А ведь вы обещали.
Поймав Хэнка, что был не в состоянии сопротивляться, андроид схватил напарника за шкирку, как котёнка.Хоть он и был явно увесистей самого юноши, Коннор, трясясь и шатаясь, поволок его в ванную, и, силой впихнув в комнату, окатил из душа ледяной водой своего товарища.Тот завопил. — Коннор, сукин ты сын! Ты наконец объяснишь мне, в чём дело? Что я мог вообще обещать тебе, железка? — пытаясь вылезти из-под крепких рук андроида, он резко посмотрел тому в глаза.И вдруг побледнел, замолчав и отстранившись.Глаза напротив...бесконечно любящие и преданные, и такие же печальные и пронзающие, как были у него тогда в больнице.У обожаемого сына.Несчастного и отчаянно боровшегося за свою жизнь. ☆ 3:17.Хэнк. Перед собой Хэнк ничего не видел, всё расплывалось и рассыпалось на куски; Андерсон находился будто внутри калейдоскопа вместе с осколками своих воспоминаний, а в его разуме восстали картины прошлого.Они ездили в сад каждый день, Коул резвился, постоянно задорно и абсолютно искренне смеясь.Любое зло в свою сторону он прощал, простерев объятия к человеку, который был этого не достоин. «Милый ангел» — называли дворовые беспризорники его за спиной, но продолжали обижать, боясь такого чистого и невинного существа, его гнева и мщения за свои гнусные слова и поступки. Но дети не могли себе и представить, какая обида копилась внутри вечно улыбающегося ребёнка.И Коул прижимался к папе, раз за разом вдыхая этот родной запах под успокаивающие байки добродушного полицейского.Его протащили по асфальту, втолкнули в корзину для бейсбола, высыпали песка на его чистые блестящие волосы.И он всё прощал со слезами на глазах, принимая всё из этого, даря прощение и тепло. Однажды летом, на прогулке с Хэнком по Детройтскому зоопарку в оживлённом с обезьянками вольере мальчик приметил двух, сидящих вместе поодаль ото всех. Маленького детёныша и его отца, кормившего малютку бананом.Кроха отличался от других своих собратьев белоснежной причудливой окраской, своими танцами и кривляньями, привлекая к себе внимание прохожих.Отец же, явно подивившись, подцепил к себе неугомонного ребёнка, пытаясь заставить поесть.Эта милая семья напомнила Коулу его собственную. Обняв ворчливого папу, он вдруг со всей своей трогательной искренностью произнёс серьёзно: — Папа, ты всегда будешь рядом со мной? И мы всегда будем вместе, каким бы я ни был? Андерсон пребывал в смятении лишь секунду, растянувшись в лучезарной ухмылке, он потрепал малыша по голове, ответив: — Разумеется, буду, куда же я денусь от тебя, мартышка? Я обещаю. Младший Андерсон уже скакал рядом с ним, обхватив за руку.Изрядно вымотавшись и устав, Коул обмяк на плечах у заботливого отца, до макушки которого пыталась усиленно добраться через стекло маленькая белая обезьянка. «Не ребёнок, а сплошное наказание», — смеясь про себя, ласково сетовал Хэнк.Сонно помахав кому-то, малыш улыбнулся своим собственным мыслям и задремал.…
И стало так горько, словно обожаемый им единственный сын подошёл в ту же самую секунду осторожно, на цыпочках, прошептав тихо: — Я люблю тебя, папа, спасибо за всё! И перед ним стояла самая любимая душа, теснившаяся в теле машины, не подходившем для неё, железным панцирем и тюрьмой.Его единственный друг, его семья и его надежда.Шатаясь, словно осенний жухлый листок, всё так же изящно кружащийся на ветру, Коннор, хватаясь за голову, скрипел зубами, не позволяя себе кричать. И как Хэнк мог? мерзавец! Как он смел быть таким идиотом, обращаясь с этой личностью так, словно та была бесправным рабом? Мужчина был зол на себя. Со всей дури полетел в стену граненый стакан, оставленный кем-то на столешнице.Голубой напиток стекал на пол, переливаясь на свету, словно дополняя крупные стеклянные осколки вокруг.Коннор отскочил, испуганно машинально оглядываясь по сторонам, желая спрятаться поскорее, убежать.Хэнк метнулся к нему, прижав к себе с такой нежностью, что тот обмяк и замер, упав на колени. — Я обещаю.Я тебе обещаю, — слёзно клялся и обнимал он, так аккуратно, словно юноша мог рассыпаться, исчезнуть из-за грубого прикосновения. — Проклятье… Я ничего не понимаю. И андроид прикусил губу, явно колеблясь, пытаясь понять себя.Он пылал, а в комнате вдруг стало слишком странно, слишком неудобно для тех, кто считается друзьями.Но через пару секунд раздумий Коннор грубо намотал галстук коллеги на кулак, притянув его к себе, и пылко, чувственно коснулся губ своего товарища, не совсем целомудренно и невесомо, какой считается унылая оскуляция, но вкладывая в это мимолётное мгновение столько несказанного, накопившегося за долгое время, что если бы можно было записать всё, что было тогда в мыслях молодого человека, на бумаге убористым почерком появилась бы рукопись такой длины, что «Война и мир»казалась бы коротким очерком. Вся злоба и разочарование, сомнения, боль, девиантность…они испарялись вместе с чувством влажных мягких губ.Такой ранимый, такой нужный и желанный мужчина.Юноша не понял, как влёк Андерсона в ещё более глубокий поцелуй.Системный сбой одержал над ним верх.Он — сладкое, губительное удовольствие, способное сделать их, как и прежде, незнакомцами. Коннор первый отстранился, не сумев посмотреть, возможно, в последний раз на изученные, полностью грубые, но очаровательные черты Хэнка.Томно и прерывисто выдохнув, RK800 захотел подняться и молча удалиться, лишь бы не встречаться взглядом более с теперь уже вовсе не другом, не товарищем, что, конечно, в его голове прозвучало абсурдно.Это было его болезнью, не пойми откуда взявшейся влюблённостью, навязанной программой.Просто не могло быть иначе! Коннор и мысли не мог представить о том, что сам ещё давно испытывает настоящую привязанность, вечную и непорочную, к мужчине, своему коллеге и давнему приятелю, наверняка разочарованному в нём теперь. «Разочарованному», — это колючее, неприятное слово застряло в горле. Разочарованному. Андроида словно пробил озноб, а по телу прошёлся заряд электричества. «Нет, нет, нет и ещё раз нет! Такого просто не случилось бы.Я в бреду, я в настоящем бреду!» Снова в бешеном состоянии страха от осознания того, что он натворил, юноша взялся за голову, как внезапно его лицо обхватили большие руки, утирая влажные очаровательные карие очи, исследуя тонкую изящную линию рта, чуть тронутые россыпью веснушек щёки и миловидные скулы, ямочки, лёгкие морщинки.Его стали покрывать лёгкими поцелуями, словно он был таким драгоценным, дражайшим человеком.Это было так странно, это было так легко и пошло, что Коннора бросало в жар под ласковый неразборчивый шёпот от одной только мысли о том, что всё происходящее — не его галлюцинация от перегрева.Его прижали к стене, закрыв рот рукой; горячие пальцы проходились по нежной коже его шеи, мокрыми прикосновениями очерчивали линию ключиц губы его лучшего друга. — Галстук, — мягко, с хрипотцой произнёс Хэнк, обдавая чувствительный участок шеи горячим дыханием. Руки не слушались, не давали юноше снять с себя ненужный предмет, но лейтенант терпеливо ждал, явно преследуя какую-то свою цель.Наконец, когда аксессуар был отброшен в сторону, андроид замер, сжавшись от волнения.Красный цвет диода, беспрерывно мигавший, уже не заботил их вдвоём.Проводя ладонью по груди Коннора, Хэнк, как завороженный, наблюдал за движением грудной клетки, беспокойно то поднимающейся, то опускающейся.Взгляд бегал по красиво сложенному юноше.Вдруг, вздрогнув всем телом, он издал сдавленный стон, прогнувшись, что не могло быть не замеченным Андерсоном.Тот играл с его сосками, явно усмехаясь.Андроид резко смутился, отчего залился голубоватой краской ещё гуще.Но тириум прилил не только к голове, но ещё и ниже.Туда, к месту, что сейчас отчаянно напоминало о себе. — Вы… что Вы пытаетесь сделать? Послышался ещё один вздох желания, и Коннор, сам того не понимая, начал тереться затвердевшими сосками о рубашку лейтенанта.Поглаживая его по спине, Хэнк аккуратно избавился от одежды.Мягко проводя подушечками изящных тонких длинных пальцев по подбородку Андерсона, RK800 всем своим видом показывает одно.Он хочет, ему интересно, ему страшно, волнующе.Слегка приотрыв рот, захотев что-то сказать, он ощутил, как медленно сплетаются их языки в странном танце.Нет неловкости, нет разочарования в этих касаниях его нёба, зубов, дёсен. — Скажи, что ты чувствовал каждый день со мной? — нежно проводя по влажной от прикосновений шеи щекой, прошептал Хэнк. — Это достаточно сложно объяснить, — робко пролепетал Коннор, смотря куда-то выше головы интимно касающегося его мужчины, чьи ноги, грудь, бёдра соединяются с его собственными. — Я пойму тебя в любом случае. — Вы стали отдаляться от меня, — глубоко вдохнул воздух юноша, чувствуя дрожь собственного тела от медленного массажа его спины.Он нервно сглатывает. — Вы начали отдаляться именно тогда, когда продолжили употреблять.Я ощущал себя униженным, оставленным, брошенным.Вы будто, — он на мгновение замолк, трепеща длинными ресницами.Диод был жёлтым. — Я будто что? — переспросил его коп, внимательно изучая выражение лица напарника.Когда того только прислали из Киберлайф, он и представить себе не мог, что неживое существо может так правдоподобно выражать своё внутреннее беспокойство, радость или печаль посредством мимики.Но, наблюдая столько времени за ним, Хэнк наконец осознал, что ошибся.RK800 не просто правдоподобный, а настоящий.Не симулирующий людское, а человечный.Он человечнее его самого. — Я никогда не жил для себя.Даже обретя свободу, я повесил на себя железные оковы в виде Вас, держа только болью и надеждой себя в сознании каждый грёбаный день, —стиснув зубы на мгновение, он резко опускается вниз. — Так больше не может продолжаться. — Что ты, мать твою, делаешь? — Хэнк вздрогнул от прикосновения к его паху.Грубого, но учтивого.Такого, что терпеть невозможно, а нужно. — Ты в любом случае об этом не пожалеешь, терять нечего, — от такого быстрого перехода на «ты» у лейтенанта перехватило дыхание.Его ширинку расстёгивал зубами самый горячий молодой человек на свете, чей мазохизм сменился садизмом, пленяя и одурманивая, оставляя в сознании лишь что-то животное.Говорят, что мазохисты не альтруистичны — они эгоисты, жаждущие внимания и поддержки, заботы и сострадания.Он не так прост.Не опошлённый и давно всеми забитый до основания любовный сюжет.Вовсе нет.Единственный литературный троп, за которым хочется наблюдать.Единственная кроткая частичка неба, озаряющая чутким нутром своим душу.Мелодично переплетающиеся в единое целое рифмы, льющиеся, как музыка из изящной арфы… — Ты в этом уверен? Не думаешь ли ты… Но он не закончил мысль.Внезапное поглощающее ощущение сжимающегося вокруг него тепла чужого рта…Оно выбило из Хэнка всю неуверенность и сожаления.Полностью и без остатка.Вид, представший перед ним, лишил его разума и здравого смысла, потому, хватаясь мягко за шелковистые волосы коллеги, лейтенант вбивался глубже, наблюдая за юношей столь ненасытно, будто каждый изгиб, каждый участок кожи и вообще сам Коннор — само совершенство, заставляющее сходить с ума.И так оно и было на самом деле. Коннор уверенно обхватывал губами эрекцию друга.Как горячо он смотрелся… Неопытно, но бережно, проводя по головке и щекоча кончиками пальцев уздечку, он вырывал глубокие, рваные, гортанные стоны давно ничем подобным не занимавшегося Хэнка.Это настолько подействовало на разгорячённого Коннора на грани, что тот, изо всех сил стараясь не привлечь лишнего внимания друга, бесстыдно, как ему казалось, начал ублажать себя, не подозревая, что на самом деле его наслаждение было явным.Он закатывал глаза, касаясь себя, что не могло не подействовать на перевозбуждённого Андерсона. Почувствовав, что его дёргают за затылок, настойчиво пытаясь отстранить, RK800 нарастил темп, услышав резкое, такое грубое и в то же время жалобное: — Коннор, мать твою, ты что... Ощутив солоноватое тепло, разлившееся по его рту, он невольно улыбнулся, поднявшись с пола на затёкших ногах.Хэнк не прятал лица, не отстранялся.Молча приблизившись к андроиду, он посмотрел в его полуприкрытые ясные глаза цвета тёмного мокко, с вкраплениями дорогого, причудливого красного оттенка, прямо как у заморских специй, манящих своей пряностью и восточным волшебством. Впившись в молочную кожу зубами, Андерсон оставил едва заметную метку в виде двух крохотных царапин. — Что Вы сделали, лейтенант? В Ваши годы челюсть нужно беречь!— добродушно расхохотался Коннор, внимательно следя за движениями одевающегося в домашнее друга.Он был счастливее, чем когда либо, ведь всё, что он хотел донести о себе, поняли.Диод снова поменял свой яростный красный на бирюзовый, и приятное свечение радовало душу. — Ой, да заткнись, железка-а-а, я тебя не слышу, — чуть менее ядовито, чем обычно, протянул Хэнк.Неужели он был так же счастлив, как и он сам? Размышляя об этом, Коннор вскипятил себе немного тириума, и, нарисовав на свернувшейся, образовавшейся от самого биокомпонента пене звёздочку, принялся за горячий какао для Хэнка. «Теперь, преодолев все немыслимые ранее границы, мы не перестанем быть друг другу ближе?»