В упор

Первым на базе на него налетел Ройс — чуть не придушил в порыве телячьих нежностей, грёбаный кабан. Соуп устоял на ногах одним только чудом, расхохотался, похлопал его по спине: — Ну всё, всё, отпускай, приятель, пока мы не грохнулись на землю и не попали в пикантное положение. — Боишься за девичью честь? — ухмыльнулся Ройс, отлипая от него и теперь протягивая руку Гоусту. — Как жизнь, лейтенант? Нам тут пташка напела, что мы в скором времени ждём гостей. В том, что у пташки были выдающиеся усы, сомневаться не приходилось. Гоуст пожал ему руку и кивнул. С другими членами команды — с прочими, не с Соупом — он продолжал оставаться прежним собой, немногословным и бесстрастным. Соуп только теперь обратил внимание на то, какой яркий контраст образов это создавало; как если бы он знал совершенно другого Гоуста, Гоуста-не-для-всех. Мысль лизнула грудь теплом, и Соуп поспешил присоединиться к Роучу и Гасу, сидевшим на брёвнах чуть поодаль, чтобы спрятать дебильную улыбку. Вместе с прибытием команды на базе воцарился настоящий весёлый хаос. Если втроём с Прайсом они преимущественно молчали, то звёздная парочка из Роуча и Ройса не оставляла ни шанса на тишину. Ещё здесь был Уорм, парни шептались, что Прайс до последнего торговался с Ласвэлл за возможность расширить отряд хотя бы до десяти человек, но тут она упёрлась рогом: мол, миссия в Сирии являлась не единственной и не самой приоритетной из текущих, и она не могла назначить под командование капитана больше людей. Соуп считал, что они и так без затруднений надерут задницу Джерабу. Гоуст, вероятно, считал, что справился бы в одиночку. Эта его убеждённость в собственной непобедимости вызывала у Соупа желание врезать ему по башке, чтоб мозги на место встали, и вылизать его чёртов горячий и влажный рот изнутри — одновременно. Он не был уверен, какой из порывов лидирует. В первую ночь после воссоединения с командой собрались на улице. Разожгли огонь, расселись по брёвнам. Жевали свои пайки, пили дрянной сидр, притараненный, несомненно, неугомонным Ройсом… перебрасывались ничего не означавшими фразами. Это странным образом помогло расслабиться, как если бы до сих пор в Соупе не желала распрямляться заевшая пружина, а теперь внутреннее напряжение наконец-то ослабло. А может, этому поспособствовал и Гоуст, молчаливой тенью возвышающийся на бревне слева от него. Гоуст, который опустил руку на шершавое дерево — в считанных дюймах от его, Соупа, бедра. Соупу хотелось накрыть эту руку своей; хотелось, чтобы она скользнула ближе к нему, тронула — так, как умел Гоуст, уверенно и властно, горячо даже через плотную ткань; хотелось, чтобы на нём не было проклятых перчаток. Какая ирония: он даже лицо лейтенанта Райли уже видел. Лицо; не пальцы. Впрочем, Соуп в жизни бы не стал жаловаться. — Так, значит, разделаемся с этим арабским хреном, а потом дожмём сраную «ан-Нусру» в Эр-Ракке, — весело заметил Гас, когда обсуждения всем надоевшей Сирии и планов на грядущий увал себя исчерпали. — Как считаете, парни, быстро справимся? Ждать проблем? — Ну что ты, сынок, — прогудел Ройс, явно пародируя Прайса, — делов-то на пять минут, как два пальца обоссать. Грянул хохот. Прайс спрятал усмешку в бороде. Не развеселился только Гоуст — смотрел в огонь, и взгляд у него был застывший и напряжённый. Соуп улучил минутку, когда парни отвлеклись на оживлённое обсуждение «этих дебильных арабских шапочек», накрыл его ладонь своей, сдвинувшись на бревне так, чтобы этого жеста не заметил никто. Шепнул: — Эй. Не грузись, элти. Всё будет пучком. Гоуст взглянул на него остро, передёрнул плечами, но руку не выдернул. Воодушевившись этим, Соуп добавил: — Ты же сам всё это спланировал — раздразнить Джераба и прихлопнуть его, когда он к нам сунется. Ему хана. По крайней мере, лично я приложу к этому все усилия. Гоуст помедлил. Затем кивнул и деликатно, как если бы не хотел его обижать — какая нелепая мысль, будто Соуп был томной барышней, а не прожжённым воякой, — убрал ладонь. Соуп вернул свою на собственное колено, прочистил горло, огляделся… И столкнулся глазами с Прайсом. Мерзкий холодок потянулся по его спине, во рту на мгновение пересохло. Как давно капитан за ними наблюдал? И можно ли было допустить по их крошечному взаимодействию, что их связывало кое-что большее, чем просто отношения сослуживцев? Соуп не знал. Соуп, быть может, терзался бы этой мыслью, способной разрушить всё, остаток ночи, если бы не… — Парни! — неожиданно зычно грянул в наушнике Уорм, добровольно вызвавшийся нести в эту ночь караул. — Враг на три часа! Вечер мгновенно перестал быть томным. Все вскочили на ноги, хватая пушки, Роуч залил остатками сидра костёр, способный выдать их местоположение, парни бросились врассыпную, спеша занять позиции для обстрела: за палатками, в тенях, в укромных уголках, где враг не сразу бы их обнаружил. Соуп краем уха слышал, как Прайс связывается с кем-то по рации; быть может, с сирийскими властями — те ведь обещали им посильную помощь в борьбе с террористами, так почему бы не начать сейчас? Поддержка с воздуха не помешала бы… Впрочем, пока это оставалось одними только фантазиями. Перестрелка завязалась быстро, и в какофонии свиста пуль мгновенно наступила полная неразбериха. Соуп не знал уже, где свои, а где чужие, понятия не имел, куда делся Гоуст или Прайс — он сам занял позицию лёжа за кучей сваленных друг на друга брёвен и отсюда, умостив дуло винтовки в небольшой зазор между ними, снимал движущиеся мишени через тепловизор. Параллельно невольно задумываясь о том, что всё шло слишком уж… гладко. Вроде как целиком и полностью по плану Гоуста. Вот только был ли Джераб настолько тупым, чтобы броситься в открытое нападение, прямо в лоб? Пусть даже он не знал о том, что к ним на помощь прибыл целый отряд; и двоих-то противников на защищённой базе можно таким образом проебать. Ночь скорее мешала наступлению, чем обеспечивала его скрытность; в конце концов, во-от они, арабы, как на ладони — на крошечном экране тепловизора. И зачем?.. — Нужно прикрытие на южной границе! — рявкнул в рацию Прайс, и Соуп, мгновенно забросив попытки проанализировать ситуацию, вскочил было на ноги… Не-ет. Не вскочил. Что-то холодное вжалось в его затылок, стоило ему принять сидячее положение, и знакомый вкрадчивый голос Джераба произнёс по-английски: — Не думаю, что ты куда-то отсюда уйдёшь. Соуп окаменел. Какого дьявола? — он был в самом центре грёбаного лагеря, с восточной стороны сюда было не попасть, по крайней мере, не миновав часового. А Уорм, судя по редким выкрикам в наушнике, был жив и здоров. Так что за?.. Винтовка, повинуясь чужому невербальному требованию, мягко опустилась на землю. — Сейчас ты медленно достанешь рацию, — прошептал Джераб, продолжая вжимать дуло ему в голову; Соупу не к месту вспомнился его собственный сон, вот только на месте Гоуста был теперь он сам, — и свяжешься со своим дружком. Попросишь его прийти сюда. Скажешь, что тебе нужна помощь. Как тебе идея, Джон? Уёбок. Соуп сжал зубы. Мимолётная мысль — о том, что при выстреле в упор он не успеет даже рвануть в сторону, чтобы хоть немного сбавить градус ущерба — мелькнула в голове и пропала. — А если нет? — прохрипел он и вдруг улыбнулся темноте перед собой. — С тобой сколько, десяток арабов? Да вам же пиздища, приятель. Судя по шуму и гаму в наушнике, по крайней мере, дела у отряда шли неплохо. Повезло, как обычно, одному ему. Добро пожаловать в жизнь сержанта МакТавиша — если кому-то из команды и угрожает прострелить жопу противник, в лучших злодейских традициях подобравшийся со спины, то можете даже не гадать, кому именно. Джераб больно врезал ему по спине прикладом, заставив закашляться, и прорычал: — Закрой рот и выполняй приказ. — Да, папочка, — насмешливо ответил Соуп, как если бы это не его мозги рисковали живописно разлететься по брёвнам, — бегу, теряя штанишки. Он уже понял, что это было уязвимым местом Джераба — стоило его разозлить, и, взбесившись, он терял самоконтроль. По крайней мере, на мгновение, которого Джерабу было достаточно для того, чтобы снова заехать ему по хребту, на этот раз с такой силой, что Соуп рухнул на землю и едва не вписался мордой в бревно… Мгновение, которого самому Соупу хватило для активации рации. Дружка позвать, значит. Как насчёт всей команды, уёбок? Джераб склонился над ним, сграбастал в кулак его волосы — ту часть на макушке, что не была сбрита, — дёрнул, вынудив болезненно зашипеть и задрать голову. Прорычал в самое его ухо — то, в котором не было наушника: — Как же ты меня бесишь, жалкий тупоголовый ублю… — Брось пушку, — сухо произнёс кто-то. — И отпусти его. Гоуст. Сердце Соупа сделало болезненный кульбит. Вырисовывалась забавная сцена: Джераб, невидимый, остающийся за спиной, удерживал его за волосы, не давая выбраться, и теперь втискивал дуло винтовки куда-то ему между лопаток — тут и бронежилет не спас бы. А Гоуст, судя по всему, стоял позади Джераба. Щёлкнул предохранитель. — Я не буду повторять дважды, — спокойно сказал Гоуст. Дуло ввинтилось в бронежилет сильнее, ещё немного, и Соуп взвыл бы. — Нажмёшь на курок — выстрелит и моя пушка, — шепнул Джераб, горячее дыхание которого мерзко обожгло Соупу ухо. — Неужели ты настолько сильно хочешь моей смерти, Саймон? …а это — напоминание об имени, знать которое Джераб не имел права, и о пытках, которые должны были оказаться похоронены вместе с тем, что осталось от Вернона — было, несомненно, уязвимым местом Гоуста. Гоуст не ответил, однако в его молчании было теперь что-то практически неуверенное. И, к ужасу Соупа, это понял и Джераб. — В чём дело? — фальшиво изумился он. — Ты же так жаждал встречи. Разбрасывал тут и там приглашения заглянуть на огонёк… я оценил. Соуп сглотнул, попытался пошевелиться, быть может, взбрыкнуть, стряхнув с себя эту тушу, но Джераб вмял его в грязь, мурлыкнул практически интимно: — Без глупостей. Глупостью, подумал Соуп, отдышавшись и вывернув шею, чтобы бросить на Гоуста взгляд исподлобья, вся эта затея была с самого начала, так к чему включать здравый смысл сейчас? Гоуст, возвышающийся над ними огромной тенью, казался практически робким, и это испугало и изумило его. — Эй, элти, — прохрипел Соуп, старательно пытаясь выцарапать им ещё немного времени, — у этого парня какой-то фетиш на БДСМ. Клянусь, я почти могу чувствовать, как у него вста… Последнее слово оборвалось — Джераб, явно взбесившись, приложил его башкой об бревно, Соуп в последний момент успел повернуть голову, так что только стесал щёку и подбородок об кору, зато эта крошечная заминка помогла Гоусту прийти в себя и начать действовать — Джераба с Соупа буквально снесло, он повернулся набок как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как они двое, Гоуст и Джераб, сцепились и покатились по земле. Потасовка, длившаяся несколько мгновений, показалась тяжело поднявшемуся на ноги и схватившему винтовку Соупу бесконечной. Гоуст победил: оказался сверху, стиснул пальцами горло Джераба, которого Соуп сноровисто взял на мушку, вдавил колено в его грудь. — Ну и кто теперь жалкий и тупоголовый? — отдышавшись, прохрипел Соуп и встал справа от него, так, чтобы можно было контролировать каждое его действие. Джераб ухмыльнулся — разбитыми губами, видимо, пострадавшими от руки Гоуста. — Загляните мне под накидку, — безмятежно проговорил он. Соуп сначала не понял. Заржал даже, выплюнул: — Ну нихрена ж себе у тебя наклонности, приятель, поверь, никому из нас не хочется тебя ла… Осёкся. Осёкся потому, что Гоуст, чуть помедлив, выполнил это требование; осёкся потому, что было что-то неправильное в спокойствии Аль Сафы; осёкся потому, что понял, в чём дело, ещё до того, как увидел «пояс шахида». Джераб улыбнулся. Сам он едва ли сумел бы активировать устройство, будучи вжимаемым в землю Гоустом; но они достаточно давно варились во всём этом террористическом дерьме для того, чтобы знать, что существовал способ сделать это дистанционно. Был нужен ещё один человек. Соуп — с его-то послужным списком подрывника — понимал это как никто. Кто-то из тех, с кем сражалась команда и кто ещё мог оставаться жив, в любой момент нажал бы на кнопку, и тогда… Теперь Соуп был в состоянии думать лишь о том, что Гоуст непосредственно контактирует с Джерабом. И даже если устройство окажется слабым… ну, скажем, с радиусом действия метра в два… Каковы шансы выжить, когда ты в считанных дюймах? Ноль целых хрен десятых. — Где контролер? — спросил Соуп сквозь зубы, часто и неглубоко дыша. — Где ёбаный контролер, мать твою?! Джераб не отвечал. Его самодовольный взгляд — пугающе надменный для того, кто шёл на смерть — сосредоточился на лице Гоуста, скрытом маской, и он с нескрываемым удовольствием прошелестел: — Боюсь, мне придётся отнять у тебя эту честь, Саймон — право убить меня. Вместе с твоей жизнью. И — с мерзкой ухмылочкой, оставшейся у Соупа где-то в животе ощущением тяжести: — Романтично, не правда ли? Здесь — Соуп знал это — им обоим мог наступить феерический пиздец. Гоуст не успел бы… Это было невозможно. Даже для него. — Соуп, — произнёс Гоуст неожиданно; очень тихо, практически на грани слышимости. — Положи оружие и отойди. Что?.. — Ещё чего, — резиновые губы отказывались шевелиться. — Не хочется, конечно, портить вам свидание, но я не… — Джонни, — холодно; тяжеловесно; почему-то до остановившегося сердца. Гоуст обернулся — его глаза в темноте казались двумя колодцами, полными блестящей чёрной воды. — Это приказ, — выплюнул он сквозь зубы. И ещё — мягко, будто увещевая ребёнка: — Я разберусь сам. Нет, элти. Хера с два ты разберёшься сам с ходячей бомбой. Однако что Соуп мог? Спустить курок? — это, вероятно, активировало бы устройство в ту же секунду. Гоусту не хватило бы времени отпрянуть. Время, время, время… почему его было так мало? Что делать?! Команда не спешила им на помощь; впрочем, Соуп и не был уверен в том, что здесь можно было помочь вмешательством извне. Это было их собственными счётами — его, Гоуста и Джераба. Их персональным выбором. И, судя по тому, с какой нетерпеливой яростью Гоуст на него уставился, он свой выбор уже сделал. Но ты не оставил его мне. Соуп сглотнул, и его сердце врезалось в рёбра с силой сорок пятого калибра. Ну же, ну же, ну же… кто-нибудь! Оба их взгляда — Джераба и Гоуста — были сосредоточены на Соупе. Они не видели движения слева, не слышали шороха, который засёк его слух. — Конечно, — пробормотал Соуп, отчаянно боясь не успеть. И отбросил винтовку. — Вот только… попрощаюсь. Всё случилось в считанные доли секунды: он рванулся к Гоусту, схватив его за лямки на бронежилете, дёрнул на себя, Гоуст оказался охренительно тяжёлым, особенно когда сопротивлялся, но Соупу всё равно хватило сил стащить его с Джераба, перехватить поперёк груди, рухнуть на землю, откатиться, где-то рядом прогремел выстрел, кто-то зычно крикнул: — В сторону! И Соуп шевельнулся, но не сумел бы сдвинуться больше ни на дюйм — это не его рука, но пальцы в чёрных тактических перчатках рванули его вбок, тяжесть чужого тела вмяла его в землю, Соуп задохнулся… А потом едва не оглох — от прогремевшего взрыва. На мгновение воцарилась тишина: та самая оглушительная звенящая тишина, которая бывает после контузии. Тело ощущалось не его собственным — похоже, здорово приложило ударной волной, раз ныли даже те кости, о существовании которых Соуп и не подозревал. Голова была что чугунная. А ещё он не мог двигаться, не мог… что-то мешало, что-то лежало прямо на нём, блокируя пути к отступлению. Медленно-медленно из неразборчивого шума проступили голоса. Свои, понял Соуп. Старый добрый английский. Тяжесть, что не позволяла ему пошевелиться, с него стащили, кто-то перевернул его на спину, похлопал по щеке, той, что не пострадала от бревна, Соуп закашлялся и разлепил почему-то мокрые ресницы. Марево перед глазами сменилось взволнованным лицом Прайса, перепачканным кровью и землёй. — Порядок? — спросил он. Соуп попытался показать большой палец, но смог только что-то прокряхтеть. — Ничего-ничего, — Прайс слабо улыбнулся. — Вас нехило приложило, парни, так что потребуется время, чтобы прийти в себя. «Вас»? Блядство. Гоуст. Соуп дёрнулся, игнорируя предупреждающий окрик капитана, повернул голову — эту неподъёмную, раскалывающуюся от боли голову. Гоуст лежал рядом с ним. Череп на его балаклаве треснул и раскололся на две части, и от окончательного разрушения его удерживали только нитки крепления. Глаза в прорезях маски казались остекленевшими; Соупа накрыло паникой, по-настоящему животным ужасом, на чудовищный миг он подумал, что Гоуст мёртв… А потом знакомый тихий голос хрипло уронил: — Ты никогда не научишься выполнять приказы. Соуп прыснул, и в этом смехе, похожем на плач и на хрип, смешались облегчение, недоверчивая радость и глупая-глупая нежность.