Экстраверсия смерти (треш-роман про наркоманов, 18+!)

Иллюстрация: https://sun9-6.userapi.com/impg/AsZOjymT9wu_QGylIbDn7rmQmfIiiA6wBpe_zA/U8oZJMkXHHQ.jpg?size=564x564&quality=95&sign=e509b074721c1d7b0465b8525f40dd64&type=album *** Если личность научится удивлять саму себя, ей больше никогда не потребуется одобрение окружающих © Марианна *** — А-а-а-ах! — резко распахнув глаза, лежа на боку я закашлялась, инстинктивно села и увидела, при этом чуть не захлебываясь от позывов рвоты, склонившееся надо мной обеспокоенное и несколько озабоченное лицо Тайпса-старшего, — врхлбвххв, — против воли несколько ошметков, смердящих тухлятиной, все-таки вырвались изо рта и теперь красовались на ладони в виде рыже-каштановых хлопьев и струек, стекающих вдоль кисти, — врлхрр… рххлббх… — Джонатан подал то самое ведро с остатками бухла цвета мочи и протянул мне; на этот раз — чтобы все выпитое оказалось вновь там же. Круговорот воды в природе: наглядно. Если честно, то как-то совсем не так мне представлялось пробуждение после потери сознания. Заметка: не стоит пить хотя бы потому, что я чуть не блеванула на отца своего возлюбленного. Никогда и ни при каких обстоятельствах мне не становилось стыдно сильнее, чем в тот момент; и это чувство одолевало в совокупности с невероятной слабостью во всем теле, надоедливой одышкой из-за все подступающих позывов рвоты, и быстрого пульса, стуком сердца который отдавался гулом в каждом ухе, болью в желудке… — Выпей, ты вся бледная, — Джонатан протянул мне откуда-то взявшийся слабо-розовенький раствор и смотрел так, будто у меня в принципе не оставалось выбора, — и вызови рвоту еще раз, надо промыть желудок. Раз надо, так надо — после парочки еще моих «блевков» (задняя стенка глотки уже устала от раздражения), собравшись с силами жадно проглотила всю эту гламурненькую кисло-сладкую на вкус водичку, постепенно окончательно приходя в себя и оглядываясь по сторонам; вокруг царила жуткая суматоха: рядом с Тео бегали медики и что-то с ним делали, орали на Райана, который им мешал, спрашивали Джейд и фиксировали ее слова, а потом и вовсе водрузили друга на носилки; в воздухе витала смесь запах медикаментов и шмали одновременно, а на фоне оказались слышимы звуки сирены скорой. Второй раз за день. Чем сильнее я приходила в сознание (преимущественно, трезвое — после промывания тем более), тем больше мыслей одолевало мою голову, и, разумеется, не самых приятных, а, скорее, чрезвычайно неприятных; например, Джонатан сидел подле меня минут двадцать, если не полчаса, нежно гладя по лицу и рукам, успокаивая; контролировал мое состояние и вдруг, в сравнении с раздражающим и агрессивным сыном, показался мне чрезвычайно привлекательным, заботливым и внимательным; а если сопоставить с ним отчима — так вообще ангелом во плоти, пытающийся мне помочь. Никто другой, кроме него, не беспокоился настолько, не посылал личного водителя в отдаленную аптеку в округе за перманганатом калия и минеральной водой, не кривил гримасы во время спазмов рвоты и витавшего гнилостного запаха, не отчитывал, а просто находился рядом. Может, он знал, что такая дочь получит нагоняй дома, от своих родственников, устроивших ей взбучку? Или это вообще мне снилось? И как мы могли считать, что его отец — дьявол? Если бы он не годился мне в отцы, то я бы с ним… Хотя, есть же Райан, о чем речь. — Слава Господу, что ты пришла в себя, иначе отправилась бы вслед за ним, — Джонатан кивнул быстро удалявшемуся в дверном проеме лежащему Тео и снующим подле него врачам, — или, все-таки, лучше в больницу? — НЕТ, — пришлось чуть ли не вскрикнуть и активно закивать головой, отчего она заболела ещё хлеще, дабы он понял, насколько мне нельзя туда отправляться — Андре в этом случае закатил бы неимоверный скандал; его падчерица не только сбежала из студии и промоталась полтора дня неизвестно где, так еще и загремела в лапы к медикам. Ни в коем случае. Ни за что. Я бы лучше умерла, чем пережила тот факт, что отчим заберет документы из лицея и переведет меня ко всем чертям в другое учебное заведение. Наверное, Тайпс-старший в ту пост-обморочную минуту так сильно понравился мне, потому что сознание и восприятие происходящего резко изменилось и далеко не в лучшую сторону; ошибка выжившего — на его месте почти любой, проявивший участие и милосердие ко мне выглядел бы серафимом, поднявшим на своих крыльях из преисподней обратно на землю. Может, мне в целом захотелось именно такого отца — не того, что уехал в Германию и даже не звонил, а того, кто переживал, сочувствовал и явно волновался. Многим позже, конечно, мне стало известно, почему он не стал сокрушаться бурей на нашу компанию, а пока оставалось лишь молча приходить в себя, анализируя произошедшее. — Везем в стационар, — один из медиков довольно громко диктовал суетящемуся медбрату, — второй инцидент по этому адресу. Какой-то проклятый вечер, — и я была абсолютно с ним согласна, — молодой человек, — обращаясь уже к Райану, начал отчитывать он, — как вы не поймете… — Тео! Тео! Господи, я не хотел… — он чуть ли не захлебывался слюнями из-за слез. — Держись, слышишь меня? Даже не вздумай сдохнуть! Ты довел себя до нее… Да… Райан, оказалось, умел брать на себя ответственность — сам затеял драку из-за злости и гнева, и сам же расхлебывал последствия в виде нескончаемого и бездонного чувства вины. Ох, какой же букет впечатлений он испытывал в тот момент — и страх, и чувство несправедливости, и ярость, и отчаяние, и всеобъятное ощущение тревоги… — Спасибо за содействие, но вы мешаете нам оказать помощь, — они грубо отталкивали его, пока Райан чуть ли не в слезах обнимал перепачканного кровью друга, на животе которого покоился пакет со льдом, — или вы хотите, чтоб он на ваших глазах скончался?! Подействовало; он тут же отпрянул, будто от разряда током; вот так вот, привязываться к кому-то — это значит постоянно бояться за его жизнь. Они почти скрылись в коридоре клуба, как Джонатан закричал сыну: — Смой с себя этот боевой раскрас. Ты не эскортник. Из-за этих слов мне стало стыдно дважды за полчаса — знал бы он, кто нарисовал стрелки Райану, не помогал бы так отчаянно прийти в себя; сын только махнул рукой, послав, таким образом, Джонатана, и побежал вслед за Джейд, ушедшей вместе с врачами. Теперь комната, прежде такая яркая и привлекательная с неоновыми огнями и зеркальными поверхностями, казалась явно недружелюбной; мы остались с Тайпсом-старшим одни и меня посетило одно угнетающее чувство: я прямо-таки завидовала язве Тео. Надо же! Как много узнаешь о себе каждый день! Нет, зависть появилась не из-за диагноза непосредственно (кстати, вот, до чего он доигрался со своей «диетой», состоящей из эйфоретиков и энергетиков), а из-за сплоченности самых близких людей вокруг него — да мне даже представить не удавалось, как Джейд с Райаном возились бы вокруг меня! Ха-ха! Всем бы такую язву, чтоб на рога встали значимые и важные личности, чтоб плакали от горя, как на похоронах, чтоб носились вокруг! До меня-то не стало никому никакого дела… Вот так день рожденьице! Выходит, мне удалось подарить самый запоминающийся подарок — обострение язвы! Очень оригинально, а, главное, невероятно жестоко! Райану же нравятся такие люди? Пусть подавится. И еще, получается, Джейд тоже проиграла, ведь Тео отрубился из-за алкоголя. А мы спорили с ней на то, что его не возьмет… Многие романтизируют психические расстройства, вроде шизофрении или ОКР, но им в голову не приходит умилятся внутреннему кровотечению или там циститу. Так смешно — я сломала этот шаблон. А еще мне пришлось нарушить образовавшуюся между нами неловкую тишину, которая, минута за минутой, приходящей ко мне все скорее трезвости, становилась невыносимей и неудобней, вызывая усиленную растерянность и крайнюю степень стыдливости — чтоб я пришла в себя, Джонатан, по всей видимости, трогал пульс, слушал дыхание, прислонившись к самой груди, разыскал аммониак и теперь выглядел ближе ко мне, чем кто-либо. — Разве вы на меня не злитесь? — прежде чем паниковать и загоняться, захотелось прощупать почву. Он посмотрел на меня с крайним недоумением и спросил: — А почему должен? «Почему»? Это шутка? Он серьезно? Нет, я до сих пор сплю, однозначно. Сейчас проснусь у себя дома, пойду на учебу как ни в чем не бывало. И никаких сирен скорой, «крашей» на отцов своих кумиров и так далее. — Ну как же… — отдаленно и слабым голосом начала я, — мы сбежали, хотя должны были помогать… м… в студии… Вы же не хотели, чтобы мы с вашим сыном даже общались… Джонатан явно слышал все это впервые, потому что посмотрел на меня так, будто я обвиняла его в своем алкогольном отравлении. — Я никогда такого даже не думал, и, более того, сын вернулся домой сам, сказав, что вы успели все в срок и профессор с куратором более, чем довольны. Моя челюсть рискнула упасть и приземлиться только где-то на Марсе. Какого черта? Из-за своего длинного языка мне точно придется сесть в лужу, например, со своей же блевотой. Да, подходящее место. — И вы его не били? А расследование продолжалось, так что буду держать вас в курсе дела. — Я никогда бы не стал поднимать руку на своего ребенка. Зато ставить приложение для слежки очень даже стал бы — отличный метод воспитания, ничего не скажешь. В тот момент мне стало неимоверно плохо — Райан опять меня обманул, опять устроил какой-то спектакль, думая, что мы с его отцом больше никогда не пересечемся, не встретимся и не поговорим. Как бы не так! Ну да, сначала отсутствие свежих синяков и ссадин, кровоподтеков; теперь это. Это не Джонатан дьявол, а Райан — Сатана, самый настоящий заведующий филиалом преисподней на земле. Это просто невозможно. Он невыносим. Медленно, очень медленно, приходилось вспоминать своей раскалывающейся и ноющей головой, тот вечер, когда мы сбежали — он кому-то попеременно писал, о чем-то договаривался; спонсировал халявными колесами для прикрывания своего зада? Он-то являлся просто приглашенным «экспертом», потому все основное негодование и вылилось на меня, на руководителя подростков, а он остался в стороне, как будто ни при чем. — Услышать бы это моему отчиму, — горько усмехнулась я на его реплику, изо всех сил боясь услышать то, что он в конце концов сказал. — Тебе нужно поехать домой, выпить charbon végétal, отлежаться и не идти завтра в лицей, — он взял телефон и тыкался там, — мы отвезем тебя, если полегчало. Пришлось слабо кивнуть, чтобы не попадаться больше на испытующий взгляд; после он аккуратно поднял меня с холодного пола (почему-то только в контрасте с его горячими руками это подметилось) и понес вон из проклятой комнаты. Д-да… судя по интерьеру, оставшемуся после нас, можно подумать, что Париж бомбили. — Как вы здесь оказались? — весьма своевременный вопрос, учитывая, что он уже вышел на улицу, прежде накинув на меня куртку и свитер, вполуха слушая своего рядом шаркающего водителя. — Мне позвонили, и я тут же сорвался, — загадочно произнес он, усаживая на заднее сиденье и захлопывая дверцу, — пойду за Райаном. Возвращайся потом обратно, — сказал он водиле после того, как тот завел тачку, а сам скрылся из поля зрения. «Мы отвезем» — ну да, твой водитель и твои деньги, на которого ты его нанимаешь! Машина тронулась, как только я успела пристегнуться своими дрожащими холодными руками; может, и не машина, а я умом тронулась, более сумасшедшего поворота событий мною никак не ожидалось; «кое-кто» позвонил — это кто же? Кто нас последним видел в клубе? Луи! Ха-а, какой он все-таки подонок. Что за тварь. Редкостный мудак. Нет, при таком раскладе он еще хуже Райана. Ну, точно — он же даже сказал: «Недолго осталось бегать». А как он узнал номер Джонатана? Может, набрал менеджеру? Ужас, в таком состоянии совершенно не удавалось сопоставить факты и адекватно мыслить — одна идея за следующей казались абсурднее предыдущей. Мой вяло соображающий мозг отчаянно нуждается в том, чтобы проспаться и обдумать все еще раз. Учитывая, что на меня продолжал воздействовать хэш и выпитый алкогольный яд, я, хоть и вырвала все, что смогла, не учла, что паника и паранойя не смогли обойти стороной мою треклятую психику — мне вдруг пришло в голову, что Луи решил обратиться в полицию и обвинить Райана в торговле веществами. И это у него точно получится, потому что доказательства, несомненно, обнаружатся — Райан же вообще бесстрашно носил с собой вес! Так, блять. Не для того спасал меня Джонатан, чтобы я позволила его сыну загреметь за решетку. Или Луи только устрашал? Запугивал? Чего он добивался? — Меня мутит… Я сейчас блевану. А вот и вынужденная остановочка! Из-за всей этой круговерти в голове мой желудок вновь захотел очиститься и выбрал самое подходящее место — площадку перед торговым центром Сен Лазар. Зашибись! Это какой раз за приход в себя мне становилось стыдно? Десятый? Двадцатый? А водила ничего такой — курил в сторонке и делал вид, что так и задумано. Конечно, если тебе отлично платят — ты и не на такое пойдешь. — Это у вас в порядке вещей? — Райан часто делает что-то сумасбродное, а его отцу после приходится расхлебывать. Эй! Это мои мысли! Я запрещаю кому-либо их читать прежде, чем подумаю сама! — Похоже, они сильно увязли в этом, — задумчиво произнесла я, садясь обратно и показывая средний палец всем любопытствующим зевакам, пялившим на мой изысканный процесс капитулирования печени и его результат на тротуаре. А что мне поделать, если всему томящемуся в желудке понадобилась экстренная эвакуация?! Мы снова двинулись по направлению моего дома; черт возьми, лучше бы он поехал сдавать меня на органы — там бы я оказалась полезнее и живее, нежели под кулаками разъяренного отчима! Хотя нет, сорт мяса в моем теле явно не первой свежести и, соответственно, категории; донорство — это дело благородное, в отличие от нервотрепки моей матери. — Откуда вам известен адрес? А… ясно. И все тот же датчик, находившийся со мной целых две недели; Райан выключил его только в этот день, так что Джонатан узнал даже больше положенного. С другой стороны, если только такой метод позволял контролировать неуправляемого сына, я его могла понять. В конце концов, он тут чуть ли не спас мне жизнь. Значит, Тайпс-старший пошел устраивать нагоняй своему сыну, пока тот переживал за друга на скорой; Лотти тоже увезли на скорой, но как же различались эти две госпитализации! Как контрастировали обстоятельства! Райан при передозе Шарлотты максимально стремился сделать вид, что с ней незнаком; а с Тео — как будто они мужья навек, побратимы, больше, чем кровные родственники или я не знаю. Ага, страшно стало, что он его может угробить; легко Райан не отделается, не думаю, что друг его так легко простит. И чем ближе мы становились к моему дому, тем сильнее удавалось заметить, как же раскалывалась голова: будто бы тысячи комаров налетели целой стаей и каждый из них откусывал кусочек от извилин, отбирая собственное «я»; так смешно осознавать, что игра вышла из-под контроля — Джонатан и правда пришел; пальцы тряслись, и мне хотелось написать что-то Райану или Джейд, но их профили не были в сети еще с самого начала тусовки; чем скорее я трезвела, тем отвратительнее становился вкус во рту, а все слизистые иссушились до невероятной степени. Мои мечты стали редкостно-больными: мне хотелось, чтоб меня усыпили и бросили гнить в канаву, но только не позволили встречаться даже взглядом с отчимом и матерью. Пейзаж за окном понемногу начал сменяться на знакомые места, а фонари вместо блистательных полос превращаться в маленькие солнца, задерживающиеся на секунду; вскоре их сияние растянулось, а после и вовсе — замерло; так мы доехали и водила молча разблокировал двери, ожидая, когда смердящий блевотой горе-пассажир вывалится наружу. Всегда, когда я стыдилась себя, дистанцировалась и воспринимала все от другого, третьего или десятого лица. — Черт, он не может просто взять и уехать? — выругалась я вслух, стоя у двери, но не осмеливаясь ее открыть и желая в любой момент убежать; водила, тем временем, стоял у тротуара и ожидал, когда войду внутрь — на его ответственности оказалось довезти меня до дома и убедиться в сохранности, так скажем, «объекта». Можно подумать, я в таком состоянии собиралась доковылять до Джейд и переночевать у нее, а потом работать на Тео, чтобы прокормить себя и больше никогда не возвращаться к матери. Боже, о чем вообще шла речь? Теодор в больнице с язвой, он, наверное, еще никогда не был так близок к смерти; а у Джейд уж точно хватало забот помимо подруги-собутыльницы. В общем, мне не оставили выбора. — Это я. Мой глухой прокуренный голос разрезал тишину темной, неприветливой и недружелюбной прихожей; время — час ночи, а мое тело само по себе сползло на пол и облокотилось о стену; просто мешок картофеля, который каждый может пинать, проходя мимо. Страшно, очень страшно; но одновременно с этим и несовестно, и легко — может, из-за все еще действующих веществ; сначала невысокая фигура матери показалась в коридоре, а следом за ней и отчимовская. Они оба стояли молча, очевидно, разглядывая меня. Стыдно было перед Джонатаном, а не перед Андре. — А могла бы вообще не приходить, — высказалась маман, стоя в отдалении, не решаясь приблизиться хотя бы на сантиметр, будто бы я заразна лихорадкой вроде чумы. — Тебя не было полтора дня. А это уже отчим. Спасибо, капитан Очевидность, я тоже умею пользоваться календарем. — Ну не неделю же! Так, погуляли чуть-чуть… — ха-ха, Марианна, ты себя слышала вообще? Видимо, абонент находился все зоны доступа, — мне очень плохо… «Погуляли чуть-чуть» так, что один из нас загремел в больницу, а предшествовала этому драка, а еще кое-кто трахался, а еще… — Сейчас будет еще хуже. Андре наступал медленно, но уверенно, как медведь во время охоты в поиске долгожданной добычи и наконец нашедшей ее; мне оставалось лишь надеяться, что хотя бы у Райана с Джонатаном произошел хэппи-энд, потому что в моем случае это точно не светило — отчим согнулся надо мной и сверлил взглядом, пытаясь, наверное, пробуравить душу и достать из самой черни шахты остатки целомудрия и скорби за содеянное. Но, видать, так и не нашел. — Лоренцо воспитал редкостную потаскуху, — усмехнулся Андре, а я, не контролируя гнев из-за все еще действующего алкоголя, отвесила ему внезапную, но смачную пощечину. Все, это конец… Он разошелся настолько, что аж покраснел, а на его шее вздулись вены; в поле зрения стояла мать, внешний вид которой раньше так не бросался в глаза, но теперь — он сильно отличался от прежнего: на теле — безразмерная одежда, а ее живот на четвертом месяце напоминал не переедание или ожирение, а, скорее, раковую опухоль на ранних стадиях. Хихикнула своим мыслям, а Андре подумал, что я насмехаюсь над ним. — Как же мне все это надоело, — вздохнула мать, стоя все еще поодаль, не решаясь вмешаться. — Что с волосами? — отчим брезгливо взял пару локонов, пока я наивно повернулась в их сторону, разглядывая; блевота, как блевота — ничего особенного. Тут он схватил шевелюру кулаком, намотал на руку и теперь управлял не только головой, но и всем телом (силы окончательно покинули меня из-за обезвоживания, к тому же), и стал настоящим кукловодом: выкрикивая оскорбления, ударял лицом о косяк двери с такой силой, что оставалось молиться, чтобы не упасть повторно в обморок. — Прекращай, — а маман пассивно наблюдала за этой сценой, пока мною минимум десять раз отбили дверь; ха, если бы это делали с куском мяса, то вышла бы прекрасная отбивная, хотя категория из меня посредственная, об этом говорилось выше; вот вам и пример больного оптимизма — то есть, черного юмора. Ужасно горела щека, подбородок и висок — будто в лицо прыснули кислотой, а она сожгла верхний слой кожи; еще с полчаса мне казалось, что я облысела, что у меня выдрали все волосы к чертям, а глаза налились кровью, да чуть ли не полопались от этого «аттракциона» под названием Домашнее Насилие. Вход бесплатный, впечатления незабываемые, но мы не рекомендуем. — Нам абсолютно плевать, где ты торчала и чем занималась, — ха-а, «торчала» — точнее не скажешь, — но наше терпение кончилось. Да, мам, у меня тоже кое-что кончилось — например, деньги, а вместо нее появилась толерантность к никотину и анаше. Но я этого ни за что бы не сказала. — Ты никуда не денешься, — высокомерно заключил Андре за жену и, все еще держа волосы, другой рукой потянулся к карманам рюкзака, чтоб выудить оттуда телефон — сил с ним бороться совсем не осталось, меня отколошматили по полной, — получишь, когда сдашь экзамены на оценки не ниже восьмидесяти баллов. ЧТО? А вот тут пришлось резко протрезветь, потому что подобный расклад событий меня совсем не устраивал! — Ты совсем спятил? Это нереально! — учитывая, что девяносто или сотку может получить, разве что, господь Бог… Либо если ты Теодор Ламбер в химии. — Ну ты уж постарайся, — он ухмыльнулся, — иначе нерожденный ребенок окончит лицей быстрее тебя. Скотина. Тут он ослабил хватку, отстранился, а я не выдержала и громко зарыдала — от всего сразу: и от боли, и от тошноты, и от лжи Райана, и от встречи с Луи, и от последствий употребления, и от отвернувшихся окончательно ближних… Он мне чуть не выдернул луковицы! Весной ими можно было бы засеять неплохую полянку, взрастив мои страдания. — Ори громче, никто не слышит, — мама нежно положила руку на кисть отчима, которая, кстати, виновна в смерти нескольких моих нервных окончаний, и оба удалились, практически бесшумно, в спальню. С моим телефоном. Голова и от плача, сотрясавшего мозг, и от ударов разболелась так сильно, что я уже мечтала выдрать себе волосы самой, а щека, левая щека, ныла, будто лицо прокатили по асфальту и содрали слои кожи, смешиваясь с нестерпимой обидой на собственных родных. Подумать только! Джонатан, которого я так невзлюбила, спас мне жизнь, а отчим… Как предсказуемо, никакой фантазии. Кстати, насчет Джонатана — он наказал выпить угля, и мне пришлось его послушаться: его спокойные слова действовали куда эффективнее ора отчима; на четвереньках доползла до кухни, а там дотянулась до аптечки и отыскала таблетки; для закрепления результата проглотила вместе с ними и противорвотный гель, которым мать когда-то кормила меня — ах, как некстати! — вкупе с новостью о своей беременности от отчима, когда ее дочь снова рвало! Как много параллелей, как много удивительных совпадений — а можно выбраться из этой матрицы? Пустыня, тем временем, в горле только расширяла свои владения, так что мне, пока я снова не потеряла власть над государством под названием Мое Тело, пришлось встать на колени и проглотить воду из-под крана. Опуститься обратно. Посидеть. И понять, что все литры алкоголя и той минералки из бутыли наконец-то решили заявить о себе, так что мне срочно пришлось справить нужду в ванной. Кстати, я еле села на унитаз, потому что ноги не слушались и автоматически гнулись к полу — будто гравитация усилилась в сотни раз и тело находилось не на планете Земля, а где-нибудь на Юпитере или Солнце. Надо было вообще сходить как кошке — в лоток, но я, должно быть, обмочилась бы мимо. Надо бы завести какое-нибудь животное, как раз для таких случаев. Хотя я клялась больше не пить. Ах, как все ненадежно в этом мире, особенно если это касается человеческой психики! Тем временем, Андре с матерью бурно обсуждали мое неслыханное поведение (вообще-то, плакала я очень громко), но плюс был и в этом: по крайней мере, предмет разговора заключался во мне, а не бесконечных стонах. И, хоть мне и мечталось добраться до кровати, чтоб упасть замертво и отоспаться, чувствуя себя, словно раненый олень с оторванными рогами (медведю все-таки удалось мною вдоволь полакомиться), услышала следующий весьма преинтереснейший разговор: — Ну что, убедилась? Этому нет и не будет конца, — категорично высказался Андре, и на этом моменте все мое обессиленное существо взволнованно и напряженно ожидало ответа матери, замерев у самой двери в спальню. — А ты разве не пил в ее возрасте? Да ладно? Не поверю, — чего-чего? То есть, отчитать-то она меня отчитала, наблюдать за насилием наблюдала, а сама оставалась на моей стороне? — я ей перестала уделять внимание, вот она и распустилась. — Дело не во внимании и не в том, что она пьет, а в том, что она шляется неизвестно где, с кем, сбегает, у нее совершенно упала успеваемость. Преподаватели недовольны. Далее мои мысли совсем перестали комментировать их беседу, так что я просто молча слушала, пытаясь выяснить, к какому выводу они придут, подперев лицо кулаками по обе щеки, лежа на животе на полу коридора. — К чему ты клонишь? Вот к чему? Что тебе от меня надо? — Вот где она шаталась почти двое суток? А? Я тоже не знаю. — Пришла же, в конце концов! Ты, что ли, был примерным мальчиком в ее возрасте? — Я не употреблял наркотики, в отличие от нее. — Тест ничего не показал, да ведь? Хватит это обсуждать. Она не пошла бы на такое. Этого не произойдет в нашей семье. Только не с ней. — Уже произошло, только я не понимаю, каких доказательств ты ждешь! Шприцев с кровью и фольгой? — Вот что ты несешь! Каких шприцев? С чего ты взял вообще? Насмотрелся своих новостей с очередной задержкой наркоманов и начинаешь делать мне мозги! Ну да, она говорила, что курит… — С этого все и начинается. — Начинается твоя паранойя, а ребенку надо доверять, тем более в ее возрасте. — Ха-ха, доверять огромным зрачкам и сомнительным подружкам? Очень смешно, Вивьен! Меня бесит и выводит из себя тот факт, что ты всему веришь на слово! Она просто обводит тебя вокруг пальца! А ты, развесив уши и хлопая глазами, идёшь у неё на поводу! Она за-ви-си-мая. Разрушь своё доверие к ней, иначе она разрушит нашу семью. — Про тест я уже сказала. Она совершенно нормальная. Это ты просто сходишь с ума. — Его, к твоему сведению, легко можно подделать. Это вообще не аргумент, если хочешь знать. — А что тогда для тебя аргумент? И перестань говорить с такой желчью, этот яд брызжет уже во все стороны! — А я не ты, чтобы закрывать на это глаза. И кстати, ты заметила, что мы ссоримся только из-за твоей никчемной дочери? Сначала из-за денег на лицей, сейчас из-за… — Моей дочери, ты верно сказал. Не вмешивайся, и не вставай между нами. — Но она-то делает это! Каждый раз она где-то пропадает, а если и заявляется, то начинает выпрашивать денег, и дошла до того, чтобы свистнуть сигареты! А потом что? Начнут пропадать ценные вещи из дома? И даже тогда ты продолжишь ее оправдывать? Ты вообще не замечаешь очевидное? — У тебя какая-то личная к ней неприязнь. — АРГХ! Чем больше ты отрицаешь, тем сильнее развивается ее зависимость. За все это время она мне перестала быть посторонним человеком. Я просто не хочу, чтобы история повторялась… — Что ты имеешь в виду? — Неважно. Короче говоря, ей лучше уехать, после сдачи экзаменов. Подальше отсюда. К отцу в Германию, например. Отличный подарок подготовим Лоренцо на Рождество. — Ха-ха. Я поняла! Ты хочешь спихнуть ответственность на другого человека. И избавиться от неё. Как удобно придумал! — Нет же! Послушай меня! — Хватит. Андре, я серьезно. Мы так ни к чему не придём. — Конечно не придём! Ты ведь даже не можешь дослушать! — Ну, и? — Не ради себя, а ради неё. Она должна избавиться от компании своих дружков. Там, где их не будет. Там, где окружение поменяется. И не будет соблазна торчать на… — Да с чего бы? Она никогда бы даже не стала пробовать! У нас с ней максимальное доверие, такое, какое бывает только у матери с дочерью. Тебе не понять. В тот момент я чуть ли не лопнула от смеха. Нет, правда, это было очень смешно. Ладно-ладно, слушаем дальше. — Для этого не нужно понимание! Для этого есть глаза! И я все отлично вижу. Или тебе нужны такие весомые улики, как, например, следы от уколов? Да? Ответь мне! Уж их-то она не сможет подделать! — Послушай, ты не нарколог. И даже не человек, кто хотя бы раз пробовал. Все, в чем ты ее подозреваешь, полный бред. — Давай так: если она отлично сдаст экзамены, но при этом мы не заметим, что она на чем-то сидит, я перестану ее подозревать. А ты все равно прислушаешься к моим словам. — Я уверена, что ни на чем не сидит. Учитывая дальнейшие перспективы, то сидеть ближайшие две недели я буду максимум на стуле или на кровати. Главное, чтоб не на бутылке. — Но понаблюдать за ней надо. — Да почему это вообще тебя ТАК волнует? Что ты пристал к девчонке? Это ненормально — так сильно ненавидеть… — Есть кое-что, о чем я никогда тебе не рассказывал, но это беспокоит по сей день… Внимание! Сейчас будет слезливая история. Все мое нутро максимально сжалось и приготовилось к животрепещущей исповеди. — Не пугай меня. — У меня была старшая сестра, Молли, — важное замечание, пришедшее мне тут же в голову: «Молли» на сленге — экстази, значит, эта девица уже с самого начала оказалась обречена на употребление, ха-ха, — разница между нами всего три года, и мы с самого моего осознанного возраста доверяли друг другу потаенные секреты, устраивали шабаш с целью выпрашивания подарков у родителей, они, кстати, отлично воспитывали нас… — Ближе к делу. — В общем, мы правда были близки. В тринадцать лет она начала часто пропадать из дома, познакомилась с плохой компанией, и я, клянусь, до сих пор виню их в том, что случилось. — Да не тяни ты, бога ради. — Приходила домой с краснющими глазами, ну вот как твоя дочь после учебы; иногда совсем неадекватная и поддатая; я, конечно, не понимал, в чем дело, но чувствовал, что с ней явно что-то происходит, и что-то неправильное, что-то больное. И я подходил к ней, как и раньше, пытался узнать, но она начала отдаляться — просто отвечала, что я еще ребенок и ничего не пойму. — А родители что? — А родители закрывали ее дома, но это, как понимаешь, ни разу не сработало, а только вызвало сопротивление с ее стороны еще большей силы. Пытались проводить профилактические беседы, но вскоре она начала пропадать на недели из дома, если не на месяцы. Да и смысл в профилактических беседах, если она вовсю уже была больна! — Это ты спустя время понимаешь, а в тот момент? — А в тот момент она действительно притворялась, что больна гриппом или там сезонной простудой; видишь ли, ломки и правда поначалу похожи на легкую хворь, поднимается температура, организм пытается вывести яд, борется; она кашляла и чихала. Родители ей с радостью верили, ой, на самом деле они только нуждались в абстрактной причине ее болей! И я верил, потому что всей душой брата любил. Ну как же — это сильно ударяло по мне: я лишился лучшего друга детства… — Она пропадала, а когда заявлялась домой, то приходила вся больная? — Она пропадала, чтобы оставаться на системе, а возвращалась, чтоб переломаться, когда совсем было паршиво; кое-что она мне все-таки рассказывала. Даже предлагала попробовать, да. Я, разумеется, отказывался; в таком случае она уверяла, что это для нее лекарство! Что она жизни без него не представляет, не может учиться и работать. Она врала, конечно, самой себе и уже не понимала, где вымысел, а где реальная жизнь. Очень скоро она полноценно вышла на панель, ну, знаешь, на площадь Пигаль — в отличие от взрослых проституток, она пользовалась большим спросом в свои шестнадцать. — Какой-то кошмар, я не верю. — Я тоже не верю, но приходится. И вот оттуда-то она приносила денег, правда до тех пор, пока из дома не начал исчезать бюджет семьи. Драгоценности тоже испарялись, но мы ей безбожно верили. И я считал ее своей сестрой до одного случая: когда отца дома не оказалось, а она пришла с утра пораньше и накинулась на мать с кулаками — вообще, у системщиков вроде нее в порядке вещей не только применить силу, но и убить родных в состоянии ломки. Мне пришлось с ней подраться; иногда зависимые ничего не понимают лучше физической силы; после этого во мне что-то сломалось, и я перестал контролировать свою агрессию. Настала долгая, изнурительная пауза; молчал и Андре, видимо, вспоминая былое; молчала и мать, сочувствуя, но, в то же время подбирая верные слова; замолчал даже мой внутренний голос в полном смятении из-за его неожиданной исповеди. — И ты видишь ее в Марианне. — Не ее, а самое начало. Снова затишье; послышалось шуршание, а после отчим продолжил: — И естественно, я волнуюсь за нашего с тобой ребенка, как тогда, за свою мать. Кажется, он с лаской гладил ее выпуклый живот. — На чем она сидела? — Это был конец восьмидесятых, а тогда произошел бум «медленных», то есть, героина. Беда нашего времени в том, что сейчас практически нет «чистых» наркотиков, все сидят на синтетике, либо они с примесями. Это и сильнее, и разрушительнее, в общем — отрава всех отрав. — Ты сказал «была». Что с ней произошло? Неужели скончалась? — Ее считают без вести пропавшей. На самом деле, я удивлялась в тот момент не его слезливой истории (отчим превзошел сам себя, и она оказалась по меньшей мере трогательной), а тому, что могла воспринимать все четко и не реагировать эмоционально — хэш все еще действовал, ну и, соответственно, морозил все чувства. — Поэтому я смотрю все эти новости не из праздного интереса, а для того, чтобы однажды увидеть ее живой, либо мертвой, но в таком случае похоронить достойно. Хотя ни один наркоман не заслуживает достойных похорон.