hey, wanna netflix & chill??

Ровно через двадцать одну минуту и тридцать четыре секунды после того, как Чуя отправил ему первое сообщение, раздается стук в дверь. Уголки рта Дазая сами собой подергиваются, и он позволяет телефону выскользнуть из рук, после чего встает и направляется встречать своего тайного гостя. В его внутренностях… что-то зашевелилось. В его движениях появилась легкость, а мышцы лица напряглись. Дазай не умеет улыбаться, не будучи тем, кто сам управляет ситуацией. С гораздо большим энтузиазмом, чем он думал, Дазай распахивает дверь и открывает причину всех этих странных ощущений. А заодно и всех бед Дазая. Чуя натягивает капюшон своей темно-зеленой толстовки, чтобы скрыть как можно больше лица. Никто из них не настолько наивен, чтобы не допустить, что Коё действительно пойдет и расспросит всех соседей, чтобы убедиться, что с Дазаем и ее младшим братом не происходит никаких забавных дел. Как будто кому-то из них может понадобиться целый день торчать на крыльце дома Дазая. — Проходи, — Дазай отходит в сторону, освобождая место для Чуи. Тот смеется над ухмылкой Дазая и уже снимает кроссовки. Чувство эйфории, похоже, заразительно. — Я в большом долгу перед Троссом за это, — простонал Чуя, с досадой снимая с плеча сумку и протягивая ее в руки Дазая. — Но, по крайней мере, у нас есть целый день. Дазай, никогда не отличавшийся терпением, открывает сумку и одобрительно кивает на ее содержимое. Ради этого он специально пропустил ужин. Разноцветные банки, которые гремят при каждом движении, попкорн, чипсы, шоколадное печенье и кислые жевательные резинки. — Или ночь. Легкая улыбка на полных губах Чуи превращается в дьявольскую ухмылку, а в глазах появляется такой же блеск. Невысказанное одобрение. — И это тоже. Вдвоем они не спешат в спальню, в отличие от многих предыдущих случаев. Дазай, конечно, ничего не имеет против хорошего быстрого секса — одни воспоминания о некоторых из них до сих пор способны вызвать горячие искры в его и без того вялом теле — но зачем торопиться с чем-то хорошим, когда у тебя столько времени в запасе? И вот, как ни странно, Чуя идет на кухню, а Дазай, разумеется, следует его примеру с сумкой закусок в руках. Спустя несколько часов оба лежат на диване, и желудок у них болит от ужасной смеси сладостей, энергетических напитков и алкоголя, который Дазай хранит в шкафу в гостиной. Между бездумными разговорами, которые в считанные секунды переходили с одной темы на другую, и просмотром случайных выпусков на Netflix — Дазай и Чуя наслаждались спокойствием этой обстановки. Дазай положил голову на плечо Чуи, глядя на серебряные штанги, продетые через нижнюю губу, и пирсинг в перегородке, удобно свисающий с носа. Вспомнив тот день, когда он впервые сделал прокол змеиный укус, Дазай напрягся при одной только мысли о том, что ему придется пройтись по его лицу этими проколами. Должно быть, сталь так хорошо ощущалась на разогретой коже. Правда, Чуя несколько раз менял кольца на штанги. Но это не ослабляло их эффекта, это точно. Какое бы дрянное и откровенное шоу ни шло, Дазай не обращал на него внимания, не тогда, когда запах Ред Булла и водки так невероятно близок и слишком домашний для него. Рыжие кудри щекочут ему лоб, и капризный и наглый Дазай безропотно позволяет этому происходить, прижимаясь к бицепсам Чуи и впитывая тепло его тела. Толстовка висит на спинке стула на кухне, а обтягивающая черная майка открывает взору множество чернильных пятен, украшающих загорелую кожу. Дазай хочет провести вечность, прослеживая каждую линию кончиками пальцев. Запомнить их. А зубы вонзаются в нижнюю губу при виде пикантных образов, всплывающих в памяти после проведенных жарких ночей. Не используя руку, которую сжимает Дазай, Чуя корчит гримасу, откусывая очередную кислую жевательную резинку. — Какого хуя…? Он? У этой девчонки проблемы. Дазай тихонько хихикает про себя. Момент теплый и совершенно интимный в своей обыденности. Кто бы мог подумать, что у тайных, запретных отношений могут быть свои плюсы? Даже такие скучные вещи, как ненавистный просмотр сериалов с набиванием себя всякой дрянью, могут быть романтичными и вызывать приятные воспоминания. Определенно не у Дазая, это точно. Чуя впечатывает локоть в ребра Дазая, и тот вынужден стиснуть зубы, чтобы сдержать болезненный вопль. — Смотри это чертово шоу, черт возьми. Я буквально чувствую, как ты прожигаешь дыры в моем лице. — Раздражение с треском сменяется игривой, однобокой ухмылкой, которая слышна в его голосе, когда Чуя бросает взгляд в его сторону. — Не стоит обращать на это внимание. — О? — Чуя вскидывает бровь, поворачивая к нему свое лицо. — А на мое лицо стоит? — Не льсти себе. Это жалко. — Дазай с насмешкой закатывает глаза. — На тебя просто интереснее смотреть, чем на тридцатилетних, которые играют в старшеклассников. — Но его хватка на руке Чуи достаточно убедительна, чтобы любое оправдание было напрасным. — Отвали, это тебе не Ривердейл, — насмехается Чуя, слишком обороняясь, на вкус Дазая. — Ты бы знал это, если бы начал обращать внимание. Главная девушка — буквально адвокат. Проходит несколько минут, и никто из них не произносит больше ни слова. Чуя кажется таким заинтересованным, а Дазай думает, что это так глупо, хотя он точно знает, что в его глазах не отражается ни капли гнева, несмотря на это. Вот тогда-то все и происходит. Слишком резко. Смерч, за которым вскоре следует смена освещения. И каким-то образом вся атмосфера в комнате переворачивается с ног на голову в тот самый момент, когда появляются два обнаженных тела. Взгляд Дазая естественно тянется к красочно освещенному экрану телевизора — на белых стенах отражаются оттенки насыщенного темно-фиолетового цвета, — особенно когда по просторной гостиной разносятся звуки женских стонов, переплетающихся с глубокими мужскими хрипами. Ослабленная хватка Чуи на бедре Дазая вдруг слегка напрягается. Наверное, он делает это подсознательно. Команды типа «попроси об этом» и поток хныкающих «пожалуйста» в ответ отскакивают от стен в тихой комнате. Возможно, Дазай даже забывает дышать на протяжении всей сцены. Мужчина, по сути, прижимает девушку к себе и отталкивает от себя в тот момент, когда она, по его мнению, слишком близка к разрядке. Дазай уже представляет себе, как продюсер дрочит от мысли, что заставляет людей воплощать его грязные фантазии. На лице Дазая появляется надменная улыбка, которая едва достигает его глаз, а взгляд становится затуманенным. И в то же время так же быстро зарождается одна нехорошая мысль. Как естественно для глаз Дазая зацепиться за столь непристойное зрелище, так же естественно для его мозга зацепиться за представленную концепцию. — Эй, — он слегка поворачивает подбородок, чтобы шепнуть Чуе на ухо. Тон достаточно низкий, чтобы он понял, что по его позвоночнику должны ползти мурашки. — Тебе нравится? Ответ Чуи приходит только после паузы. Дазай улавливает ее, какой бы незаметной ни была эта задержка для других. Дрогнули ресницы. И рука, словно инстинктивно, тянется к оставленному стакану с водкой. — Что? — Быть окантованным. Тебе нравится? Я бы подумал, что это так раздражает. — Кокетливый изгиб губ грозит расколоть его лицо надвое. В его словах звучит маниакальный тембр. Пальцы проводят невидимые линии по обнаженным бицепсам Чуи. — Хм? Глаза Дазая прикованы к выражению лица Чуи. Как он прячет свою ухмылку за ободком непритязательного пластикового стаканчика. — Тебе бы это точно не понравилось. Ты слишком нетерпелив для этого. — Затем их взгляды встречаются, и Дазай клянется, что внизу живота у него разливается раскаленный жар. Его член дергается. Дыхание становится слишком учащенным и прерывистым. В глубине его души кипит животный голод. О, Коё так права, что ненавидит его.

—

Все начинается безобидно. Дазай, как всегда, чересчур самодоволен, чувство собственного достоинства раздуто, и он пытается отмахнуться от любых трудностей, чтобы уберечь свою гордость. Но один взгляд на лицо Чуи должен был подсказать ему, что это будет… что-то, в общем. Дазай внимательно прислушивается к приближающимся шагам. Чуя сходил в комнату, достал кольцо для члена и смазку. Как только рыжий оказывается в поле зрения, он протягивает ему эти предметы, как будто это какие-то ценные вещи. Дазай прищелкивает языком от восторга, но другие ехидные замечания оставляет при себе. Конечности вытянуты на диване, пальцы переплетены над головой. Им пришлось потратить минуту на то, чтобы убрать все закуски и напитки, и лампы наверху освещают комнату холодным тоном поразительной белизны. — Постарайся не разрыдаться, ладно? Ублюдок. Дазай наклоняет голову в сторону и одаривает Чую снисходительной улыбкой, от которой у него заслезились глаза. — Только за это тебе придется доставить мне самый умопомрачительный оргазм в истории, иначе я отрежу тебе член, пока ты будешь спать. Эта угроза так же пуста, как обещание Чуи своей сестре, что он проведет ночь в доме старого школьного друга. Пустой звук. Ничтожный. И Чуя знает об этом, если судить по его самодовольному кивку, когда он уже раздевается. — От этого выражения твоего лица мне хочется дать тебе пощечину, понимаешь? — Ну, тогда не повезло тебе, потому что сегодня ты ничего не будешь делать, чертово отродье. Дазай изо всех сил держится за раздраженный облик, даже когда его внимание полностью поглощено выпуклостью на трусах Чуи. В один миг его рот оказывается слишком пустынным, и Дазай подсознательно тянется к нему, когда Чуя стягивает с него носки. Его тело жаждет тепла, ощутить жар его кожи под своими холодными руками. Чтобы засосами обвести вихри черных чернил, протянувшихся по его рельефному телу. — Нет, оставь свои грязные ручонки при себе. — Чуя делает шаг в сторону, всего на дюйм выходя за пределы досягаемости Дазая. О, это должно быть чудесно для его самолюбия — видеть, что Дазай действительно хочет его так открыто. — Ты должен подождать, помнишь? Дазай хочет запротестовать. Хочет пожаловаться и поныть, при этом прекрасно понимая, что это его собственная идея. Но, когда кровь приливает к животу, у него не хватает терпения ни на логику, ни на поведение. Стыдно, но забавно испытывать такое отчаяние, будучи известным безупречным самообладанием. Чуя, в отличие от себя, устраивает шоу с раздеванием Дазая. При этом лицо Дазая находится так близко к этим мышцам и он не может их потрогать. Вот ведь зараза. Он стоит на коленях, снимая с себя огромную рубашку, пальцы перебирают бинты. Продвигаясь вниз, он снимает свободные треники, прикладывая достаточное давление к пульсирующей эрекции Дазая. В медленном темпе, заставляя Дазая мучиться в агонии, а мимолетные ласки и прикосновения кожи к коже грозили тем, что самообладание Дазая лопнет, как дешевая резинка. — Ты, блядь… Но Чуя перехватывает челюсть Дазая и зажимает ему рот ладонью, пальцы впиваются в кожу. — Следи за своим ебаным языком, детка, — шепчет он, и при этом в его словах звучит такая темная нотка, что Дазай едва не вздрагивает в предвкушении. Лазурные глаза, такие темные и магнетические в своей притягательности. — Или я оставлю тебя в таком виде. — Чуя, которому всегда нравилось возиться с парнем, который выше его на целую голову, поворачивает голову Дазая из стороны в сторону, отчетливо выговаривая каждое слово. — Задыхающимся Неудовлетворенным. Ненасытным. Как сука в течке. И к удивлению Дазая — он редко удивляется, но Чуя иногда действительно вызывает у него недоумение. Это раздражает, но всегда заставляет его жаждать большего. — Не колеблясь ни секунды, Чуя стягивает с Дазая последнюю одежду, бинты остаются, и освобождает его член. Уже твердый. Сердито-красного оттенка и ноющий от недостатка внимания. Дазай, не по своей воле, корчится от напряженного взгляда Чуи и его пожирающей ухмылки. Он полагает, что в том, чтобы заставить человека с таким имиджем, как у Дазая, извиваться, как возбужденный подросток, есть свой шарм. На свету легко заметить перламутровые капельки предэякулята, собравшиеся на кончике. Еще немного, и они могли бы даже испачкать его живот. Дазай вздрагивает и с облегчением выдыхает, ощущая прохладный воздух комнаты, ласкающий его теплую кожу. Пальцы ног подгибаются, а глаза блуждают по пространству, стараясь не замечать, как Чуя смазывает игрушку с таким нескрываемым возбуждением на лице. И вот все готово, силиконовое кольцо плотно обхватывает основание, и Дазай официально отдается на милость Чуи. И это будет ад, знает он теперь, хотя это не значит, что он не падет без боя. Чуя не заслуживает того, чтобы видеть, как он ломается, не потрудившись. — Чего ты на меня зыркаешь? — усмехается Чуя, смазывая ладонь и пальцы смазкой, после чего снова отбрасывает вещь в сторону и пролезает между длинными, практически голыми ногами. — Я помню, что ты хотел этого. — И просто потому, что он — грязная шавка, Чуя начинает дрочить ему прямо перед тем, как Дазай успевает осознать обращенные к нему слова. Влажные звуки вперемешку с разрядами удовольствия, поступающими прямо в мозг, а затем снова в член, — губы Дазая растягиваются в натянутой улыбке, прежде чем он достаточно спокойно произносит. — Да. Но ты все равно раздражаешь. — Сколько усилий требуется, чтобы сохранять ровное дыхание, в то время как кольцо на члене только усложняет задачу. Чуя не стесняется сжимать член в кулак, достаточно крепко удерживая его, чтобы разжечь это назойливое напряжение. Возможно, это месть за то, что Дазай засунул член Чуи в кольцо — только для того, чтобы дразнить его на протяжении всей их маленькой игры. Хорошие были времена — но сейчас Дазай немного жалеет об этом. — Ах, но ты же не можешь кончить без меня, правда? Моя раздражающая задница, кажется, делает это за тебя, не так ли? — Коварные пальцы Чуи обхватывают головку, и Дазай зажмуривает глаза, прикусывая щеку, чтобы подавить вздох. Так что он не видит, как Чуя снова потянулся за лубрикантом. И как он открывает ее ртом и выливает еще больше смазки на другую ладонь. Так было до тех пор, пока Дазай не почувствовал прохладные, влажные пальцы у своей промежности. Проводя кончиками пальцев по узлам мышц. Издевается над Дазаем. — Твои слова ничего не значат, когда твой член дергается и пульсирует от нескольких движений. Тебе должно быть стыдно, 'Саму. Дазай сгибает ногу, намереваясь пнуть Чую, но положение не позволяет. Тело Чуи действует как перекладина, не позволяющая сомкнуть ноги, даже если бы он захотел. Не то чтобы он действительно хотел. Не то чтобы Чуя ошибался в своих предположениях. А затем в него проникает палец, и Чуя прижимает подушечку большого пальца к головке его члена. Дазай вздрагивает от жалкого стона, который вырывается из него. Высокий, пронзительный, неловко легкий. И вот уже пальцы Чуи раздвигают его на подобии ножниц — три, на две костяшки глубже. Хватка на его члене не ослабевает, темп тоже. Чуя мучает его, вытягивая из раздвинутых губ Дазая еще больше звуков и с большим удовольствием контролируя ситуацию. Играя в кукловода и наблюдая за каждой малейшей реакцией, которую он добивается от своей самой дорогой куклы. Через некоторое время даже Дазай теряет чувство времени. Может быть, прошло не более восьми минут. А может быть, уже почти час. Он задыхается и хнычет, его член напряжен. Пульсирует. Выступают вены. Но это ничего не дает — силиконовое кольцо разрушает каждый приближающийся оргазм за считанные секунды. Это грубо. Жестоко. Они так похожи. Недовольство бурлит внутри Дазая, и он теряет контроль над собой. Дергает себя за волосы. Упирается пятками в мягкость дивана под ним. Снова и снова проклинает Чую, а рыжий только смеется и продолжает. Какого черта он решил, что это хорошая идея? Он ненавидит это. Он ненавидит это…! — Блядь, — простонал он, а Чуя воркует, издеваясь над ним. — Больно…! — Ой, больно? — Убрав руку с его члена, Чуя смыкает губы и целует чувствительный кончик. — Вот так. Лучше? — О, я убью тебя, — смеется Дазай. Звук приглушенный, с ненормальными нотками. Вибрирует от кипящего гнева. На его ладонях появляются красные полумесяцы. Затем он резко шумно выдыхает из-за горячей влажности рта Чуи, обхватившего головку, что втягивает щеки и посасывает ее. — Нгх.. б- хах. ты… Чуя проводит языком по его стволу. Целомудренно целует выступающую вену. — Терпение — это хорошая черта. — Дазай ненавидит его за то, что он использовал его собственные слова против него, но в то же время, по какой-то больной и извращенной причине, необходимость нести последствия его предыдущих действий возбуждает его. Его бросает в дрожь от неосознанного чувства ужаса. От того, как далеко может зайти Чуя. Не получив ответа, Чуя решил, что сейчас самое время полностью поглотить Дазая. Втянутые щеки, губы над зубами и такой обжигающе горячий рот — Дазай едва не дрожит от этого ощущения. О, Чуя был прав, блядь. Он ненавидит это. Это агония. Это ад. От того, как Дазай впивается зубами в нижнюю губу, у него в любую секунду может пойти кровь. Пальцы Чуи продолжают играть с его простатой, заставляя ноги Дазая подрагивать от резкого экстаза, проходящего через него, как электричество, а его старательный рот доводит его до безумия. Удовольствие интенсивное. Оно сводит с ума. Дазай хочет кричать, хочет зарыться пальцами в рыжие локоны волос и заставить Чую взять полностью. Но если он осмелится проявить хоть капельку доминирования, Чуя остановится. И Дазай умрет. Чуя качает головой вверх-вниз. Его септум теперь перекошен, но Дазай не тратит дыхания на то, чтобы указать на это. Не дожидаясь исправления, он переходит к делу. Поддерживая адский ритм. В перерывах между ними он смазывает свой член слюной. Голова Дазая кружится. В горле у Дазая пересохло от дыхания через рот. Грудь опускается и поднимается с короткими, быстрыми интервалами. Яйца наливаются тяжестью, глаза закатываются от каждого продолжительного прикосновения. Ощущение такое, будто его постоянно подталкивают к краю обрыва, чтобы в последнюю секунду оттащить назад. Это мучает его физически и морально. Но он не может остановить головокружение внутри. О, это пьянящее чувство, когда с тобой играют, как с игрушкой. От того, что он позволяет кому-то так смущать и унижать себя, у него в груди закипает звонкий смех. Его бедра непроизвольно изгибаются, но Чуя использует свой вес и локти, чтобы тело Дазая было как можно более неподвижным и податливым. Затем раздается звонок и звучит знакомая мелодия, надолго прерывая ласки Чуи, и Дазай почти срывается на крик, чтобы он продолжал. Секунду — а может, и меньше? — Чуя не двигается, повернув голову к полу. Вероятно, именно там находится его телефон, надежно спрятанный в заднем кармане джинсов. — Чуя…! Это снова привлекает его внимание, как раз в тот момент, когда мелодия на короткое мгновение затихает, чтобы затем снова зазвучать. Раздается смешок, пальцы внутри Дазая снова начинают двигаться. — Блядь. Кажется, это Коё. Дазая это ничуть не волнует. Все, что у него сейчас на уме, — это первобытный голод по этому освобождению, по той разрядке, которой жаждет его тело. — Не обращай внимания… Чуя полностью отстраняется от Дазая, и его глаза расширяются от шока. Внезапный приступ негодования захлестывает его, он готов кричать и снова прижимать руки Чуи к своему телу. Однако, когда Чуя достает телефон и собирается ответить на звонок, он лишь смеется, глядя на Дазая с провокационным блеском в расширенных глазах. — Она может что-то заподозрить. Лучше помолчи, ладно? Мозг Дазая слишком долго не может понять, что это значит. И только когда Чуя снова оказался между ног Дазая, несколько раз провел по своему члену и ухмыльнулся, глядя на Дазая сверху вниз, понимание посыпалось на него градом. — Да? Анэ-сан? — Чуя и глазом не моргнул, когда легко обхватил член Дазая и стал тереться о него своим. Как будто пытаясь стереть с него смесь смазки и слюны. — Что, нет, все в порядке. Альбатрос вышел покурить. Дазай зажимает рот обеими руками. Глаза закатываются, но он не может оторвать взгляд от картинки перед собой. От одного только этого он может сойти с ума и кончить. — Я собирался пойти в душ, извини. — Затем Чуя ускоряет свой ритм, в то время как его глаза полностью обращены на него. — Да, да. Все в порядке. На лице Дазая под его ладонями заиграла безумная улыбка. Вся эта сцена так неправильна. Так отвратительно. Эти двое всегда получали удовольствие от своих извращенных игр. Приняв самую мерзкую версию себя, они делали другую еще хуже. Грязно, муторно, неряшливо. Не зря Коё не хочет, чтобы Дазай приближался к ее драгоценному младшему брату. Дазай — разрушитель. Он портит все, к чему приближается, и Чуя Накахара — милый маленький Чуя, всеми любимый — не исключение. Нет, совсем наоборот. Дазай покрывается мурашками при одной только мысли о том, что он может потянуть Чую за собой. Тем более что тот приветствует его с ухмылкой, очень похожей на его собственную, и распростертыми объятиями. Чуя отпускает руку и переводит ее на тыльную сторону бедра Дазая. На этот раз смысл сказанного доходит до него гораздо быстрее, и у Дазая отвисает челюсть, когда он видит, что его колено прижато к груди. Чуя скрывает стон кашлем и вводит головку своего члена прямо в сжимающееся кольцо мышц. Не более дюйма в Дазае — но его грудь вот-вот взорвется, уже содрогаясь от усилия, которое приходится прилагать, чтобы оставаться спокойным. Растяжение так желанно. Ему нужно больше. Ах, блядь. — Хм, нет, ничего, — пробормотал Чуя, нахмурив брови и стараясь сохранить спокойствие в голосе, в то время как он все глубже проникал в Дазая. Дазай только смеется, уткнувшись в ладони, и качает головой. Предупреждая Чую, что долго молчать он не сможет. Чуя прикусывает нижнюю губу, глаза сужаются от ощущения, что стенки Дазая сжимаются вокруг его члена. — Ладно, пока. Я тоже тебя люблю. — Затем он отбрасывает телефон в сторону, и тот с грохотом падает куда-то вниз, в кучу одежды. Крепкие мозолистые руки обхватывают оба бедра Дазая, и Чуя оставляет дорожку легких поцелуев вдоль пространства между коленом и голенью, а затем сгибает его пополам. Теперь он прижимает обе ноги к груди и полностью погружается в Дазая. Дазай стонет от растяжения — такого, к которому не могут подготовить никакие пальцы. Это больно, он остро ощущает отсутствие смазки, и от этого становится ещё более восхитительно. Пронзительная боль, когда тебя протыкают насквозь и ты полностью теряешь контроль над собой. Чуя стонет, низко и глубоко, и откидывает голову назад, как только отстраняется — только для того, чтобы снова войти в Дазая. Он смещает положение Дазая, так что его голова откидывается на край дивана. Хлюпающие звуки первых движений бедер Чуи так непристойны, как, наверное, и выражение лица Дазая. Теперь он хочет только одного: чтобы Чуя закончил с этим занятием, заляпав его своей спермой. Ну, или по лицу Чуи, так как слюни все еще блестят на подбородке и губах рыжего. А глаза красные от непролитых слез. Ах, Чуя всегда так умопомрачительно красив, когда Дазай трахает его рот. Но все это исчезает в воздухе, как только Чуя начинает двигаться. Налаживая устойчивый ритм. Звуки проносятся мимо его губ в тихие мгновения. Дазай чувствует, будто его голова погружается под воду. Шлепки кожи о кожу. Эхо их стонов отдается в ушах Дазая и отскакивает от стен. Все так горячо, что Дазай боится умереть от этого. Как будто его зажарили заживо. И при этом его член ноет, пульсирует. Все это так ужасно хорошо. Его собственная модель ада. Дазай думает, что может зарыдать в любую секунду. Со всей этой адской прелюдией Чуе не потребуется много времени, чтобы кончить. И тогда, может быть, он посчитает оргазм Дазая вполне заслуженным. Достойным. Наконец-то. — Мы… — Что бы ни хотел сказать Дазай, его оборвал долгий, высокий скулеж, когда Чуя продолжил толкаться в него. — Мы… ах, блять…! — К уже затуманенному выражению лица добавляется вялая улыбка. Голова запрокидывается, как будто шея перестала удерживаться на месте. Чуя продолжает медленные, томные движения бедрами. Бледные стройные ноги балансируют на широких плечах. Руки надежно фиксируют бедра Дазая. — Да? — Он прикусывает нижнюю губу, чтобы сдержать стон, брови нахмурены. Но ничто не скрывает эйфорического ликования, озаряющего его лицо, и наглой ухмылки, тянущейся к уголкам его рта. — Мы не должны этого делать? Ты хочешь, чтобы я остановился? А? — В другое время насмешливая нотка могла бы разозлить Дазая, но сейчас он превратился в бесполезное, бескостное месиво без единой связной мысли. Дазай издал неуклюжую попытку рассмеяться, но она едва превышает шепот. Его руки свисают с дивана и тянутся к чему-нибудь, за что можно ухватиться. Ногти постоянно впиваются в плоть его ладоней. У него идет кровь? Капли пота катятся по лбу, застилая глаза. Пряди волос неприятно прилипают к коже. — Нет… не останавливайся. Ах… пожалуйста, я… — каждое слово звучит невнятно, а зрение затуманивается. Дазай не может сосредоточиться ни на чем, кроме члена, который сейчас входит в него. Все внимание сосредоточено на ударах в простату, на ощущении умопомрачительной полноты и на том, как болезненно болит член, обтянутый этим железистым кольцом. Кажется, что с каждой секундой к его члену приливает все больше крови, заставляя мир вращаться. И все же единственная мысль, за которую цепляется его едва функционирующее сознание, — это не боль от того, что его ограничивают, что каждый приближающийся оргазм испорчен, а откровенное желание кончить. Ему это необходимо. Как будто разрядка — это кислород, а он — умирающий человек. Как будто это его спасение. — Продолжай, — Чуя покровительственным тоном подталкивает его к этому. Дазай и впрямь оказывает на него дурное влияние. — Умоляй. Может быть, я сжалюсь над тобой. Чуя легко согнул его пополам, как какую-то куклу. Чуя легко согнул его пополам, как какую-то игрушку. Дазай не так гибок, как рыжий. Для того, чтобы придавить одну из ног Чуи к его голове, никогда не требуется много сил — о, но то же самое нельзя сказать о Дазае. И может быть, именно поэтому Чуя так одержим визуальным образом, самим его действием. Заставить какого-то парня, способного плюнуть тебе на голову, стать таким маленьким? Дазай, несомненно, понимает эту привлекательность, даже в пассивной роли. — Пожалуйста… — Все до последней капли стыда практически выжжено из организма Дазая. Как будто его и не было. Чу— …я. Я не могу…! Пожалуйста, пожалуйста… Словно нарастающее крещендо, голос Чуи становится все более неустойчивым и громким. Его толчки следуют за ним. Исчезли медленные и глубокие движения члена внутри Дазая — манящие, но никогда не достаточные. Чуя теряет контроль над собой, и Дазай чувствует, как влага застилает ему глаза, когда жалкое удовольствие поглощает его, но все, что он может сделать, это откинуть голову назад и поддаться. Чуя закрывает глаза, из его рта вырывается поток более громких «блядь», а затем он переключает свое внимание на Дазая и дергает за железестое кольцо, которое было причиной того, что Дазай оказался в этом аду. В любое другое время Дазай не терял бы ни секунды, прежде чем скинуть Чую с кровати — или дивана — за грубое обращение, но с его давно отключенным мозгом он только и делает, что рыдает и вскрикивает, когда последние несколько толчков, наконец, выводят его за грань. Это падение происходит мгновенно, с высоты, и Дазай даже не чувствует, как Чуя изливается в него. Или как его собственная сперма заливает его живот. Влажное тепло, уходящее в его тело, пока он лежит там — задыхающийся, потный и остро ощущающий каждую собственную дрожь и судорогу. Но тут на него опустилось такое же горячее, а может, и еще более горячее тело, и Дазай лениво обхватил рукой подтянутую спину, позволяя пленке похоти, нависшей над его сознанием, просто захватить его. Прибраться они смогут потом. И с Коё тоже разберутся. Сначала Дазаю нужно уделить минутку себе.