На следующий день Инеж чувствовала себя по-настоящему ухарившейся. Немудрено: в её шатком положении сразу после утомительного путешествия по морям провести целые сутки за прогулкой по городу — идея далеко не из лучших.
Одна лишь радость, что ей больше не приходилось валиться в обморок из-за каждого чересчур резкого движения.
Или, как она дополняла про себя, могла чувствовать, что жила, а не просто существовала, как дряхлая оболочка, как человеческая кожа, обтянутая костями-спицами.
Сейчас, сидя в мастерской на старинном резном стуле, — мистер Фахи сказал, что то антиквариат из Ос Керво, но «мебель не мебель, если на неё нельзя сесть» — Инеж вдыхала цветочный дурман покрывших влажную почву юрдовых полей. Весь вчерашний день с новым восходом солнца первое время казался ей благолепным сном, — впрочем, как и все предыдущие дни после восстановления памяти — и она подумала, что пора бы то искоренить, дать себе шанс свыкнуться с мыслью, что и её небу будет суждено упасть.
Возможно, не сегодня.
И не завтра.
— Получается, — заговорила Инеж, не уводя взгляд с россыпи оранжевых цветов, — ты состоял в обществе зов?
Оставшийся под её ответственность Джеспер неуклюже провёл тростью по заскорузлому полу в мастерской, и по нему было видно, что он слегка замялся от заданного ему вопроса.
— Общество… не совсем подходящее название, — ломано поправил он её. — Скорее, клуб, союз, класс… Общество звучит так, как будто все зовы Шрифтпорта тайно собираются в лесу, чтобы проворачивать тёмные делишки против государства.
Инеж понимающе кивнула, поздно поняв, что Джеспер того жеста всё равно не увидит.
Она бы спросила, ходил ли он туда сейчас, когда перед глазами его одна сплошная чёрная пелена, но не могла найти отваги озвучить этот вопрос, боясь, что Джеспера то немало ранит.
Но он заговорил об этом сам:
— Теперь, конечно, стало сложнее его навещать. Сама понимаешь, — Джеспер махнул рукой на чёрные очки. — Но собираться со всеми я не перестал. Меня сначала водил туда один мой знакомый из нашего клуба, но потом — только купчик. Думаю, он начал ревновать, пусть и отрицал это.
— Ты уже смастерил что-то? — поинтересовалась Инеж.
— Ну-у-у, — усмехнувшись, Джеспер осторожно встал со стула и побрёл по мастерской, и она, следя за ним, напряглась, ожидая момента, когда придётся вскочить и спасти его от столкновения со стеной. — Моим первым изобретением была автоматическая газонокосилка. Более современная и многофункциональная, чем те, которые продают в Керчии. Па сначала обрадовался, но потом эта махина вместо того, чтобы скосить траву, проделала огромную яму и туда упал соседский телёнок.
Он приподнял кончик трости, будто искал что-то в чернильной бреши.
Взмах — и заржавевший чайник с противным лязгом свалился на пол, отчего Джеспер выудил только беглое «ой».
— Что ты ищешь? — вопросила вскочившая со стула Инеж, но встала она на ноги так резко, что в глазах поначалу помутилось.
— Чертежи старые были тут… где-то. А ещё улучшенная модель стетоскопа. Тоже сломанная.
— Погоди, — поспешила она остановить его прежде, чем вся мастерская перевернулась бы вместе с ним.
Инеж проворно метнулась к груде светло-синих бумаг.
Мысленно она отметила, что многие чертежи были выполнены слишком аккуратно, будто рукой художника, и подумала, что их мог выполнять Уайлен, пока Джесперу мешала сделать то слепота.
— Тут есть что-то очень похожее на стетоскоп, — неуверенно протянула она, не в силах прочитать выведенную надпись на земенском.
На следующем чертеже Инеж узрела велосипед, немного не такой, который она привыкла видеть в Кеттердаме: керчийский отличался тем, что заднее колесо было в разы больше переднего, и оттого свалиться с такого гиганта легче простого.
На другом — огнестрельное оружие с нарезным стволом (после истории с газонокосилкой Инеж не хотела спрашивать о том, чем окончилось создание подобного изобретения).
— Это весело, — беззаботно заключил Джеспер, стоявший на месте так, точно он и сам боялся ступить не туда. — Чинить вещи, просто прикасаясь к ним — это одно, это всего лишь заложенное в тебе умение. Другое же, когда ты сам создаёшь что-то, обучаясь этому с нуля.
— Как скоро ты научился совладать со своими способностями? — ещё один вопрос.
— Приблизительно через два месяца после того, как появился наш клуб. Сначала всё шло неудачно, все затеи оказывались провальными, но чуть позже я начал создавать что-то дельное.
Трость стукнулась о металлический стол, прошлась по поверхности, но, ни на что не наткнувшись ею, Джеспер, хмурясь, хмыкнул тихомолком.
— Тут должна была быть ручная музыкальная шкатулка, — недоуменно оповестил он. — Не такая старая, как в магазине мистера Корбина. Такая… белая, с вензелями и дельфинами.
Инеж с ощутимым трудом утопила в немоте срывающийся с губ выдох отчаяния: Джеспер беспомощен, как бы ей не хотелось того отрицать.
Видеть его
таким — выше её моральных сил.
Это будто бы неправильно, будто бы шло вразрез со всеми старинными устоями, правилами, которые придумал безбожно нарушавший их мир.
«Он жив, — хотела напомнить себе Инеж, укоризненно, так, чтобы зафиксировать эту мысль намертво, но получалось только с неуверенностью. — И это главное».
Она должна радоваться, что он жив. Радоваться, что у него не отобрали больше зрения.
Эгоистично сетовать, что чуть не убивший его взрыв сделал его слепым.
Но Инеж не могла.
Инеж считала это верхом несправедливости.
Джеспер всегда славился среди Отбросов своим амплуа искусного стрелка, безошибочно разбивающего бутылки и человеческие черепа одним метким выстрелом.
Слепота напрочь перечёркивала всё, что он выстроил с трудом, вырывала из него ту часть, которую Джеспер всегда воспринимал больше, чем простой игровой азарт. Ту, которая создала его, сделала кем-то больше, чем в отчаянии кинувшимся на территорию Бочки мальчишкой, которому срочно требовалось погасить долги.
Инеж представила, как по воле святых ей пришлось бы лишиться ног, что помогали ей бесшумно бродить по округе и гордо зваться Призраком.
Представила, что ей больше не суждено ступить на канат, чтобы оказаться в метрах над унылой землёй.
И это выглядело ужасно.
Это выглядело как один из её тайных кошмаров, таких, о которых даже подушке перед сном, пусть и по секрету, не поведаешь.
— Почему ты затихла вдруг?
Голос Джеспера рывком вывел её из раздумий.
— Да так, — уклончиво ответила она, явственно не желая дать честный ответ. — Задумалась просто.
О чём именно — он, к счастью для Инеж, не спросил.
Ей на секунду не поверилось: она всегда, даже проведя два года с пороками Бочки, даже успев не единожды проститься с жизнью, твердила, что горькая правда всегда лучше сладкой лжи, но что же теперь?
Теперь из неё ложь, сладостная до противно трещавшего на зубах сахара, вытекала с самой обыденной лёгкостью.
— И всё-таки, — протянул Джеспер, — вчера я столько всего услышал о том, что натворил Вегенер, о том, как вы сбежали из Керчии, но не особо много узнал, как вы скрывались от властей, а Каз как-то желанием не горел рассказывать мне об этом.
— Это… — Инеж замялась на краткий миг, — длинная история.
Стрелок пожал плечами.
— Мы никуда и не спешим, — весело напомнил. — Если Каз тебя всё же успел обидеть, то ты не волнуйся: у меня теперь трость. Я могу сделать с ним то же, что Каз сделал с Хейлсом.
— Он… он меня не обижал, — чуть твёрже, но не так грубо, как могло бы показаться, запротестовала Инеж. — Всё намного сложнее, Джес. Я бы сказала, что всё… наоборот.
Явно не ожидавший такого ответа Джеспер незряче, стараясь сфокусировать взор на одной непроглядной точке во мраке, взглянул на неё через толщу чёрных линз. Она видела сквозь них его глаза, пусть и размыто, нечётко, но это не помешало Инеж разглядеть проблеск выразительного ошеломления в них.
Он, возможно, ни секунды не верил во всё то, что она ему только что наплела.
— Он говорит, что всё хорошо, что он уже отпустил это — и на этом всё. И это меня беспокоит, — тем не менее, отвечала Инеж всё в той же спокойной манере, хоть диковинное чувство подавленности от ещё не позабытой ситуаций оставляло на языке невесть откуда взявшийся привкус горечи и сожаления.
Стрелок сглотнул, и тёмные пальцы забарабанили по ручке трости.
— Что же произошло, что
ты могла обидеть Каза? — Джеспер спрашивал об этом так простосердечно, словно ведя с ней шутливую беседу, словно причиной этой обиды могло быть необдуманно брошенное «идиот».
— Вчера ты спросил, как так получилось, что наш дом нашли, если он был глубоко в лесу, — напомнила она. — И я тогда занервничала.
— А Каз ответил, что я задаю слишком много вопросов.
— Да. А на самом деле он просто не хотел рассказывать. Поэтому это сделаю я.
И Инеж рассказала ему, что стало причиной их краха.
Рассказала ему с самого начала, начав с того, как после взрыва Клепки они поселились в доме Броуди, как Каз долгое время отказывался выходить из комнаты и держал её в неведении, — лишь умолчала о том, как нашла его ночью нетрезвым и рыдающим оттого, что вся банда погибла по вине его беспечности — как они ворвались во дворец короля, притворившись шуханскими акробатами, и попытались атаковать Вегенера.
Рассказала, как Каз выведал о предателе, затесавшемся в королевском Совете, но повелел ей ни в коем случае не связываться с ним.
Как она, действуя по воле импульсивности, ринулась к этому советнику, соврав Казу, что будет собирать информацию для плана, а на деле помогала врагу придумать тактику восстания.
Как за пару часов до нападения ходивший поодаль от их дома советник выведал, что Грязные Руки не погиб под завалами, и направил на них весь Совет и Грошовых Львов.
Как Каза едва ли не убили из-за неё, как из-за её безалаберности он лишился руки, а потом ковылял в таком состоянии по городу долгими сутками, чтобы вытащить её из плена.
Джеспер подавил тягостный вздох.
— И… он правда сказал, что не рассержен? — ещё раз уточнил он, наверняка таивший за этим вопросом немало изумления.
— Он сказал, что был зол, когда только узнал о том, что я натворила. Теперь нет, а вот я — да. Я всё ещё злюсь на себя за то, что произошло.
И то правда: больше невозмутимого «сначала я злился» Каз ей в день их воссоединения по поводу всего произошедшего так и не сказал.
Инеж оставалось самой догадываться, сколь сильной была его ярость в тот день.
Исполосовало ли его душу разочарование в ней, стоило ему узнать обо всём, когда до этого он так яро отказывался хоть на секунду поверить в то, что она могла предать его?
Сыграло ли в нём желание отыграться не только на связанном советнике, а на ком-то ещё, чтобы усмирить переполох негативных эмоций?
Джеспер молчаливо почесал мелкие кудри на затылке.
— Тяжёлый случай, — не сразу нашедшиеся слова вырвались из него негромким шепотом.
Но «тяжёлый» — один из самых умаляющих эпитетов для того, чтобы растолковать всё сказанное ею, чтобы описать настолько достоверно, насколько то ощущалось ею.
Каз сторонился её, хоть то было и не так выражено. Он всё ещё прижимал её к себе во сне, признавался, что любил, защищал от возможных падений, но в последнее время будто пытался находиться в тени — особенно тогда, когда помимо него и Инеж рядом был кто-то ещё — и усердно молчал о чём-то.
«Может, он больше не доверяет мне?» — спросила она саму себя, хоть эта презумпция и отдавалась в душе ощутимой горечью.
Так бывало: можно было любить человека, но не доверять ему. Как никак, а задолго до того, как она решила навсегда сжечь мосты с караваном и остаться в Бочке, Инеж тоже любила его, хоть и не так самозабвенно, как сейчас.
Но доверяла ли она ему?
Она могла доверить Казу свою жизнь, да и то далеко не всегда, но своё сердце — никогда.
Не ему — это уж точно.
Инеж тогда боялась, и боялась она не столько того, что он прикоснётся к ней невзначай отвратно-знакомо, напомнив клиентов борделей, сколько того, что Каз это сердце не удержит и разобьёт сразу, как только оно возляжет в его алчные и изуверские ручища.
— Помнишь, как тебя украл Ван Эк старший? — как мимоходом обратился к ней Джеспер.
— Помню, — уклончиво ответила Инеж, нервно теребя кончик косы. — Только к чему это?
— Тебя ведь украли из-за меня, — напомнил стрелок. — Из-за того, что я случайно сдал нас. Ты говорила, что самое главное — запомнить свои ошибки и больше не повторять их в дальнейшем.
— Это другое. Со мной всё обошлось куда более удачно, — осторожно подметила она, уповая на то, что Джеспер не знал о намерениях Ван Эка отсечь ей ноги (хотя Инеж не могла ручаться, что Каз, которому она рассказала об этом, не предъявил это позже Джесперу, выставив этот факт за очередное наказание за слишком длинный язык). — А Каза могли убить. Если бы его не приняли за мёртвого или я не додумалась бы оставить немного противоядия, то всё так бы и закончилось.
— Тебя тоже, — Джеспер явно был удивлён размахом её мысли. — И не говори, что это не так. Если он мог так поступить со своим сыном, что ему стоило убить пленницу?
Он шаркнул ногой, точно хотел куда-то шагнуть, но, не осмелившись на дальнейшие действия, остановился и прижался спиной к столу.
— Как там говорилось у сулийцев? — задумчиво протянул стрелок. — «Если заорёшь громко — эхо откликнется на твои действия»?
Инеж тихо прыснула, шутливо шлёпнув засмеявшегося Джеспера по тыльной стороне ладони.
— Я не так говорила, — деланно-угрюмо фыркнула она.
— В любом случае, — прокашлявшись, вновь заговорил тот, — не знаю, что в голове у нашего босса, дуется он, или нет, но, может, он хоть немного подобреет, если у него будут две руки?
Инеж малость нахмурилась от услышанного.
— Джес, — как можно менее осуждающе обратилась она к нему, — это была жестокая шутка. Даже по меркам Бочки.
— А кто шутит? — хмыкнул Джеспер на свой манер. — Я, может, и слепой, но это для меня не преграда, чтобы перестать что-то изобретать. Вернее, изобретает Уайлен, а я стою у него над душой и говорю, что и как делать, чтобы не лишиться пальцев, поэтому под мою диктовку он сделал очень даже неплохой механический протез.
Она затихла, как будто обдумывая всё услышанное, как будто не веря в то до конца.
И слова нашлись только тогда, когда поверить всё же пришлось:
— То есть, — зачарованно протянула неотрывно глядевшая на соратника Инеж, — у Каза будет рука?
Джеспер согласно кивнул.
— У Каза будет рука, Инеж, — улыбчиво подтвердил он. — И будет она у него прямо сейчас, если ты его позовёшь.
* * *
В мастерскую Каз зашёл несмело, как если бы он выжидал, что кто-то собирался напасть на него из угла.
Это было впервые на памяти Инеж, привыкшей видеть в отражении его глаз упрямство и лидерскую несомненность, но она списала девиантное поведение на то, что не рассказала Казу причину, по которой его могли бы ждать здесь (ненароком Инеж вспомнила, что, устремившись к кораблю, застала Каза неумело державшим швартовку. Он дёрнулся мелко, ощутив её присутствие, и выглядел слегка подавленным после).
Он открыл рот, намереваясь что-то произнести, но оттуда сорвался тихий кашель, как только Каз прочистил горло, дабы убрать хроническую хрипоту и без того грубого голоса.
— Что произошло? — сдержанно поинтересовался он, однако в словах его проскочила толика присущей боссу Бочки требовательности.
Уайлен оглянулся сначала на него, а после на Инеж, в то время как Джеспер лишь беззлобно усмехнулся.
— Инеж не рассказала? — невинно спросил стрелок.
— О чём? — хмуро ответил вопросом на вопрос Каз, опрометью взглянув на неё.
— Я думала, вы с Джеспером договорились об этом, когда столкнулись в Кеттердаме, — призналась не особо удивившаяся его реакции Инеж.
— Так и есть, — согласился с ней Джеспер. — Точнее, мы не договаривались. Я просто пообещал, когда узнал, что с рукой Каза что-то случилось, а он сам, видимо, забыл.
Сам Каз вопрошающе воззрел на стрелка, словно не улавливая сути его слов, но секунду спустя, явно вспомнив что-то, насилу слышно охнул от удивления.
— Ты сделал протез? — почти искренне изумился он.
— Я сделал протез, — горделиво провозгласил Джеспер.
— Кхем, — многозначительно прокашлялся сидевший на антикварном стуле Уайлен.
— Ну, вообще, мастерил его купчик, ладно, он молодец, все лавры и награды мира ему, — наигранно-небрежно отмахнулся стрелок, получив в ответ такое же якобы-недовольное «всегда пожалуйста», — но под моим руководством. У него очень умелые пальцы, я их терять не хотел.
— Джес, ты можешь при других
так не шутить? — глухо шикнул на него густо покрасневший Уайлен.
— Да что ты стесняешься? Тут все свои, они привыкли уже.
Уайлен изнуренно вздохнул, осознавая, что в их короткой перепалке он в очередной раз не одержал верх.
— Так вот, — снова заговорил Джеспер. — Каз, так как за последние годы я очень отчётливо заметил, что из «не трогайте меня, паскуды» ты стал тактильным…
— Джеспер, — угрожающе прошипел Каз.
— …То я привлёк к созданию протеза ещё и зову-сердцебита. И ещё парочку других знакомых фабрикаторов, но сейчас не об этом.
Каз с еле заметной недоверчивостью посмотрел на протез, который скоро поднёс ему Уайлен.
— Когда это сердцебиты начали разбираться в изобретениях? — решила задать не озвученный вопрос Инеж, пока Каз подолгу оглядывал железную ладонь.
— Никогда, — простодушно ответил Джеспер. — Сердцебит нам и не помогал изобретать его. Он консультировал нас для того, чтобы протез помогал чувствовать температуру, текстуру и прочее так же, как это чувствовала бы обычная человеческая рука.
Каз поднял недоумевающий взгляд на Джеспера.
— Я… — протянул он, поначалу сипло, но позже, прокашлявшись, заговорил увереннее: — Я почувствую всё через протез так, как чувствовал всё своей рукой?
— Да, — согласно ответил за Джеспера Уайлен.
— Если ты опустишь механическую руку в огонь, то почувствуешь, как она горит, хоть на ней не останется ран и ожогов. Если ты ею же возьмёшь Инеж за руку, то не увидишь разницы между тем, как ты можешь делать это обычной конечностью и протезом, — с несвойственной ему серьёзностью отрапортовал Джеспер. — Разница только в том, что для других это на ощупь останется железом.
Каз ещё долго молчал, обдумывая услышанное, и говорить начал не сразу, лишь когда слова сами нашлись:
— Нина рассказывала, что шпионила во Фьерде со шквальным, у которого тоже был протез руки. Его сделал фабрикатор из Малого Дворца, но даже он не смог добавить таких функций в своё изобретение. Как это вышло сделать у тебя?
Стрелок добродушно засмеялся:
— Не знаю, почему такого не сделал тот гриш, — честно ответил он. — Может, из-за того, что у Равки на тот момент на носу война была, а времени состряпать что-то такое у него просто не было.
— И всё же, — встряла в их диалог Инеж, — как ты это сделал?
— Без усилителя не обошлось, — незатейливо произнёс Джеспер. — В протез встроен бычий рог. Без него все добавленные функции будут ослаблены, а так Каз может ощущать всё из-за того, что механическая рука будет связана напрямую с его нервными окончаниями. Уайлен заметил, что место разрыва зажило относительно хорошо. Возможно, это заслуга Рейна, правда, сердцебит сказал, что неплохо было бы и про свёртываемость крови узнать, но такой возможности у нас не нашлось, поэтому будем надеяться, что всё пройдёт и так без проблем.
Уайлен агакнул, но, взглянув на Каза, заметно съёжился и заробел.
— В первую секунду ощущения будут… неприятными, — смято уведомил он.
— Уай, не выдумывай. Неприятно не будет, — вяло отмахнулся стрелок.
И только Каз хотел облегчённо выдохнуть, он продолжил:
— Будет адски больно. Связать железяку с нервами — это тебе не пальчик безобидной кислотой обжечь, знаешь ли.
— Спасибо, Джеспер, — процедил сцепивший зубы Каз.
Инеж протянула свою руку, маленькую и тонкую, к его, и аккуратно взялась за неё — лишённое слов утешение, бессловесная поддержка, пусть и настолько мизерная.
Каз посмотрел на неё, задержал внимательно изучающий взор ненадолго, и вскоре, со свистом выпустив выдох через сжатые зубы, кивнул.
— Я готов, — как можно менее обреченно дал он знать.
Уайлен пробормотал глухое «это продлится всего секунду» перед тем, как приблизить протез к месту разрыва.
Щелчок по крохотной кнопке — и Инеж стремглав почувствовала, как Каз сжал её ладонь в своей, как только искусственно созданные нервы соединились с его настоящими. Он стиснул челюсть от ощущений и зажмурился, но не вскрикнул, никак более не показал, что секундный процесс выдался весьма болезненным.
Каз шумно выдохнул.
— Вправлять сломанную кость было больнее, — шепнул он, будто стараясь успокоить её.
Механические пальцы малахольно дёрнулись.
— Ну? — раздался голос Джеспера, но Инеж, проводящая большим пальцем по тыльной стороне ладони Каза, почти не услышала этого.
— Протез вставлен, — ответил ему Уайлен.
— Отлично, — радостно провозгласил стрелок. — Каз, ты можешь подвигать пальцами?
Но он попытался сделать это ещё до того, как Джеспер предложил ему сделать это.
Прикреплённое к запястью железо плохо слушалось, пальцы двигались не расторопно, и Инеж, глядевшая на Каза, понимала, что двигались совсем не те, которыми он старался орудовать.
И это его немало раздражало.
— С этим есть сложности, — мрачно уведомил он. — Я чувствую, что этот протез часть меня, что он связан со мной, но при этом ощущается так, как будто вторую руку почти парализовало.
— Это нормально, — попытался успокоить его Джеспер. — К нему просто надо привыкнуть. И практиковаться некоторое время, чтобы механическая конечность прислушалась к тебе. Проверь, можешь ли ты ощутить ею древесину, камень или человеческую кожу.
Инеж медленно опустила его ладонь, сотканную из плоти и костей, и потянулась к приделанному к запястью протезу.
Каз недолго раздумывал над этим жестом.
Он уложил свою руку в её, пока Инеж отслеживала изменения в его мимике, малейший намёк на то, что её прикосновения не откликались помноженным на пустоту ничем.
Она провела пальцами по тыльной стороне его ладони, вскоре накрыв её полностью, чувствуя под своей кожей касание к холодному железу.
Но Каз чувствовал её прикосновения — по крайней мере, Инеж надеялась на это.
«Я так любила его руки» — вопреки всем навязанным заверениям, что ей бы порадоваться, что ему оторвали только одну руку, а не обе вместе с ногами и шеей, эта мысль проскочила в голове с горечью.
И померкла, как кольца кварцевого дыма высоко в полосе сизого небосвода.
«Это и есть его рука» — раздалось в чертогах сознания непоколебимо и твёрдо.
— Ты… чувствуешь это? — нерешительно вопросила аккуратно сжавшая механическую длань Инеж.
Она касалась его так, как делала то в самые первые разы, когда неосторожный тактильный контакт сводил Каза с ума.
Её пальцы плавно прошлись по холодной глади железа и обвили его мизинец в ожидании, что он ответит ей, скажет, что чувствовал всё, но ожидание сводило с ума, заставляя усомниться в том, что только что толковал им Джеспер.
Каз долго наблюдал за движениями её руки.
Казалось, прошла целая вечность, когда он наконец-то заговорил:
— Чувствую, Инеж.
* * *
Слух ласкал гул лёгкого штиля, ставшего демиургом волн величественного Истиноморья, чьи аквамариновые буруны касались усыпанных песчаным покровом берегов.
Инеж блаженно выдохнула: под вечер, когда над Новым Земом распростёрся атлас сиреневого неба, город пленила неожиданная жара, против которой она противостояла благодаря холодным водам моря. Её ноги окунулись слегка, ощущая стопами уплотнение из мокрого песка, создающего дна.
Инеж приглянулась, разглядев у мелководья хаотично расплывающиеся в неизвестность косяки крохотных рыбок.
Как только предвечерняя жара ослабла, а на небесной сирени замелькала многообещающая синева, она уже сидела неподалёку от воды, оставаясь молчаливым наблюдателем. Вдохнула в грудь прохладный воздух, что пробился до лёгких, как будто оставаясь в защищённых плоскостями согнувшейся клетки рёбер мешках: солёный бриз в Новом Земе был точно таким же, как и в оставшейся в далёких километрах от неё Керчии, и это, пожалуй, единственная общая черта, которую Инеж нашла у настолько разных государств.
Скоро терпеть накрывший Шрифтпорт холод стало невмоготу, и она, стряхнув с себя крупицы жёлтого песка, побрела к кораблю.
Пара бесшумных шагов — и Инеж уже прошла по трапу, вальяжно ступив на палубу и пройдя до каюты.
Присмотрелась издалека: Каз лежал в тени, накрывшей помещение и тахту, и освещением ему служили первые звёзды и ещё не окунувшийся во тьму вечер, словно солночь нашла себе приют в их небольшой каюте. По одну сторону его валялась куча писем от короля, и Каз пытался перебирать их, задействовав больше механическую руку.
Инеж вспомнила, как незадолго до того, как она встречала и провожала закат на берегу моря, они старались ускорить процесс его адаптации к существованию с протезом.
Каз легко чувствовал её прикосновения, мог с закрытыми глазами распознать, положила ли она ему в руку отломившийся сучок ветки или нагретую солнцем гальку. Его пальцы двигались непроизвольно, а иногда требовали время, чтобы шевельнуться.
Инеж ещё помнила, как Каз ждал почти минуту, чтобы большой палец хоть немного шевельнулся, и эта беспомощность порядком изводила его.
— Устала? — по-житейски спросил он, не отрываясь от письма и распознавая её присутствие по старой привычке, о которой Инеж так и не узнала.
— Было бы, от чего, — на выдохе угрюмо ответила она.
Каз посмотрел на неё лишь тогда, когда Инеж оказалась неподалёку от тахты. Он, не дожидаясь ничего, отодвинулся и гостеприимно похлопал рядом с собой по матрасу.
— Запрыгивай, — шепнул ей Каз.
Инеж не расторопно примостилась на кровати, которая показалась ей самым удобным местом на всём свете.
Только он хотел что-то сказать ей, только его уста раскрылись, как Каз моментально прервался: вместо того, чтобы плюхнуться рядом, она как ни в чём не бывало улеглась ему на грудак.
— Инеж, — обратился к ней Каз.
— Мм? — сонливо и почти нехотя отозвалась она.
И услышала тихий смешок над собой.
— Посмотри, тут целая кровать и кресло, а ты из всего этого удобства выбрала лечь именно на меня.
— Ну если ты хочешь, чтобы я встала… — лениво протянула привставшая на локтях Инеж, уже приготовившаяся отползти от него на матрас, но была остановлена улёгшейся ей на поясницу ладонью Каза.
— Нет. Лежи уже, — коротко хохотнул он, проведя рукой по её спине.
Инеж, другого ответа от него не ожидавшая, отогнала былое напряжение и примостилась на нём удобнее.
В Новом Земе пёстрая осень, небосвод — как душистая майская сирень, а глушь нарушали буйствующие и бьющиеся о берег волны, и в этой атмосфере Инеж чувствовала, как надежда, даже самая фантомная, вспыхивала внутри неё воскресшим вороном.
