***
Метели сменились ровными морозами, но снега всё равно было столько, что волшебникам приходилось растапливать его с помощью магии просто для того, чтобы открыть дверь. Сугробы с человеческий рост совершенно не располагали к прогулкам, а Гарри в который раз изумлялся: как так вышло, что в Хогвартсе будущего никогда такого не было? Неужели защита замка могла спасти его обитателей от лютой непогоды? Проверить свою теорию Поттер не мог, но чем больше он наблюдал за колдовавшими над сугробами волшебниками, тем больше убеждался в своей правоте. Как-то он сказал Тому: – Интересно, какое колдовство защищает Хогвартс от снега? Тот посмотрел на него пристально, совершенно осознав, что Поттер имеет ввиду Хогвартс будущего, а не тот, где они живут теперь. – Не задумывался, – сказал он, после долгой паузы, – однако, есть у меня пара идей, которые стоит проверить. Удивительно, но Реддл не шутил, когда сказал это. С момента того короткого разговора, младший Слизерин развёл бурную деятельность, за которой Поттер наблюдал с немым изумлением. Том экспериментировал с чарами и зельями, с какими-то странными вещицами из гоблинского серебра, которые нашлись в закромах у Годрика Гриффиндора. Он писал странные нумерологические формулы, а порой, в особо сложных случаях, их составляла для него донельзя довольная Ровенна. Гарри вспомнил уроки Дамблдора и его рассказы о том, насколько юный Тёмный лорд был талантлив, о том, что стоило ему что-то задумать – юный Реддл находил способ добиться этого, не жалея ни себя, ни окружающих. Пусть Гарри и понимал, что основатели никогда не стали бы помогать ему в чём-то тёмном и опасном, ему всё равно было не по себе. «Не будут помогать с чем-то опасным, Поттер, – говорил внутренний голос с насмешкой, – а как же та тварь, которая вылупилась в лаборатории Слизерина?». Как бы Гарри не хотел соглашаться с этим мерзким голоском внутри, игнорировать его не получалось. Голос его сомнений креп всё больше день ото дня, а открытие, совершённое в день рождения Тома, не добавляло спокойствия. Гарри ведь даже сумел себя уговорить, что мальчишка младше его на полгода, не знавший магической войны, не совершавший убийств и ещё не вставший на путь, сделавший из него чудовища, не имел ничего общего с тем Тёмным лордом, который был его врагом. Что за глупая насмешка мироздания: стоило Поттеру успокоиться и его вновь обретённая сила подкинула ему такое знания, от которого он с удовольствием бы отказался. Только вот даже сейчас он не мог заставить себя всерьёз видеть в Томе, Томе Слизерине врага, как бы ни старался. Разве его не должно волновать больше то, что Тёмный лорд, по сути, выжил? Вернее, вернулся к жизни. Поттер мысленно возвращался к тому дню, подробности которого начали стираться из его памяти в тот день, когда он узнал, что с его друзьями всё хорошо. Поттеру отчаянно хотелось жить дальше и он позволил себе это, а теперь корил себя за недальноваидность. Может быть, продолжай он видеть кошмары и раз за разом разворачивать перед внутренним взором образы, пропахшие дымом и кровью, он бы понял, что произошло в тот день. Он убил его. В этом Гарри был уверен. Как и говорил ему Дамблдор, убийство оставляет след, даже если смертельное проклятье было произнесено не тобой. Только что-то пошло не так. Они оба попали в прошлое, а Том стал семнадцатилетним юношей, позабыв о том, что натворил. Как такое вообще могло случиться? Да только Поттер даже не удивлялся: когда в его жизни хоть что-то шло так же, как у других? Теперь ещё и странные исследования Реддла. Если у него спрашивали над чем он так упорно работает, что мешки под глазами появились, он только отмахивался и говорил, что это будет сюрприз, если у него получится. Если же не получится – то и зачем зря что-то обещать? В конце концов, Гарри не выдержал. Однажды, яварским вечером, когда Годрик тренировал мальчиков на утоптонном снегу внутреннего двора, Поттер пробрался в их покои, где искал ту, кто мог, как он надеялся, помочь ему разобраться. Луна была одета в простое шерстяное платье и заплетала в косу волосы, когда Гарри вошёл в преоткрытую дверь не постучавшись. – Я ждала тебя позже, Гарри, – сказала она так, будто бы они условились о встрече ещё накануне. – Я всегда невовремя, Луна, – сказал он с искренней улыбкой. Тревога медленно отпускала его, пока пытливый взгляд девушки изучал его лицо. – Ты ведь не просто так пришёл. – Уже знаешь почему? Она помолчала недолго и помотала головой. Гарри вздохнул. Порой, ему казалось, что девушка знает всё на свете, но он забывал, насколько путанными были её воспоминания о прошлых и будущих жизнях. Порой их беседы об истинном зрении походили на бред сумасшедшего, но Гарри не просто привык к этому. Он и сам ловил себя на том, что мысли его путаются, если он позволяет магии кружиться в его теле свободнее. Дар не был чем-то рациональным и понятным, он шёл откуда-то изнутри и плохо поддавался контролю. Его можно было лишь попытаться понять. Речи Луны были похожи. – Том и Волдеморт, всё-таки – один человек, – сказал Гарри. Луна не удивилась. – Ты только сейчас это понял?– спросила она, – это ведь Том Реддл, только юный. – Ты не понимаешь, его душа будто из кусков собрана. Что-то не так пошло и… Может быть это был ещё один осколок души, о котором мы не знали? Луна знала, единственная в замке, знала о том, что именно случилось во время битвы и перед ней. Гарри должен был ей рассказать просто потому, что ему нужно было кому-то открыться, а девушка была готова к этому. Гарри продолжал: – Я не понимаю, почему так. Если даже был ещё один крестрадж, Реддл, этот Реддл совершенно не выглядет тем, у кого только одна восьмая часть души под сердцем. Он не похож на… Него. В его присутствии всё становилось тяжелее в разы, просто потому что Тёмный лорд источал силу неживую, грязную и вязкую. Том другой. Я не понимаю почему, не понимаю! Повисло молчание. Луна отложила гребень, которым расчёсывала кончик косы. Она отвернулась к зеркалу, разглядывая своё отражение с мечтательной улыбкой. Гарри знал, что эта отстранённость обманчива. Она вовсе не забыла о том, что здесь говорилось и внимательно слушала Поттера, каждое его слово. Она молчала, а Гарри терпеливо ждал. Волшебник надеялся, что девушка даст ему шанс вновь успокоиться, перестать искать объяснение. Он хотел, чтобы она развязала тугой узел, который накрепко связал его сердце внутри, давил где-то под рёбрами и мешал дышать. И она сказала: – Гарри, милый Гарри, наивный и такой юный. Его взгляд встретился с отражением её глаз. Юноша забыл как дышать. Он увидел в ней то, что было всегда, но редко становилось видимым. Она хранила в себе знания множества женщин. Древних колдуний, цариц, рабынь и друидок. Луна, мудрость которой была особенной, странной и необъяснимой и, в то же время, светлой и нежной, как весенее утро. По спине побежали мурашки. Он мог бы влюбиться в неё в этом момент, если бы был чуть менее благородным и верным. – Почему ты так легко принял то, что девочка, которая родится через тысячу лет и я – одно и тоже? Почему же тебе так трудно понять, что Том и тот, кого ты так и не научился ненавидеть – один человек? – Это другое. – Нет, – сказала Луна, – Белая богиня, магия, способна на многое. Она дала вам обоим шанс жить дальше. Тебя она одарила щедро, а Тома – ещё щедрее. Если Белая богиня собрала его душу воедино – так тому и быть. В тишине треснула лучина. Луна смотрела в зеркало, а Гарри – на ленточку сушёных яблок, подвешенную на потолочную балку. Комната пахла этими яблоками, а ещё мятой и теплом. – Я не понимаю, – в который раз произнёс он. – Тебе и не нужно, – сказала она, – есть вещи, которые требуют не понимания, а доверия. Пока смысл слов медленно доходил до него, тревожный узел внутри и впрямь ослабевал, пока не развязался вовсе. Он засмеялся, ощутив, что свободен. Они были одарены правом начать жизнь заново. Здесь, где Том обрёл любовь и дружбу не мог родиться заново Тёмный лорд. Магия, если она и впрямь разумна, как твердят нынче все вокруг, сделала то, что не смогли колдуны двадцатого столетья. Она не боролось с Тёмным лордом, но приняла талантливого юношу по имени Том, предотвратив тем самым все злодейства, которые он могу бы совершить. Гарри вспомнил и то, как узнавая подробности юности Тома Реддла с ужасом находил в себе самом черты и стремления схожие, как Дамблдор уверял его, что волшебника злым делают его поступки. Магия позволила Тому, не совершать то, что сделало из него чудовище. Пусть Гарри не понимал, каким именно образом, но он поверил в это. На душе стало так легко и просто, что он засмеялся. Луна широко и по-детски улыбылась, глядя на него. – Скажи на милость, чем же он занят, если не затеял дурного? Что за тайны? – Так тебя и это тревожит, Гарри? Спроси у него сам. Ты ведь этого не пробовал раньше? Это была чистая правда. Он сказал с уверенностью, вовсе не спрашивая: – Ты ведь знаешь, что он делает. Движение её плеч нельзя было трактовать ни как согласие, ни как отрицание. Оно вообще походило больше на взмах крыльев маленькой птички, которая отряхивается от снега. – Он в лаборатории сейчас, – сказала Луна вместо ответа, – они по очереди стерегут птенца. Гарри кивнул и вышел из комнаты. Из-за гобелена раздался щелчок, почти сразу же, как Поттер покинул спальню. Тяжёлая ткань поднялась в воздух, пропуская в комнату того, кого скрывала до этого. – Любовь моя, – сказал Годрик, – почему он опять был с тобой наедине? Можешь мне объяснить, отчего Поттеру, при всех его талантах, так сильно хочется, чтобы я снова сломал ему нос? – Никому этого не хочется, – со всей серьёзностью сказала она. Годрик вздохнул. Девушка легко вскочила на ноги и подбежала к нему, заключая мужа в невинные, но искренние объятья. Он обнял её в ответ, отмечая то, как внутри него что-то сладко сжалось. В который раз он испытывал это чувство, но никак не мог к нему привыкнуть. Он вновь вдохнул родной и любимый аромат её волос и произнёс: – Я и сам понимаю, что есть вещи, с которыми он может только к тебе обратиться, Луна. Да только не могу смириться с тем, то он делает это тайком, будто бы я не его наставник. – Может дело как раз в том, что ты можешь ответить ему на это ударом по лицу? Девушка засмеялась и ловко выпорхнула из его объятий. Она упала на подушки кровати, продолжая улыбаться. Он лёг подле неё, медвежья шкура контрастировала с белизной кожи и волос девушки, точно полотно ночного неба и светило, в честь которого она была названа. – Он ужасно напоминает мне брата: один раз стоило вспылить, так начинает всё втихаря делать. – В той жизни, Гарри Поттер, шёл твоим путём, а не по стопам Слизерина, причём он делал это осознанно, Годрик. – Мои путём, говоришь? – задумчиво произнёс Годрик. Они даже не думали о делении на факультеты. Однако, сам Годрик всё чаще задумывался о том, что дети слишком разные, чтобы учить их одинаково. Он всё чаще смотрел на свою старую шляпу, которая впитала магии столько за столетия странствий в его компании что сама могла стать живым созданием. Стоило только подтолнуть её в нужном направлении умелой рукой…. – Как же выглядел мой путь в Хогвартсе будущего? – спросил он у жены. Годрик ождал ответа пространного и непонятного, но Луна без колебаний ответиле: – Это путь отчаянных храбрецов. Годрик усмехнулся. – Похоже на меня… А каким путём шла ты? – Ровенны, – вновь ответила Луна. Годрик сел на постели и окинул взглядом комнату. С тех пор, как здесь поселилась Луна, она всё больше напоминала башню его названной сестры. Книги, свитки, записи, пучки засушенных трав…. – Почему я не удивлён? Луна засмеялась и потянула мужа обратна на постель. Она поцеловала его нежно, долго, обещающе…***
Том совершенно не собирался спать. Он просто присел ненадолго на кушетке в кладовой, почувствовал головокружение, и закрыл глаза. Его что-то разбудило. Голова гудела точно рой диких пчёл, за которыми они с Хельгой наблюдали летом. Он до сих пор не понимал, чем именно привлекла эта идея его возлюбленную, но лёжа вместе с ней в высокой траве недалеко от гудящего улья, совершенно не испытывал ни раздражения, ни досады. В конце концов, среди причуд Хельги эта не выглядела чем-то совсем необычным. В эту минуту, когда он обнаружил себя в кладовой на маленьком трёхногом табурете, проснувшимся от чьих-то тихих шагов за дверью в лабораторию, юноша понял, как сильно устал. Хельга была права: нельзя столько времени посвящать, хоть и упоительно, но работе. Только вот остановиться у Тома никак не выходила: близость завершения его эксперимента и возможны успех подстёгивали его, заставляя проводить долгие часы среди книг и расчётов, не говоря уже он надзоре за василиском. К слову, он сейчас должен был следить за детёнышем, а там, в лаборатории, был кто-то чужой. Он видел источавший тепло силуэт человека. Это был не Салазар, а прочим в этот час появляться здесь было ни к чему. Том знал, что может двигаться настолько бесшумно, насколько могли лишь пёстрые змеи скользить среди листьев летней травы. Потому, он был уверен, что тот, кто пришёл в лабораторию не заметит его, когда сделал шаг в приоткрытую дверь кладовой. Том замер, когда понял, кто стоит напротив стола, где из сухой прошлогодней травы и ивовых ветвей было сплетено гнездо для василиска. Поттер всегда чувствовал его присутствие, как бы осторожен младший Слизерин ни был. Это была аксиома, сомнению которую было не подвергнуть никак. Почему же сейчас Гарри не замечал его? Может быть потому, что всё его внимание было приковано к крохотному василиску в этот момент? Том сделал ещё один бесшумный шаг и разглядел лицо волшебника. Его поразило то, сколько печали было в его глазах, сверкающих в полумраке комнаты магическим светом так ярко. Как бы хотелось знать, что именно творилось в этот момент в лохматой голове! Будто бы в ответ на его мысли, Поттер произнёс: – Какой ты маленький, а я ведь однажды убью тебя… Том шумно вздохнул, выдавая себя с головой. Поттер встрепенулся, ловко и быстро выхватывая палочку. Долгие две секунды Том был уверен, что партнёр по спаррингу запустит в него какое-нибудь особенно заковыристое проклятье. В них Гарри поднаторел за зимние месяцы, когда они по вечерам отрабатывали свои приёмы во внутреннем дворе, запертые в замке из-за постоянных снегопадов. Однако, в глазах Поттера мелькнуло узнавание. Он опустил палочку и сказал с таким видом, будто бы только что не выглядел так, точно пытался его убить: – А, это ты… Он провёл рукой по всклокоченным волосам, отводя взгляд. Поттер делал так всякий раз, когда чувствовал себя неловко. Впервые этот жест Том увидел ещё летом, в тот день, когда Гарри начал обучать его заклинанию патронуса. – Ты слышал, да? – с откровенной досадой в голосе сказал он. Том кивнул: отрицать очевидное смысла не было. – Дурная у тебя привычка говорить с самим собой, лорд Поттер, – сказал Том. Гарри тихо засмеялся, напряжение меж ними стало таять, к радости Реддла. – Согласен, – сказал Поттер, – особенно в купе с твоей привычкой подкрадываться. – Не верю, что ты не знал, что я здесь. Поттер неопределённо пожал плечами. – Забыл, как-то. Том вновь посмотрел на спящего Автандила. Над его гнездом медленно переливаясь мерцал защитный купол, наколдованный Ровенной. Крохотное существо, столь безобидное, что даже не верилось, что оно сумеет когда-нибудь кого-то защитить. – Ты это серьёзно? – спросил Том. Поттер прекрасно понимал, что именно имеет он ввиду, сомнений не было. Зелёные глаза, пронзительно-яркие и сверкающие, блеснули, когда их обладатель посмотрел на Тома в упор. Затем, Гарри убрал палочку и принялся развязывать шнуровку на мантии… Несколько секунд Реддл смотрел на Гарри совершенно неспособный осознать происходящее. Только когда мантия опустилась на спинку стула, а колдун взялся за завязки на горловине рубашки, Том убедился: Поттер раздевается. Объяснение было только одно: тот окончательно сошёл с ума. – Эй, ты чего? – Люмос наколдуй, – вместо ответа сказал Гарри. Том послушался. Когда свет на конце его палочки упал на плечо Гарри, тот озарил очертания, едва заметные, большого круглого шрама. Тот белел на коже в свете волшебной палочки, достигая почти ладонь в ширину. – Это твой питомец укусил меня, – сказал Гарри, – потому я его и убил. Там, в будущем. Внутри что-то гулко ухнуло вниз. Том живо вспомнил, как собирался открыть Тайную комнату, как мечтал увидеть зверя, охранявшего её и голос Слизерина: «Василиски подчиняются лишь тем змееустам, голоса которых знают с младенчества». – Как ты выжил? – спросил Том. Голос его не слушался, потому под конец фразы «дал петуха». Том откашлялся. – Слёзы феникса, – ответил Гарри. – Безумие, какое-то, – пробормотал Том, наблюдая, как Поттер вновь надевает рубашку. – Ещё какое, – весело ответил волшебник, – мне было двенадцать. Рядом никого не было, кроме распределяющей шляпы и феникса. Ах да: я из шляпы меч вытащил. Тот самый, гоблинский, который так любит Годрик. – Что за ужасный мир, где ребёнок убивает василиска? – Мир, в котором я вырос, – ответил Гарри. Они помолчали. – Я вообще по делу пришёл, – сказал Поттер, нарушая затянувшуюся тишину, – скажи честно: что ты затеял с Ровенной? Думаю, напоминать, как я отношусь к сюрпризам не стоит? Том ожидал чего угодно, но не этого. Теперь он смотрел на Поттера с откровенным удивлением и не мог ничего с собой поделать. – Ты же ведь не Тайную комнату строишь, например? – спросил он. – Нет же! Едва ли я бы смог, да и Салазар…. Том осёкся, понимая, что чуть не разболтал лишнего. – Уже построил её? – уточнил Поттер, – что ж: этого стоило ожидать. Так что ты затеял? – Мерлин, Поттер! Ты всерьёз решил, что я там тёмногомагический ритуал разрабатываю? В компании чопорной и всей-такой-правильной Ровенны Когтевран? – Ну ты её мог и… заболтать, – ответил Гарри, вновь запуская руки в без того растрёпанную шевелюру. – Я? Ровенну Когтевран? Да ты в своём ли уме, Поттер?! В этом замке я даже «заболтать» домового эльфа не могу, да мною даже Зафрина помыкает, как бы я обманул самую мудрую ведьму в истории? Том взглянул на Поттера, тот поспешно отвёл взгляд, вновь напоминая всем своим видом, что Том не намного его старше, на самом деле. – Мерлин! Ты порой такой идиот! – Я знаю. – Я пытаюсь вплести в защиту замка согревающие чары. Чтобы снег с крыши не приходилось убирать по два раза в день и двери не заваливало. Доволен? Очень страшно? Поттер посмотрел на Тома совершенно бестолковым взглядом и даже не засмеялся. Он заржал, хлопая себя по колену и согнувшись в три погибели. – Да что смешного, дурень?! Я хоть пользу приношу! Том вылетел из лаборатории, позабыв о том, что должен стеречь чары, согревающие василиска ещё около двух часов. Он и не подозревал, насколько нелепой показалась Поттеру сама мысль, что Воландеморт занимался чем-то подобным. Как и его собственные сомнения в том, что младший Слизерин никогда уже им не станет. Гарри вновь посмотрел на василиска. Он проснулся, разбуженный голосом взволнованного Тома. Птенец близоруко смотрел на Поттера и пробовал воздух языком. Гарри достал палочку и поднял в воздух одного из сушёных сверчков. Детёныш с радость поймал угощение и проглотил его. Поттер улыбнулся. Вот и ещё одно существо, которое ещё не стало чудовищем. - Здравствуй, Автандил, - сказал он ему, приманив следующего сверчка, - мы с тобой ещё не знакомы. Я Гарри, Гарри Поттер....