Der Himmel fällt

       Инеж сидела одна в поросшей молчаливым ужасом комнате, когда время приблизилось к тому, чтобы побудить завалиться в сон, а мистер Мередит вернулся настолько поздно, что Кеттердам подавно укрыло тёмно-синим покрывалом нагрянувшей ночи. Он же теперь правая рука короля, надежда Керчии и пополнения казны за счёт пустеющих кошельков горожан, напоминала она себе.        Ему теперь не до неё.        И скоро будет точно так же не до неё, когда воспоминания вернутся к ней, когда она, противясь и не желая, противореча своим канонам, отважится поведать ему обо всём, что он хотел услышать, чтобы после они разошлись по разные стороны, будто никогда и не знали друг о друге. Будет не до неё, когда он подтолкнёт заморенных пустыми обещаниями горожан к мятежу и устроит переворот в королевстве, а она окажется далеко-далеко от происходящего, не зная, смог ли он противостоять жадности властей, или же его разорвали на части в процессе боя за утерянную справедливость.        Инеж слышала, как он не расторопным ходом шёл по коридору, как подходил к её комнате. Дверь настежь распахнута, в коридор слабо струилось шафрановое свечение от настольной лампы, выдавая, что она не спала, и Гарван, подойдя к порогу, гулко постучал фалангами согнутых пальцев по наличнику.        — Да, — очень тихо произнесла Инеж, упёршаяся безразличным взглядом в дальнюю точку, но Мередит, так или иначе, её услышал.        — Я думал, ты уже спишь, — безмятежно прокомментировал увиденное Гарван. — Разрешишь войти?        Инеж кивнула.        Инстинктивно, как по выработанному рефлексу, не оборачиваясь к нему, и Мередита, судя по приближающимся шагам, то нисколько не смутило.        — Что происходит, Призрак? — нарушил тишь комнаты его преспокойный вопрос, как только он оказался настолько близок к ней, что между ними оставалось всего два метра. — Что гложет тебя? Я не то вижу тебя полной сил, уверенной в себе целеустремлённой женщиной, не то опечаленной и обессиленной, как могильная роза, которую не поливают неделями.        Инеж траурно усмехнулась.        — Неужели вас волнует моё состояние, мистер Мередит? — беззлобно, скорее даже с умело скрытой растроганностью, ответила она ему вопросом на вопрос, хотя и ожидала услышать от него лишь напоминание об их сделке.        Но Гарван пожал плечами, и Инеж увидела, как в жёлтых глазах отобразилось лёгкое удивление.        — Почему не должно? — как ни в чём не бывало поинтересовался он, не выдавая тоном ни ошеломления, ни злости, будто услышанное не вызвало у него ничего.        — Вам нужны мои воспоминания, — безукоризненно и мягко проронила Инеж, напомнив о самом очевидном, о том, почему ей приходилось находиться в этом доме и переживать всё это. — Вы заплатили деньги как за меня, так и за моё лечение, и вам нужно получить доступ к моей памяти. После этого, если всё-таки постараться и поверить вашим словам, мы разойдёмся. Так зачем вам беспокоиться о состоянии чужого человека, с которым вы в какой-то день больше не увидитесь?        — Кеттердам и его люди возымели плохое влияние на тебя. Ты уже мыслишь как настоящий керчиец, — поучительным тоном отрезал мистер Мередит. — Я циничен и холоден, но я не изверг, Призрак. Мне не нужны твои страдания во имя процветания прогнившего королевства. Каким бы ни было моё желание как можно скорее дойти до цели, я напоминаю себе в первую очередь, что ты сбитый с толку человек с разумом четырнадцатилетней девушки. Ребёнок, если хочешь конкретики.        Она наконец-то воззрилась на него, окаймлённого росчерками янтарного света лампы, от которого его глаза показались ей ярче, чем то было всегда. Впервые лишенный ехидства и политического снобизма, он выглядел почти по-домашнему спокойным и казался на редкость искренним, не затерявшимся в своей гнилой керчийской морали. Он напомнил ей того мистера Мередита, который на её глазах любовно вёл беседу с рыжеволосой девицей, который смотрел на ту женщину во дворце с немым обожанием, разверзающимся глубоко в нетронутой благодушием и любовью душе. Того, которого Инеж никогда не удастся узреть воочию, когда они наедине друг с другом.        «А может… может… он потому и приходит ко мне раз за разом? — поразмыслила она, когда Бреккер снова нахально внедрился в её сознание, отталкивая оттуда Гарвана. — Потому что… ревнует. Не хочет, чтобы я находила ему замену».        — Я спрошу еще раз, Призрак, — без всякой угрозы в голосе заговорил мистер Мередит, поправляя и подхватывая чуть было не сползшую с рук расписную вазу, — есть ли что-то, с чем ты хотела бы со мной поделиться?        Есть. Конечно, есть.        Инеж могла рассказать это, пускай и пройдут долгие часы, прежде чем она сможет излить душу и выдать всё накопившееся в ней, но даже при щедро предоставленной возможности выговориться она предпочитала умолчать о своих бедах. Ей казалось, что одно дело знать обо всех её преступных похождениях с убийцей-любовником и оторопи перед ним же, когда он находился в тысячи иллюзорных измерениях от неё. Другое — узнать о том, что даже будучи вдали, будучи покойником, беспризорно брошенным в лесу на корм не брезговавшим мертвечиной птицам, этот самый убийца-любовник всё ещё виделся ей не уходящим шизофреническим кошмаром.        Он как духовный маньяк.        Он как её личная клиническая панацея в наиболее уродливом проявлении из всех возможных. Как ненавистная тварь, которую она никогда не сможет убить, заранее вонзив ему глубоко в глотку гранённое копьё и с ненормально-садистским удовольствием любуясь тем, как это существо давилось кровью на предсмертных секундах, как месть, о которой она грезила, достигла всякого её обидчика.        Вместо этого всё наоборот: его параноидальное пребывание рядом с ней убивало её, рвало по крупицам на части.        Всё ещё находясь в сидячем положении, Инеж сжалась зародышем на смятой простыни и прижалась плечом к изголовью кровати, будто хотела слиться с заскорузлой древесиной и не познать больше ни боли, ни горя, но мистер Мередит, который о прошлом украденной девушки ничего не знал, которому она не рассказывала, куда её продали работорговцы, язык её тела понять не смог. Он прошагал к кровати и бесшумно присел рядом, после чего медленно, точно боясь спугнуть заснувшего в ней дикого зверя, протянул вперёд свободную от вазы длань.        Инеж зажмурилась и поёжилась сильнее: мужчина на одной кровати с ней, да ещё и тянувшийся руками, какими бы чистыми от чужого тела они ни были — опасная зона, которую она не готова переступить.        И Гарван это заметил, но скорее принял за жест недоверия, чем оставленную прошлым травму.        Повисшая в воздухе рука сжалась в кулак, а вскоре и отпрянула от неё, будто хозяин руки этой понял, что она не желала чьих-либо прикосновений. Она же задумалась о том, что это мог быть их первый тактильный контакт (если, конечно, не считать того, как он пару раз хватал её за плечо, угрожая расправой за попытки обхитрить его), но сейчас Инеж не могла позволить себе такого, не тогда, когда воспоминания о Зверинце были так свежи, а человек рядом виделся ей личностью сомнительной.        — Что ж, — резко огрубевшим до хрипоты голосом изрёк Гарван, встав со скрипнувшей кровати. — Думаю, ты чувствуешь себя взрослой и способной справиться со своими проблемами самостоятельно. Или же мне стоит полагать, что твоё поведение обусловлено вашим особым женским периодом, когда вам, прекрасному полу, хочется целыми днями просиживать на кровати и выть, как вас все и всё раздражает.        За такой намёк Инеж окинула его хмурым взглядом, на что Гарван лишь заговорщически ухмыльнулся.        — Это не… — но она тут же отдёрнула себя и замолкла, решив не посвящать советника в такие подробности. — У меня резкий упадок настроения, но это вовсе не из-за того, что вы подумали.        — Какая радость, — саркастично фыркнул Гарван. — Однако тебе стоит говорить мне, если ты улавливаешь какие-то физические или эмоциональные изменения. Возможно, это неблагоприятное воздействие твоих таблеток.        Инеж встрепенулась от услышанного, и потому поспешила окликнуть его перед тем, как он снова оставит её одну:        — Мистер Мередит, — позвала она его, и заметив, что внимание советника было направлено на неё, продолжила: — Что это за таблетки, которые вы купили у врача?        — Странный вопрос, — задумчиво прошелестел он. — Таблетки для восстановления памяти, идущие в комплексе со специальными упражнениями. Я думал, тебе это уже известно.        — Воздействие, — судорожно произнесла она. — Какое воздействие может быть от них?        Мередит дёрнул бровями от непонимания, но его рука тут же погрузилась в карман пиджака, выуживая оттуда упаковку от её лекарства.        — Так-с, — чинным тоном провозгласил он, блуждая глазами по залитым темнотой помещения надписям, точно читал какой-то важный трактат. — Резь в глазах, головокружение, помутнение рассудка, галлюцинации…        Но то, что Мередит читал дальше, Инеж уже не слышала и не слушала.        — Галлюцинации, — обреченным голосом перебила она его.        Отвлёкшись от чтения, Гарван поднял на неё взгляд.        — Так тебя мучают галлюцинации, Призрак?        Нет, хотела сказать Инеж.        Галлюцинации её не мучили.        Они убивали её. Изводили. Приходили, что разбередить пролегающую за рёбрами коросту не заживающих шрамов. Они почти вынудили её пойти на крайние меры и, как будто тем самым глумясь над ней, явились в последний момент, чтобы не позволить совершить задуманное и остаться в этом бестолковом сумбуре ещё на долгие годы, словно желая, чтобы она тронулась умом.        — Мистер Мередит…        Её нижняя губа ощутимо дрогнула в ошалевшей артикуляции.        Казалось, она сама дрожала от осознания. От ощущений.        — Призрак? — аккуратно окликнул её Гарван, боясь нечаянно вызвать панику своими неосторожными действиями.        Но она и так паниковала. Ещё немного — и она завизжит в ужасе из-за случайно мазнувшей по периметру комнаты тени.        — Я вижу его, мистер Мередит, — как из последних сил вымолвила Инеж полушепотом, на грани слышимости.        Глаза Гарвана сузились, и он застыл, затерявшись в догадках.        — Его?        Инеж, тая молчание первое время, заставила себя кивнуть.        — Его.        Мередит понял, кого она имела в виду под этим дрожаще-оторопелым «его».        Вычислила это Инеж тогда, когда он, обескураженный, выронил вазу, секундой спустя вдребезги разбившуюся о пол.

* * *

       — Почему вы меня не предупредили раньше?!        Несмотря на позднее время, мистер Мередит, оперируя своим амплуа, заставил осматривающего её врача встать и прийти в клинику, где на него в тот час же обрушился гнев советника. Доктор сидел перед ним, оскорбленно взирая на человека визави после всего того, что ему пришлось выслушать в свой адрес. Инеж, по правде, стало совестно и даже жаль бедного человека, и она подумывала о том, чтобы попросить Гарвана хоть немного усмирить свой пыл.        Наконец-то усатый доктор шумно и тягостно вздохнул.        — Я пытался вам сказать, — на удивление безразлично ответил он, будто сказанное Мередитом не оставило в нём никаких эмоций, — но разве вы меня слушали? Вы перебили меня и поспешили купить таблетки.        Обессиленно склонив голову, будто признавая вину и поражение, Гарван прикусил губу.        — У вашего пациента… очень страшные галлюцинации, — рвано чеканил он, так и не осмеливаясь взглянуть на своего собеседника.        Фырча от возмущения, врач скрестил руки на груди замком.        — А мне-то какое дело? — угрюмо вопросил он. — Дали бы мне договорить, а не спешили сделать всё на тяп-ляп, чтобы потом приходить и брызгать ядом, что я такой плохой, умолчал о воздействиях, которые и так указаны на упаковке, а вам просто лень было потратить полминуты и вычитать их. Отведите её к психиатру, если тот, конечно, не окажется мошенником и не сдерёт с вас миллионы крюге за пару пустых слов.        Инеж увидела, как Мередит сжал руки в неистово трясущиеся кулаки. Он был похож больше на мальчишку, отчитываемого отцом за шалость, чем на самого влиятельного после короля человека.        — У вас есть другие таблетки? — наконец-то спросил Гарван, тяжко вдыхая и выдыхая затхлый воздух.        Но ответ никому из них не пришёлся по душе:        — Они тоже с побочными эффектами, — небрежно хмыкнул врач, — и некоторые сходятся с предыдущими, только вторые медикаменты не галлюциногенные. Может быть сильное недомогание, помутнение рассудка, апатия.        — Гезен, у вас что, нет лекарств без побочных эффектов? — резко вспылил Мередит.        — Представьте, нет! — рявкнул не выдержавший такого пренебрежительного отношения доктор. — Сидите и думайте, какой вариант устраивает вас и вашу подопечную больше: глюки или слабость и потеря всякого интереса к жизни?        И тогда Инеж больше не смогла оставаться в стороне:        — Я выбираю второй вариант!        Она выпалила так быстро, что Мередит не успел ни вдохнуть, ни выдохнуть, только обернулся к ней, на зов её голоса, будто инстинктивно.        — Ты уверена? — с прищуром спросил он.        — Вполне, — Инеж непоколебимо кивнула ему, отвергая любое проявление нерешительности. — Я буду хоть днями лежать в кровати от слабости, буду хоть в самом ужасном настроении, хоть в депрессии, но я больше не хочу видеть его!        Она заметила, как врач открыл было рот, кажется, чтобы спросить, кого подразумевали под этим в ненавидящем шипении брошенном «его», но, подумав, что это не его дело, только закатил глаза.        Гарван же, что-то недовольно промычав, повернулся к соратнику.        — Хорошо, — невозмутимо решил он. — Сколько стоит второе лекарство? Я куплю его у вас прямо сейчас, даже если оно стоит как две здоровые почки.        Доктор скорбно усмехнулся.        — Его изготовляет не Керчия. Мы выкупали эти таблетки у Шухана.        — Тогда выкупите их ещё раз, — повелел Гарван. — В чём проблема?        Но тот лишь издевательски засмеялся. Так, точно вся ситуация его забавляла, но врачу не смешно совсем, и Инеж видела это по его оскорблённым глазам.        — Купить? Вот так вот просто? Просто взять и купить, как потрёпанную игрушку в побитой лавке? Вы хотите знать, в чём проблема? — плутовато спрашивал он, и на рассеченном паутинкой ветвистых морщин лице выцвела вовсе не счастливая улыбка. — А то, что нас просто нагло грабят, мистер Мередит. У нас столько денег забирают, что многие семьи не могут позволить себе даже купить новую одежду, не накопив сбережений на месяцы вперёд, или кусок мяса раз в две недели. А вы говорите что-то о том, чтобы купить лекарство из другого государства!        — Вы обвиняете в чём-то своего короля, мистер Саддака?        Инеж была уверена, что он примется, заикаясь, испуганно отрицать всё, уверять, что в голове его не было настолько крамольных мыслей, но врач, напротив, только рявкнул разъярённо:        — Да, обвиняю. И вас, как ответственного за экономику страны, тоже. Уровень бедности в королевстве, а особенно в Кеттердаме, резко повысился. Из-за кого, как вы думаете?        Мистер Саддака резко замолк под тяжёлым куполом пристального взгляда Мередита.        — Сколько стоит второе лекарство? — отстранено бросил он.        — Тридцать тысяч крюге, — в тон ему ответил врач. — И нужно время, чтобы мы связались с Амрат Еном и шуханские фармацевты экспортировали нам таблетки.        Без лишних слов Гарван положил перед ним деньги.        Глаза его, сверкающие в слабом свете лампы куски золота, блеснули полной решимостью, когда он поднял ожесточившийся взгляд на врача.        — Тридцать тысяч крюге на лекарство, — прежней присущей ему интонацией дипломата, выступающего на важной аудиенции, изрёк мистер Мередит, — и пятьдесят тысяч вам на проживание.        Этого оказалось вполне достаточно.

* * *

       Инеж трясло в тот день. Она ненавидела девственно-белые стены клиники вместе с нагнетающим химическим смрадом лекарств и порошков. Удивительно, но даже в обжигающем бреду, походящем на алкогольное опьянение, она выстояла против посылаемых разбушевавшимся организмом сигналов тревоги и внимательно слушала, что говорил мистер Мередит.        Всё сказанное им по дороге до особняка являлось обыкновенной компиляцией: Инеж уже услышала это всё из уст врача, когда её разум был намного чище и спокойнее, чем сейчас, а мысль, что преступник, в злодеяниях которого её обвиняли, украдёт её, были не настолько серьёзными. Наверное, ей просто нужно было, чтобы с ней говорили, чтобы в голове звучал чей-то голос (но не Каза Бреккера, ни разу, только не его), который мог бы отвадить от наваждения и отвлечь собой. От ощущения, будто когда они проходили мимо разлапистых ветвей платанов, в темени казавшихся страшными чудовищами из детских сказок, за ней следила очами смутьяна стая воронов, запросто меркнувшая в азуритово-чёрной ночной вуали.        Иногда Инеж думала, что уже тронулась умом, но не понимала этого.        Или же, что она застряла в затянувшейся на долгие годы коме, а всё происходящее с ней — всего-то болезненный бред, который посылал и заставлял принимать за явь повреждённый мозг.        Чем бы то ни было, она хотела, чтобы этому пришел конец.        — Нам придётся ждать неделю, пока Шухан экспортирует медикаменты в Керчию, — дал ей знать мистер Мередит на следующий день.        И судя по тому, как сморщено было его лицо, он и сам не особо радушно принял эту новость.        — А пока что тебе придётся и дальше употреблять первые таблетки.        Инеж мигом подорвалась с места, едва ли не перевернув стул с громогласным грохотом.        — Нет, — отрешенно вымолвила она.        — Призрак, обещаю, — с нажимом цедил Гарван, будто заставляя себя говорить, — ты будешь пить их только до тех пор, пока нам не доставят новое лекарство. Это недолго.        — Я не хочу больше видеть его.        — Я знаю, — понимающе изрёк он, — но даже если ты будешь просто сидеть и ждать новые пилюли, воздействие старых не пройдёт до конца и он будет являться к тебе время от времени, да ещё и окончание курса лечения будет позднее предполагаемого. Так что на этом спор заканчивается.        Инеж надолго запомнила его сорванное, против воли сцеженное сквозь зубы «обещаю», потому что знала, — или догадывалась скорее — что пусть Гарван и умел давать обещания, но сдерживать их было выше его сил. Что это точно такое же обещание, как и качающийся на буйных волнах моря корабль, везущий её домой и ставящий точку на тяжких похождениях в Керчии.        Каз всё ещё появлялся после того, как он сам же феерично сорвал её попытку покончить со всем с такой позорной лёгкостью, наглотавшись таблетками и вызвав передозировку. Он внимательно наблюдал за ней издалека, либо скрываясь в тенистых углах и оставаясь тускнеющими перед глазами очертаниями, либо стоя на расстоянии несколько широких шагов, так, что увидеть его, ничего не выражающего и отстранённого, было легче простого. Инеж это устраивало намного больше, чем если бы он снова прижал её собой к скрипящей кровати и навис над ней склонившимся к добыче охотником, но намного меньше, чем если бы он просто аннигилировал в чертоги ада и больше не напоминал о себе иначе, как говором разъярённых его деяниями властей.        Но он, напротив, был с ней.        Везде.        И Инеж боялась, что если так пойдёт дальше, то однажды он станет для неё экзистенциальным.        С таким, витающим вокруг личным призраком, нормальную жизнь не построишь (впрочем, с таким прошлым, как у неё, это тоже виделось делом не простым).        «Уйди, уйди, уйди».        Неделю спустя, когда Мередит протянул ей новые медикаменты, ещё раз упомянув обо всех побочных эффектах и ответственности, которая возляжет на неё в случае чего, он указал, что первое время воздействие предыдущего лекарства не исчезнет до конца. Что Каз, как ни старайся, ещё несколько дней будет преследовать её в галлюцинациях, а её единственной задачей будет не позволить страху взять контроль над рассудком.        «Он не оставит меня в покое» — едва ли не прошептала в оседлавшем её бессилии Инеж, когда от происходящего хотелось только зарыться в одеяло и зареветь, как брошенный на произвол судьбы ребёнок.        Впрочем, это и не было неправдой: она и впрямь ребёнок, которого без подготовки бросили в глубокий водоём и орали на всю окрестность грести руками и ногами, если жить ещё не надоело.        — Кар!        Инеж вздрогнула и принялась судорожно отыскивать того, по чьей вине сие гробовое затишье прервалось, утонуло в неожиданном гаме. Она не удивилась, застав рядом с собой Мджумбе, привычно глядевшего на неё понимающим взглядом старого мудреца, готового дать заблудшей душе дельный совет.        Инеж же смотрела на него опасливо, как на подкинутую ей кем-то неведомым ядовитую змею, норовящую укусить и пустить по венам смертоносный яд вместо крови. С тех пор, как сосновый лес открыл ей новые тайны, как оставил за собой ещё больше вопросов, вороны больше не вызывали у неё былого доверия. Ей казалось, что память подбрасывала несвязные фрагменты с ними, где подсознание сгребало чёрным ворохом ошалевших птиц, чёртовых предвестников смерти и несчастий. Инеж думала, что вороны как-то связаны с ним, а ещё о том, что мистер Мередит был прав насчёт неё: она превращалась в настоящего керчийца со своим изменившимся мировоззрением.        И это — худшее, что он мог сказать ей.        — Ты долго не прилетал, — сказала Инеж вместо презрительного «оставь меня».        Мджумбе на это, как ничего не понимающий ребёнок, подпрыгнул на месте, после чего забавно повертел макушкой то в один бок, то в другой. Она хотела протянуть к нему руку и коснуться чёрных перьев ворона, пригладить их, но вовремя сдержала себя от этого порыва, напомнила: эта птица имела дурную связь.        Сердце внезапно сжалось.        Она сама почти сжалась вместе с ним.        За прочными клетками рёбер, выпирающими кинжальными гранями через бронзовую кожу, неистово пульсировала пронесённая сквозь долгие месяцы и короткие мгновения боль, которую ни прогнать не званным гостем, ни ослабить. Это похоже на смерть. Она чувствовала себя так, как будто медленно умирала в этой психологической западне, но это чувство навещало Инеж одновременно с тем, как её нога впервые ступила на покрытые густым туманом земли Кеттердама, одновременно с тем, как она узнала о том, какая судьба поджидала её в этом городе.        Мджумбе не расторопно перевёл взгляд с неё на угол комнаты. Вперился чернильными глазёнками куда-то, будто он её не видел, будто её здесь и вовсе не было, и застыл, словно стал неживым изваянием.        Инеж знала, что это означало.        Уже это помогло ей не подскочить от первородного трепета, когда первое, что она увидела, проследив за взором ворона и повернув голову, был выжидающе глядевший на неё Каз Бреккер.        Это глупая игра воображения.        Дрянная химера, не желающая покидать её.        Химера, которую она обязана была прогнать, пока та не уйдёт сама.        — Нам осталось немного, — снисходительно оповестила его Инеж, неотрывно наблюдая за тем, как его тело не подавало никаких признаков того, что перед ней не статуя. Лишь равномерное дыхание да иногда подрагивающие в смене мимики лицевые мышцы. — И на этом всё. Мы больше не увидимся. Ты больше не будешь досаждать мне.        Веки Каза, дрогнув слабо, приопустились, из-за чего она едва ли видела впадины его глаз. Только сейчас Инеж заметила, что они вовсе не чёрные, а тёмно-бурые, как шкура медведя в мглистую ночь.        Ему не нравилось то, что он слышал.        Ей не нравилось то, что он был с ней.        — Я не хочу тебя видеть, — прямо ответила Инеж. — Что бы нас ни связывало в прошлом, сейчас я не хочу тебя видеть. Ты испортил мою жизнь. Превратил меня в подобие себя. В монстра.        Её долгий говор чудесным образом доносился сквозь преисполненные звериной печали всплески урчания Мджумбе, следившего за открывшейся перед ним сценой.        Каз молчаливо слушал её. Кроме угрожающего «не смей» он не сказал ей ничего за всё время, что им довелось сойтись, однако Инеж не изумится, — хоть и испугается — если в этот момент он, не выдержав череду обвинений, заговорит с ней.        — Но знаешь, что самое главное?        Инеж быстро задышала, словно воздух в комнате кто-то забрал, а она сама задыхалась, пока пыталась поставить точку на своём монологе.        Посмотрела: он слушал её внимательно, но по лицу его ясно, что услышанные слова Каза нисколько не радовали.        — Я готова простить тебя за всё, что ты со мной сделал. Готова отпустить к дьяволу, чтобы ты встретился и поквитался с человеком, из-за которого ты стал беспощадным существом, жаждущим чьей-то крови. Я готова. Я прощу тебя за всё, ты только уйди.        Брови Каза сдвинулись к переносице на его хмуром лице.        Инеж считала всё чересчур невероятным, чтобы так легко в это поверить. Она с детства, как научилась говорить, чтила человечность и искала свет в каждом, но по научно доказанному закону подлости вместе с рациональным статистическим распределением из всех мужчин ей в пары попался именно Каз Бреккер.        Неопознанный объект, который Инеж всё ещё не могла понять.        — Мистер Мередит говорил, что ты обо мне заботился, — но вопреки сказанному голос её прозвучал до невыносимого холодно, как если бы она всё ещё отказывалась воспринимать услышанное за действительность. — Мистер Кензи же сказал, что у нас были… отношения. Что ты любил меня. Я… я в это не верю.        Инеж видела, как прошмыгнул по его лицу намёк на притупленную образцовым хладнокровием злость.        Но ей всё равно. Ей настолько всё равно после всего, что она была вынуждена пережить.        — Но если это правда так, — продолжила Инеж с ощутимым нажимом, — если ты правда заботился обо мне, если ты правда любил меня, ты уйдёшь. Ты оставишь меня, исчезнешь, как будто бы ты и не существовал никогда.        Лицо Каза не дрогнуло, но Инеж знала, что он негодовал.        Однако секунды спустя тишину, заполнившую комнату, пронзил стук обуви: он сделал шаг назад, не поворачиваясь к ней спиной и оттого не сводя с неё пристальный взгляд, как если бы ждал, что она одумается.        Потом ещё один.        И ещё.        Медленно, будто выводя её из себя.        — Уходи! Прочь отсюда! — не выдержала Инеж.        Каз исчез в тот же миг. Скрылся в тени, как голодно клацающий клыками озлобленный волк, бросивший освежеванную до обглоданного скелета тушу позади и удаляющийся в сумрак дремучих лесов.        Тяжело задышавшая и следившая за его исчезновением, Инеж миг спустя услышала под ухом разочарованно-опечаленное карканье. Она оглянулась на Мджумбе, который тут же взмахнул крыльями и удалился прочь, в очередной раз оставив её, желающую со всех ног кинуться за ним и, хоть и зная, что птица вряд ли поймёт человеческую речь, просить, чтобы он не бросал её в одиночестве со всем этим.        Но Инеж устала за ним бегать. Ей уже хватило одного раза. Ей хватило воронов на всю оставшуюся жизнь.        С того дня прошло немало времени.        Каз Бреккер больше не появлялся.