Пробудите спящего дракона

Апатичность Марии (так звали несостоявшуюся жертву крестьянского самосуда) закончилась ровно в тот миг, когда Хельга Пуффендуй взмахнула палочкой, чтобы наложить диагностирующие заклинания. Девочка тут же вскочила с постели и прижалась спиной к стене. Вид у неё был такой, точно она увидела боггарта но, при этом, никогда прежде не слышала о его существовании. Попытка Хельги успокоить пациентку ласковыми уговорами привела к совершенно противоположному эффекту. Мария подскочила на месте и, запричитав что-то под нос, принялась отбиваться. В результате, Тому пришлось наложить на неё Петрификус Тоталус, потому что он всерьёз опасался, что взбесившаяся, точно кошка загнанная в угол, девушка попросту сломает Хельге что-нибудь. Как раз в тот момент, когда новая гостья замка безвольно упала на постель под действием обездвиживающего, в палату влетел Салазар Слизерин, злой, как…. У Тома плохо получалось выбрать образ для сравнения. – Годрик! – прогремел голос Слизерина, – ты сошёл с ума! Несколько склянок на полках подле Слизерина лопнули. Хельга с явным недовольством посмотрела на влетевшего в помещение побратима, но продолжила шептать заклинания, нацелив палочку на Марию. Том же вжался спиной в стену у изголовья кровати, стараясь казаться как можно незаметнее. Да, это было трусливо, но младший Слизерин здраво рассудил: лучше быть трусом, но живым. – А что, лучше было бы позволить ей утонуть? – не менее громогласно вопросил Гриффиндор. Взгляд Слизерина стал ещё темнее. Том, невольно, вспомнил, что в будущем наставника считали самым опасным и мстительным тёмным колдуном в истории. Впервые, с тех пор как он оказался в Хогвартсе прошлого, юноша осознал: это суждение вовсе не было беспочвенной выдумкой. – Ты мог оставить её ЗА пределами замковых земель, – резко ответил Слизерин. – Она волшебница! Том тоже видел. Реддл вздрогнул от упоминания своего имени. Слизерин глянул на него скользящим, ничего не выражающим взглядом всего на секунду. – Ты забываешься, брат, – сказал Салазар, – мы обсуждали подобное ещё когда только задумывали создание оплота, когда это была только идея. Ты подвергаешь опасности всех обитателей Хогвартса из собственной прихоти. Нельзя спасти всех! С подоконника упал глиняный горшок, сметённой магией Слизерина. Глаза обездвиженной Марии истерично крутились меж распахнутых век. Девушке было страшно, и Том совершенно её в этом не винил. Хельга поморщилась, услышав звон разбитой керамики, но от наложения согревающих чар не отвлеклась. – Я просто хочу попытаться: мы научим её. – Нельзя научить магии того, кто считает её адовым проклятьем, Годрик! – Вы двое, – вмешалась Хельга, – немедленно отправляйтесь выяснять отношения в другом месте, пока ваша стихийная магия не начала ломать мебель: хватит с меня побитой посуды! К удивлению Тома, оба мага синхронно посмотрели на девушку и послушно покинули помещение. Их возмущённые голоса слышались ещё какое-то время, однако, вскоре, затихли где-то в далеке. Том выдохнул с нескрываемым облегчением. Он принялся чинить разбитое. Круговые движения кисти и то, как осколки вновь становились частью целого странным образом успокаивали. Младший Слизерин до конца не понимал свидетелем чего именно был. Дело в том, что у него сложилось впечатление, что ненависть Слизерина к маглорожденным – миф. Однако, после произошедшего здесь юноша уже не был так уверен. – Том, – позвала Хельга, – мне нужно напоить её заговорённым маковым молоком. Реддл понял, что от него требуется. Взмахом палочки он отменил наложенное заклинание. В тот же миг Мария подскочила на месте в попытке убежать. Однако, силы подвели её. Прежде, чем девочка сумела вскочить с постели в неловком движении, её руки и ноги сковали уже знакомые Тому металлические ленты. Так был привязан к кровати Поттер. Когда Хельга поднесла к её губам маковое молоко, девочка закричала до того страшно, что у Тома по коже побежали мурашки. Точно её собирались калечить, честное слово! Однако, колдунья справилась быстро, зажав пациенте нос. Вскоре у той не осталось воздуха ни на крик, ни на то, чтобы держать губы сомкнутыми. Заговорённое маковое молоко было альтернативой зелью Сна без сновидений, которое в этом времени готовить было трудно просто потому, что не все ингредиенты было легко достать. Оно действовало не так долго, но так же стремительно усыпляло принявшего его. Хельга села на трёхногий табурет, когда Мария уснула. Тогда, Том осмелился подойти к девушке. Он положил руку на её плечо. Леди Пуффендуй выглядела расстроенной. – Ты как? Хельга накрыла руку Тома своей и сжала пальцы. – Неплохо, на самом деле, – ответила она. Они помолчали недолго. Хельга продолжила: – Ты ведь хочешь спросить, что здесь произошло? Том рассказывал прежде Хельге о том, что в будущем будут говорить о каждом из основателей. Многое повеселило в тот день колдунью. – Я думал, что Слизерин не против маглорожденных, – начал издалека Том, – по крайней мере до этого момент… Хельга тяжело вздохнула. Рука её исчезла с пальцев Тома. Девушка встала и поманила его за собой. Они вышли на улицу через один из боковых входов, который был неподалёку. Вечер был тёплым, но по-осеннему пасмурным. Леди Пуффендуй не любила находиться в помещении. Том вспомнил, что гостиная факультета её имени даже имела собственные сады на террасах Хогвартса. Эта черта была характерной для многих волшебников похожего склада. Хельга некогда не говорила о вещах ей неприятных, находясь под крышей. Реддл уже знал об этой особенности девушки. Потому он безропотно шёл вслед за ней и ждал, когда она соберётся с силами, чтобы заговорить. Она остановилась у куста бузины. Листья его уже стали бурыми по краям. Осень вот-вот грозила вспыхнуть золотом, но из-за влажной погоды, никак не могла решиться на это. – Салазар не против маглорожденных, Том. Утверждая то, что Слизерин считал чистокровных магов лучше прочих, историки вашего времени всё слишком упрощают. Мы все знаем, что магический дар не даётся просто так. Маглорожденные нужны, чтобы спасти магов от вырождения. Ты ведь говорил, что чистокровных древних родов в твоём времени осталось мало? Это случится неизбежно со всеми, кто будет следовать слепо идее чистоты крови. Не нужно знать будущее, на самом деле, чтобы это предугадать. Хельга покачала головой. – Тогда, почему Салазар отреагировал… так? – спросил Том. – Ты серьёзно не догадываешься, Том? На тебя не похоже. Но Том и правда не понимал. – Что ж, я объясню. Ты ведь видел, как Мария отреагировала на сотворение колдовства в её присутствии. Том кивнул. Он собственноручно сотворил Петрификус Тоталус из-за этой самой реакции. – Маглы нашего времени боятся магии чуть ли не больше всего на свете. Они всерьёз считают, что все мы продали свои души силам зла, чтобы получить свой дар. Парадокс в том, что ни один колдун в здравом уме никогда не подвергнет душу опасности… Она осеклась, посмотрев на Тома долгим взглядом. Парню стало не по себе потому, что он не сумел объяснить: о чём могла думать Хельга так глядя на него. – Но ведь Мария сама обладает даром. Я видел, как стихийная магия пыталась её спасти. Разве она не может знать наверняка, что всё это заблуждение? – В том-то и дело, – сказала Хельга, – она, как и прочие маглорожденные, уверена, что стихийная магия – проявление сил зла, которые хотят получить её душу. Понимаешь? Том понял. Это осознание было ошеломляющим. Каково это жить с магией в сердце и противиться самому её существованию. Разве это не пытка? – Том, – позвала Хельга, – мне всё не даёт покоя один вопрос. Ты не знаешь, что означает строчка пророчества о душе Тёмного лорда? Такая резкая смена темы немного выбила из колеи, но Реддл, тем ни менее, быстро понял о чём речь. Упоминание строки пророчества вызывало необъяснимую, почти потустороннюю тревогу. – Не знаю, Хельга, – совершенно честно ответил он. Положа руку на сердце, Том совершенно не был уверен, что хочет знать…

***

Разговоры о новой обитательнице замка заполнили его стены и, казалось, преследовали Тома весь следующий день. Об этом беседовали Хельга и Ровена, пока их побратимы хранили напряжённое, злое молчание, от которого душно становилось всем присутствующим. Об этом шептались ученики перед тем, как Том начал объяснять им свойства китайской жующей капусты. Занятие в саду ему перепоручила Хельга, которая пыталась вместе с Салазором составить индивидуальное успокаивающее зелье для Марии, которая на своё пребывание в замке реагировала всё так же остро. Маковое молоко вызывало привыкание. Оттого полагаться на него долго не стоило. Благо Мария, в отличии от того же Поттера, не была выдающейся волшебницей. Сила в ней хоть и присутствовала, но едва теплилась. Отчасти так дела обстояли от природы, отчасти из-за собственного стремления девочки изжить в себе нежеланную магию. Потому, подходящее зелье должно было подействовать достаточно эффективно. Разговоры о Марии продолжались и за обедом. Именно тогда Поттер, внезапно, выдал: – Странно, что они её топили: всегда думал, что маглы колдунов на кострах жгли. В повисшей тишине можно было расслышать звон крыльев пролетевшей над столом мухи. – Это же бессмысленно: волшебники не горят в немагическом огне. – Ну да, – потвердил Гарри. – Вообще-то, Поттер прав: в истории магии самой распространённой и известной казнью за колдовство был костёр, – вмешался Том, – даже была одна волшебница, которая принимала разный облик потому, что ей нравилось, когда маглы жгли её… Недоумение на лицах присуствующих было красноречивее всяких слов. Вдруг, Гриффиндор расплылся в улыбке. – Это же просто восхитительно! – воскликнул он, – это можно устроить… Они переглянулись с Салазаром и, кажется, оба прекрасно понимали о чём подумал Годрик. – И сколько тебе понадобится на этот раз? – спросил он. – Думаю, пара десятков… А ещё театральная труппа. – О нет! – воскликнула Хельга, закатив глаза, - теперь ни что не защитит мои уши, от назойливых виршей за ужином! Ровена только улыбалась, глядя в тарелку. – О чём вы? – спросил Поттер. Том порадовался, что на стол наложены чары конфеденциальности, которые не позволяют ученикам слышать о чём говорят преподаватели если те этого не хотят. Слишком уж часто за приёмом пищи обсуждалось то, что они с Гарри прибыли из другого времени. Рассказывать об этом всем подряд совершенно не хотелось. – Годрик, – охотно объяснил Салазар, – обладает очень многими талантами. За один из них мир знает его под именем Талиесин. – Серьёзно? – спросил Том. Юноша изучал древние руны и знал, кто такой Талиесин: средневековый колдун-менестрель, настолько легендарный, что некоторые всерьёз считали его бессмертным. – Слышал это имя, Том? – весело спросил Годрик. – Кто такой Талиесин? – совершенно невежливо воскликнул Поттер. – Это я, – сказал Гриффиндор, – когда пишу стихи, баллады и пьесы. – И как это связано с кострами? – продолжал Поттер. Том уже начал догадываться, о чём пойдёт речь дальше. Правда предположение было настолько невероятным, что он не смел в него поверить. – Полагаю, тот факт, что маглы вашего времени верят в то, что колдуны отлично горят, – очень удобно для всех нас. Осталось только подкинуть им эту идею. Лучше всего это сделать с помощью песен и историй! – Серьёзно? – переспросил всё ещё непонимающий происходящего Поттер. Годрик рассмеялся, задрав голову, впрочем, Салазар тоже веселился: его выдавали искорки в тёмных глазах. – Мы так делали и раньше: собирали странствующих актёров за умеренную плату, а те разносили творения Годрика по островам… – Да что там по островам: по всему миру! Нет способа обрести бессмертие вернее, чем написать что-то, что нравится простому люду! Сказав это, Годрик подмигнул Поттеру и вновь рассмеялся, глядя на его вытянувшееся лицо. Младший Слизерин, получивший подтверждение своей безумной догадки чувствовал себя необычайно довольным. – Значит к весне? В замке Гонтов? – Договорились! А я напишу пару баллад про злобных колдунов и прекрасных героев, которые выжигали их огнём, точно чуму! Гриффиндор сделал страшное лицо. Он дурачился, словно ребёнок, но Том понял, что ему и впрямь интересно услышать, что за историю придумает Гриффиндор.

***

Двадцать первого сентября вновь был праздник. Лес вспыхнул, точно охваченный волшебным огнём. Гарри шёл в компании волшебников в лес, а вернее, в ту его часть, где росли трепещущие на ветру осины. Поттер не помнил, чтобы у ручья, впадавшего в озеро в его времени росли эти деревья. Впрочем, тогда он мало ими интересовался и, по большому счёту, единственное дерево в окрестностях Хогвартса, которое привлекало его пристальное внимание – дракучая ива. – Осина – особое дерево, – рассказывала им Хельга по дороге, – многие волшебники считают, что оно наиболее чутко распознаёт предзнаменования из-за её отзывчивости к ветру. Венок из осины может помочь прорицателю, а в дни самхейна мы воскуриваем особые благовония с этим деревом, чтобы отогнать зло. Осина дерево стойкое, но, в то же время переменчивое… Тот факт, что Хельга говорила об осине как о живом существе совсем не удивлял Гарри. Он уже привык, что основатели (как и прочие маги, даже совсем юные) куда трепетнее относятся к природе и видят в ней источник и магических сил, и какой-то особенной потусторонней мудрости. Что ж, Гарри не считал что это так уж плохо. К тому же, природа и впрямь много могла дать волшебнику. Идя по лесу, парень невольно вспоминал, как он с Гермионой прятался в чащах. Тогда деревья и впрямь давали ощущение некой целостности, защищённости… Насколько это вообще было возможно в тех обстоятельствах, конечно. Он хоть и не питал особого пиетета к чаще, но был согласен: лес – пространство особое. – Палочки из древесины осины, – продолжала Хельга, – способны много дать своему мастеру, ведь осина учит нас избавляться от страха. Страха перед тьмой, страха перед смертью…. Гарри едва сдержался от смешка. Вот кому бы точно не помешала такая палочка, так это Тому Реддлу. Гарри с тоской покосился на палочку в руке Тома: ему ещё было не очень приятно видеть бывшую верную подругу из остролиста у младшего Слизерина. В предрассветных сумерках на её кончике горел люмос. Гарри, как и все обитатели замка, прекрасно знал, что после обретения змеиного зрения Тому это было не нужно. Но он вёл за руку Хельгу, которая несла пустую корзину для трав. Свет на конце палочки преднозначался для неё. Если честно, Поттер уже некоторое время чувствовал себя лишним. Хотя здесь была ещё и такая же молчаливая Иоланта. – Пришли, – сказала Хельга, – здесь вам двоим стоит собрать венки для украшения замка, а мы с Томом отправимся чуть дальше по реке собирать осину для воскуривания. – Мы справимся, леди Хельга, – отозвалась Иоланта, хотя это было и не нужно. Первые лучи рассвета показались над крышами замка. Здесь, на берегу озера, в той его части, где Запретный лес почти вплотную подступал к воде, это было видно просто отлично. Поттер знал, что именно в рассветные часы лучше всего собирать ветви деревьев для празднований. По крайней мере, так полагали основатели. То же было и в день солнцестояния. Кажется, это было целую жизнь назад. Когда они с Иолантой остались одни, Гарри почувствовал странную робость. В общем-то, заключалась она в том, что он совершенно не представлял, о чём можно поговорить с девушкой. Ко всему прочему, та была не в курсе, что Поттер родился в другом времени, а парень совершенно не был уверен, что сумеет не сморозить глупость. – Я могла бы сплести венки из рябины и клёна, если Вам угодно, – в пол голоса сказала девушка. Вы могли бы срезать для меня подходящие ветки. Гарри кивнул. Ни слова ни говоря, он развернулся в сторону рябины, на ветвях которой росли налившиеся цветом ягоды. В полумраке раннего утра они не были такими яркими, какими были на самом деле. Несмотря на то, что обряд в день осеннего равноденствия, почему-то, не требовал от магов молчания, Гарри избегал разговора. Поттер молча срезал палочкой ветви, так же молча отправлял их по воздуху в сторону берестяного коробка, который нёс. Шуршание за спиной подсказало ему, что Иоланта и впрямь взялась за работу. Он хотел быстрее закончить с этим. Солнце поднималось всё выше, окрашивая небо в нежно-розовый цвет. Теперь стволы деревьев казались серо-голубыми, а пожелтевшие и покрасневшие листья – бурыми. Когда Поттер добрался до раскидистого клёна, ветви которого росли столь высоко, что он с досадой (да и не в первый раз) вспомнил о том, что в этом времени полёты на мётлах ещё не изобрели. Впрочем, прицелившись немного, он вполне успешно справился и здесь. Всё-таки так странно, что зрение больше не подводило его! В голове были какие-угодно мысли, но об Иоланте он не думал. Поттер вообще позабыл, что этот осенний день на берегу озера он встречал не в одиночестве. Он настолько был погружён в свои мысли, что даже не почувствовал лёгкое дуновение магии за своей спиной, не заметил, как Иоланта что-то шепчет, наставляя палочку на себя. Он и представить не мог, какой решительной жаждой горели глаза девушки в этот момент. В конце концов, солнце поднялось ещё выше и его пронзительно-яркий луч ослепил Гарри, проскользнув под ветвями клёна. Парень растерянно заморгал, стремясь прогнать белые пятна из под век. Он обернулся, чтобы солнце больше не било в глаза. Тут-то он и вспомнил, что не один. Взгляд его упал на девушку, устроившуюся на начавшей желтеть траве. Её тёмно-коричневая мантия лежала вокруг неё так, будто бы Иоланта укладывала её складки с полчаса, тёмные волосы блестели в лучах утреннего солнца, отливая тёплой рыжиной. Он замер всего на мгновение, но Иоланте хватило этого, чтобы почувствовать его взгляд. Она встрепенулась и подняла голову. Гарри заметил крохотные танцующие искорки вокруг её лица. Почти незаметный след волшебства был настолько деликатен, что Поттер подумал, что это всё ещё солнце слепит его глаза. Впрочем, даже если и было это так, Гарри не мог не признать, что, возможно, впервые сумел разглядеть девушку по-настоящему. Её глаза были тёмно-карими, живыми и глубокими, обрамлённые густыми ресницами; губы – точно подведены тёмно-розовой помадой. Верхняя была чуть полнее нижней, но это совершенно не портило её лица. Кожа Иоланты была загорелой, но лишённой веснушек. Нежная и бархатистая на вид, она вызывала странное желание прикоснуться: проверить, обманчиво ли это впечатление? Иоланта вдруг улыбнулась. Совершенно очаровательно, отчего Гарри вмиг смутился и отвёл взгляд. Однако, невольно он вновь посмотрел на неё украдкой, отмечая, как красиво на её волосах смотрится рябиновый венок и как к лицу ей игривое утреннее солнце… Вечером был праздник. Салазар и Годрик добыли целого кабана на охоте и тот, фаршированный яблоками, лежал на огромном блюде, источая дивный аромат. Золотистая корочка кабаньего бока, румяные яблоки в плетёных корзинах, лесные грибы, тушёные с луком и каштанами… Всё это напоминало Поттеру не Хогвартс его детства, а иллюстрацию в цветной детской книжке, где изображали пиршество рыцарей. Был яблочный сидр, который кружил голову; лёгкая музыка, которую играла зачарованная лютня. Неожиданно красивый и высокий голос Арабеллы Хейз, певшей какую-то балладу на незнакомом Поттеру языке… Гарри удивлялся тому, насколько хорошо ему становилось в дни праздников этого, по сути, чужого времени. В какой-то момент, когда Гарри уже подумал, что сидра было, всё-таки, многовато, Годрик Гриффиндор встал со своего места и продекламировал два четверостишья, на удивление забавных. Они были про влюблённого колдуна и ведьму, которая ему не отвечала… Или, наоборот, отвечала взаимностью? В любом случае, когда все засмеялись, Поттер смеялся тоже. Притом, совершенно искренне. Когда Гарри непроизвольно перешёл на парселтанг, участвуя в общей беседе, Том подхватил его под локоть и прошипел: – Поттер, ты пьян. Как бы ни было прискорбно это признавать, Реддл, был прав. – Ненавижу, когда ты прав, Реддл, – прошипел в ответ Гарри и погрозил ему пальцем. – Я провожу его до спальни, – вмешалась Зафрина, дремавшая всё это время где-то у ног своего любимчика. – Ты очень милая, – сказал Гарри, всё так же, на парселтанге, – не знал, что змеи такие милые. Пока не встретил тебя, Зафрина. Том закатил глаза. – Поттер, иди уже! Гарри вышел из зала, к чести своей, даже не шатаясь. Тело было обманчиво лёгким, а руки приятно немели. Он улыбался, хотя неимоверно хотел спать! – Гарри, – позвал кто-то его из-за спины. Голос был мягким и тихим, оттого Поттер был уверен, что это Луна. Он повернулся слишком резко и замер оттого, что это была совершенно не та, кого он ожидал увидеть. Зафрина предупреждающе зашипела, глядя на Иоланту. – Да перестань, Зафрина! Что она мне сделает? Змея посмотрела на змееуста с явным осуждением. Впрочем, Поттеру могло и показаться. – Ты что-то хотела, – Гарри замешкался всего на долю секунды: говорить на английском оказалось не так просто, как он ожидал, – Ио? Поттер впервые назвал Иоланту её сокращённым именем просто потому, что боялся, что заплетающийся язык его подведёт. Он с досадой запаздало подумал, что, возможно, только возможно, он не очень-то хорошо выглядит из-за сладкого яблочного сидра, который пил весь вечер. Гарри не знал, что он относится к тому роду людей, опьянение которых не бросается в глаза. Разве что румянец на его щеках выдавал его, да стремление перейти на язык змей… Иоланта же тоже заметила, что лорд Поттер впервые назвал её Ио. Девушка истолковала это по-своему, приняв за добрый знак. – Я долго колебалась, но, всё-таки решила отдать Вам это. Гарри бездумно принял подарок из её рук. Он не увидел следов магии на нём (их там и не было). Красная лента сплеталась в чудной узор и непонятно было где у него начало, а где – конец. – Очень красиво, – совершеннно честно сказал Гарри, – ты сделала это сама? – Да… С мыслями о Вас… Сказав это, Иоланта резко развернулась и убежала обратно, в сторону Обеденного зала. Поттер повертел неожиданный подарок в руках и сунул его за манжет рубашки. Может, была какая-то традиция, о которой он не знал? Поттер пошёл вслед за Зафриной. Он не догадывался насколько оказался прав в своих предположениях.