В упор

У Хаджана было такое выражение лица, словно он не очень-то знает, что делать и что говорить. Соуп понимал его — да, понимал, хотя всё в нём на мгновение перевернулось и сжалось от одного смутного, но очень сильного желания: вцепиться мерзавцу в горло, ликвидировать, уничтожить. Выбросить из уравнения переменную, которая однажды уже привела к решению, не сошедшемуся с цифрами из ответов. Но Гоуст хотел, чтобы Соуп вёл себя естественно. У Гоуста был план, очевидно, включающий в себя закос под дурачка — в самом деле, какой идиот доверился бы Хаджану после провального набега на базу в Эль-Бабе? Впрочем… — Значит, его там не было, — буркнул Хаджан, когда они обменялись рукопожатиями; таким, сука, тоном, словно его хоть капельку это волновало. — Вашего Аль Сафы. Мне жаль. Я был уверен, что добытые мной сведения… — Бывает, — перебил его Соуп сквозь зубы. Оскалился. — Не было там — найдётся где-то ещё. Нам нужна твоя помощь, чувак, ладненько? Прайса с ними не было. Прайса вообще не должно было с ними быть: Гоуст был уверен, что Хаджан настучит своим о назначенной ему встрече с америкашками — они продолжали оставаться для арабов америкашками, и шотландское самоосознание Соупа вроде как было этим оскорблено, — а значит, здесь и сейчас, в преддверии невзрачного рынка, по убогой наружности которого никто не предположил бы, какого рода вещички там можно раздобыть, за ними могла вестись слежка. И если так… То пусть арабы считают, что они настолько глупы или самонадеянны, чтобы оставаться в этой безжалостной стране вдвоём. К тому же, капитану было чем заняться на базе: Ласвэлл уже направила сюда отряд, и теперь Прайсу предстояло организовать незаметный трансфер парней до точки сбора. Соуп был подспудно рад тому, что на раскалённой мостовой стояли лишь он, Гоуст и Хаджан. Может, на воре в самом деле шапка горит; но у Прайса с утра был такой задумчивый вид, и он задержал взгляд на Соупе на несколько секунд дольше положенного — как если бы размышлял о чём-то связанном с ним. Ох, блядь. Только бы не о ночной сцене. Надеюсь, ты ничего не слышал, кэп. Или хотя бы не понял. Вспоминать об этом сейчас было излишне. Соуп покачал головой, встрепенулся — и вернулся в диалог как раз в тот момент, когда Хаджан произнёс: — Разумеется, я организую покупку. Вот только… ваша одежда… Глаза у него сделались выразительные — воплощённое какого-ж-хрена-вы-творите. Соуп и сам хотел бы знать. — Мы пойдём так, — припечатал Гоуст. В своей балаклаве с пришитым к ней черепом, оставляющим видимыми одни только глаза, он, пожалуй, произвёл бы на местных торгашей неизгладимое впечатление. Достаточно сильное — для того, чтобы о нём судачили ещё несколько дней. Слушок такого масштаба дойдёт до Джераба даже если ему их не сдаст Хаджан; кроме того… У переводчика, разумеется, совершенно другая роль в этом актёрском дебюте элти. Не хихикнуть Соупу удалось только чудом. Гоуст уже двинулся внутрь, вглубь рынка, Соуп последовал за ним на голых инстинктах, сжимая винтовку, и Хаджану ничего не оставалось, кроме как присоединиться к ним. Ближайшая ко входу торговка, выставившая на прилавок ряды самодельных бус, отпрянула, Соуп смерил её тяжёлым взглядом, надеясь, что выглядит не менее устрашающе, чем Гоуст. — Вообще-то нечестно, элти, — пробормотал он себе под нос, нагнав того и столкнувшись с ним плечами. — Тебе даже стараться не приходится, чтобы они обосрались. Гоуст покосился на него и ничего не ответил. Соуп, впрочем, ответа и не ждал. Хаджан вёл их длинным путём, виляя от палатки к палатке, сворачивая за прилавки и ныряя под тени навесов. Не очень-то этот рынок пока что напоминал подпольные торги пушками и детьми: Соуп уже трижды натыкался на ящики с фруктами. Оружие в их руках, военная униформа с флагом Британии, заёбанная рожа самого Соупа и, несомненно, маска с черепом и ледяной безразличный взгляд, которыми располагал Гоуст, отталкивали от них даже самых дерзких торгашей. Хаджан тоже хранил молчание; хер его знает, о чём там он думал и что замышлял. Доверять ему было нельзя. Убивать его было нельзя тоже — по крайней мере, пока у них на руках не было однозначных доказательств его предательства. В конце концов, то, что на той базе в Эль-Бабе не было Джераба, могло и не являться его виной. И всё же у Соупа было в отношении Хаджана странное чувство неприязни — необъяснимое и отчётливое, вроде как интуитивное. А интуиция его подводила редко. — Пришли, — выдохнул Хаджан наконец, остановившись у одного из неприметных, ничем не отличающихся от других торговых рядов. Здесь притаилось узкое одноэтажное здание, в таких обычно размещались торговцы всякой несъедобной дрянью. Хаджан обернулся на них. Начал было: — Я сообщу им, что… — Нет, — Соуп даже вздрогнул: давненько он не слышал этих ноток в голосе лейтенанта Райли. — Говорить буду я. Ты переводишь. И ведь даже не сделал ничего! Ни винтовкой не поиграл, ни плечи не напряг угрожающе. Только сощурился — и от этого прищура можно было обделаться. Соуп не к месту нашёл способность Гоуста к невербальному доминированию над людьми крайне горячей. Стоило обсудить это. Позже. Наедине. Хаджана проняло — он побледнел, сглотнул, кивнул отрывисто. И поспешил войти внутрь. Всю сцену торговли за пушки Соуп прозалипал на мощные бёдра, обтянутые тканью армейских брюк, на бронежилет, повторявший широкую грудь как вторая кожа. Гоуст в точности пересказал ему тот разговор, который должен был состояться теперь; от него, Соупа, требовалось только стоять неподвижно, будто бы невзначай направив дуло винтовки куда-то в район живота главному продавцу (или, быть может, бандиту, он не знал статуса этого смуглого человека с ожесточённым выражением лица). И слушать. Соуп слушал. Слушал, как Гоуст играет в плохого парня — так фальшиво, что на паре моментов хотелось хрюкнуть со смеху. Слушал, как Хаджан, краснея и бледнея поминутно, переводит продавцу его отрывистые реплики: что-нибудь вроде «Покажите варианты с калибром помощнее» и «Вот эта малышка подойдёт». И, наконец… — Он спрашивает, — пробормотал Хаджан нервно, — спрашивает, зачем вам… столько оружия. И тут же поспешил добавить: — Отвечать необязательно. Здешние торговцы редко задают вопросы, просто вы… — он покосился на Соупа, неопределённо дёрнул плечом. — Вы отличаетесь от большинства покупателей. — Не сомневаюсь, — сухо произнёс Гоуст. И, взглянув на торгаша, сделавшегося от этого зрительного контакта белее мела, выплюнул: — Это подарок. Одному человеку. Джераб заслуживает только таких. Больше у них не спросили ничего — лицо у главного торговца было такое, будто его потрошили в прямом эфире, а когда они наконец покинули лавку, разжившись оружием, которое им было не нужно, и, что более важно, дурной славой, которая была им необходима, Соупу даже почудился облегчённый вздох. Забавно, как люди, привыкшие к собственным разбойникам и террористам, пугались тех, в ком каждая черта наружности выдавала чужестранца: будто бы своё привычное зло было роднее, а потому — проще в осмыслении и принятии. — Сейчас? — шепнул Соуп на грани слышимости, когда они вышли на улицу. Гоуст не ответил. Только огляделся — но, конечно, поблизости никого не было, они распугали всех зевак. Никому не хотелось схлопотать пулю в бочину. Наверняка этого не хотелось и Хаджану, к которому Соуп метнулся, подчиняясь крошечному кивку. Тело в его хватке оказалось сильным и жилистым, Соупу потребовалось несколько мгновений напряжённой тихой борьбы, чтобы суметь добраться до крепкой шеи и надёжно зафиксировать её в захвате. Не ужесточая, но и не ослабляя хватку. — Какого… — Хаджан трепыхнулся, силясь выбраться. Гоуст прошёлся туда-сюда по крошечной площадке перед ним. Потом остановился. Взглянул на него. И холодно уронил: — Я хотел напомнить тебе, на чьей ты стороне. — О чём ты… — Хаджан завозился, попытался дотянуться до собственной винтовки, но Соуп ударил его по пальцам и чуть усилил нажим на чужое горло, заставив Хаджана понятливо замереть. — Никому не нравится сомневаться в союзниках, — прошелестел Гоуст на грани слышимости. Покосился в сторону холщового мешка с амуницией, который до сих пор тащил Соуп и который теперь лежал на земле. Перевёл свой ледяной бесстрастный взгляд на Хаджана. Приблизился. Соупу ожидаемо захотелось, чтобы дрожащего в попытках освободиться переводчика между ними не было. — Так не заставляй меня сомневаться, — шепнул Гоуст, пытливо уставившись Хаджану в глаза. — Или одна из этих пушек… Он небрежно пожал плечами, как бы говоря: сам знаешь, что будет, если понадобится, я лично прострелю тебе башку, и тебе пойдёт эта новая дырка, как тебе идея, нравится? Соупу — нравилась. Соуп не признался бы в этом даже самому себе, не то что Гоусту. Хаджан молчал и теперь, кажется, даже не дышал. Гоуст кивнул. Потом бросил Соупу: — Отпусти его. Мы друг друга поняли. Когда Соуп разжал руки и позволил Хаджану отпрянуть, ему почудилось какое-то движение со стороны здания, как если бы кто-то, кто всё это время наблюдал за ними из-за него, юркнул за угол и скрылся из виду. Замечательно. Ровно то, что им было нужно — как в дерьмовых боевиках. — Проваливай, — буркнул Соуп Хаджану, подтолкнув его стволом винтовки в спину. — Ты свободен. Однако стремительно удаляющегося переводчика он провожал взглядом скорее обеспокоенным, нежели удовлетворённым. — Ты уверен, что это сработает? — спросил он уже позже, когда они с Гоустом возвращались на базу. — Ничего не хочу сказать, но… знаешь, ощущение, будто мы снимаем плохой военный фильм. Гоуст хмыкнул. — Им этого достаточно, — невыразительно прокомментировал он. Соуп открыл рот. Потом закрыл. Нет, всё-таки открыл снова, решившись — и пробормотал себе под нос, старательно на Гоуста не глядя: — А вообще-то это было горячо. Добавил ещё, ощущая чужой насмешливый прищур каждой своей клеточкой: — Ну, эта роль плохиша. Не знал, что ты так умеешь. Обычно ты доводишь всех до состояния мокрых штанишек одним только хмурым взглядом. Я не имею в виду, что это чем-то хуже! Бля, чувак, вообще-то про твои способности к запугиванию легенды ходят! Просто это… ну, типа… охренительно сек… Охнул: его сгребли за грудки, впечатали лопатками в кирпичную стену, утянув с узкой улочки Идлиба в тёмный участок между домами. Гоуст на мгновение прижался бёдрами к его, Соуп вздрогнул, подавился выдохом, ляпнул: — Это пистолет в твоём кармане, или ты просто рад меня видеть? Тихий смешок сквозь балаклаву обжёг ему губы вместе со смазанным кратким поцелуем через ткань. — Понравилось? — еле слышно спросил Гоуст тоном, который был практически похож на заигрывание. Роль плохого парня определённо давалась ему лучше, но бля-адь… — Хочу, чтобы ты меня натянул, элти, — брякнул Соуп бездумно. Глаза Гоуста — два провала за прорезями маски и балаклавы — изумлённо расширились. Всего на мгновение. А потом… Соуп дёрнулся и чуть не взвыл: чужие пальцы чувствительно и больно сжали его член прямо через ткань брюк, слишком сильно, слишком грубо, слишком нетнетнетпродолжай. — Когда мы прикончим Джераба, — прошелестел Гоуст куда-то ему в подбородок. — Дома. — Дома, — повторил за ним Соуп на автомате: совершать осмысленные действия, пока обтянутые чёрными тактическими перчатками пальцы расправлялись с его ширинкой, было просто невозможно. Судя по всему, амплуа плохого парня заводило не только его.