Одной крови

За дверью раздавались тихие стоны. Веял кровавый, вкусный шлейф. Гарри не находился в постели, потому что сон часто ускользал из-за рези клыков. Боль не давала отдыха. И когда терпеть становилось невыносимо, он уходил на поиски папы. Прижимаясь ухом к двери, мальчик прислушивался к учащенному пульсу. Своему и чужому. Он чувствовал чью-то жизнь. Как кровь струится по венам девушки, с которой был папа. … она была такая вкусная… Тяжёлые шаги совсем близко. Малыш успел вовремя отстраниться. Дверь открылась и перед ним предстал папа, одетый в кожаные тёмные штаны, с расстегнутой белой рубахой, на которой остались следы человеческой крови. Как и на губах. — Гарри, — мужчина поднял ребёнка на руки, — тебя опять мучает боль? — Угу, — жалобно протянув, мальчик обессиленно наклонился к отцу, прижимая ладошку ко рту. Зубки мешали спать как днём, так и ночью, истощая. Час беспокойной дрёмы — его максимум. — Ты кушал, да? Прости, если отвлёк, — просил мальчик, зная, что отец почти всегда может почуять его. Даже за несколько метров. — Ничего, детка, — Джеймс оставил поцелуй на лбу сына, — Ох... — в последний момент подумав, что оставит след крови. Большим пальцем мужчина стёр остатки, но не успел убрать руку. Сын взялся за неё и засунул большой палец себе в рот. Собрал остатки крови человека, а потом прокусил палец родителя. Джеймс почти не ощутил лёгкий укол боли. Не стал отнимать руку. Пусть пьёт. Кусая плоть и поглощая кровь, клыки перестают ныть какое-то время. А если ребёнка сразу уложить спать, возможно, он сможет отдохнуть и набраться сил. Нехорошо в столь юном возрасте, тем более полукровке, что заочно сильнее человеческого ровесника, лежать целыми днями без сил на игры и занятия. Гарри с трудом мог есть обычную пищу. Кровь — единственное, что удерживало на плаву.