Пробудите спящего дракона

– Завтра утром все мужчины старше десяти лет отправятся в лес за сосной и остролистом, – сообщила Хельга Тому как-то утром. Юноша в эту ночь ночевал в комнате женщины. Здесь стояла широкая постель. Кровать была до абсурда похожа на ту, что сразу представлялась, когда речь заходила об опочивальне средневековой королевы. Ко всему прочему, стены, в отличие от остального замка, здесь не были обиты деревянными панелями. На белой штукатурке были нарисованы цветы. Простой и наивный узор из колокольчиков и каких-то лесных трав вызывал у Тома улыбку не меньшую, чем балдахин из тяжёлой ткани. Ко всему прочему, в узорах вышивки он нашёл не только инициалы Хельги, но и свои собственные. Младший Слизерин не стал дразнить подругу, когда совершил это открытие несколько дней назад, хотя удержаться было невероятно трудно! – Это нужно для какого-то лечебного зелья? – озадаченно спросил Том. Он изо всех сил пытался вспомнить хоть один рецепт, где использовались свежие сосна и остролист, но никак не мог. – Ты иногда такой глупый! Солнцестояние же! Увидев совершенно непонимающий взгляд Тома, Хельга села на кровати. Комната была согрета в это утро камином и чарами, поддерживающими огонь. В свете его всполохов обнажённое тело Хельги выглядело невероятно. Пышные формы и округлые бёдра в купе с копной золотистых кудрей…. Этим видом Реддл мог любоваться вечно! Впрочем, нет, не вечно: нагота возлюбленный будила в его теле жар столь нестерпимый, что даже холодная зима становилась совсем не страшной. Запереться бы здесь с ней до весны! Он бы даже мог привыкнуть к хересу, разбавленному тёплой водой, если бы остался здесь с ней вплоть до окончания холодов. Том помимо воли потянулся к ней. Губы его коснулись нежной кожи над ключицами, спустились по холмику груди. Хельга остановила его. – Том! Твоя ненасытность мне льстит, но сейчас я говорю о серьёзных вещах. Сказав так, Хельга потянула к себе стёганное одеяло, создавая между ними преграду из тонкого слоя ткани. Едва ли это могло остудить пыл Тома: он ведь прекрасно знал, что скрывается под этой тканью. Знал он и то, что имеет право касаться её столько, сколько захочет. Когда выслушает, конечно. – Я тебя слушаю очень внимательно, леди Пуффендуй! В лицо Тома полетела подушка. Вышитая золотой нитью подушечка из тех, что летела по вечерам с постели на пол в первую очередь. – Перестань дурачиться! – сказала она в притворном возмущении, – Лучше объясни мне, как так вышло, что маги будущего позабыли столько важных традиций! Колесо года священно. Вместе с природой восстанавливается не только земля, но и сама магия, которая питается от её сил. Наши обряды хоть и несут чисто сиволический смысл, но призваны выказать почтение самой сути волшебства! Разве можно было о них позабыть?! – Я уже говорил тебе, Хельга: многие традиции соблюдаются чистокровными семьями. Однако… Я совершенно не понимаю, как так вышло, что они стали необязательными для всех остальных. – Ты ведь потомок Слизеринов, Том, как так вышло, что ты… Хельга осеклась, заметив, как вмиг помрачнело лицо возлюбленного. – Я сирота, Хельга, – сказал он внезапно, – я рос в приюте среди маглов и до одиннадцати лет вообще толком не догадывался, кто я есть. – Но ведь… Ты волшебник, Том! Неужели не нашлось семьи… – Не нашлось. Не только для меня. Для многих мне подобных. Поттер вот тоже воспитывался не пойми как, хотя он, вроде как избранный герой. Не смотри на меня так: он сам мне рассказывал. Я не знаю, почему волшебники так просто бросают своих. Я не знаю, почему они растеряли большую часть своих традиций. Я не знаю. Тишина была тяжёлой. От былой лёгкости и следа не осталось. Том с досадой подумал, что с удовольствием бы сейчас ушёл из спальни волшебницы. Если бы не два «но». Во-первых, он выглядел бы как обидевшийся подросток. Во-вторых, под одеялом он был так же гол, как и Хельга. Сверкать голыми ягодицами во время ссоры было ещё более глупо, чем вести себя, как подросток. – Прости меня, – сказала Хельга, – я не должна была… – Забудь, – сказал Том, – давай просто сделаем вид, что этой части разговора не было, хорошо? Не хочу с тобой ссориться из-за мира, который ещё даже не существует. Хельга задумчиво кивнула. Она кусала губы. Том знал, что она делает так всегда, когда нервничает или недовольна собой. Порой, она могла искусать их до крови. Он подался вперёд и положил ладонь на её мягкую щёку, вытаскивая девушку из мрачных мыслей. – Эй, – почти прошептал он, – вернись ко мне, Хельга… К тому же ты должна меня научить… Эм… Собирать остролист и сосну? Волшебница улыбнулась. Она быстро поцеловала Тома в ласковую ладонь. – Хорошо, в этом точно толку будет намного больше! Завтра утром ты должен хранить молчание. Возьмёшь серебряный нож или серп, например, тот, что используется для сбора аконита в лунную ночь. Остролист и сосна колючие, так что перчатки тоже не забудь. – Мне просто нужно принести побольше в замок? – Да, – сказала Хельга, – в солнцестояние бог уходящего года умирает, чтобы родиться вновь. Остролист символизирует обновление мужского начала, а сосна – защиту от зла… – А куда мы поставим дерево? Том, предсказуемо, вспомнил Рождество в Хогвартсе и огромные сосновые деревья, украшенные золотыми орехами и зачарованными фигурками. – Дерево? Непонимание на лице Хельги обескуражило волшебника. – Ну… Сосна же! Она засмеялась. – Нужны ветки! Мы разбрасываем их на полу и подвязываем к потолочным балкам вместе с розмарином, полынью и сушёной лавандой. Аромат просто дивный! Хельга зажмурилась. На лице её отразилось неподдельное удовольствие, будто бы сама мысль о приятном запахе делала её счастливее. Вполне возможно так и было. Том не выдержал. Он наклонился, чтобы поцеловать её. Его губы коснулись её, слегка приоткрытых и влажных. Она ответила на поцелуй, медленно, тягуче и томно. Забылась и обида, и предшествующая ей весёлость. Завтра Том потащится по утреннему морозу в лес за ветками, чтобы принести в замок аромат зарождающегося года, которые вновь вызовут улыбку на лице его любимой. Стёганое одеяло полетело на пол, Том потянул девушку к себе. Та послушно легла подле него, нагая и открытая. Он целовал её шею, ладони его скользили по изгибам тёплой молочно-белой кожи. Когда его язык добрался до тёмно-розового соска, с губ Хельги сорвался прерывистый всхлип. Она отвечала ему, вторила его движениям, поддаваясь и подстёгивая. Жар пульсировал между её ног, влажный и яростный. Том задыхался от желания; всё внутри наполнялось ничем не замутнённым восторгом от того, какой отзывчивой она становилась в его руках. – Скорее бы весна, – сказала Хельга, – тогда ты вновь будешь любить меня под сводом голубого неба. Том усмехнулся. Он знал странное свойство Хельги и принимал его. Волшебница не выносила закрытых пространств. Не так уж это было и важно: он был готов заниматься с нею любовью там, где ей вздумается. Юноша встал на колени и сильным, но осторожным движением подтянул Хельгу к себе. Руки его придерживали её бёдра, когда он закину её ноги к себе на плечо. Она ахнула, и подалась на встречу, когда он вошёл в неё плавным и сильным движением. Её тело охотно приняло член любовника, раскрываясь. Хельга стонала и извивалась. Она вообще была шумной в такие моменты. Том любовался ею, неспособную понять куда деться от собственных ощущений. Он двигался, стараясь не сбиваться с ритма и смотрел на неё не отрываясь. Она просила ещё, бормотала что-то и повторяла его имя. Том, Том, Том… Как ему могло оно прежде не нравиться? В исполнении Хельги оно звучало поразительно. Она подошла к пику первой, прогибаясь в пояснице. Том отстал от неё всего на пару мгновений. Когда он лёг подле неё, разгорячённо и тяжело дышащей, он запоздало понял, что никто из них не наложил чары тишины на комнату. Зафрина опять будет посмеиваться над ним. Он уже представлял, как её шипящий голос в очередной раз звучит фразой «Люди такие несдержанные!». Том, подумал ещё кое-что: нужно хорошенько разглядеть переплетение чар на комнате. Возможно, если приложить немного усилий, у него получится вплести в них новую нить…

***

Для Гарри Поттера наступление холодов не было столь уютным, как для Тома. Зима пришла в юный Хогвартс в конце ноября, ознаменовавшись первым снегом, который шёл не прекращаясь несколько дней. Тишина накрыла замок и окрестности. Когда Гарри выходил на улицу, ему казалось, что само время остановилось в этом окрашенном в белый мире. После небольшой оттепели ударили морозы. Пока ещё не сильные, но ощутимые. Оттого мало кто из обитателей замка покидал его стены дольше, чем на полчаса. – Возьми за правило выходить на улицу каждый день до самой весны, – учил его Годрик, – не знаю, как там в будущем, но зимы нашего края способны свести с ума, особенно, коли они настолько ранние и снежные. Гарри с трудом верил в рассказы учеников и основателей об ужасах, которые шотландские зимы несли людям и волшебникам. По всему выходило, что самое тёмное время года и впрямь рождало в головах людей безумие, раздувая его искорки с неумолимой виртуозностью. Дни становились всё темнее и короче, пища становилась всё грубее и проще. К началу декабря он не просто мечтал о жирной куриной ножке, памятуя об обильных хорватских трапезах. Он уже заглядывался на сушёные яблоки, подвешенные к потолочным балкам почти каждой спальни замка. Осенью его изрядно позабавило то, что эльфы во главе с Хельгой и Салазаром, низают на нитки колечки яблок, ягоды шиповника и рябины и привязывают их к потолку. Тогда ему показалось, что это не более чем странная традиция. Однако теперь он со всей ясностью понял: изобилие осени сменилось полуголодными месяцами длинных ночей. Гарри всё время хотел есть. Ещё больше он жаждал солнца и тепла. Их спарринги с Томом и тренировки с Годриком стали редкими просто потому, что после оттепели в конце ноября, всё покрыл тонкий слой льда. Пусть волшебникам и удавалось растопить снег и лёд во внутреннем дворе с утра, уже к полудню всё вновь промерзало. Однако, дни эти не были безрадостными. Волшебник всё больше и больше привыкал к дару, который проявился у него с появлением магического зрения. Он уже знал, что тонкие нити, вспышки и ленты, окружавшие магов, могли значить очень многое. В спаррингах с Томом он научился предвидеть зарождающееся заклинание, ещё когда оно лишь появилось на краешке сознания мага, творящего его. Наблюдая за детьми, которых учил, за наставником, который обучал его самого, он понял, что магия взаимодействует не только с волшебной палочкой, но и с оружием из гоблинского серебра, артефактами и даже с ингредиентами зелий, когда мастер их касался. Искорки волшебства оседали на ингредиентах и перемешивались с ними в ступке или котелке. Поттер стал больше понимать: в колдунах было нечто такое, что само по себе отличало их от маглов совершенно особенным образом. Дело было не только в чистоте крови, но в чём-то ещё, что отличало их от прочих живых существ. Будто бы само присутствие мага пробуждала в вещах их совершенно особенный потенциал. Уроки Луны тоже оказались очень кстати. Правда на уроки в традиционном понимании этого слова это походило мало. Тем более, что Годрик теперь совершенно демонстративно отказывался оставлять молодую супругу наедине с учеником, хотя, кажется, больше и не воспринимал всерьёз. Дни стали похожи один на другой. В этой обыденной повторяемости Гарри находил необъяснимое успокоение. Даже странные взгляды Иоланты, которые Поттер ловил на себе время от времени не сильно огорчали его. Впрочем, что-то не давало ему быть счастливым. Какое-то чувство на краешке сознание подсказывало ему: это затишье перед бурей. Поттер изо всех сил старался уговорить себя, что опасения его напрасны. В конце концов, он просто привык за долгие годы к тому, что любой период мирной жизни неизбежно заканчивается катастрофой. Он уговаривал себя, что даже пророчество обещало ему обрести, наконец, по-настоящему спокойную жизнь. Уговаривал изо всех сил, но ничего не получалось.