Парадокс

Во-первых, кролик издох, а во-вторых, сегодня в Большом — «Аида». А я давно не слышал. Люблю… Помните дуэт… Тара… ра… рим… © М.Булгаков «Собачье сердце»

      Двое лежали в проходе между скамейками. Старик и юноша, оба такие бледные, будто слепленные из воска. Йейтс потрогал руку парня и присвистнул.       — Судя по всему, мертв уже почти сутки. А тот с наградами — и того дольше.       Со скамейки свесилось безжизненное тело мужчины в военной униформе. На груди поблескивали медали. Открытые участки кожи были тронуты тлением, с лица на воротник осыпался посмертный грим.       У алтаря лежало ещё одно тело, на коленях, с вытянутыми вперед руками, будто бы смерть застигла его в момент истовой молитвы. Закат, просачиваясь сквозь витражное окно, укрывал его алым плащом. Бентон перевернул мертвеца и отпрянул. Из сожженного месива, бывшего когда-то лицом, на него уставился металлический венчик. Оружие далеков! Но железка была мертва, как и ее хозяин. Брезгливо потрогав штырь пальцем, сержант поднялся и зашагал по полутемной церкви, выискивая новые трупы. Вдруг какой-то звук привлек его внимание. Он прислушался. Где-то под его ногами, приглушенно, но отчетливо раздавалось пение. Слов было не разобрать, но мелодия определенно была знакомая. Бентон опустил глаза и разглядел квадратную щель с вделанным в середине кольцом. Пение явно раздавалось оттуда. Сержант потянул за кольцо, и на него дохнуло подвальной сыростью. Он окликнул Йейтса и, на всякий случай держа оружие наготове, стал спускаться в дыру. Капитан спрыгнул следом. Окутанные прохладной тьмой, они встали, оглядываясь и вслушиваясь в тихое далекое пение.       — «Типперери»? — удивленно проговорил Йейтс.       Бентон только пожал плечами. Оба двинулись по темному коридору. Дойдя почти до конца, они заметили провал, в котором тускло горел чадящий огонек. Звуки лились оттуда. Бентон заглянул в дыру. Лила, сидящая в позе лотоса, подняла голову. На ее коленях покоилось тело в черно-белой куртке. Ещё одно тело, скрючившись, лежало в углу, в окружении бутылок.       — Мисс Лила… — Бентон нерешительно подошел к ней. На него пахнуло смесью крепкого алкоголя, и он невольно закашлялся. Казалось, выпивка была повсюду. Тускло мерцали стеклянные тары с полок, на полу валялась по меньшей мере дюжина бутылок. Из некоторых капало, и ручейки вин и настоек смешивались в одну лужу, матово блестевшую на плитках пола. Лила широко улыбнулась вошедшим и продолжила напевать:       Путь далекий до Типперери,       Стороны моей родной…       — Мисс Лила, — подошедший Йейтс потряс ее за плечи.       — Чего тебе, воин Юнит? — сонно проговорила она, смахивая его руку с плеча. — Не мешай мне. Я пою колыбельную Севатим.       — Думаешь, они мертвы? — шепнул капитану Бентон, разглядывая лежащих.       Словно опровергая его предположение, из угла раздался богатырский храп. Ему вторил тоненький присвист с колен Лилы — таймлорд, судя по всему, мирно спал. Лила вздохнула, погладила его по волосам и вновь тихонько запела:              Хорошо здесь, на Пикадилли,       Но сказать хочу я вам:        Хоть далек мой путь до Типперери,       А мое сердце там…                     — К бе-ре-гам свяще-е-нным Нила…              На старой кухоньке чисто как в операционной. Жужжит пойманная на липучку муха, шелестят подсолнухи в вымытой до блеска банке. В питательном растворе они не вянут месяцами, но он все равно каждую неделю срезает один свежий за оградой — просто нравится процесс. Зачем ещё отпуск, если не для наслаждения приятными мелочами? Даже жаль, что скоро все это закончится.              — Вы-сы-ла-а-айте к ним мо-лень-я…              Работа спорится, рассыпаются под пальцами бледно-золотые сухие листочки. Так и знал, что когда-нибудь ему пригодится эта аптечка.              — Бо-ги на-ам умно-жат си-лы…              Он вытирает пот со лба. Пару часов настоится и готово. Интересно, насколько хорошо наш бывший Координатор помнит Справочник Планетной Флоры?                     Лила, зажмурив глаза, медленно спускалась по отельной лестнице, одной рукой поддерживая голову. Ей необходим был свежий воздух, но для этого надо было миновать холл. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оглохнуть — гостиничный утренний шум действовал на мозг будто разрывная граната. Такого похмелья она давно не испытывала. На самом деле, именно такое было у нее всего лишь раз — Доктор привез ее на какую-то планету с красивым названием Барселона и вечным карнавалом, кажется, установленным там законодательно. Те маленькие фруктовые напитки с зонтиками оказались ужасно коварны — на следующее утро в ее голове поселился пчелиный рой, а в желудке муравейник. Доктор был тогда беспощаден. Он даже не пытался снизить громкость тона, когда читал ей лекцию о вреде пьянства, одновременно сбивая в миске «лучшее лекарство от похмелья в пяти Галактиках». От похмелья оно и правда помогло, а вот стыд оставался с ней надолго. Примерно до того момента, когда она застала его, отплясывающего «джигу для пяти ног» на венерианской вечеринке. После такого зрелища стыдиться себя было уже невозможно.       — Мисс Лила! Верно же?       Она вздрогнула и с усилием разлепила веки. Перед ее носом появилась рука с высоким бокалом.       — Я думаю, это именно то, что вам сейчас необходимо.                     Нарвин открыл глаза и немедленно пожалел об этом. Солнечный свет, льющийся из открытого окна, безжалостно нокаутировал его, заставив застонать от боли. В первое ужасное мгновение он решил, что ничего не вышло. Он по-прежнему носит в себе наноботы далеков, и скоро в его голове опять зазвучит ужасный хрип… но ничего не происходило. Голова была чиста. Да, кто-то закручивал в нее раскаленный шуруп, желудок пытался покинуть место, отведенное ему природой, и почему-то сильно ныла щека, но это все явно было самое обычное похмелье. Инженерная комната исчезла из его сознания, а с ней и семнадцать солдат Императора. Осознание этого чуть не заставило Нарвина вскрикнуть от радости, но он удержался, опасаясь за целостность трещащего черепа. Надо запустить очистку от токсинов, только сначала побороть слабость. Кажется, он спал в одежде, но сил раздеться теперь уже не было, хотя в форменной куртке было жарковато.       Хлопнула дверь, и перед его мутным взором возникла Лила, непростительно бодрая и радостная.       — А, проснулся! — приветствовала она таймлорда чересчур, по его мнению, громким голосом. — Наконец-то, я устала убеждать твоих военных, что ты не умер.       — Моих… кого? — простонал Нарвин, непонимающе уставившись на нее.       — Военных. Забыл, господин кон-суль-тант?       — Ах да, Юнит… — он забеспокоился. — С ними все в порядке? Бригадир…       — Живой, что с ним сделается, — фыркнула Лила. — Мрачен ужасно, сидит внизу, строит своих солдат. Кстати, обещал зайти, когда тебе станет лучше.       — Полагаю, это будет не сегодня… — пробормотал таймлорд, откидываясь на подушку. — Такую интоксикацию…       — Пей, — она со стуком поставила стакан на столик возле кровати. Он приподнялся на локте.       — И что это?       — Хороший эликсир. Не бойся, я пробовала.       — Ты и воду из колодца пробовала, — начал Нарвин, но вдруг резко побледнел, вскочил с кровати и унесся в ванную. Вернулся он ещё более бледный и мрачный. Механизмы очистки от токсинов работали, но уж больно неприятно. Стакан на столе нагло побулькивал.       — Мне было так же плохо, как и тебе, Нарвин, но это питье — хорошее лекарство.       Нарвин вздохнул. Поведешься с людьми — научишься пить всякую гадость. Он зажмурился и пригубил жидкость. Вкус был не то что неприятный, скорее странный. И при этом почему-то знакомый. Выпив примерно половину, он вдруг осознал, что тошнота отступает. Голове тоже стало легче, да и в целом он будто побывал часок на Давидии в целебных купальнях.       — Откуда ты это взяла? — выдохнул он, разглядывая стакан.       — Дикси принес, — пожала плечами Лила. — Помнишь хозяина «Кукушкина куста»?       Поразительная деревня, подумал Нарвин. В воде наночастицы, алкоголь их убивает, бармены бегают с антипохмельным за клиентами…       — Где мы вообще? — задал он вопрос, оглядывая обои в цветочек и старомодные позолоченные светильники.       — В отеле.       — Где?       — В о-те-ле. Это такое место, где люди живут, когда у них нет дома.       — Я знаю, что такое отель, Лила.       — Тогда зачем спрашиваешь?       — Просто я совершено не помню, как сюда попал.       — Неудивительно, — ухмыльнулась Лила, садясь к нему на кровать. — Ты вчера не проснулся, даже когда Йейтс тебя случайно уронил.       — Ах вот откуда на скуле синяк, — вздохнул Нарвин. — А я уж решил, что ввязался в рукопашную.       — Нет, это я тебя стукнула. Тогда, помнишь, в подвале? Нарвин, ты хоть помнишь, что ты победил? — она внезапно прекратила улыбаться и взглянула на него с необычайной серьезностью.       — Да-а, — протянул он, пытаясь собрать в голове отрывочные воспоминания прошлой ночи. — Я победил… я… перезагрузился.       — А по-моему, ты меня поцеловал, — беспощадно парировала Лила. — Я думала, что поцелуем можно спасти только глупых принцесс в книжках, что на полках в Тардис, — удивленно покачала она головой.       — На самом деле все весьма логично. Нервный шок, перегрузка синопсисов, небольшой коллапс… — он начал нервно оправдываться, сам не зная, зачем. Она его все равно не слушает.       — Но почему ты решил, что это поможет? Как ты мог это знать, что это будет твой «шок»? — она наклонилась к нему поближе, близко, слишком близко, ее лицо заслонило свет, голубые глаза гипнотизируют, язык прилипает к гортани, Пандак, надо ведь сказать что-то, а что скажешь? Только если правду. Лила всегда понимает, когда ей лгут.       — Потому, — начинает он, сглотнув, — что для меня это всегда был шок.       Кажется, ответ верный. По крайней мере, свой второй шок он получает. И третий. И четвертый. На пятом у него кончается воздух, и он медленно распластывается по кровати, хватая ртом воздух. Она ложится рядом. Он чувствует отчаянную потребность что-то сказать. На ум лезут какие-то отчаянные глупости и банальности, такое говорят только в сопливых видкастах, что передают на «Галлифрей 2». Лила поворачивается к нему, проводит рукой по волосам. Да зачем что-то говорить, речь вообще переоценена!       — Я скучала, — шепчет она ему на ухо.       Ну вот. А когда он хотел это сказать, ему казалось, какое банальное слово… а внутри отзывается светло, будто золотая бабочка.       — Я тоже скучал, — Пандак, он это вслух сказал? Он сегодня удручающе честен, даже страшно. Честность в CIA надо оставлять за порогом. Хотя, его же все равно оттуда уволили. Нарвин притягивает ее к себе, и она счастливо смеется. Давно он не слышал от нее такого смеха. Ее дыхание пахнет лавандой и золотым кальдисом, дурманящим, сладким, похожим на тот напиток, что…       Он резко садится на постель.       — Кальдис!       — Что?       — Кальдис золотистый! Растет в пустыне, питается световой энергий, является прекрасным лекарственным средством! — отбарабанил он выдержку из справочника.       — На случай, если ты забыл за это время: в постели не читают лекций по ботанике!       — Ты не… — Нарвин прикусил язык, решив, что в такой момент ляпнуть «ты не понимаешь» — это верная смерть. Вместо ответа он схватил стакан и начал его маниакально обнюхивать.       — Так и знал! Это настойка на кальдисе. Кто, говоришь, тебе ее дал?       — Дикси, хозяин паба… — Лила осеклась. Туман флирта рассеялся, лицо приобрело деловое выражение. — Я знаю кальдис! Хорошо помогал от порезов. И я больше ни на одной планете не видела такого растения. Уж точно не на Земле.       — Тогда как оно оказалось у этого бармена?       Они молча посмотрели друг на друга и вскочили с постели.       На ум Нарвину внезапно пришла дурацкая фраза, которую не раз употребляла Романа. Она удивительно подходила под все происходящее сейчас.       — Все чудесатее и чудесатее… — обреченно хмыкнул он, пытаясь найти свой второй ботинок. После тщательного осмотра он почему-то оказался под подушкой. — Почему, как только я становлюсь счастлив, на меня сваливаются проблемы?       — Потому что ты пока ещё жив, таймлорд. Как и я, — ухмыльнулась Лила, прилаживая пояс с ножом. — Разве не в этом счастье?       Она звучно чмокнула его в щеку и выскользнула за дверь.