***
Тот факт, что укрепляющее зелье пришлось весьма кстати, подтвердился сразу же, как Поттер появился во внутреннем дворике. Там как раз были Годрик и Салазар. Побратимы спорили о чём-то яростно и ожесточённо. Настолько увлеклись, что заметили Гарри только когда тот подошёл к ним почти вплотную. Оба взгляда устремились в его сторону… Поттер ещё успел заметить, что на лице Салазара отразился испуг прежде, чем кулак Гриффиндора с размаху врезался в его переносицу. Гарри упал навзничь и, определённо, потерял бы сознание, если бы не укрепляюшее зелье, которое он принял несколько минут назад. Гриффиндор не ограничился сломанной переносицей. Он подошёл к пытавшемуся встать Поттеру и со всей своей медвежьей силящей ударил его ногой в бок. Гарри застонал. – Годрик, с него хватит. – Поттер, – прорычал Гриффиндор, – будь ты хоть трижды избранным, хоть четырежды самым моим одарённым учеником, но ещё раз хоть посмотришь в сторону моей жены, я сверну тебе шею! – Я понял, – проговорил Гарри. Сказать два эти слова было очень трудно: дыхание было перывистым, из глаз брызнули слёзы, а на губах ощущался солёный вкус тёплой крови. – Что у вас там в будущем за дикие нравы! – буквально проорал Годрик и метнулся к одному из соломенных чучел. Он снёс тренировочному манекену голову ударом меча и влетел в двери замка. Салазар помог Гарри подняться. Взмахом палочки он остановил ему кровь и, с очень знакомым ощущением, заставил встать на место нос с помощью заклинания. – Он остынет, – сказал Салазар, – он даже знал, что вы с Луной были знакомы… в её памяти. Она взяла с него обещание дать вам поговорить наедине сразу по приезде. Гарри умылся из чаши для сбора дождевой воды. На камни внутреннего дворика полилась розоватая жидкость. Поттер молчал. – Вы поговорили? – Да, – сказал Гарри, приходя, наконец, в себя. Он понял, что больше совершенно точно не хочет стать причиной ревности Гриффиндора: голова от неё звенела через чур громко.***
Луна не была Лавгуд в этом времени. Она вообще не имела фамилии и семьи кроме Годрика Гриффиндора. Девочка росла в крестьянском доме лет до десяти, а потом, напуганные странностями, которые её окружали, приёмные родители отправили её учиться у врачевательницы, жившей в ту пору на окраине деревни. Как Луна оказалась одна-одинёшенька на болоте, где встретил её Годрик. Девушка не рассказывала. Она просто улыбалась в привычной манере и молчала. Потому, очень скоро, её перестали спрашивать о прошлом. Девушка хорошо разбиралась в рунах. Забавно, но в этом времени руническое письмо ещё не считалось недостижимо древним и часто использовалось для магических обрядов. Не смотря на свою отстранённость, юная супруга Гриффиндора, очень быстро нашла общий язык с учениками и обучала их этому искусству. – Руны я помнила ещё до рождения, – как-то обронила она во время разговора за обедом. Даже основатели, порой, заходили в тупик из-за подобных заявлений волшебницы, особенно, от той странной манеры, полной лёгкости, с которой она сообщала такие удивительные и, в то же время, серьёзные вещи. Даже среди магов её способности виделись чем-то волшебным, невероятным, уникальным. Тому никто не рассказал подробностей того, что случилось между Поттером и Гриффиндором. Даже Хельга просто пожала плечами, когда он спросил, сказав только: – Что бы ты сделал, если бы некто кинулся на шею твоей жене? Вот и подумай. Том подумал. На самом деле, те выводы к которым он пришёл были крайне близки к правде. К тому же, само поведение Поттера подтверждало его догадки. Он не сторонился Луны, но, больше так явно своих чувств не проявлял. Младший Слизерин даже видел, как Гарри, порой, тянется, чтобы прикоснуться к девушке: дотронуться до её плеча в дружеском жесте, например. Однако, парень одёргивал себя всякий раз, как начинал это неловкое движение. Порой, его преследовал настороженный взгляд Гриффиндора. Тогда Гарри почти демонстративно садился не возле наставника, как делал это прежде, а – хах! – рядом с ним, с Томом, чего избегал прежде. Сам он, если честно, мысленно посмеивался над неловкостью Поттера. Однако, с виду ничто не могло сказать окружающи, насколько, на самом деле, юношу веселит сложившаяся ситуация. Да и, чего уж там, он радовался, что попал в неё не он сам: Том до всей этой истории с Луной и Гарри до конца не понимал, насколько большое значения маги прошлого придавали прикосновениям к противоположному полу. Тем более, что Хельга не особо избегала их: наверное, сказывалось то, что девушка часто занималась лечением больных. От этого чужое тело не было для неё чем-то столь же запретным, как для прочих.***
Шестнадцатого сентября Том откровенно скучал. Так уж вышло, что занятия в защитной магии пару дней не проводились, а зелье против пищевого отравления (оно же – противопохмельное) Салазар предпочёл показывать детям сам из-за пары не очень стабильных ингредиентов в составе. Смеси для противопростудного зелья Том составил ещё ранним утром, а Хельга была занята сбором каких-то ингридиентов, которые женщины должны искать в одиночестве. Том даже припоминал, что и впрямь читал о паре подобных растений, но не предполагал, что они растут в лесу у Хогвартса. – А для чего они используются? – Для облегчения менструальных болей, – без обиняков ответила Хельга. После этого у Тома пропало всякое желание узнавать подробности. Он сидел у поваленного дерева и бездумно вертел палочку в руке, когда, внезапно, к нему подошёл Годрик. – Скучаешь, Том? – спросил он весело. Том кивнул. – Знаешь, ты всё время сидишь в замке и совершенно не представляешь, как выглядит наш мир за его пределами. Не хочешь выбраться со мной в деревню? Там ярмарка как раз. Том не поверил своим ушам. Он посмотрел на Гриффиндора с таким лицом, что тот рассмеялся. – Так идёшь? – Конечно, – ответил Том, – а Хогсмид уже существует? – Хогсмид? Чудное название. Видно, ещё нет. Расскажешь что это по пути? Том рассказывал, пока они дошли до границ замковых земель. Защитный барьер загудел, пропуская их наружу. Том с удивлением обнаружил, что защита замка приняла его за своего даже не смотря на то, что он не касался Годрика. Он знал от Зафрины: чтобы пересечь барьер, нужно касаться того, кто являлся ключом. Например одной из змей Салазара. Годрик, заметив его заминку, прекрасно догадался, что смутило юношу: – Да, Ровена вплела в защиту твою магию ещё два месяца назад. Так же как и магию Поттера. В общем-то, вы оба вольны уйти из замка в любое время, но, что-то мне подсказывает, что не особо вы к этому стремитесь. Или я не прав? – Я уж точно не стремлюсь, сэр, – ответил Том. – Хватит уже этих формальностей: «сэр», там и прочее… Вы же с Хельгой вместе, ты почти что мне брат! Том смутился окончательно. И оттого, что Годрик Гриффиндор назвал его братом и, тем более, оттого, как легко основатель говорил об их отношениях с Хельгой. До этого момента, все обитатели замка, избегали обсуждать это с ним. Хотя, Том не сомневался, что все в курсе. Да и большой тайны из этого он делать не собирался. Однако, тем ни менее, ему отчего-то стало неловко. Может потому, что он не привык говорить о чём-то подобном? Годрик вытащил палочку и повернулся к нему. – Давай-ка наведём чары иллюзии: пусть маглы видят то, что хотят увидеть, а не наш истинный облик, ты не против? – Как это работает? Любопыство не оставило в Томе места неловкости. Переход случился настолько быстро, что Годрик рассмеялся. – Как-нибудь научу. Это разновидность ментальной магии, думаю, у тебя должно неплохо получиться. Чары воздействуют не на твой облик, а на то, как тебя видят окружающие. Волшебство для отвода глаз работает по схожему принципу, знаком с ним? – Я читал, но никогда не пробовал, – честно ответил юноша. – Очень полезно… Попробуем, но потом: а то на ярмарке разберут всё самое интересное. Том не знал точно, что видели крестьяне, когда они с Годриком вошли в деревню. Возможно, таких же как они сами, грязноватых маглов, пришедших издалека братьев? Девушки приветливо улыбались им, а мастера зазывали познакомиться с товарами. Том невольно морщился всякий раз, как неприятно-резкий запах магловской деревни бил ему в нос. Это вызывало приступ весёлости у Гриффиндора. Маглы пахли… Это было не описать одним словом! Какофония запахов перемешивалась, то и дело сменяя друг друга. Свежая выпечка, навоз и моча, влажная после дождя грязь, козы, топящиеся печи… – На вот, страдалец, дарю! – сказал Годрик, доставая из поясной сумки маленькую подушечку. Том приложил её к носу, и запах сушёной мяты и пижмы перебил всё прочее. Стало легче. Какая-то крестьянка в расшитом символами солнца переднике подмигнула Тому из-за лотка с глиняными игрушками. Годрик схватил Тома за руку и потащил к ней. Девушка откровенно заигрывала с Томом, причём ей совершенно не нужно было говорить ничего вслух: всё её тело так и кричало о том, что юноша ей приглянулся. Годрик взял в руки глиняную флейту в форме барашка и подул в неё. К удивлению Тома, раздалась очень приятная и мелодичная трель, а не резкий и раздражающий свист. Звуки быстро сложились в мелодию, младшему Слизерину смутно знакомую. – Сколько хочешь за флейту? – спросил Годрик. – Чашу зерна или два медяка, – ответила девушка и, чуть погодя добавила, – или поцелуй твоего друга, любезный. – Ну уж нет! – воскликнул Том и, резко развернувшись, просто сбежал. Годрик рассмеялся в голос. Он бросил девушке маленький кусочек серебра (за такую сумму можно было купить весь её прилавок и осла, на котором она с отцом везла свои товары на ярмарку) и бросился догонять попутчика. – Это было весело, – сказал Годрик, звонко хлопнув Том по спине. – Это было унизительно, – ответил Том, уши которого всё ещё горели. – Ну, если тебя унижает внимание хорошенькой девушки, то дело – дрянь, – всё так же радостно возразил Гриффиндор, Впрочем, он больше не поднимал эту тему. Они пили хмельной мёд, слушали музыкантов, смотрели, как худой паренёк завязывается узлом на самой верхушке тонкой жерди, которую держал его напарник. Вскоре Том позабыл о своей обиде, да даже неприятный запах перестал бить ему в нос. Когда мальчик лет восьми подбежал к нему с предложением попробовать пирожки с капустой, которые напекла его мама (за умеренную плату, конечно), он с благодарностью принял угощение, за которое платил Гриффиндор. Они сидели на окраине деревни у реки, пока ели. – Мне неловко, что я не могу сам расплатиться, – озвучил Том то, что уже приходило ему в голову ранее. – Это ещё почему? Ты трудишься в замке без всякой оплаты и рассказываешь о нашем будущем, а я всего-то купил тебе пару пирогов да чашку медовухи. По-моему, это я должен беспокоиться о том, что мне нечем с тобой расплатиться, мальчик. Годрик помедлил. Он бросил край пирожка в воду. Тесто поймала выпрыгнувшая из воды рыба. – К тому же, – неожиданно продолжил он, – я очень давно не видел Хельгу такой счастливой. Наверное, Том ответил бы что-нибудь подходящее, но, внезапно, их разговор прервали. Шум множества возмущённых голосов приближался с другой стороны реки. Том вскочил на ноги и прежде, чем он успел как-то отреагировать, Гриффиндор наложил на них обоих чары для отвода глаз. На другом берегу запруды, крестьяне волокли почти не споротивляющуюся девочку. Ей было лет пятнадцать отсилы. Её спутанные волосы выбились из под платка, покрывавшего голову. Двое мужчин тащили её под руки. – Ведьма! Ведьма! – выкрикивал то и дело кто-то из толпы. Чумазая и помятая девчонка напуганно дёрнулась в руках обидчиков, но, конечно, сбежать у неё шансов не было. – Ты сглазила моего сына, дочь Дьявола, – закричала какая-то женщина, – ты сказала вчера, что он сломает руку, если поедет верхом сегодня. И вот, он упал с лошади! Это всё из-за тебя! Видно, девчонка попыталась что-то возразить, но женщина, кидавшаяся обвинениями плюнула ей в лицо. Подоспел ещё один крестьянин, он что-то бегло говорил, привязывая к ногам девушки что-то большое. – Камень, – произнёс Годрик, стоявший возле Тома всё так же неподвижно. – Давно пора это было сделать! – провозгласил крестьянин со злой торжественностью прежде, чем надеть на голову бедняжке мешок. Они поволокли колдунью к мосту. Под ним было достаточно глубоко, чтобы камень утянул девочку под воду. Том застыл, не веря своим глазам. Тут случилось нечто, шокировавшее ещё больше: на удерживающих пленницу мужчинах, вдруг, воспламенилась одежда. – Дьявольские происки! – заверещала женщина. Прочие участники утопления ведьмы (а было их не меньше двенадцати) заметались. Кто-то принялся помогать сбить пламя… – Стихийный выброс? – спросил Том шепотом. – Похоже на то, – ответил Годрик. – Мы поможем ей? – Да, но чуть позже. Тем временем на мосту кто-то толкнул девушку в воду. Послышался короткий вскрик. Колдунья упала в быстрый поток и скрылась под водой. – Утопла? – спросил громко один из крестьян. – А то ж! – ответил кто-то другой. К счастью, маглы суетливо покинули мост, возвращаясь в деревню: все боялись какой-нибудь чертовщины, которая непременно случилась бы, останься они на мосту, где топили ведьму, чуть дольше. – Том, давай. Младший Слизерин взмахнул палочкой сразу же, как барьер отводящих взгляд чар исчез. Он не стал, бросаться в воду, но сумел замедлить течение. Гриффиндор, тем временем, использовал манящие чары. Они, конечно, не могли подействовать на неизвестную волшебницу, но на камень, привязанный к её ногам – вполне. Булыжник всплыл, волоча за собой неподвижное тело. Когда девушка оказалась на берегу, оба колдуна подбежали к ней. Том поспешно стащил с головы мокрый мешок, а Гриффиндор зашептал что-то, что заставило воду спешно покидать её лёгкие с кашлем. Она очнулась мгновенно и захрипела. Воды, покидавшей её лёгкие с жуткими спазмами было столько, что Том гадал, как она ещё осталась жива. – Снимай с неё платье, Том: сменим на мою мантию. Она сухая. Младший Слизерин, спешно разорвал ткань платья заклинанием. В этот момент он вообще ни о чём не думал, уж, тем более, его вовсе не волновала нагота незнакомки. Годрик заклинанием заставил её преподняться над землёй, мантия бодто сама собой обернулась вокруг несостоявшейся утопленницы. Она же почти не реагировала на происходящее. Девушка будто бы и не видела их: только дрожала. Уже на подходе к границе барьера замковой защиты, она вдруг заговорила: – Я ведь жива? – спросила она едва слышно. – Да, – ответил ей Том, касаясь её парящей в воздухе руки, – всё будет хорошо. – Но я ведь должна была умереть, – ответила она и больше ничего не произнесла вплоть до самого замка. Отчего-то Тому стало страшно от её слов. Видимо, та убеждённость, с которой они были произнесены, напугала его.