Экстраверсия смерти (треш-роман про наркоманов, 18+!)

Иллюстрация: https://sun9-77.userapi.com/impg/wG5teacZ_Oe0K59RV6A5fY9VESAaMUtMtcR1mQ/TVFR1s0Dsfs.jpg?size=564x1078&quality=95&sign=4370ea1e933797e67489a61a017bb6f4&type=album *** Феномен «лжи во благо» — не благодетель, а не более, чем тщеславие, чем болезненное высокомерие; тем, к кому она обращена, при любом раскладе принесет значительный вред, а пользу лишь тому, от кого она изначально исходит. Ложь с якобы благими намерениями даже хуже, чем обыкновенная ложь, потому что вводит в заблуждение обе стороны © Марианна *** Отличная сказочка на ночь получилась — эффективно меня усыпила! Да так, что я потеряла любую бдительность и уснула подле родительской в бывшем спальни… Да уж, кошмарные истории отчим мастер рассказывать — как тогда, братьям Джейд. И ведь, с какой стороны ни взгляни, моя подруга могла стать такой же «прекрасной» сестрой Давиду и Филиппу, как Молли для Андре… Однако, проснулась я, почему-то, в своей кровати; значит, отчим наткнулся на меня посреди ночи либо утром, взял на руки, как Джонатан, и понес в мансарду. Может, они с матерью догадались, что всю их беседу, чуть не превратившуюся в феерический скандал, подслушивали; одно ясно — они обо всем узнали и надо становиться предельно осторожной: либо не употреблять вовсе и покончить с этим, но тогда я бы ни за что своими силами не сдала грядущие экзамены, да еще и опозорилась бы перед друзьями; либо юзать так скрытно, так опасливо и расчетливо, чтобы, может, и поймать измену, но ни в коем случае не спалиться. Последний вариант казался гораздо симпатичнее и вызывал внутри щекотливый восторг вкупе с экстазом; да уж — если мне хотелось очередного поцелуя с Райаном, иного выхода не существовало; а куда меня в принципе способна завести озабоченность им? Отчаянная глупость это иль беспрецедентная смелость, самоотверженность? Осторожность, но, вместе с тем, бесхитростное безрассудство. Парадокс? Вопрос исключительно восприятия. Только отойдя от сна, мой мочевой пузырь тут же решил подать сигналы, а ноги дали понять — мне не встать, а если и встать, то с огромным трудом; стоун продолжал властвовать над телом, при этом ничего не волновало, не вызывало тревогу или беспокойство; голова продолжала кружиться; дыхание сбивалось, легкие будто забились камнями — ничего себе отходняк, скажу я вам! Нет, если за удовольствие приходится платить такую цену, лучше бы я и вовсе не пробовала. Пищевод и желудок продолжало морозить — и, вдобавок ко всему этому еще и тошнило, но гораздо, гораздо слабее прежнего. Мочевой пузырь все же оказался сильнее и заставил меня чуть не клубком покатиться по лестнице — спускалась я не как обычно, туловищем вперед, а повернувшись животом к ступеням и аккуратно, шаг за шагом спускаясь вниз. Еще не хватало обмочиться в своей кровати! Пусть энурез нервно курит в сторонке. Ох, и тяжелы же будни растамана! Кое-как удалось различить время, проходя мимо кухни — полседьмого утра. Уже сидя на сортире, слегка протрезвев, я подметила, что ссать невыносимо тяжело — уретра, блять, оказалась будто заморожена, и приходилось напрягать все возможные и невозможные силы, чтобы приказать себе опустошиться! Аллес капут. Нет, я все-таки никогда больше не возьмусь за хэш. С другой стороны, какое облегчение меня постигло, когда задуманное удалось и все нежелательные жидкости все-таки покинули тело… — И что это было? — мама возникла в коридоре по пути на кухню и решила осведомиться по поводу проглоченного мною или прокуренного. После не слишком нехитрых математических вычислений, я пришла к выводу, что лучше сказать честно — на учебу в таком состоянии точно не удастся пойти, а в противном случае они погонят из дома вон всеми метлами мира. Если они так хотят правды — пусть подавятся. Да и вкус шмали во рту все никак не исчезал и мерещился везде — это такой навязчивый и прилипчивый аромат, что если ты узнаешь его один раз в жизни, то больше никогда не забудешь и не спутаешь с чем-либо другим. — Гаш, — просто ответила я. Ну вот и все; мама отвела расстроенный в миг взгляд, глубоко и грустно вздохнула, сложив руки на груди. — Проспись. Днем поговорим. Она правильно поняла, что ни орать, ни бить меня в таком состоянии толка не будет, так что решила восстановить семейные узы, пустив все на самотек, но, вместе с тем и попытаться сблизиться вновь. — И дойди до кровати, а не ложись где попало. На транспортировку больше не надейся. Одолжение мне как будто сделали — я вообще не просила переносить меня обратно. Да! А что? Приходилось уже валяться на полу, мне не впервой. Маман скрылась в спальне, и Андре ее спросил: — Удостоверилась? — Она хотя бы призналась. Пока мои ноги медленно, слишком медленно переносили тушу обратно к лестнице, словно пингвин на льдине — чуть не заплетаясь в собственных ногах, в памяти пятнами проявлялись последние отрывки их диалога, до того, как я упала в сонное забвение: Андре поделился с женой тем, что из-за огорчения насчёт сестры, из-за опущенных рук своей матери в целом разочаровался в женщинах и во всех знакомых видел этот болезненный образ наркозависимости; так и думал, что останется холостым, ушел с головой в работу; конечно, когда ты зациклен на одном, ты перестаешь замечать иное; у него даже была девушка, но она сидела на антидепрессантах, а это лишний раз бередило его прошлое… Они расстались года четыре назад, он пил запойно пару лет, пытаясь справиться, а после вовсе перестал возбуждаться. До тех пор, пока не познакомился с моей матерью из-за того, что кондитерской потребовался найм персонала, а Андре как раз работал HR-ом в одной крупной корпорации. Вот так у них все и закрутилось — одна деловая встреча переросла в интрижку, та — в полноценный роман со всеми вытекающими вплоть до развода с моим отцом, переезда, продажи бизнеса и так далее. Не то, чтобы трагедия его прошлого оправдывала насилие надо мной — но падчерица, как некстати, почему-то встала на пути к его долгожданному счастью! Ах, бедняжка. В общем-то, такие мысли докучали мозг, но помогли добрести до кровати; вдруг меня действительно обуяла измена — а вдруг меня попросту глючит, или это снится, или еще бог знает что? Но нет — практически сразу отрубилась, а проснулась, когда уже сквозь стеклянную дверцу балкона и круглое окно над кроватью било солнце — едва ли стояло больше полудня; вроде как абсолютно чистая — но жуткая расслабленность все равно одолевала каждый нерв и мышцу, в таком состоянии я не то, что учиться бы не смогла — в принципе боролась бы с тем, чтоб не превратиться в лужу за партой; ничего не заботит, не волнует, не парит. Понятно, как чувствовал себя Тео в самый первый день — теперь мне удалось понять его на всю тысячу процентов. К слову, меня постиг вяленький интерес по счёт его судьбы, но телефон-то у отчима, а чтоб его добыть, надобно выполнить уговор: повысить свою успеваемость троекратно. Повысить, повысить… Тут я начала размышлять, как его обхитрить. Что он там говорил? «Медленные»? Речь об опиатах, уж это-то мне удалось постигнуть за время нахождения в беседе друзей; значит, о скорости, то есть, о «быстрых», о спидах он ничего не ведал. Вот и решение! Конечно! Глупая моя голова. Надо при первой же возможности просить у Джейд Аддерол, чтоб не вылететь из лицея; Райан же им закидывался — и ничего, живее всех живых, сдал тест на отлично. Отчим вообще не поймет, что со мной что-то не так. Потому что «так» будет все! Черт возьми, я только пришла в себя от хэша, а уже размышляла вовсю, чем бы закинуться еще, да поскорее!.. С другой стороны, а если и правда бросить все это к чертям? Это вообще ничего не дает! Только отбирает! Да кого я обманываю? Надо для матери с Андре делать вид, что со мной все в порядке, а самой кайфовать! Ну да. Внезапная злоба обуяла меня — ни за что ему не уступлю! Он и так чрезмерно задел мое самолюбие. Пусть и сам окажется неправ, я не подсяду, ну — как его сестра. Это вообще ради пользы! Из-за его идиотских ограничений! Вот пусть жалеет! Пусть чувствует себя виноватым. Знает он, видите ли, побольше нашего… Впрочем, именно из-за спидов у Тео произошло обострение язвы; значит, не так-то они и безвредны, безопасны, а эффекты не проходят бесследно; да плевать — это на один раз, а потом — баста! Точнее, не на один раз, а сколько дней там будут идти экзамены? Твою мать, надо еще найти где-то деньги; мой кошелек совершенно на мели. — Проснулась наконец. Мама неожиданно появилась возле моей кровати и взглядом попросила освободить место, чтоб сесть; я аж присела от такой чести и стала ждать выговор, но между нами только повисло томительное молчание, которое она, в конце концов, решила прервать: — Мы хотим перевести тебя в другой лицей, после Рождества. Меня должен был схватить сердечный удар от такой новости — но нет, я держала лицо, продумывая тысячу вариантов в секунду. Действовать требовалось быстро и срочно — вернее, ситуация отчаянно нуждалась в том, чтобы окатить горе-мать таким словесным недержанием, чтобы она и слова вставить не успела. И заверить во всем, что мне выгодно. Короче, не домашняя заготовка — импровизация. — Мамочка! — я пыталась сделать голос как можно жалостливее, чтоб точно внять всем недрам ее души, — послушай! Это все Джейд! — а на что вы надеялись? Что я во всем признаюсь? — да-да! Она уговаривала выпить с ней, а когда я отказалась, начала принуждать! Серьезно! Я сама в шоке! Вы ведь сами знаете, какая у нее неблагополучная семья! А в этот раз она меня просто шантажировала! — Чем? Что ты хочешь сказать? — маман явно не ожидала подобного поворота событий. Да и я от себя тоже, честно говоря. — Шантажировала тем, что натравит на меня всех учениц, если я не попробую то, что предлагает ее знакомый! — ну да, ха-ха, это только в параллельной вселенной они бы стали угощать за «так», — Но, мамочка, мне так жаль ее, так бесконечно жаль! Они ведь совсем нищие, вот и выживают, как могут. Но я все уже поняла! Мне не хочется с ней больше общаться, вот честно! И пробовать я больше ничего не стану. Верь мне! Она сидела немного в смятении после моего эмоционального фейерверка, сложа руки и обдумывая все, что я ей нагородила. Для проформы я даже взяла ее ладони и начала гладить, как бы заговаривая: — Верь мне, хорошо? Только обязательно верь! С этим покончено. Дурь вообще ничего не дает! Не забирайте документы из лицея, я хочу доучиться здесь, иначе тяжело будет переключаться на другую программу! У меня и так стресс, правда! А о Джейд я забуду, я вообще не буду с ней даже здороваться! Конечно, здороваться не буду — перейду сразу к делу, а точнее, к заветному Аддеролу. — Хочется верить. Разумеется, не зря я пыталась намести тут пургу — по ней можно скатываться, как по Альпийским горам — главное во лжи не сорваться с обрыва. Родители всегда ищут виновных на стороне, потому что родной ребенок в их глазах кажется святым, а опорочили его те, другие, настоящие злодеи и грешники; главное отыскать причину, оправдание — лить в уши такую сладкую ложь, чтобы она как янтарь, как мед по древу доверия полноценно изменила восприятие и заставила идти на поводу у того, кто это задумал. Сказать то, что они хотят услышать. — Ты правда раскаиваешься? О-о, началось… С этого момента Марианна де Клинн, то есть я, раскололась на две половины: одна действительно сожалела о том, что попробовала и ввязалась во все это, включая идиотские продажи, толкачество, непонятные тусовки, игры и прочее, а вторая насмехалась над всем, что другие считали ценным и значимым. Для ответа на этот вопрос мне понадобилась личина первой, так что, глубоко вздохнув, привела ее в полную боевую готовность и окатила пулеметной очередью из слов. — Да как после такого не раскаиваться? Ты не понимаешь, что мне очень плохо? Я заслужила все эти побои, конечно, обдолбанной приходить — полное дерьмо! Это было всего пару раз, не кололась же, в конце концов, ну! Меня принуждали, прямо-таки действительно заставляли! А я не хотела! Верь мне, мамочка, пожалуйста! Честно! Только не отчитывайте Джейд, она выживает, как может! — м-да, я уже начала повторяться — но тем и лучше, чтоб все сказанные слова подействовали на нее, как гипнотическая мантра. — Выживает, подсаживая других курить наркоту, — произнес Андре, возникший в комнате и, очевидно, подслушивая прежде мой апокриф — ложное откровение, — а я еще читал ее братьям сказку. Честно говоря, сказка та была сомнительного качества и происхождения, так что не знаю, каким сожалением он тут упивался; но натравить предков на подругу у меня точно получилось — ради спасения собственной задницы. Мне становилось необходимо наладить с ними всякие отношения — пропасть между нами разошлась настолько, что грозила выкинуть меня вон из дома. А другой крыши над головой у меня пока еще не имелось. — Что-то я не до конца понял, — черт, у меня бешено забилось сердце, потому что Андре начал насчёт чего-то догадываться, а моя задача состояла лишь в том, чтобы вовремя отразить натиск, быстро сообразить ответный удар, — это что получается… — в те мгновения вся моя конспирация грозилась к чертям рухнуть, что он там придумал себе? — якобы работа на складе живых растений это выращивание конопли??? Блять… у кое-кого память работала получше моей! Ну да, все одно к одному. Где я просчиталась, где оставила палево? — Я не знаю! Я ничего не знаю! Я вообще не хочу с ней общаться, серьезно! Верьте мне! Не трогайте ее только, не вершите самосуд, не пытайтесь организовать расправу! Я ведь призналась, я виновата и больше не буду творить говно! Кажется, это их не сильно убедило, потому что оба лишь переглянулись, обменявшись таинственными, только им понятными мыслями, пока мне приходилось фиксировать в памяти всю ту ложь, чтобы официально признать: теперь у меня двойная жизнь и как удастся выдержать это — понятия не имела. Рано или поздно похожее случается с каждым нарком — приходится держать лицо перед родными, а другой своей личиной кайфовать на полную катушку. Ну или полноценно страдать. Черт, мне срочно понадобился телефон, чтобы предупредить Джейд об этом — любая ложь всегда должна сопровождаться тем, чтобы в курсе, по крайней мере, находились обе стороны, и натравить следовало не только мать с Андре на подругу, но и ее против них, чтобы для меня последствия оказались минимальны. — Спасать надо девочку, спасать… — протянула мама задумчиво, пока Андре молча кивнул ей и вышел прочь из комнаты, спустившись на кухню. Мы остались с ней вдвоем; нужно было и добить окончательно, и выпросить денег заодно — пришла просто неимоверно гениальная идея в голову! — Мам, мне нужно к психологу. Во-первых, так бы она поняла, что я сожалею, раскаиваюсь и хочу что-то с этим делать; во-вторых, никуда бы я не поперлась, а деньги на сеанс присвоила бы себе; в-третьих — за время приема могла бы ездить в больницу к Тео, навещать его и Джейд (и там же ее предупредить, так как телефон у отчима), или гулять с Райаном. Придумано шикарно! В каком же оставалось восхищении пребывать от самой себя! — Зачем? — искренне поинтересовалась она, а мне захотелось ей врезать. «Началось» — дубль два. — Для профилактики. — Ты же хочешь самостоятельно прекратить общение? Или уже отрекаешься от своих слов? Не стоит чесать там, где не чешется. Блять, я бы ей точно врезала. Прямо по животу с четырехмесячным плодом. — А если чесаться начнет слишком поздно? Она посмотрела на меня не как на дочь, а как на дальнюю родственницу, приехавшую из люксового пятизвездочного курорта и не взявшую ее с собой по горячему туру. Трип от хэша, к слову, именно таким и был. — Что тебя беспокоит? Ну, начнем с того, что меня явно изнасиловали, но насильник это отрицает, камеры глянуть без заявления в полицию я не могу, а может это правда был не он и всё обвинения ложные; не выходит забыться с любимым человеком во время взаимных ласк даже под веществами, тут же всплывают какие-то травмирующие образы из прошлого; при этом, он знаком с потенциальным насильником и последний явно на него точит зуб — скорее всего, хочет настучать в полицию; меня заставляли толкать стафф ученикам младше, чтобы влиться в тусовку; в этой тусовке есть драгдилер, залетевший в больничку с язвой; к этому драгдилеру неровно дышит мой возлюбленный, но сам дилер занят подружкой, братьям которой отчим читал на ночь сказку, а после прогнал всех из дома; и еще множество нюансов. Выбирай на свой вкус. — То, что ты променяла отца на этого. Черт, получилось сказать совершенно не то, что планировалось изначально, но иначе мать бы схватил инфаркт — узнав она, что ее ненаглядная дочка (виделись с глазу на глаз мы в последнее время кстати чрезвычайно редко) проводит все свое время не просто с «плохишами», а с настоящими малолетними, но преступниками, у одного из которых растет куст коки в гараже! — «Этот», к твоему сведению, уже больше месяца как мой законный муж и отец будущего ребенка. — Это-то меня и беспокоит. Ясно, разговора не получится; она недовольно цокнула, закатила глаза с намеком на то, что я надоела капать ей этой темой на мозги. Отлично, распинаться больше не собиралась, а пыль в глаза уже пустила изгородью лжи; в этот сад печали и боли отныне никому и никогда не будет доступа, может быть, за исключением Райана. — Вырастешь — поймешь. И все! Ха-ха! Вот так мамашка. Когда я достаточно для этого вырасту? Когда? Где этот срок кончается, а где зачинается? Нет, он буквально значит: наберешься собственного опыта — набьешь шишки (хах, наверное, марихуаны в косяк) — тогда и поймешь. Никто не берет на себя ответственность в том, чтобы предупредить. А ведь может быть поздно, мама, слишком поздно. — А если я уже поняла, но осуждаю твой выбор? — Значит, ты не до конца повзрослела. М-да… Ясно, мама, спасибо. Тут я решила перевести весь наш разговор в шутку — для закрепления результата «семейных уз». Честно говоря, мне не хватало спокойствия на этом фронте, постоянно приходилось ожидать некоего разрыва бомбы; и вот он случился, наконец-то, прошлой ночью. — Тогда спрошу иначе, — мне даже вновь захотелось начать ковырять пальцы из-за внезапно накрывшей волны нервяка; а ведь из-за устаканившейся привычки курить она практически сошла на нет, — каким ты видишь идеального зятя? Она посмотрела на меня насмешливо — будто я до сих пор новорожденный ребенок и явно не размышляю о подобных вещах; алло — поезд давно ушел! Мне шестнадцать с половиной, черт возьми! — Ну не знаю… ты ведь знаешь мою слабость к музыкантам, — ясно, в какую степь уйдут ее размышления — не зря она все свободное время таскает Андре по филармониям; странно, что она не изменяла себе во вкусах, зато отцу — очень даже, — самое главное, чтобы его профессия была связана с помощью людям. — Знаменитости помогают людям? — Нет, они продают воздух. — Раз они продают, то, должно быть, на это есть спрос? Каверзные вопросы всегда заставали ее врасплох и жутко бесили, так что она моментально начала раздражаться. — Если существуют спрос, и он нежелательный, то не стоит его и поощрять. — Тогда почему одни люди берут на себя право решать, как жить другим? Ну все… Она вскочила и начала размахивать руками, отчитывая по полной программе и пытаясь уверить в том, что я к своим годам не набралась ума, чтоб спорить и вовсе — иметь мнение; мне лишь молча приходилось наблюдать за этим представлением и подмечать, что ее очень легко вывести из себя; а я, оказывается, совершенно не уважаю старших. Кстати, об этом… — А если твой зять окажется одного с Андре возраста? Естественно, это прозвучало как полнейший абсурд, так что я захихикала, а она уставилась на меня, как на психопатку, выбежавшую из психушки полностью голой. — У тебя есть кто-то на примете? — сказала она как-то чрезмерно брезгливо и презрительно. Хах, ну есть тут один взрослый состоявшийся мужик с двухэтажным особняком, с личным водителем, дворецким, еще и знаменитый режиссер Франции. Правда, у него имеется сын, он мой сверстник, а я ему могу стать мачехой, ХА-ХА. Хоть так отомщу за это его «гейство». — Это я так, гипотетически. — Гипотетически мы прекращаем этот бессмысленный разговор, и ты садишься за упражнения по предметам. Вот теперь она действительно ушла, оставив меня наедине со своими мыслями — у Райана, кажется, появился соперник. И это — его отец… *** Встать с кровати и спуститься вниз поужинать получилось лишь ближе к вечеру — как мать и просила, я села за уроки, точнее притащила учебники с тетрадями и ручками в постель и пыталась врубиться в то, что мы проходили — только вот из-за хэша с моей концентрацией случились технические неполадки и не удавалось сосредоточиться даже на любимом предмете — французской литературе; уже абсолютно трезвая, с ясным сознанием, но жуткая, именно жуткая и пугающая расслабленность все равно присутствовала и все никак не отпускала из своих цепких лап. Откровенное безразличие, равнодушие и даже пренебрежение ко всему, что мы изучали — уж лучше послушать лекцию о веществах от Тео! Меня все-таки волновало его самочувствие (и не скончался ли он, в конце концов), но больше заботило возвращение собственного телефона. Черт подери, с подобным наплевательским отношением я спала суммарно часов восемнадцать, потому что отрубалась просто так посреди валяющихся там и сям учебников, пока из раза в раз в комнату не поднимался Андре и орал на меня, надрывая глотку. Поберег бы силенки лучше для будущего ребенка! Ничего, абсолютно ничего за это время в мою глотку не попадало: оставалось кормиться надеждами и нелепыми мечтами — из разряда горы денег для покупки Аддерола (как странно перевернулись мои приоритеты, неправда ли?), абсурдного романа с Джонатаном (мне вдруг снова захотелось ощутить влюбленность, а точнее — резкий всплеск дофамина и эндорфина), воображаемого выбора анкеты психолога и как за один сеанс решаться все мои проблемы. Мне хотелось наивно полагать, что мне обязательно попадется именно такой специалист, который уничтожит все имеющиеся проблемы и сделает меня счастливой. Все эти мысли круговертью носились в мозгу, пока рукам оставалось вяло ковыряться в тарелке с бифштексом и тушеными овощами; Андре, как зомби, снова уставился в плазму, а мать все наливала и наливала себе вино; как бы объяснить, что я чувствовала в тот момент? Вот этот яд, что она пила, день назад чуть не убил меня; никакой речи не шло о единении с семьей — полный, как понимаете, россинхрон. Однако, убивало меня, секунда за секундой, кое-что другое, гораздо более болезненное и жестокое: это что такое со мной случилось, что я начинаю боготворить и воображать свою жизнь с человеком, который просто оказал помощь и сидел рядом? Ты еще до сих пор не проснулась, Марианна? Какой Джонатан? Ты совсем спятила? И с чего ты взяла, что ты ему вообще сдалась? У него жена в коме, а он сам в депрессии, или что там Райан говорил? Вот именно, Райан! Да кого ты пытаешься спасти, если не можешь справиться даже с самой собой?! Чем больше я так думала, тем меньше мне хотелось есть, аппетит сдувался быстрее, чем очередной стафф у Тео из-под ноздри; слушай, да ты чертова наркоманка! Ага, вспомнила, как при влюбленности ни с того ни с сего поднимается настроение и тебя окрыляет? Да? Нравится, когда бросает из крайности в крайность? Пытаешься вызвать это искусственно? Это именно что помешательство; смирись — ты вообще никому из них не нужна. Мысли в подобном ключе убивали — тем сильнее и быстрее увеличивалось мое невыносимое одиночество; с таким бесконечным и беспрестанным внутренним диалогом у меня бы не вышло написать даже один крохотный проверочный тест в лицее; Аддерол точно бы разогнал месиво из мозгов, что прилипло к стенкам и никак не хотело ворочаться. Иначе, без него, моя встреча с Райаном для проверки пробки в его заднице точно стала бы последней, а мне непозволительно оказалось сдаваться в то время, когда многое достигнуто, когда многое присвоено. Вместо Джонатана лучше бы подумала над другой проблемой — откуда взять деньги? И что Луи задумал против Райана? А что, если следующее ваше свидание окажется не в лицее, а за решеткой, когда его посадят?.. — Почему ты совсем ничего не ешь? Да я сыта проблемами, мам, у меня их по горло. — Растягиваю удовольствие. Смакую страдания, все верно. — Также, как работу над домашними заданиями? Тут я с грохотом швырнула вилку и уставилась на Андре с таким отвращением, какое только пыталась состроить — упрекнуть меня решил при любой удобной возможности! — У тебя скоро зимние экзамены, а у тебя непонятно, что в голове. Ваше убийство, например. Но этот ответ им не понравится. — Слушайте, если вы не хотите оплатить мне психолога, то можно хотя бы… — я замялась, выдерживая внушительную паузу, чтобы добавить значимости своим словам, — завести кошку? Да, Райан их боялся, но я-то — не он. А что вы думали? Мне понравилась мысль про лоток, будучи обдолбанной. — Для чего? Опять… господи, дай мне сил. — Мне одиноко. О нет… Эти слова подействовали на них не просто как красная тряпка для быка, а целый красный стадион, где проходит парад красных флагов, с людьми в красных костюмах, а бык, разрывая одного человека за другим бесился уже от цвета крови, струящейся из шеи каждого из них. — Ах, тебе, значит, одиноко?! Да неужели?! Никаких кошек, ясно? Совсем с ума сошла? Сначала за собой научись следить и не приходи посреди ночи пьяной, а потом обсудим! Та вилка, которая до сих пор валялась у тарелки, так и осталась нетронутой, а я и вовсе отвернулась от стола. — Ишь, что удумала! Кошек ей подавайте! Не смеши меня. Одиноко? Это мы к тебе Адель давно не приводили. — Кстати, почему? Такой мой спокойный вопрос сбил мать с толку; да, я умею быть непредсказуемой. Они недоумевающе переглянулись между собой, и до меня дошло — сначала рабочие, ремонт, с запахом краски которого получилось солгать насчет огромных зрачков из-за ешки, а после… — Почему? И она меня спрашивает «почему»?! Андре! — Потому что мы устали стыдиться твоего поведения и того, что ты каждый раз вытворяешь. Марианна, ты закапываешь сама себя. — Да блять! — я никогда не материлась при них, но тут вырвалось само! — Адель — не кошка! Кошка будет со мной постоянно! Адель не станет спать в моей постели и мурчать на ухо! Как вы не понимаете! Это разные вещи! — Нет и все! Это окончательный ответ. И не смей спорить со мной. — Я же раскаялась и пообещала не творить говна! Как же я вас ненавижу!!! Вот так мне пришлось встать из-за стола, сдерживая очередной порыв рыданий внутри глотки и груди, да еще перевернув тарелку и ту несчастную вилку, что она аж упала на паркет; как ребенка заводить — так они сразу, а как мне кошку! Поскорее бы съехать от них, жить самостоятельно и заводить кого угодно — хоть кошку, хоть морскую свинку, хоть змею или паука! Может, живя с Джонатаном и Райаном мы бы завели собачку и была бы у нас шведская семья… Стоп, и правда — что творилось в моей голове?.. *** — Ты так и продолжишь за мной следить? — на следующий день, уже в лицее по пути к нужному кабинету, я допрашивала рядом идущего Андре, который решил сопровождать меня чуть ли не до двери — да еще и притащились раньше обычного, чуть ли не на полчаса. Так он, должно быть, парился о том, что его прекрасная падчерица опоздает. — Лимит доверия исчерпан. — Судя по твоему поведению, у меня всегда был ноль на балансе. Ого, что это? Улыбка? Ничего себе, Марианна. Надо будет отпраздновать это курением очередного косяка. — Судя по твоим поступкам, ты и не собираешься его пополнять. Он встал за спиной, ожидая, когда я войду внутрь; а мне так захотелось ему на прощание сказануть что-то эдакое, чтоб он хоть на мгновение задумался! — Было бы ради чего. И, мягко улыбнувшись, плавно закрыла дверь, вскидывая брови, пока у него упала челюсть и он как-то не спешил ее особо поднимать. — Хамить ты научилась, а хватит ли у тебя смелости поговорить с моим братом? Стоило мне только развернуться к партам, как передо мной возникла Лина. — Вау, кто соизволил явиться на учебу. Какими судьбами? А вот Джейд, кстати, не было видно, как и, собственно, Райана — оставалось надеяться, что они заявятся в лицей позже. — Заткнись и поговори с ним, иначе я лично придушу тебя за то, что он вынудил притащиться второй день подряд раньше положенного. Ну, вежливостью она никогда не отличалась, а мне только оставалось сообразить, в какой же водоворот проблем я угодила. — Марианна. А вот и Луи собственной персоной показался в дверном проеме; не знаю, чего мне всей своей тухлой душонкой хотелось больше всего — стать невидимкой, распасться на молекулы или попросту — умереть. Я бы даже не отказалась от того, чтоб меня похоронили заживо, передаем привет страху Райана. — Давно не виделись. Ну как «давно» — полтора дня. Я бы предпочла еще дольше, но, видимо, мое мнение уже давно никого и никогда не волновало; лучше бы сторчалась и умерла к этому моменту, честное слово. — Зачем твой отчим поперся к директору? Забирает твои документы? А вот это уже интересно — должна признаться, ему удалось привлечь мое внимание и заставить выйти из класса; по всей видимости, Луи стоял неподалеку и наблюдал всю эту зашкварную и максимально убогую сцену, пока Андре провожал меня. — А тебя так волнует мое отчисление? — мне хотелось провоцировать, больше и больше — чтоб вывести его из себя; хэш все еще пассивно продолжал воздействовать на психику, даря немыслимую расслабленность, так что паниковать я не спешила — это вовсе не удавалось. — О да, поверь, еще как волнует, — он схватил меня за предплечье и потащил в один из укромных коридоров, где не появилось ни свет ни заря еще ни единой души, — мне бы хотелось, чтобы это случилось. Воу-воу, он прижал меня всем телом к одной из стен, намекая, что я никуда не денусь, пока мы не поговорим. Вообще-то, нечестно вот так средь бела дня нападать и чего-то требовать — это может легко обернуться в мою сторону. — Послушай, кроссворды я могу и в другом месте разгадывать, изъясняйся конкретнее, у меня нет времени. — А время на толкачество стаффа есть? Снова какие-то претензии, меня будто и не покидал Андре. Ему-то какое до того дело?! — Прекрати делать то, что делаешь. Ха! Святой нашелся! Очень смешно. Да, милый, у меня такое для тебя есть, что можно предъявить, в чем легко обвинить, на что гневаться. — У тебя от марок совсем крыша поехала, — только рассмеялась и тут же пошла в атаку. — Я серьезно. Один ребенок уже пострадал, — Луи все давил и давил на меня, не только в психологическом плане, как следователь, но и в физическом — прислонился так близко, что мне аж стало тяжело дышать. — Если ты не отойдешь хотя бы на полметра, то я харкну тебе в лицо, — пригрозила ему, чтоб ну хоть немного воздуха поступало в мои легкие! — Знаешь такого? Тринадцатилетний мальчишка, Патрик… И Луи правильно сделал, что отошел — потому что мою голову вдруг одолели дикие вспышки-фрагменты прошлого, как мы сидели с Руби и обсуждали, кому она там посоветовала колеса и что он, наконец согласился; а я, тем временем, боролась со своими ногами, чтоб не упасть. — Да сдался он тебе? Подумаешь, — абсолютно наплевательское отношение ко всему позволяло относиться к угрозам налегке. И терять бдительность. — Подумаешь?! Блять, сдался?! Это, черт побери, мой младший брат! Мое тело, до этого ужасно напряженное, теперь обмякло и рисковало впечататься в стену. — У тебя же сестра только… — НЕТ! Он от другой матери, — Луи схватил мои предплечья и теперь тряс, как мешок картошки, — его несколько раз вырвало, мы увидели судороги, а ещё панические атаки! Он постепенно остывал, отходя на расстояние. — Мне говорила Мишель про тебя, — услышав знакомое имя, моя голова решила возобновить мигрень, — но я не верил! Думал, она завидует, а она оказалась права! Зачем ты это делаешь? Мари, — он взял мое лицо в ладони и пытался найти ответ в глазах, но я и сама не до конца понимала, для чего. Ох, зря он отошел — набрав побольше воздуха в легкие, я рискнула обратить все претензии в его сторону; как мне надоели чужие предъявы! А Мишель — вот сука — не только стуканула куратору про курение (на чем сама и попалась, потому что у меня образовалась фанбаза), но еще и поплелась к Луи! — А ты зачем? Зачем ты позвонил отцу Райана? Хотел, чтобы нас всех там накрыли, да? Луи аж оторопел и опустил плечи, хмурясь и безвольно протянув руки по швам. — Что ты несешь? Я ничего… — Хватит притворяться! Да я вижу тебя насквозь! — Значит, его отец нашел вас, да? Заслуженно. Это только начало его проблем, обещаю. — Каких проблем?! Того, что ты его избил, да? Ты вообще ночью как, спишь спокойно? — Я специально подстроил ту сделку, — он злорадно ухмыльнулся, — чтобы как следует навалять ему. Это он, он подсадил на иглу ее! — блять, ну просто искал виноватого, как и я предыдущим утром. Все, мне это надоело; надо идти ва-банк — либо все, либо ничего. Как и в случае с матерью думать надо было быстро — чтоб Луи и одуматься не успел. — Значит так: если ты заявишь на него в полицию, то будь уверен, что и я в ответ пойду с родителями за записями с камер и вот тогда мы точно узнаем, виновен ты или нет. Блеф в чистом виде, но что поделать? Райан мне дороже. — Да я не трогал тебя! Я же все рассказал! Господи, в кого ты превратилась?! Марианна! Да не работают эти призывы к моему имени уже! Достали! Меня теперь две: Мария и Анна. Одна употребляет, другая держит лицо при всех остальных. — Что ты так напрягся? Тогда тем более тебе должно быть безразлично, что именно мы там увидим. — Это просто смешно! Речь о доверии, блять! Просто поверь мне! Верь мне, слышишь? И тут меня как молнией шандарахнуло — я вжала голову в плечи, будто меня оглушило, и замерла на месте; мамочка, это карма? Это ответный удар? Это бумеранг? Он лжет также, как это делала я?.. — Так, короче, — да-да, меняем стратегию: мне ведь нужно получить от него выгоду, а не остаться с пустыми руками (и речь совсем не о веществах), — мне неважно, совал ты свой член в меня или нет, — ах-ах, надо было видеть его лицо на этих словах, — но Тайпса-старшего точно вызвал ты. Напоил и оставил меня в одиночестве, тогда, во время концерта в вип-номере, тоже ты. А потом — и вовсе, избегал. Всего этого более, чем предостаточно. И меня не волнуют твои жалкие оправдания. Кажется, Луи мои слова тоже оглушили, что он стоял бледен и нем. — А то, что твой ненаглядный Райан толкает героин, тебя волнует? — наконец придя в себя, прошептал еле слышно он с невероятным презрением; мы, все-таки, находились в лицее и учеников с каждой минутой становилось все больше. — Ровно как и тебя то, что Лина начала колоться. Подумать только — а ведь он запретил мне даже пересекаться с Луи! Но мне стало необходимо спасти его задницу, даже если я нарушаю все предупреждения. — Как тебя легко раздавить, — бросила я, готовясь уйти, как он только перехватил локоть, переживая свою внутреннюю драму — должно быть, это больно — знать, что твой близкий на игле. — Он должен получить по заслугам. Это окончательно вывело из себя и мне пришлось обрушиться ураганом. — Прекращай этот цирк. Если он сядет, то не сомневайся — ты тоже, уж я постараюсь. Будете вместе дрочить друг другу в одной камере, обмениваться впечатлениями о похлебке, что там дают, ловить местных тараканов и стараться не ронять мыло. За надругательство, кстати, дают срок даже больше, чем за убийство. — Но меньше, чем за сбыт в огромном размере. — Вот и обсудите с ним за решеткой. Луи видимо отчаянно не понравилась перспектива заняться взаимной мастурбацией с Райаном, его вечным врагом, так что он как-то осунулся и совсем поник. — Но знаешь, выход есть, — если это «луч света в конце тоннеля», то я надеялась, что он выжжет ему роговицу и ослепит, — и мы даже можем продолжить общаться. Не то, чтобы мне этого хотелось, но Райан запретил, а любые запреты действовали на меня наоборот — хотелось творить «назло», и вообще — он что, мой муж, чтобы запрещать?! Раз уж я начала вести двойную жизнь, то и в личных отношениях пускай будет двойная игра. — Как великодушно, мисс де Клинн. — Оплати мне сеансы у психолога, — да-да, все с той же целью, с которой я хотела выпросить это у матери, — если тебе правда так важна наша дружба и ты хочешь помочь мне. Вот тебе индульгенция. Да, манипуляция. Да, грязная. А кому сейчас легко? — Неужели мозги встали на место? У кое-кого их вообще не имелось, так что и не ему судить об их местоположении в моем черепе; тут мне подумалось — а как объяснить Андре появление бабла? Да и он же начнет контролировать мои поездки, а мне надо в больницу к Тео; нет, это не вариант. — Желательно виртуальные, то есть, дистанционные. А еще я очень хочу снова рисовать, но дома, чтобы даже желания не появлялось сваливать в клубы. Мне нужен новый мольберт, напольный, складной и с готовым холстом. А что ты так смотришь? Что вылупился, я не пойму? Чего остолбенел? Надо было давным-давно достать телефон и записывать в заметки все, что я тут перечисляю. Сука, да? Ну, сволочь. Луи пребывал в таком же шоке, в каком и я от самой себя. А самое прекрасное не в том, что я это требовала от школьника на год старше себя — нет, далеко не в этом; а в том, что все деньги на психолога планировала спустить на спиды, мольберт продать кому-нибудь из студии и на эти деньги ездить к Тео в больницу. Андре как раз купил мне такой, так что Луи не заметил бы подмены. Как ловко придумано! Вот так умница! Откровенная мразь, но такая великолепная! — Жди артикул и марку. И тогда, разумеется, я тебя за все-все прощу, будь уверен. И даже если я играла не по правилам, Луи сам дал мне все карты в руки; на его несчастье они оказались козырями. — Повторюсь: я не… На эти слова я лишь выставила раскрытую ладонь, как делала мать, намекая, что разговор окончен. — И где, по-твоему, я должен найти на все это деньги? Мы уже шли обратно, к моему классу, потому что Луи точно нуждался в том, чтоб поразмыслить, ха. — Ты же придумал как обвинить Райана, так что и здесь справишься, я в тебя верю. — Господи, что с тобой случилось, что… И тут мне захотелось исподлобья, вроде как в шутку, но в то же время серьезно и с пафосом сказать: — Жизнь случилась, жизнь. Даже если эта жизнь вела меня к самой смерти, и я не предполагала ее близкий конец. — Кстати, где ты торчал все это время, — слух Луи покережило на слове «торчал» и он нахмурился, — что тебя особо не было видно в лицее? — Если ты действительно хочешь измениться, то для начала выкини из своей речи этот идиотский жаргон. — Может, мне и с Райаном перестать общаться, хотя мы одноклассники и я староста? — С таким образом жизни это ненадолго. Он будто имел в виду сразу все: и то, что тот все-таки сядет и перестанет ходить в лицей, и то, что я из-за своих пристрастий к тусовкам тоже слечу с должности, да еще и отчислюсь в скором времени. — Мне дали разучивать огромный сценарий для спектакля во время бала, так что большую часть времени после занятий я сидел дома и учил свою роль. — Что ж, Луи, надеюсь, ты нас не разочаруешь и не забудешь все возложенные на себя обязательства, — и вот второй раз за утро я зашла в класс, хлопнув дверью перед очередным пенисоносцем, думающим, что он что-то из себя представляет. И вот как мне было усидеть на двух стульях? И речь касалась даже не освободившегося места рядом с Джейд, которая, кстати, так и не пришла? Но если на двух стульях усидеть нельзя, то на трех можно полежать?.. — Староста отсутствовала всего день, а она уже пропустила все главные новости, — с пренебрежением высказался Роберт и мне захотелось запихнуть все валяющиеся на его парте тетради и учебники, чтоб он закрыл свою варежку! В конце концов, я должна покрывать Райана, чтобы в свою очередь не вышли на Тео и на его плантацию — мы теперь все повязаны, и если найдут одного, то по цепочке отыщут другого; а эта цепочка и объединяет нас, с каждым днем сужаясь все сильнее, до тех пор, пока не уничтожит или не вытеснит кого-то одного. — Лотти в больнице, — Моника с крайним осуждением взглянула на меня, ожидая ответа. И снова мне сообщали о каких-то личностях, к чьей судьбе я не имела никакого отношения! Но они — напротив — влияли на меня… — Мне станцевать по этому поводу? — И в этом проблема. Я села рядом с ней, понимая, что место свободно и меня, очевидно, ждал серьезный разговор. Еще один. Но не в тот момент, нет, потому что в класс вошла мадам Бертлен. — Марианна де Клинн, наверное, вы уже слышали, — она прошла к столу и положила на него учебный планшет с листками. Да блять, к чему они все вели? Мне пришлось отрицательно покачать головой, озираясь по сторонам и оборачиваясь назад, к Роберту, умилявшемуся моей неосведомленности. — Ален Бонне грозится закрыть наше учебное заведение. Так-так, что я там говорила — хуже быть не может? Сто раз беру слова обратно. — На следующей неделе председатель сената обещал внеплановую аккредитацию, а это значит, что все должны быть готовы. Мне не хотелось обращать на эти слова ни малейшего внимания, но против воли заставили — его дочь в больнице, и он решил устроить головомойку всем, с кем она контактировала. — От множества родителей поступили жалобы на самочувствие детей, и они подозревают некоторых учеников в незаконной торговле запрещенными веществами. Ага, я даже могла пальцем показать кто конкретно и даже в каких местах. — Боюсь, нас ждут большие перемены.