Крем / Cream

Ситуация неловкая. Во избежание дальнейших вопросов - почему бы тебе не погладить меня, не обнять и не поцеловать, как ты всегда это делаешь, Рей поворачивается к нему спиной и моет посуду, ту, что была сегодня вечером, и ту, которая оставалась в раковине со вчерашнего дня.   Тем временем её кот сидит и наблюдает, как она это делает.   Тишина между ними не помогает ситуации.   Она собирается игнорировать его и вообще игнорировать ситуацию, но это оказывается довольно сложно, когда всё время чувствует тяжесть его глаз, ищущих ответы в ней.   Несколько раз она бросает на него взгляд, и он слегка выпрямляется на стуле, как ученик, которого назвал учитель, - но она так же быстро поворачивает голову назад.   И, возможно, потому, что он учел, что потенциально правду может быть трудно услышать, ему хоть и не терпится узнать ответ, больше он не спрашивает, почему она отстранилась от него.   Но она практически слышит, как он напряженно об этом думает; хуже того, она может чувствовать, что он снова и снова натыкается на одну и ту же стену, всегда возвращаясь к одним и тем же тупикам, пытаясь разгадать то, что для него является самой настоящей загадкой.    Она чувствовала бы себя менее жестокой, если бы могла объяснить ему мягкими и терпеливыми словами, почему его трансформация заставила ее быть... не такой теплой, как обычно, но в любом случае, она не уверена, что сможет, и не уверена, что он когда-нибудь поймёт эти причины.   Она плотно сжимает губы.   - все было бы намного проще, если бы он просто вернулся в свою кошачью форму.   Типо, давай.    Какой вообще смысл быть человеком, если они не разговаривают? Он знает, и она знает, что все, что он хочет, — это быть ее питомцем.    Ей хотелось бы прямо попросить его снова превратиться в кота, но она боится, что он расстроится еще больше, чем сейчас. А также, можно с уверенностью предположить, что если бы он мог, учитывая, как мало ему сейчас нравится быть человеком, он бы уже сделал это.   Это очень много для одного дня.   — Я посмотрю телевизор, — бормочет она, бросая губку в раковину — как будто ей нужно было держать его в курсе, как будто он все равно не собирался следовать за ней.   В следующий момент он встает и идёт за ней по пятам. Мягкие танцующие лапы на деревянном полу исчезли — прямо за ней топает великан. Она привыкла смотреть, куда ставит ноги, чтобы не наступить ему на хвост, а теперь почти ускоряет шаг в гостиную, иначе на нее наступят.   Она знает повадки своего кота наизусть, поэтому, как и ожидалось, Бенжамин, когда она подходит к дивану, обходит его с противоположной стороны, как он и делал раньше, прежде чем бежать и прыгать прямо ей на колени.    За исключением того, конечно, что на этот раз, когда она опускается на свое обычное место на правой стороне дивана, подобрав под себя ноги - ничего из этого не происходит.   Она включает телевизор, не говоря ни слова, и, как бы незаметно это ни было, она снова замечает это, как его плечи слегка опускаются, в тот момент, когда он снова понимает, что это будет не так, как в предыдущие ночи.   Она воображает, что то, что она не зовет его и не притягивает к себе, должно быть, ударяет его сильнее всего, и его тихое и возобновленное разочарование просто превращается в небольшое, краткое колебание, прежде чем он садится, по-человечески, неловко положив руки на бедра - его пальцы медленно сгибаются, пока нервно не сжимаются в кулаки, а затем снова разжимаются.   До того, как в ее жизни появился кот, просмотр телевизора был для нее просто способом поджарить как можно больше клеток мозга.   Всего, что требует от нее хоть немного сосредоточенности, она избегает, как чумы. В свои тридцать три года она больше не хочет быть просветленной, она не хочет менять мир.   Ее мечты состоят только из того, чтобы не пойти на работу из-за болезни или отменить планы, которых у нее нет с друзьями, остаться дома и ничего не делать - отказаться от развлечений, отказаться от попыток стать лучше, просто лечь и смотреть на потолок весь день.    В другом мире телевизор можно было бы использовать в лучших целях. С тех пор, как Рой ушел от нее, на диване у нее в два раза больше места, а телевизор представляет собой нормальную иллюзию присутствия.   Однако в последнее время она пускает слюни не столько на диван, сколько на своего любящего, благодарного и преданного домашнего кота.   И просмотр телевизора уже не был тем, чем раньше.   За последний месяц это превратилось в дополнительный фон, настоящее шоу происходит прямо у нее на коленях, а звуки, которые она раньше подавляла, постепенно исчезли в пользу непрерывного мурлыканья у нее на животе.   У нее чешутся руки и болит сердце.   Прошло меньше суток, как он не был в своей кошачьей форме, и она скучает по нему.    Она может еще больше оценить, насколько она зацепилась за этот опыт, теперь, когда ее кот стал человеком и что ей снова приходится просто смотреть телевизор, переключая каналы, пока у нее не заболит большой палец.   Решительно не глядя на него, она по-прежнему не может быть невнимательной к каждому звуку, доносившемуся с его стороны дивана, если таковой имеется. В основном он хранит полное молчание.   Временами он слегка меняет свое положение на диване – она подозревает, что он не знает, чем себя занять.   Она сглатывает, пытаясь игнорировать его.   Ей отчаянно нужно отвлечься от ситуации, но она сомневается, что телевизор может в этом помочь; пока случай – или ирония – не приводит ее к ретрансляции «Дороги домой: невероятное путешествие».   Ее большой палец замирает.   В семь лет она знала наизусть все строки из этого фильма 1993 года, потому что целые дни проводила в одиночестве, просматривая его на повторе в доме своего дедушки.   Ее ностальгия зашкаливает через пару кадров, а губы двигаются сами по себе при первых же словах, которые она слышит.   Пока Ченс, американский бульдог и рассказчик фильма, объясняет, почему он не заинтересован в том, чтобы быть хорошим питомцем для своего хозяина, она незаметно оценивает реакцию своего кота.   Он определенно не выглядит таким заинтересованным, как она, глядя на экран, не реагирует по-настоящему на то, что на нем происходит.   Она действительно сделает это?   Собирается издеваться над своим котом, заставляя его сидеть там, пока она рыдает из-за возвращения собаки к своему человеку?   Независимо от того, насколько сильна ее связь с этим фильмом, две собаки и кошка, пересекающие всю чертову страну в поисках своих людей, не отвлекут ее от того, что происходит между ней и ее собственным питомцем.    Через несколько минут она осторожно бросает взгляд налево.   Он прекратил смотреть фильм, рассеянно глядя на пространство перед собой, как будто что-то обдумывая, беспокойно покусывая внутреннюю часть щеки.   Пытаясь сосредоточиться на фильме, она тихо вздыхает, стиснув челюсти и решив больше не проверять его, пока не ляжет спать.    Меньше чем через минуту она проверяет его.   Он не смотрит фильм.   По сути, он дуется, но наедине, про себя.    Так что, возможно,  «дуться»  — не то слово.    Возможно, он просто ранен.   До сих пор для него включение телевизора означало, что ему будут чесать спину, гладить и целовать в уши, глаза и нос.   Похоже, когда он не может растянуться на ней, смотреть телевизор ему тоже не так весело.   Краем глаза ей видно, что лапы, которыми он обычно массирует ее живот, теперь просто ритмично сжимаются.   Она сдается, наклоняет к нему голову и тихо спрашивает:   — Тебе не нравится фильм?   Он смотрит на нее, затем тихо вздыхает через нос.   — ...нет, нравится, — шепчет он, глядя куда угодно, только не на экран.   Она на мгновение возвращает свое внимание к фильму, затем снова смотрит на него. Она не хочет настаивать и думает, что ей не следует, но всё же настаивает.   — ...ты его не смотришь, — мягко указывает она, пытаясь привлечь внимание.   Он снова ерзает на диване и взглядом находит экран. Он держит его там, чтобы искренне попытаться доставить ей удовольствие, предполагает она, но она ясно видит, что его внимание находится за много миль отсюда.   Рей несколько секунд обращает внимание на то, что говорит гималайская кошка Сасси, прежде чем снова взглянуть на своего кота.   Он грызет ногти.   Как по-человечески с его стороны.    Прежде чем еще раз об этом задуматься, она высвобождает из-под себя ноги.   — Иди сюда, — слышит она свой голос, её рука на бедре, поглаживающая ткань ее джинсов.   Она смотрит на него и привлекает его внимание, но когда он поворачивает к ней голову, возникает много колебаний, как будто он думает, что ослышался.    Когда он видит, что она смотрит на него, колебаний становится еще больше. Она думает, что он попросит ее повторить, но вместо этого он кладет руку на диван рядом с собой, все еще очень осторожно.    Затем медленно поворачивается, чтобы подползти к ней – все еще колеблясь, все еще явно ожидая, что она остановит его.   И когда этот голый мужчина ростом шесть футов два дюйма приближается к ней, она останавливает его.    — Не надо … — торопится сказать она, поднимая перед ним руку, и он вздрагивает, замерев, прежде чем она заканчивает предложение: —не залезай ко мне на колени, ты слишком большой.   Она постукивает по коленям: —Ложись, а голову положи сюда.   Он подчиняется, опускаясь и поворачиваясь на бок, пока его голова не оказывается у нее на коленях спиной к телевизору.   — …не волнует, что будет с Шэдоу?    — ...нет, — признает он.    Её тоже нет.   Длинные, сильные ноги грациозно сложены, умещаясь на остальной части дивана, колени упираются в спинку; он меняет положение так, что его лоб мягко прижимается к нижней части ее живота, его глаза закрываются от явного облегчения, в то время как она делает вид, что совершенно пресыщена и хладнокровна по этому поводу, надеясь, что он не заметит, какими красными должны быть ее щеки, если когда-нибудь поднимет глаза.   Он прижимает руки к груди, чтобы удерживать их там, одной рукой сжимает подол ее рубашки, а глаза снова открываются.   Ожидающе.   Она никогда не видела, чтобы такой большой мужчина выглядел таким маленьким. Она могла поклясться, что он был примерно ее возраста. Теперь она не так уверена.     Его ухо покраснел, а волосы разделились на пробор, и она кладет слегка дрожащую руку прямо на него, затем кладет ее на боковую часть его шеи, на мгновение ощущая пульс под своей ладонью - теплую, робкую пульсацию под его кожей. Это мог быть призрак мурлыканья.   Она знает, что ей это кажется, но может поклясться, что слышит это, просто взглянув на него. Она даже не шевелит рукой, но его брови уже расслабились, рот приобрел круглую, гибкую форму, все его тело стало заметно более мягким и податливым.   И сама чувствует себя гораздо лучше, чем минуту тому назад, — сейчас гораздо лучше; это кажется правильным.   - как будто тяжесть спала с ее груди в ту секунду, когда его голова оказалась у нее на коленях.   Подушечка ее большого пальца ласкает его лоб, скользит по его скуле, затем по раковине его уха – и его глаза снова закрываются с мягким «мм» из-за сомкнутых губ. Это первый раз в ее жизни, когда она обнимается с кем-то до знакомства с ним ; впервые она думает о том, чтобы жить с кем-то, кого... действительно не знает.   Рою пришлось умолять ее два года, прежде чем она переехала к нему.   Она проводит пальцами по его волосам, чувствуя, как его рука сжимает ее рубашку на бедре, обвиняя свое изнеможение в том, как тревожно быстро она решила, что с ней все в порядке, и чувствуя, как ее сердце бьется достаточно быстро, чтобы предположить, что ей, возможно, следует остановиться.    Возможно, ей стоит хотя бы захотеть остановиться.    Но ее рука все еще успокаивающе скользит по его волосам, а ее взгляд снова возвращается к экрану, хотя на самом деле она не смотрит фильм.   Мысли, с которыми она сталкивалась раньше много раз, вторгаются в ее разум и создают волны на его плоской поверхности, и она не может их остановить.   Что произойдет, если ее отношения с котом неизбежно развалятся, и ему некуда будет идти? Она продолжает думать о нем как о коте и продолжает называть его котом, но сейчас он для нее очень похож на человека, а если она что-то и знает о людях, так это то, что они непредсказуемы.   Кошек гораздо легче любить.    Почему он не может быть котом?    Ее большой палец касается его виска, и она чувствует, как его голова слегка поворачивается на ее бедрах. Когда она смотрит вниз, свет телевизора танцует на нем, а он смотрит на неё сквозь ресницы - с чем-то близким к обожанию, в глазах.   Она резко разворачивается и встает, позволяя его голове упасть на подушку.   Она выключает телевизор.   Бенджамин спешит встать, его волосы растрепаны и он моргает в замешательстве.   — Я иду спать, — сообщает она ему на этот раз, хотя произносит это скорее как предложение, чем простое сообщение.   Конечно, как она и ожидала, он воспринимает это как приказ лечь с ней в постель, по этому, когда она тут же достает из комода одеяло, чтобы бросить его в конец дивана, он не принимает этот намек, и следует за ней по коридору в спальню.   — Ты сюда не заходишь, — сообщает она ему, проходя через дверной проем, ее голос холоден даже для собственных ушей.   Наступает ошеломленная тишина, когда он останавливается прямо позади нее, чтобы рассказать ей что-нибудь о том, как он воспринял эту новость.    Впервые она запрещает ему входить в спальню. Она сосредотачивается на том, чтобы снять джинсы, и сразу же скользит под одеяло, намеренно игнорируя его, пока не слышит, как он заикается:   — Я… где мне спать?   — Диван.   Снова тишина.    Это означает, что он сейчас не идет к дивану.    Она не шевелит ни единым мускулом.   Примерно через минуту он спрашивает, достаточно высоко, чтобы она услышала, словно чтобы не нарушать тишину:   — Это, это ...   Затем он пытается еще раз. — Я... ты можешь пригласить кого хочешь. Ты прав - ты платишь арендную плату... Извини...   Она крепко зажмуривает глаза, перебивая его:    — Дело не в этом. Тебе больше не следует спать в кровати.   Сердце пропускает удар.   — ...почему нет?   — Потому что.   Снова тянется долгая минута молчания.    Пока, в конце концов, она не слышит, как он поворачивается, и находит путь к дивану, заставляя тот скрипеть под его весом.   Теперь она не может заснуть.    Широко раскрытыми глазами она смотрит в темноту и совершенно не продвигается ко сну просто потому, что занята мыслями о своем коте, который спит в соседней комнате.   Коте, которого она отправила туда спать одного, хотя сама ненавидит спать одна.   Она несколько раз поворачивается в постели, уверенная в том, что на правильном пути к ночи бессонницы — в этом нет никаких сомнений.    По крайней мере, она уверена в этом до тех пор, пока через полчаса она не приподнимет голову и не перестанет дышать - чтобы лучше услышать характерный звук маленьких лапок, тихо носящихся по деревянному полу квартиры, по коридору, еще ближе, пока они замедляют ход у дверного проема и бесшумно входят в спальню.   Когда кот прыгает на противоположную сторону кровати, его приземление на одеяло почти бесшумное, и она видит, как его слабый силуэт замирает, прежде чем его голова медленно склоняется от вины, как будто он ожидал, что она уже спит, и боится, что она прогонит его, теперь, когда поймала его на намеренном непослушании.  Он медленно опускается прямо туда, где находится, по-видимому, чтобы убедиться, что не испытает удачу, и она не может не отвернуться, чувствуя, как у нее сжимается горло, сама не зная почему.   Когда она оглядывается назад, он все еще лежит, но он подошел ближе, теперь оказываясь всего в футе от нее, ведя себя так, будто он не имеет к этому никакого отношения.   Она закрывает глаза. Она никогда не была более уставшей от себя.    Она должна сказать ему, чтобы он остался, или сказать ему, чтобы он ушел, но она может только лежать.   Ее глаза снова распахиваются, когда она чувствует, как чья-то лапа нерешительно легла на ее голень. Она вытягивает шею, чтобы посмотреть прямо на него в темноте, и он снова замирает, ожидая, что она проигнорирует его, как делала до сих пор, но она этого не делает.    На этот раз она садится, и он опускает голову, прижимая уши в знак подчинения – не ожидая, что она схватит его и грубо притянет к себе.   Она берет его с собой под одеяло и прижимает к груди, сдаваясь второй раз за вечер, крепко держа его под подбородком и чувствуя, как ее привязанность к нему ослабляет узлы напряжения в спине, животе и шее...   - не отпуская, пока его мурлыканье, прокатывающееся по ее груди, не успокоит её.