Верность (Fidelity)

      Возбужденное гудение и жужжание разносились по всей большой комнате, пока он ждал, спокойно стоя перед всеми. Он не помнил, чтобы раньше бывал в этой комнате. В свое время он был вершителем правосудия — каким бы оно ни было, — и ему не было необходимости видеть изнутри зал Суда. Он был большим и величественным, как и все подобные здания на Корусканте, но являлся старше Сената (правосудие действительно было намного старше политики) и поэтому казался более привлекательным, поскольку был построен из камня, мрамора и стекла, а не из современного металла и гладкой архитектуры.               И хотя Суд был большим, легко вмещая 5000 человек, все равно казался карликом по сравнению с массивным зданием Сената, которое можно было увидеть из западных окон.                 И разве это не подытоживало текущее время, — подумал он, — политике придается гораздо больше веса и значения, чем правосудию.               Этот процесс действительно должен был проходить в военном суде меньшего размера, но он не вместил бы столько репортеров, зрителей и политиков, сколько было необходимо для данного шоу.               Кроме того, военный трибунал мог иметь неприятные последствия. В конце концов, большая часть имперского флота явно его поддерживала.               Нет, его похитителям требовалось, чтобы это был весьма публичный процесс по обвинению в государственной измене и убийстве. Сенсационные темы, которые будут транслироваться по всей галактике.               Количество камер голонета гарантировало, что это не будет ни малейшей проблемой. Однако они также означали, что это причинит большое... огорчение тем, кто ему дорог. Что ж, по крайней мере, один был бы огорчен, но, если честно, он не был уверен, насколько это будет беспокоить другую. В конце концов, в своих отношениях они добились некоторого прогресса.               Он знал, что она его не ненавидит, и после сделанного им с ней это было больше, чем он когда-либо мог надеяться. Однако он также знал, что у них никогда не будет таких близких отношений, которые он построил со своим сыном. И опять же, это было хорошо и больше, чем он заслуживал. Он мог наблюдать, как она строит близкие отношения с другими, и был счастлив, поскольку это делало ее счастливой.               К сожалению, из-за него одно из этих отношений сейчас находилось под угрозой, и поэтому он не был уверен, что она почувствует, когда это увидит. Он посмотрел в сторону, в приемную, где ждали свидетели перед тем, как войти в зал суда, и мог видеть двух мужчин. Он не имел права гордиться ими — они были теми, кем стали, вопреки ему, а не благодаря тому, что он для них сделал. Но, вопреки логике, он ими гордился. Они стояли со всей осанкой безупречной военной подготовки, несмотря на крайнюю усталость и эмоциональные потери.               Тот, что пониже ростом, был очень бледен, и да, под глазом определенно был синяк. Но всякая надежда на этичное обращение исчезла в тот момент, когда они вдвоем ради него переступили порог здания. Тот, что повыше, был таким же стальным, как и всегда, и, встретившись с ним взглядом, слегка кивнул.               И это было нелегко. Потому что для их защиты он собирался быть жестоким. Они могут понимать или не понимать то, что он собирался попытаться сделать, но это причинило бы боль им обоим. Преданные офицеры, и ему придется попытаться разрушить это доверие, чтобы сохранить их в безопасности.               Люди устраивались на своих местах, и звук затихал, как будто кто-то постепенно уменьшал громкость.               Вошли присяжные, блистая в своих помпезных мантиях, и остались стоять.               — Всем встать!               Собрание так и сделало. Он поймал взгляд непоколебимого, того, о чьем втягивании в это он больше всего сожалел, и слегка кивнул, что было принято во внимание, прежде чем их внимание было обращено на вошедших в зал трех судей.               — Председательствуют достопочтенный судья Вандрон, достопочтенный судья Чирин и достопочтенный судья генерал Нарифф.               Все трое стояли на видном месте за массивной скамьей из черного мрамора. Вандрон ухмыльнулся ему сверху вниз — да, этого следовало ожидать, и он не питал иллюзий относительно того, будет ли этот человек беспристрастен, поскольку тот всегда рабски поддерживал императора. Он мало что знал о Чирин; она была неизвестным фактором, и без доступа к своим чувствам он не мог ее прочитать. У генерала был поразительный шрам на левой щеке, и он был имперцем до мозга костей. Он истолковал бы это по-военному, и, таким образом, даже сейчас вердикт, скорее всего, уже был у него в голове.               Это заставило заключенного больше беспокоиться за двух других, находившихся с ним рядом, чем за себя. Их действия, по мнению Нариффа, почти наверняка привели бы к их расстрелу. Да, более чем когда-либо, он был полон решимости отдалить их от этого настолько, насколько это возможно. Он возьмет на себя полную ответственность за все, а их представит всего лишь винтиками в машине. Это была не очень хорошая защита, но лучшая, которую он мог им предоставить.               И не могло быть никакой... проявленной любым способом личной привязанности. Они были офицерами, он был командиром, не более того. Он должен взять годы самопожертвования, совместного служения и совместного пролития крови и выбросить их, как будто они ничего не значили. Он ненавидел себя за это, — но он всегда делал то, что было необходимо, и данный случай не был исключением.               — Обвиняемый, Анакин Скайуокер, когда-то известный как Дарт Вейдер, ранее командующий Имперским флотом и советник императора, обвиняется в государственной измене и убийстве на самом высоком уровне. Эти преступления караются смертной казнью. Признаете ли вы себя виновным?               Анакин посмотрел прямо на Вандрона, когда ответил, четко и громко:               — Я не признаю себя виновным.