- Просто ваза... Просто ваза, которую я чуть не разбил, после чего мне сказали, что сломают мне все пальцы, а после запястья, а после плечевые суставы, если я попробую ещё раз подойти к ней. - Аякс, перестань лгать. Мастер Дилюк лишь сказал, что убьёт тебя, если ты тронешь её ещё хоть раз хоть пальцем.
Это было неожиданно. Это было как удар под дых. Это было... Дилюк не мог подобрать слов. Всё, что ему осталось, это отвернуться в попытке скрыть запылавшие щёки. Он ждал подобного от Чайльда, который всем своим видом показывал, что наслаждается тем, что нашёл для себя новые нити, за которые можно подёргать нервы Дилюка, но уж точно не от Итэра, который не так уж и незаметно одёргивал Чайльда весь вечер. Правда, Дилюк так и не смог разозлиться на этих двоих за то, что суют нос не в своё дело, потому что вскоре понял, что их поведение вызывает у Кэйи определённые реакции, и реакции эти были весьма... Дилюк не побоялся бы этого слова, обнадёживающими.- Ты всё ещё хранишь эту вазу? Не могу в это поверить. Как ни загляну, всё жду, что она окажется разбита и выкинута, а она всё стоит и стоит.
Может, в прошлом Дилюк так бы и поступил, но... Всё изменилось. Пожалуй, эта ваза стала для него почти что символом нового начала, потому что именно после дела о чёрном пламени, после того, как Кэйя вернул ему его Глаз Бога, между ними всё начало постепенно меняться. И цветы, которые Дилюк попросил Аделинду расставить по всему дому - они напоминали ему о Кэйе; они позволяли ему погружать в спасительные иллюзии о прошлом, в котором его отец был жив, Кэйя был рядом, а дом был наполнен светом и счастьем. В те времена именно эти цветы и стояли по всему дому. Просто потому что они нравились Кэйе, и потому что напоминали Дилюку о нём, а Аделинде было не особо важно, какие именно цветы будут стоять в вазах.- У вас в доме так много цветов, мастер Дилюк. Но лилии каллы довольно необычный выбор. Любящие солнце и воду, хм-м-м... Они напоминают вам кого-то? Быть может, кого-то особенного, обладающего силой гидро-элемента? - Это... Это просто цветы. - Просто ваза, просто цветы. Понятно-понятно.
Дилюк часто испытывал желание придушить Чайльда и за его флирт, и просто так, однако в тот момент он почти решился сделать это. Чайльда спасло лишь то, что все они сидели за столом, и Аделинда точно не обрадовалась бы, если бы Дилюк устроил погром. С другой стороны, чуть позже Дилюк не мог не заметить, что Кэйя в какой-то момент подошёл к столику возле окна и коснулся самыми кончиками пальцев одного из цветков в вазе. На его губах тогда расцвела на миг едва заметная мягкая улыбка, и от одного её вида у Дилюка стало легче на сердце. А ещё его затопила новая волна смущения, потому что... Понял ли Кэйя, почему во всём доме именно эти цветы? Понял ли он, что всё это значит? Надежда на это зародилась в нём, когда Дилюк осознал, что атмосфера между Кэйей и Чайльдом вдруг стала весьма... Напряжённой. Он пропустил тот момент, когда обстановка накалилась, но игнорировать их колкие перепалки вскоре стало невозможно. Но если поведение Чайльда было понятно - он просто занимался тем, что умел лучше всего: наводил смуту - то поведение Кэйи... Дилюк никогда не был тем, кто питает зазря ложные надежды, однако он также никогда не был слепцом. Когда он заметил, какими недобрыми прищурами Кэйя то и дело одаривает обаятельно улыбающегося ему Чайльда, и каким ядом сочится его сладкий тон в ответ на все замечания того о Дилюке, об их общении, об их знакомстве, в его груди вспыхнуло жаркое пламя. «Это невозможно», - твердила его рациональная часть. - «С чего бы ему обращать внимание на фривольное поведение Чайльда? Вас ничто не связывает. В настоящем вы друг другу никто». Реакция Кэйи была слишком яркой и живой для «вы друг другу никто». И Дилюку хотелось в ней разобраться, потому что он устал от гаданий по звёздам и на кофейной гуще. Наблюдая за Кэйей, за тем, как он привычно чувствует себя как дома, как с довольным вздохом растекается по дивану, он вдруг понял, что успел устать от топтания на одном месте. Зная себя, зная Кэйю, это могло продолжаться бесконечно, но что толку? Они бы просто тратили время, бесценное время, которого никогда не бывает много, и которое обычно заканчивается в самый неподходящий момент. Именно поэтому Дилюк был так рад тому, что Итэр тоже уловил настроение и увёл Чайльда, даже если замечание о принятии совместной ванны покоробило его. Судя по выражению лица, Кэйя надумал себе того же, что Дилюк в своё время надумал себе об отношениях Итэра и Чайльда, однако целый день в компании этих двоих накануне позволил ему понаблюдать за чужим поведением и заметить, что у Итэра проблемы с левым плечом. Одежда скрыла повязку, но не заметить его дискомфорт было невозможно, особенно когда нужно было для чего-то поднимать руку. Очевидно, Чайльд был нужен Итэру для того, чтобы не усугубить травму. С другой стороны, его замечание породило между Дилюком и Кэйей диалог, из-за которого пламя в груди Дилюка разгорелось только сильнее.- Не обращай на них внимания. Они оба странные. Итэр куда приятнее, но Чайльд определённо дурно на него влияет. - Я заметил. Однако я и подумать не мог, что они состоят в отношениях. С учётом того, сколько господин Чайльд уделял внимания этим вечером тебе... - Не напоминай. Он постоянно это делает: флиртует со всеми подряд и любит виснуть на плечах и руках. Итэр говорит, что Чайльд просто тактильный человек, но лично меня это сводит с ума. И они не состоят в отношениях. - Вот как? - Да. У Чайльда другой любовный интерес, и я сочувствовал, сочувствую и всегда буду сочувствовать этому человеку.
Сколько облегчения тогда пробилось сквозь маску незаинтересованного любопытства Кэйи. Столько, что Дилюк просто не смог его проигнорировать, как не смог проигнорировать и тот факт, что Кэйя совершенно точно его приревновал. Это казалось чем-то невероятным, в это было страшно верить - обманутые надежды худшие из всех - однако ничего другого для выбора не оставалось. Кэйя весь вечер переплёвывался с Чайльдом сладким ядом, успокаиваясь лишь тогда, когда тот переключал своё внимание с Дилюка на Итэра, а после и вовсе напрямую поинтересовался его отношениями. Будь Кэйя сам заинтересован в Чайльде, вёл бы себя совсем по-другому. Не будь ему зачем-то нужна эта бесполезная в целом информация, он бы не стал задавать Дилюку вопросов. Но он задал эти вопросы и, более того, стал выглядеть более спокойным после того, как получил ответы. Дилюк не мог это проигнорировать, никак. А потом в какой-то момент их взгляды встретились, и тишина вокруг зазвенела. Этот звон дал Дилюку знать о том, что момент настал: либо сейчас, либо он так и продолжил уступать, отходя в сторону. Он был готов - и не был готов, абсолютно - но знал, что ему нужно поговорить с Кэйей, наконец-то получить ответы на терзающие и не дающие спать спокойно вопросы. И он... Просто сделал это. Пусть не сразу, пусть окольными путями, но он наконец-то спросил о том, что казалось важным; о том, что было самым важным.- Тебя так заботит судьба Мондштадта? - Конечно. Мондштадт всегда был мне дорог. Он стал моим домом. Я не могу не переживать о его судьбе. - Ты бы... Ты бы хотел... Остаться в нём? Навсегда?
Да, это было не о Каэнри'ахе и не о тех десятках вопросов, что постоянно крутились в его голове в свободное время, но Дилюк не просто так спросил именно об этом. Ответ на этот вопрос казался ему самым важным, потому что именно от него зависело, стоит ли ему - им - пытаться. Если бы Кэйя ответил положительно, это развязало бы Дилюку руки и сняло бы цепи с его совести, долга и чести, потому что он был бы уверен в том, что когда наступил решающий момент - если однажды наступит решающий момент - Кэйя не исчезнет, не растворился, не ускользнёт без следа. Если бы Кэйя ответил отрицательно, то... Что ж, тогда к чему всё это? Жить всю жизнь на пороховой бочке, ожидая, когда дорогой тебе человек уйдёт, чтобы после обернуться бедой? Безликий научил Дилюка хоть немного, но ценить себя.- В моей голове были мысли о том, чтобы уйти из Ордена, но никогда не было мыслей о том, чтобы покинуть город. Не только потому, что мне некуда идти. Просто это место стало для меня домом.
Дилюк никогда не сможет передать словами, какое облегчение на него нахлынуло в тот момент, когда слова Кэйи осели в окружающей их тишине. Будто бесценное вино, будто золотой песок, они мягким шёпотом, шелестом окутали слух Дилюка. В тот момент в его груди будто зародился огромный воздушный шар, благодаря которому он мог бы взлететь без всякого планера. Потому что Кэйя выбрал Мондштадт. Потому что Кэйя назвал Мондштадт своим домом. Потому что он выбрал сторону, которой решил отдать свою верность. Правда, последняя мысль омрачилась в глазах Дилюка полученной от Итэра информацией о том, что Кэйя не может быть потомком Каэнри'аха из-за проклятия бесплодия, что означало, что ему и вовсе не нужно было выбирать, однако в то же время Дилюк был искренне рад услышать ответ на свой вопрос, потому что, даже представ перед распутьем, Кэйя сделал выбор в пользу Мондштадта; сделал выбор в пользу него. - Ты останешься? - спросил он, как только волнение внутри поулеглось. Он хотел, чтобы Кэйя остался, потому что... Что ж, его присутствие поутру за завтраком стало бы отличным подтверждением того, что происходящее - не сон. Однако помимо этого Дилюк хотел, чтобы Кэйя остался, потому что тот выглядел... Плохо. Конечно, он был так же обаятелен, как и всегда, однако Дилюк прекрасно видел его измотанное состояние, заострившиеся скулы и лёгкую раскоординацию движений. Сложно было не заметить и его ослабший контроль над своими масками. Конечно, умение залезать под кожу у Чайльда определённо в крови, потому что он не раз доводил и самого Дилюка, однако вот уж кто-кто, а Кэйя всегда славился своим хладнокровием и умением держать лицо; которое то и дело не мог удержать из-за весьма беззлобных по шкале Чайльда уколов. - Если ты позволишь, - ответил Кэйя, и Дилюк не смог не испытать очередную волну облегчения, потому что оставшийся в поместье Кэйя означал возможность присмотреть за ним и обеспечить ему нормальный отдых. Когда наступил момент прощания перед комнатой Кэйи, Дилюку не хотелось уходить. В глубине души он и в самом деле опасался, что происходящее - сон, иллюзия, которая разрушится, как только он потеряет Кэйю из виду. Кэйя тоже не выглядел так, будто торопился отойти ко сну. Более того, то, как он замер возле двери своей комнаты, выглядело так, будто он тоже не хотел уходить, не хотел ставить точку в том, что они только-только начали. В итоге они стояли в коридоре несколько минут, просто глядя друг на друга, и кто знает, как долго это продолжилось бы, если бы не хлопок двери внизу, который и привёл их обоих в чувство. - Спокойной ночи, Дилюк, - в итоге пожелал первым Кэйя, одаривая его едва заметной улыбкой. - Спокойной ночи, Кэйя, - эхом отозвался Дилюк. И поспешил уйти, как только вспомнил о том, что попросил Аделинду отправить кого-нибудь в сад найти ламповую траву для Кэйи, потому что тому определённо не повредит хороший крепкий сон. Конечно, в детстве он придумал это свойство ламповой травы, и ни от какой бессонницы она на деле не спасает, но Кэйя как-то раз обмолвился в прошлом, что её вид успокаивает его, поэтому Дилюк решил - почему нет? Но видеть реакцию Кэйи на её наличие в вазе на прикроватной тумбе ему не хотелось. Это было бы слишком неловко, а ещё чертовски смущающе, поэтому Дилюк и поторопился уйти к себе. «Нужно встать пораньше и попросить Аделинду приготовить его любимый завтрак», - сделал он мысленную пометку, уже лёжа в кровати. - «Быть может, мне повезёт, и у него будет немного времени для того, чтобы продолжить наш разговор. В конце концов, мы так и не обсудили дела Ордена, ради которых он пришёл». Таков был план. В идеале Дилюк думал, что сможет сыграть на безалаберности Кэйи, и тот и вовсе пропустит рабочий день, чтобы уделить время восстановлению их отношений. В том, что Джинн отнесётся к прогулу снисходительно, когда узнает причину, сомневаться не приходилось. Поэтому Дилюк заснул с лёгкой душой и сладким предвкушением всего хорошего, что мог бы принести ему новый день. Он определённо не ожидал проснуться посреди ночи от душераздирающего крика. Чисто автоматически схватив с прикроватной тумбы свой Глаз Бога, он скатывается с постели и выбегает в коридор. Одновременно с ним в коридоре показываются заспанные, но настороженные лица Итэра и Чайльда. В руке последнего тоже зажат Глаз Бога, но Дилюк едва ли заостряет на этом внимание, когда под встревоженное «что происходит?» Итэра подбегает к двери в спальню Кэйи и с силой толкает её, открывая. - Какого чёрта? - хмурится Чайльд, быстро вставая перед Итэром, когда изнутри на них обрушивается пелена снега. - Кэйя! - громко, встревоженно зовёт Дилюк, шаря взглядом по белой завесе. Ответа нет. Только ветер из распахнутого окна учиняет хаос, присоединяясь сквозняком к повисшему в помещении снегу. Тот кружится и вертится, совсем не тая. Дилюк запоздало понимает, что его дыхание вырывается облаком пара, потому что в комнате ужасно холодно. Более того, когда он делает шаг вперёд, оказываясь внутри, то с ужасом замечает, что большая часть пола, стен и даже потолка покрыта наледью. Но ужас рождается в нём не от мыслей о том, что после будет с несчастными - и очень дорогими - обоями и ковром, а из-за того, что эпицентр льда и холода - кровать, по которой в настоящем мечется Кэйя. - Кэйя! - снова зовёт он и бросается к нему, игнорируя окрики Итэра и Чайльда. И о, вблизи всё намного хуже. Дилюк решил, что Кэйе просто снится кошмар, который и спровоцировал вспышку крио-элемента, но это определённо не то же самое, что не раз и не два случалось с ним самим в странствиях, когда он просыпался посреди полыхающего пламени, задыхаясь от боли в сердце или же кипящей в крови и требующей выхода ярости. Нет, с Кэйей всё по-другому, потому что он ледяной на ощупь. Такое ощущение, будто крио-элемент промораживает его самого изнутри, причиняя тем самым жгучую боль. Но больше всего Дилюк пугается не синих губ и не серебряной бахромы, что украсила ресницы Кэйи, а того, что предстаёт его взгляду, когда он обхватывает лицо Кэйи ладонями в попытке привести в чувство; того, что в настоящем не скрыто лежащей на прикроватной тумбе глазной повязкой. Это выглядит именно так, как он и представлял; и в то же время гораздо хуже. Когда Дилюк мимолётно - потому что думать об этом было откровенно тяжело - задумывался о том, что может представлять собой проклятие Кэйи, которое тот - если верить рассказам Итэра - несёт в своей крови, на ум первым делом приходил вечно сокрытый правый глаз Кэйи. Дилюк был уверен, что с ним что-то не так, ещё когда они оба были детьми. Кэйя не расставался со своей повязкой и паниковал каждый раз, когда Аделинда начинала ненавязчиво расспрашивать его об этом аксессуаре, глазе и возможной необходимости посещения врача. В тот день, когда Дилюк ранил Кэйю, задев лезвием клеймора и его повязку, и его глаз, его едва ли волновало рассматривание залитого кровью ненавистного тогда лица, поэтому у него не было никаких подтверждений, однако в настоящем... - Этого не может быть, - едва слышно роняет Итэр где-то у него за спиной. Но это так. Глаз мечущегося в бреду Кэйи закрыт, однако вся область вокруг него посерела, будто покрытая размазанным пеплом, тогда как под кожей вздулись артерии. И они выглядят отвратительно. Чернильного цвета и извивающиеся под кожей, будто черви, они подобно щупальцам тянутся от перечёркнутого шрамом глаза Кэйи по все стороны, задевая и висок, и скулу, и часть лба. А потом в какой-то момент Кэйя с очередным хриплым вскриком прогибается в спине. Его голова запрокидывается в хватке Дилюка, невидящие глаза резко распахиваются, и в сумраке вспыхивает светящаяся хищным звериным золотом радужка. Бахрома на ресницах вокруг золотого глаза Кэйи окрашивается алым. Из его слёзных желёз начинает струиться кровь. - Его что, прокляли? - напряжённо спрашивает Чайльд, нависая над Дилюком. - Выглядит плохо... - Растопите лёд, - командует Итэр, резко встряхивая головой и опуская ладонь на плечо застывшего в шоке от открывшегося ему зрелища Дилюка. - Давайте, мастер Дилюк! Иначе он совсем замёрзнет! Дилюк резко отмирает. Слова Итэра приводят его в себя, и он тут же призывает на помощь пиро-элемент. Вот только всё идёт не по плану. Да, в комнате тут же становится теплее, и Чайльд недовольно ворчит, когда прямо ему на голову обрушивается полведра воды из растопленной наледи, однако Кэйе тепло Дилюка нисколько не помогает. Совсем наоборот. Что бы ни вызвало этот приступ, оно ревёт и бесится где-то глубоко внутри Кэйи. Дилюк чувствует это, когда затаскивает его безвольное тело к себе на колени и крепко обнимает, пытаясь прогреть всем собой. Его взгляд впивается в лежащий на прикроватной тумбе Глаз Бога Кэйи, а после вновь скользит на его искривлённое болью и мукой лицо с ужасными тёмными щупальцами под кожей, что уродуют его всегда такое красивое лицо. - Это не крио-элемент, - озвучивает его мысли откровенно встревоженный Итэр. - Если у благословлённого нет контакта со своим Глазом Бога, он не может призывать и использовать свой элемент. Что-то другое вызвало этот всплеск. Что-то внутри него спровоцировало его. - Не эта ли чертовщина, что извивается под его кожей? - хмурится Чайльд, склоняясь чуть ближе. - Но это невозможно, - возвращается Итэр к своей первоначальной мысли. Его наполняющийся осознанием взгляд впивается в Дилюка. - Я уже видел эту картину, мастер Дилюк. Когда мы путешествовали с Дайнслейфом. Вы понимаете, о чём я, не так ли? Вы видели его в таверне и видели его маску. - Он снимал её перед тобой? - сцепив зубы, спрашивает Дилюк, изо всех сил пытаясь направить свою пиро-энергию туда, откуда чувствуется веяние будто самого небытия. - Один раз, но мне хватило, - кивает Итэр, переминаясь с ноги на ногу и заламывая пальцы. - Мне кто-нибудь объяснит, о чём идёт речь? - вновь встревает Чайльд. Дилюк одаривает его раздражённым взглядом, а после вновь сосредотачивается на своих попытках помочь Кэйе. Сейчас определённо не место и не время объяснять, что происходит. К тому же, он не уверен, что хочет доверить Чайльду эту правду о Кэйе, потому что это не его секрет. Когда он говорил обо всём этом с Итэром, было проще и легче, потому что тот прекрасно понимал щепетильность темы, при этом понятия не имея, что Дилюк упоминает или же прямо говорит о Кэйе. Разумеется, теперь секрет Кэйи для Итэра больше не секрет, однако Дилюк доверяет Итэру достаточно, чтобы не опасаться раскрытия правды. Чайльд - совершенно другое дело, потому что он... - Эй, хватит, - прерывает его мысль мрачный смешок, тогда как на плечо опускается тяжёлая ладонь. - Я прямо-таки чувствую все эти флюиды недоверия от вас, мастер Дилюк. Это задевает меня за живое, знаете ли. Может, я и не самый серьёзный парень, но если я могу помочь, я помогу. Дилюк вскидывает взгляд, чтобы огрызнуться, но... Злые слова так и не срываются с его языка, потому что он встречается с Чайльдом взглядом и понимает, что тот и в самом деле серьёзен. На самом деле, несмотря на растрёпанный после сна вид, Чайльд выглядит так, будто если ему скажут, что ответственный за проклятие засел на Драконьем Хребте, он помчится туда сию же секунду прямо в своей пижаме, благо, что Глаз Бога уже зажат в руке. Это подкупает - эта непривычная искренность от вечного шута и самодура. Переведя взгляд на напряжённо смотрящего на Кэйю Итэра, Дилюк ещё крепче сжимает первого в своих руках. - Ты бы доверился ему в такой тайне? - спрашивает он, зная, что если кто и может судить о Чайльде настолько доподлинно, насколько это возможно, так это Итэр. - Это не наша тайна, и не нам принимать такое решение, - хмурится Итэр, как всегда стараясь поступить по совести. Однако очередной болезненный скулёж со стороны Кэйи заставляет его сжать кулаки и мелькнуть сталью во взгляде. - Однако если мы хотим помочь сэру Кэйе, нам пригодится вся возможная помощь. - Ему можно помочь? - уточняет Дилюк, как никогда нуждаясь в положительном ответе и как никогда страшась услышать ответ. - Дайнслейф рассказывал мне о проклятии страшные вещи, - помедлив, честно отвечает Итэр, глядя ему в глаза. - Он говорил, что если заснувшее по какой-то причине проклятие переходило в активную фазу, это всегда было дорогой в один конец. Но я отказываюсь в это верить. Пока сэр Кэйя жив, мы должны сделать всё, что в наших силах. - Тогда расскажи ему, - сипло выдыхает Дилюк и зарывается лицом в мокрую и холодную макушку Кэйи. Он позволяет себе дать волю эмоциям только тогда, как за Итэром и Чайльдом закрывается дверь. Забравшись на кровать с ногами, он усиливает воздействие пиро-элемента, чтобы просушить её, а после откидывается на спинку и вновь притягивает Кэйю к себе на колени, удерживая его в коконе тепла и до боли в глазах вглядываясь в изуродованную проклятием часть его лица. Что ж, теперь мыслям о том, как сказать Кэйе, что на самом деле тот вовсе не наследник крови Каэнри'аха, нет места в его голове. Доказательства на лицо и весьма буквально. - Но как это возможно? - едва слышно спрашивает он, осторожно прижимая ладонь к щеке Кэйи и наблюдая за тем, как покрывший её причудливым узором иней тает от тепла его элемента. - Проклятие бесплодия... Ты не должен был родиться, но ты родился и рос после вместе со мной, и в тебе всё ещё сидит эта тёмная дрянь... Дилюк понятия не имеет, чем является наложенное на Каэнри'ах Селестией проклятие по своей сути. Очевидно, оно будто обладает каким-то своим разумом, раз последствия для разных людей были разными. Почему кто-то был обречён на бессмертие, в то время как остальные превратились в тёмных тварей? Почему кто-то превратился в безмозглых хищных животных, тогда как другие обратились призраками? Итэр рассказал достаточно, чтобы Дилюку было над чем подумать. Когда разговор впервые зашёл о проклятии и о том, что прокляты все потомки Каэнри'аха без исключения, он ощутимо занервничал, потому что Кэйя. Однако когда он узнал историю Дайнслейфа, то позволил себе отпустить тревогу, поверив в то, что если Кэйя и проклят, то проклятие в нём либо спит, либо не доставляет ему проблем. После и вовсе стало казаться, что Кэйя не может иметь к Каэнри'аху никакого отношения из-за одного только факта своего рождения. К тому же, Каэнри'ах пал пятьсот лет назад. Целых пять веков прошло с периода катаклизма. Казалось бы, этого времени достаточно для того, чтобы жуткая реальность и в самом деле стала лишь страницами из книг. Но теперь... - Что мне делать, Кэйя? - не без отчаяния в голосе спрашивает Дилюк. Кэйя не отвечает, только часто дышит: сипло и неглубоко. Его глаз всё ещё кровит, и Дилюк вытирает тонкие багровые ручейки манжетой рукава спальной рубашки, ненавидя то, как дрожат его пальцы. Он должен быть сильным в этот момент, потому что кто, если не он, поможет Кэйе? Однако всё, что может Дилюк, это баюкать его в своих руках, окружая жаром пиро-элемента, который совсем не помогает: как только тело Кэйи хоть немного согревается, какая-то сила внутри него будто входит в конфликт с крио-элементом, и по его коже вновь ползёт тонкая паутина льда. «Это несправедливо», - только и бьётся в голове у Дилюка. - «Это несправедливо, несправедливо, несправедливо!». И это действительно так, потому что они с Кэйей только смогли наладить общение, только смогли наконец-то положить начало восстановлению своих отношений, а теперь Дилюк сжимает его в своих руках и даже не знает, увидит ли Кэйя рассвет. Что сделает с ним проклятие? Почему оно вообще активировалось? Что сделать, чтобы утихомирить его? Можно ли вылечить Кэйю? Можно ли сделать хоть что-то, чтобы облегчить его боль? И как прогнать из головы страшные картины того проклятого вечера, в которых место его мёртвого отца занимает Кэйя? Дилюк был безмерно благодарен высшим силам, которые не позволили ему убить Кэйю в порыве ярости, подарив тому Глаз Бога. Он чувствует, как эта самая ярость просыпается в нём вновь, но на этот раз нацеленная на те самые высшие силы, потому что они и только они виноваты в том, что происходит сейчас. - Это потому что он определился? - сам не замечая, шепчет он с тихой злостью себе под нос, до боли жмуря глаза, пока жмётся губами к холодному лбу Кэйи. - Все эти дурацкие правила о том, кто какой элемент получает - неужели всё из-за них? - Нет, - вдруг слышится со стороны окна. - Эти правила здесь не при чём. И самые целеустремлённые выгорают, теряясь на дороге жизни и теряя самих себя, но их пиро-элемент не гаснет. Вам ли не знать об этом, мастер Дилюк. Резко вскинув голову, Дилюк видит стоящего у окна Венти. Тот опирается поясницей о подоконник и внимательно рассматривает ненадолго затихшего в руках Дилюка Кэйю. В зелёных глазах нет искр привычного озорства и веселья. Взгляд Венти пронизывающий, тяжёлый и очень серьёзный. Юное лицо и мальчишеская фигура могут обмануть кого угодно, но если бы кто-то смог заглянуть в этот миг Венти в глаза, то отшатнулся бы в искреннем удивлении и, быть может, даже испуге. Потому что смотрящие на Кэйю глаза Венти впервые на памяти Дилюка выдают возраст своего носителя. В них отражается так много боли и так много бесконечных потерь. В них - бесконечное сожаление. - Что ты здесь делаешь? - справившись с первичным ошеломлением, шипит Дилюк, ещё крепче прижимая Кэйю к себе. Он привык абстрагироваться от знания, что Венти и есть тот самый великий Анемо Архонт Барбатос, однако в настоящем только эта мысль и бьётся в его голове; и порождает новый виток злости, потому что Дилюк не в первый раз думает о том, что от Богов и Архонтов люди повидали не меньше потерь, горя и боли, чем от тех же безмозглых тёмных тварей. Только тёмные твари не обладают разумом, так что с них спросу, тогда как Боги и Архонты не раз творили свои тёмные дела и делали это своим весьма сознательным выбором. - Я хотел бы сказать, что не причиню ему вреда, и вам не нужно быть таким защитным, но это не будет правдой,- негромко отвечает Венти, скрещивая руки на груди, будто хочет отгородиться от этого разговора. - Я вернулся в Мондштадт на днях, и так получилось, что мы столкнулись с сэром Кэйей. Ему было плохо из-за пробудившегося проклятия, намного сильнее, чем раньше, и я почувствовал это. Я думал, что помогаю. Это не оправдание, но я определённо забыл о том, что нельзя недооценивать Селестию... - Что ты сделал? - почти рычит Дилюк, не понимая всего, но выделяя для себя главное: Венти определённо что-то знает и, более того, приложил к происходящему руку. - Вы не знаете всей правды о том, какая участь постигла Каэнри'ах, - помолчав, негромко начинает Венти, отводя взгляд от вновь тихо заскулившего Кэйи. Дилюк тут же прижимает ладонь к его щеке. Иней тает, тает, тает... И тут же образовывается на его коже вновь. - Никто не знает. Это проклятие - оно не такое, как любая другая высшая сила Богов или Архонтов. Это что-то пустое. Что-то, что не несёт в себе ни начала, ни конца. Что-то, что реагирует на попавших под свою власть людей настолько разнообразно, что невозможно предстать последствия. - Что. Ты. Сделал? - повторяет Дилюк, сжимая свой Глаз Бога до боли в пальцах и находясь в долях секунды от того, чтобы призвать свой клеймор, даже если абсолютно все обстоятельства против того, чтобы он бросался в драку. - Я всегда знал, что сэр Кэйя проклят, - поднимает на него спокойный взгляд Венти; в выражении его лица затаённые печаль и вина. - Мы, Архонты, чувствуем такие вещи. Но проклятие спало, видимо, утомлённое своим пятисотлетним буйством. Этим объясняется чудо его рождения. Этим объясняется чудо его совершеннолетия. Сэр Кэйя - первый ребёнок Каэнри'аха за все эти пятьсот лет. Более того, он не только был рождён, но и смог сохранить человеческий облик, смог вырасти и обрести силу. Селестия желала стереть Каэнри'ах в пыль вместе с его народом. И поверьте, мастер Дилюк, она хорошо постаралась. Поэтому, когда я осознал, кем является сэр Кэйя, я стал за ним присматривать. Каюсь, мне было любопытно. Но помимо этого во мне расцвела надежда на то, что проклятие Селестии начало терять силу, и однажды несчастные невиновные, что были прокляты, смогут очиститься и обрести свой покой. Дилюку не нужно повторять свой вопрос в третий раз. Оттолкнувшись от подоконника, Венти распахивает створки окна пошире, и в помещение влетает свежий воздух, несмотря на виноградники вокруг несущий в себе аромат спелых яблок. Как только Дилюк чувствует этот аромат, ярость внутри него затихает. В тот же миг Кэйя в его руках судорожно вздыхает, а после обмякает всем телом, наконец-то расслабляя каменные мышцы. Его глаза на мгновение приоткрываются, мутные, невидящие, но когда Дилюк зовёт его по имени, Кэйя не реагирует, тут же проваливаясь в беспамятство. - Вот что я сделал, - поясняет Венти, подходя ближе. В его руках вдруг появляется яблоко. - Когда проклятие в нём внезапно проснулось в полной мере, я сразу же это почувствовал и отправился в путь. Но я прибыл слишком поздно, оно уже начало изводить его. Я был уверен, что моя сила сможет помочь справиться с ним, сможет если не запечатать его вновь, то хоть немного усмирить, однако... Вы видите последствия, мастер Дилюк. Как только сила проклятия почувствовала вмешательство извне, она сорвалась с цепи. Дилюк не знает, за что хвататься. В его голове полнейший хаос из-за обрушившейся на его голову новой информации. Происхождение Кэйя, проклятие в его крови, предупреждения и опасения Итэра, откровение Венти - всё это так ясно и понятно на первый взгляд и так чертовски запутано на второй и третий. Кэйя и в самом деле бесценен для Каэнри'аха, не так ли? Но он также проклят, и проклятие это в настоящем изводит его, изживает со свету. Но почему оно пробудилось? И что за силу использовал Венти, чтобы заглушить его силу? И почему, почему ему, Анемо Архонту Барбатосу, это не удалось? - Это из-за тебя ему так плохо? - едва слышно цедит он, вновь прикладывая ладонь к лицу Кэйи. Тот обмяк на нём всем телом, явно перестав чувствовать боль, но его крио-элемент всё ещё нестабилен и всё так же стремится превратить его в прекрасную, но мёртвую фигуру изо льда. - Что ты сделал такого, что он чуть не заморозил сам себя? - Я дал ему вкусить свою силу, - негромко отвечает Венти, и яблоко в его руке тает, будто и не было. - Я думал, она сможет разбить его оковы или же закуёт в них силу проснувшегося проклятия, но это не сработало. Моя сила лишь утихомирила его боль и подарила ему спокойный сон на одну ночь. Однако я не думал, что после моего вмешательства эта боль и кошмары вернутся к нему в трёхкратном размере... Дилюк вновь чувствует, как в нём зарождается чёрная злость, но на этот раз она пропитана ядовитой горечью и направлена на самого себя. Вот в чём секрет, не так ли? Вот почему Кэйя выглядел таким измученным. Вот почему он не приходил в таверну. Вот почему его не было видно в городе. Как долго он страдал от этой боли? Как долго мучился от кошмаров? Как долго тянул эту явно неподъёмную ношу в одиночку? Столько улыбающихся лиц вокруг, столько обожателей, целый Мондштадт готов носить его на руках, но где все они были, когда Кэйе нужны были их внимание и забота? И где сам Дилюк был, когда Кэйя так отчаянно нуждался в помощи? - Почему проклятие проснулось? - едва слышно спрашивает он, поднимая тяжёлый взгляд на Венти. - И не говори, что не знаешь. - Я не знаю, - отвечает Венти; но когда Дилюк весь подбирается, будто готовый вцепиться ему в глотку волк, тяжело вздыхает и продолжает, - но могу поделиться догадками. «Если мы хотим помочь сэру Кэйе, нам пригодится вся возможная помощь», - звенит в памяти голос Итэра, и Дилюк резко кивает, даже если очевидная бесполезность Архонта из всех существ выводит его из себя. - Сэр Кэйя - проклятый потомок Каэнри'аха, - начинает Венти, вновь отходя к окну и поворачиваясь спиной, устремляя взор на полное звёзд небо. - Он не должен был родиться, но родился. Более того, он стал воином и смог заслужить Глаз Бога. - Что порождает множество вопросов к Богам и Архонтам, что когда-то самолично уничтожили и прокляли Каэнри'ах, - не может удержаться от ядовитой шпильки Дилюк. - Вопреки распространённой вере, не Боги лично и не Архонты выдают эти артефакты, - со всем спокойствием мира пожимает плечами Венти, игнорируя обвинение в свой адрес. Не время для полемики. К тому же, он уже вёл разговор на эту тему с Кэйей и знает, что заставил его если не понять, то хотя бы задуматься о том, какова настоящая правда тех далёких времён. - Существует система, что древнее самого Тейвата. Система, которую Селестия не создала, но изменила после того, как была окончена Война Архонтов, и были установлены основные элементы. Не Боги выдают Глаза Бога и не Архонты. Первые лишь следят за тем, чтобы система работала. Вторые же приглядывают за теми, кто несёт в себе их элемент. Обернувшись, Венти вновь прислоняется поясницей к подоконнику. Взгляд чуть светящихся в сумраке глаз находит Глаз Бога Кэйи, что ярко светится на прикроватной тумбе, отбрасывая вокруг причудливые тени. - Если бы решали Боги, они бы не допустили, чтобы у наследника крови Каэнри'аха появился Глаз Бога, потому что все обладатели этого артефакта рано или поздно смогут взойти на Селестию, - поясняет он, вглядываясь в холодное сияние. - Можно с уверенностью сказать, что Селестии нет никакого дела ни до потомков Каэнри'аха, ни до сэра Кэйи лично, потому что будь иначе, они бы что-нибудь предприняли. - А этого мало? - язвит Дилюк, кивком головы указывая на обессилевшего Кэйю в своих руках, попутно натягивая на его плечи одеяло и вновь зажимая в пиро-объятиях. - Это не Боги, - качает головой Венти, переводя взгляд на лицо Кэйи, скользя им по шрамированному веку и ужасным тёмным щупальцам, окружившим глаз. - Это проклятие Селестии. Оно уснуло, потому что ярость Богов утихла, и потому что время точит даже самый крепкий камень. Однако его ядро до сих пор существует, как и заложенный в нём посыл: уничтожать тех, кто может представлять угрозу Небесному Порядку. Если бы сэр Кэйя остался простым человеком с простой жизнью, проклятье продолжило бы спать, но он стал рыцарем, воином, и у него появился Глаз Бога. Наследник крови Каэнри'аха, потомок клана Альберих, регентов королевства Каэнри'ах, да ещё и показывающий высшее мастерство во владении своим Глазом Бога. Проклятие не могло не пробудиться в его крови. Это был лишь вопрос времени. Дилюк вжимается лбом в макушку Кэйи и шумно выдыхает. Слишком много. Всего этого слишком много. Он знает, как справляться со злыми эмоциями и тёмными мыслями. Он знает, как привести себя в чувство после самых ярких кошмаров. Он знает, как бороться с реальными угрозами, и как латать оставшиеся после этой борьбы раны. Но он никогда не имел дела с магией, с проклятиями, с бунтующими элементами и прочим сверхъестественным дерьмом. Что он должен делать? Куда он должен идти? Какие книги ему нужны? Где искать ответы? У кого просить помощи? Кто вообще поверит ему, если он расскажет о Кэйе и о том, в какую глубокую и страшную ловушку тот угодил? - Ты, конечно же, помочь не можешь, - едва слышно роняет он, до боли жмуря глаза в жалкой надежде открыть их и осознать, что всё происходящее - лишь приснившийся ему на диво реалистичный кошмар. - Всё, что я могу, это держать его в стране грёз, - помолчав, отвечает Венти. - Но вы должны понимать, мастер Дилюк, что это не лекарство, панацея. Проклятие Селестии чувствует присутствие моей силы в его жилах. Стоит мне отступить, и сэр Кэйя поплатится за моё вмешательство. - Что будет, если ты не будешь вмешиваться? - едва слышно спрашивает Дилюк, понимая, что уже знает ответ. - Долго он не продержится, - подтверждает его худшие опасения Венти. - Не знаю даже, сойдёт ли он раньше с ума от боли, что вскоре превратится в агонию, или же заморозит сам себя. Как вы уже поняли, я могу успокоить его боль, выставив барьер между ним и силой проклятия, но оно также воздействует на его элемент, и над этим я не властен. - Ты смог бы помочь, если бы у него был анемо-элемент? Дилюк сам не знает, почему спрашивает. Возможно, его голову посетила сумасшедшая мысль каким-то образом добраться до распределяющей силу Глаз Бога системы и изменить элемент Кэйи, если это поможет. Он понимает, знает, что это безумная в своей глупости и пустоте идея, однако от мысли, что Кэйя в его руках буквально угасает, у него кровь стынет в жилах, будто чужой лёд пробрался прямиком в его сердце. Дилюк отказывается это принимать. Кэйя не может умереть. Они пережили столько плохого. Они пережили столько боли. Они пережили столько проблем, и горя, и слёз, и одиночества, и отчаяния. Они только-только вновь обрели друг друга. Дилюк не может потерять Кэйю. Ни сейчас, ни когда-либо после. - Нет, - качает головой Венти. Его серьёзный взгляд находит вспыхнувшие порождённым отчаянием гневом глаза Дилюка. Губы поджимаются, горько кривятся в уголках. - Знаю, о чём вы думаете, мастер Дилюк. Вы никогда не скрывали своего отношения ни ко мне, ни к другим Архонтам. Однако я хочу, чтобы вы знали, что я бесконечно сожалею о судьбе сэра Кэйи. Неважно, где и какова его родина. Важно, что его сердце принадлежит Мондштадту. Он не признаёт меня своим Архонтом, он вообще не верит в Архонтов, как таковых, подобно вам считая всех нас бесполезными сущностями, однако я верю в него. Он - ребёнок Мондштадта, мой ребёнок. Он выбрал свой путь, он стал частью дыхания города, и он дорог мне, как и все остальные жители моего региона. Может, я и не самый надёжный и заботливый Архонт из всех, но мне и правда очень жаль. - Если тебе жаль, тогда сделай что-нибудь, - без прежнего запала, с большей горечью шепчет Дилюк, вновь зарываясь лицом в волосы Кэйи, вновь проводя ладонями по его покрывшейся инеем коже, топя серебряные узоры. - Ты ведь Архонт. У тебя есть твоя сила, твоя близость к Селестии, память прожитых веков и накопленные бесконечные знания. Ты существовал на заре веков. Ты создал Мондштадт. Ты когда-то оборвал цепи рабства на пленённом народе. Неужели ты не можешь помочь хоть чем-то? Венти не отвечает. Его хмурый взгляд начинает блуждать, вскоре вновь останавливаясь на крио-артефакте. Дилюк же вновь сосредотачивает всё внимание на лице Кэйе и на жутких щупальцах проклятия под его кожей. Это нестрашно. Это не обязательно должно являться таковым, каковым выглядит, верно? Сколько раз в жизни Дилюка возникали преграды, которые он думал, что не сможет обойти? И каждый раз обходил. Он смог пережить даже смерть отца, пусть память о том дне до сих пор терзает его глубокой острой болью. Даже самые страшные на вид раны порой оказываются тем ещё пустяком. Вспомнить хотя бы ту ночь, когда он ранил Кэйю. Всё его лицо было залито кровью. Дилюк даже успел поверить, что повредил его глазное яблоко, вскрыл его самым кончиком лезвия клеймора, как желток глазуньи столовым ножом. Однако шрам на веке Кэйи выглядит так, что незнающий человек никогда не подумает, что он был получен в бою не на жизнь, а на смерть: такой аккуратный, небольшой, светлая полоска на оливковом полотне кожи. Почти украшение. «Бесценное время, которого никогда не бывает много, и которое обычно заканчивается в самый неподходящий момент», - вдруг слышится голос в его голове: не то разума, не то совести, не то вины. - «Тебе ли не знать, не понимать это лучше других? И посмотри, к чему привела тебя твоя трусость и твоё упрямство. Ты потерял три года на севере вдали от него. Ты потерял больше года после своего возвращения, хотя всё, что тебе нужно было сделать, это открыть свой рот и заговорить. Как много у тебя осталось невысказанных слов, которыми ты теперь делишься с надгробным камнем могилы отца? Тебе всей жизни не хватит, чтобы выговориться у могилы Кэйи». - Осторожнее, ты обожжёшь его! - встревожено восклицает Венти, забывая о вежливости и подаваясь вперёд. Но Дилюк не слышит его. С глухим рычанием, он сжимает Кэйю ещё крепче в своих объятиях. Жар пиро бежит по чужой коже, уничтожая весь иней и мгновенно просушивая одежду. Волосы Кэйи начинают сильно пушиться из-за контраста влажности и жара. Он ворочается в болезненно-крепкой хватке Дилюка, но не больше, и Дилюк рычит, когда оказавшийся возле кровати Венти тянется к нему, явно желая их разлучить. - Нет, - цедит он, награждая застывшего от его тона Венти тяжёлым взглядом. - Он не умрёт. Мы сделаем всё возможное и невозможное. Мы взойдём на Селестию раньше времени, если то потребуется. Мы спустимся в самые тёмные глубины Бездны, если это сможет помочь. Но он не умрёт. Венти какое-то время сверлит его пристальным нечитаемым взглядом, а после его руки опускаются, и он делает шаг назад. На его лице мелькает несколько эмоций, среди которых и вина, и нерешительность, и затаённая опаска, и желание помочь, и много чего ещё, но когда взгляд зелёных глаз скользит по лицу Кэйи, по уродующему его проклятию, щупальца которого будто расползаются из самого глаза, Венти кивает; а после подаётся вперёд и обхватывает лицо Кэйи ладонями раньше, чем Дилюк успевает этому воспрепятствовать. - Он проспит три дня, - негромко говорит Венти, одним только тоном заставляя Дилюка замереть. Его глаза начинают светиться ярче. С губ с каждым словом срывается серебристо-зелёная дымка, которая тонкой струйкой устремляется к приоткрытым губам Кэйи, втягиваясь внутри. В воздухе помимо запаха льда и жара повисает стойкий аромат спелых яблок. - Дольше сдерживать проклятие не получится. Но это также означает, что у нас есть всего три дня, мастер Дилюк. Поверьте мне, когда я скажу, что вы не хотите увидеть откат. - Значит, мы найдём решение за три дня, - вскидывает подбородок Дилюк. Это невозможно. Рациональная часть его повторяет это слово, как заевшая пластинка. Если за пять сотен лет не нашли лекарство, если Итэр сказал, что спасения нет, если сам Анемо Архонт бессилен, что может сделать Дилюк? Прикованный, к тому же, к Кэйе, потому что иначе тот заморозит сам себя вышедшим из-под контроля крио-элементом. Три дня, пять дней, десять дней - какая разница, если в итоге проклятие всё равно возьмёт своё? - Я отправляюсь в путь прямо сейчас, - кивает Венти, направляясь к окну. Он исчезает, растворяется и ветром уносится прочь ещё до того, как достигает своей цели. Бросив взгляд на покачивающиеся створки, Дилюк вновь переводит взгляд на Кэйю и притягивает его ближе к себе. Голос разума тут же затихает в его голове, сдаваясь лавине чувств, хлынувшей прямиком из сердца. Неважно, что там возможно, а что невозможно. Дилюк не отступит, ни за что. Он будет бороться за жизнь, которую однажды чуть не погубил своими собственными руками, до последнего. Глупец, что осознал свои истинные чувства слишком поздно, он сделает всё, чтобы Кэйя вновь открыл глаза. И неважно, синие они оба или нет, и есть ли на них шрамы или нет - это глаза Кэйи, его Кэйи. - Я спасу тебя, - обещает он, склоняясь к лицу Кэйи. - Я обязательно тебя спасу. Охваченные теплом пиро губы вжимаются прямо в перечёркнутое шрамом веко проклятого глаза в глубоком желании выжечь этим пламенем уродливые щупальца проклятья. Золотисто-алое сияние впитывается в кожу, теряясь где-то под ней, в глубине. Задержав это ласковое прикосновение, Дилюк отстраняется, но лишь для того, чтобы сползти вниз на подушки и притянуть Кэйю к себе на грудь. Он знает, что не сможет покинуть эту кровать ближайшие три дня, как знает и о том, что через какое-то время Итэр обязательно зайдёт к нему, чтобы составить план действий. Но пока что измотанное глубоким страхом сознание требует передышки, и Дилюк ненадолго закрывает ноющие уставшие глаза. И не видит, как чернильные щупальца проклятия под кожей Кэйи на мгновение вспыхивают золотисто-алым отсветом, а после истончаются, становясь менее заметными; слабея.|...|