабрику, когда их прекратили выпускать? Мистер "я ношу футболки только из вискозы и хлопка пятьдесят на пятьдесят", иного твои суровые плечи не выдержат?.. - Танкхун наблюдал за братом, откинувшись на спинку стула, и улыбался. Ким выглядел смущенным, а ещё Кхун был готов поклясться, что он посмотрел в сторону лежащего тут же на столе экраном вниз мобильника больше десяти раз за последние полчаса. Хоть и ни разу не взял его в руки, надо отдать ему должное. - Ким... - протянул Танкхун. - У тебя морщинки, здесь. Он аккуратно прикоснулся к уголку глаза брата и мягко улыбнулся. - Ты стал чаще улыбаться. Кого мне благодарить отсюда и до следующего воплощения?.. - Меня, - Ким сделал высокомерное лицо и посмотрел - попытался посмотреть - на Танкхуна свысока. Но тот только усмехнулся. - Меня и благодари. Я же улыбаюсь, а не десятый телохранитель в последнем ряду. - И все-таки... Ким, расскажи! - заныл старший, дергая брата за рукав. Тот вывернулся и, набычившись, уставился на Кхуна. - Что ты пристал? Я не знаю, что тебе рассказывать. Танкхун уже был готов к планомерной долгой осаде нытьём, но в этот момент дальняя дверь в столовую распахнулась, и на пороге показался Кинн в сопровождении незнакомого высокого парня и телохранителей, вопреки обыкновению, имевших на лицах выражение недовольства. С их места было не слышно, что именно говорит Кинн, обводя рукой помещение, но догадаться было можно. - У Кинна новая тень? - поинтересовался Ким у Танкхуна, попутно отбирая у него свой телефон, который тот пытался разблокировать. - Я слышал краем уха, - незаинтересованным тоном заметил Кхун. - Что этот парень, Порш, был очень нужен нашему с тобой отцу. Кинну было поручено его найти и привлечь на свою сторону. Но, возможно, мне просто послышалось. Ты же знаешь, каким невнимательным я могу быть. Ким рассматривал старшего брата Порче и думал, что судьба порой делает извилистые повороты, но всё равно приводит их туда, куда ей необходимо. В последнем письме Порче рассуждал о том, что брат, которого он беззаветно любил, одномоментно пропал со всех радаров, оставив после себя лишь записку. И о том, что исполнение мечты о баре на берегу моря это прекрасно, но разве он не достоин того, чтобы с ним попрощались лицом к лицу? .. Холодные электронные строки были наполнены такой болью, что Ким, прочитавший их, некоторое время сидел на диване неподвижно, закрыв глаза. Он вспоминал свои обиды на братьев, и до него медленно начинало доходить, насколько по-разному они с Порче чувствуют этот мир. Чувства Кима были продуктом его воспитания с раннего детства. Равнодушие матери и собственные планы отца вылепить из Кима того, кто будет беспрекословно ему подчиняться, - против искренней привязанности Танкхуна и мягкого терпения Кинна. Всё это - и его же подростковый бунт - вылепили из Кима того, кто свои искренние чувства скрывал лучше, чем адрес своей тайной квартиры. С другой стороны, у Кима было его искусство. Оглядываясь назад, Ким признал, что если бы не его картины, возможно, он сошёл бы с ума от колоссального давления, обрушенного на него отцом. На холсте или на бумаге - он выплескивал всю свою боль, все сумрачные мысли, мог высказать своё отношение к родителям, к братьям, ко всему миру - и найти своего зрителя. Того, кого увидит и поймет, кто почувствует то же, что и он сам. Что ж, хотя бы для этого стоило ответить дважды на то, самое первое письмо Порче. Чтобы взглянуть на себя со стороны - выслушать человека, который уже давно перестал быть просто посторонним, ещё одним лицом в толпе. И да, Порче любит острую пищу. .... Ким отвлёкся от своих мыслей и оглянулся по сторонам. Кинн и сопровождающие уже давно покинули столовую, а Танкхун, положив подбородок на скрещённые руки, наблюдал за братом с мягким выражением лица. - Знаешь, бро... - протянул Ким. - А пойдём к тебе? Я хочу кое о ком тебе рассказать.