небо в алмазах

Когда Петя просыпается в незнакомой комнате первый раз, он думает, что на самом деле не проснулся. Что всё вокруг – бэд трип с некачественного стаффа, подогнанного жадным барыгой. Разбодяжил, сука, какой-то палью, а толкнул как чистый. Иначе как объяснить, что после очередной убойной тусы Петя открывает глаза в обшарпанный потолок комнаты, у которой нет окон, но есть хмурый мужик с каменным еблом. Мужик, который говорит не "помнишь меня" или "твоему отцу придётся хорошенько раскошелиться" и даже не "я хочу сыграть с тобой в одну игру". Вместо этого он на серьёзных щах пиздит о том, что на них напали пришельцы, что воздух на улице отравлен и самое безопасное место сейчас здесь – в бункере. Петя в ответ хрипло просит пить и жадно выхлебав почти полную бутылку воды, снова вырубается, мысленно обещая барыге, что за такое кидалово тот сначала землю жрать будет, а потом присядет лет на семь. Когда Петя открывает глаза в следующий раз и видит всё ту же комнату без окон, он думает или порошок был настолько поганым, что он откинулся прямо в толчке люксового клубешника, отъехав оттуда прямиком в ад, или дело всë-таки не в этом. Мужик в кепаре не отращивает внезапно рога и не зачитывает с выражением список всех Петиных прегрешений, только смотрит угрюмо и спрашивает как его зовут. Пете в ответ хочется спросить, чем надо упороться, чтобы так уверенно затирать про войну с инопланетянами. Но мужик выше почти на голову, поэтому Петя не критикует чужие галюны, просто предлагая разойтись с миром. Он даже делает несколько шагов в сторону двери, пока не утыкается носом в чужую грудь и глухое бескомпромиссное "нет". Мужик снова плетëт про ядовитый воздух и кровожадных тварей снаружи, а Петя на полуслове с колена ебашит ему под дых и летит к двери. Разумеется, блять, оказавшейся запертой. Петя не успевает даже выматериться вслух, как его впечатывают в эту самую дверь лбом, да так душевно, что гул стоит на всю комнату, а перед глазами снова расползается темнота. Когда Петя видит потолок, ощерившийся хлопьями старой побелки, в третий раз, он больше не думает про палëный порошок, он думает о том, что находится непонятно где – "в бункере" сухо шелестит голос в голове, и Петю душит приступом клаустрофобии – в компании мужика, у которого кукуха стартанула уже за орбиту, и возвращаться, по ходу, не собирается. Точно не собирается – думает Петя, дёргая ногой с затянутой на щиколотке каким-то неебическим морским узлом верëвкой. Второй конец ведёт к массивному металлическому кольцу в полуметре от пола, глядя на которое становится ясно, что Петя от своего матрасика теперь далеко не убежит. Когда перед ним ставят плошку с чем-то неаппетитным, похожим на тюремную баланду, резьбу срывает окончательно. Алюминиевая тарелка со звоном летит в стену, а Петя рычит, захлëбываясь и чуть не брызжа слюной – да ты вообще в курсах с кем связался, дядь, да ты знаешь кто мой батя, да он найдëт и загасит тебя, не посмотрит что мозгами убогий, считай уже в лесополосе гниëшь, разобранный на шесть пакетов. Когда дыхалка кончается, и Петя резко замолкает, пытаясь отдышаться, стоящий перед ним мужик зыркает исподлобья и молча начинает развязывать узел на ноге. "Испугался! Сейчас отпустит!" – короткой искрой вспыхивает самодовольная мысль. "Или свернëт шею и скинет куда-нибудь в канализацию", – ядовито вышëптывает в загривок нечто, очень похожее на здравый смысл. Петя не успевает придумать план Б, в котором он легко и непринуждённо нокаутирует бугая и выбирается из этого дерьма под задорный саундтрек из Рокки. Его за шиворот ставят на ноги и почти волокут к заветной двери, в которую Петя успел побиться лбом. За дверью небольшое помещение, плотно заставленное коробками, и крутая лестница вверх, упирающаяся в ещё одну массивную металлическую дверь. Только на этой двери есть небольшое окошко-иллюминатор, в которое Петю крайне неласково утыкают носом. А он даже не успевает хуями за такое обложить, потому что давится вдохом от картинки за мутным стеклом: снаружи видно несколько тел с неестественно вывернутыми конечностями, местами вообще больше напоминающими кровавую кашу с ошмëтками одежды. С такого визуала только поорать и проблеваться. Последним штрихом мимо окошка быстро – но не настолько, чтобы можно было пропустить или перепутать – проскальзывает конец серого мощного щупальца. Сраного щупальца. И Петя как ни пытается, не может себя убедить, что у мужика за его спиной настолько протëк чердак, что он свои больные фантазии подкрепляет таким вот натуральным спектаклем. Блять. Петина крыша начинает паковать чемоданы, по мере того, как в голове формируется мысль что он на микросекундочку, на крохотную капелюшечку, буквально на самый кончик шишечки начинает допускать, что снаружи действительно творится апокалиптическая хуета. С жуткого вида трупами, инопланетными тентаклями и суровым как отходняк после недели запоя мужиком в качестве соседа по бункеру. Блять. – Прости, но никто не будет тебя искать. – Звучит пиздец маньячно, дядь. – Игорь. – Звучит пиздец маньячно, Игорь. Мужик – Игорь – коротко хмыкает и начинает спускаться обратно, на ходу приговаривая, мол, не ссы, мы этим пидорам ещё наваляем, надо просто план продумать, вот щас пожрëм и сразу же мозговой штурм устроим. Петя заливается почти что истерическим хохотом. Отпиздить пришельцев? Да, конечно, почему бы и нет, он каждые выходные так развлекается. В общем здравый смысл визжит и беснуется, исходит на яд самой токсичной гадюкой, и он, конечно, на самом деле прав, но. Игорь, сраный сказочник, несёт свою нереальную дичь с такой железобетонной уверенностью, что Петина крыша шепчет ласково "асталависта, бэйби", скрипит натужено ржавой кровлей и сваливает подальше в ебеня. А Петя отворачивается и идёт следом за Игорем. В конце концов, им ещё планировать, как они будут бить хайло инопланетянам.