А если одиночество?

— "Искать того напрасно, кто не желает, чтоб его нашли"? Ну и бредятина! — Уён вздыхает уже, наверное, в сотый раз, потому что у него в сотый раз не получается дочитать "Ромео и Джульетту" до конца. Чон считает книги полным бредом, и оттого не может просидеть за ними больше пяти минут. Это его характерная черта, которая значительно ухудшает успеваемость парня в школе. Через минуту раздаётся звонок. Это Сан. Уён поднимает трубку. — Уён-и, здравствуй! Недавно видел в районе, который принадлежит Пакам какого-то дрища, что прошёл мимо без всякого спроса... Я узнал, где он может находиться сейчас. Хочешь, поедем и хорошенько вдарим ему по невежественной морде? — Да ты издеваешься, Сан?! — Что не так?.. — очкастый громила заметно удивился, да так, что звучал, словно слышит такой возглас впервые. — Я сто раз говорил тебе и объяснял, почему я не хожу на подобные разборки силой. Ты имеешь хоть небольшое количество памяти в своей голове? К тому же, я не поддерживаю деление районов, которое было твоей инициативой ещё года три назад, я сказал тебе об этом уже тогда. Хватит ставить меня в известность о происходящем по этой теме. — Ну... Ладно... — Сан отвечал так, как будто и вправду не был знаком с недовольством Уёна на этот счёт, но последний действительно ставил его в известность не один раз. — Пока. Разговор оканчивается, Уён громко вздыхает. В этом и есть его проблема — списывать недостатки людей на собственную невезучесть и называть неприятности, вызванные непониманием случайностями. Если проще — он не умеет выбирать людей, которые будут находиться рядом с ним и быть близкими. Судьба никогда не подкидывала ему кого-то, кто становился близким незаметно: как правило, Чон сам содействовал сближению и всегда контролировал процесс. Для него крепкая и понятная дружба — редкость, но этот недостаток не является единственным; при ином раскладе Уёну было бы проще жить. Он также не умеет рассказывать о чём-то, что сидит внутри него и не считает это весомым препятствием для осознания своей личности, увы. И, вы не подумайте, — дело ведь даже не в том, что он на "ты" с самим собой, но настолько горд, что не хочет открываться, — нет. Задайте ему вопрос, подобный чему-то вроде: "Какой твой любимый цвет?" или: "Какой тип людей тебе больше нравится?", — вы не услышите ответа, даже если будете ему до глубины души близки. Чон никогда не копался в себе, как в личности, и это отзывалось в нём чаще любой другой проблемы, хотя он упорно игнорировал этот конфликт в самом себе. Психологические тесты в школе так сильно злили, раздражали и триггерили его, что некогда бывали моменты, в которые ему становилось сложно думать. С каждым новым таким разом он всё чаще думал поменять себя, но оставлял мысли мыслями, вследствие чего их никто и не заметил даже. Он боялся изменений в жизни, которая его, в общем-то, устраивала, но не давала возможностей стать чем-то большим, чем просто скейтером на улице и в кругу друзей и обычным троечником в школе. И всё же, он сел за литературу дальше. Как бы то ни было, но на произведение нужно было написать отзыв в тетради. Писательские навыки Уёна тоже не на зависть. Вероятно, вопрос о том, хорош ли он хоть в чём-нибудь будет логичным, и на него, к счастью, есть ответ — скейт, на котором Чон очень любит кататься. Эта тема увлекла его два или три года назад, — сам он и не помнит уже, — и с тех пор понеслось. Нет такого дня в его жизни, когда он не находил бы повода заглянуть в скейт-парк, где обрёл немаленькую компанию, но наличие повода не всегда означает наличие возможности, поэтому, всё-таки, увидеть своими глазами его там в любой день не выйдет. Однако он любит то, чем занимается и занимается тем, что любит. Таков Уёнов нрав. — Наконец я покончил с этим... Куском второсортного дерьма. — он злостно встаёт с компьютерного стула, приставленного к письменному столу, кидает ручку в пенал и нетерпеливо проходится спешным взглядом по рабочей поверхности, проверяя, не забыл ли сделать какой-нибудь предмет. Не забыл. Быстро спихнув учебники в рюкзак, он берёт телефон в руки, ложится на диван и открывает любимую мобильную игрушку. Ну нет у него способности долго терпеть учёбу, как ему быть? Кто знает, вероятно, кто-нибудь сможет обучить его этому. И привить навык фильтрации людей тоже. Кто знает, кто знает...       Хонджун тем временем продолжал заниматься физикой. Как же он любил эту науку! Ему в принципе были небезразличны точные дисциплины, но из школьных предметов его любимым была физика. Хотя, как он считает, когда придёт время для высшего образования, он пойдёт на профессию, связанную с информатикой. Родители его в этом безудержно поддерживали. В общем-то, как и всегда. На часах скоро будет девять, так что с кухни уже идёт аромат невероятно вкусного и свежего фо бо, который так любит готовить мама Хонджуна. В стенах комнаты произносится довольное мычание от таких запахов. — Сынок, иди кушать! Папа уже пришёл, стол накрыт! — женщина довольно и увлечённо ставила тарелки на стол. — Да, мам, да! — её сын закрывает тетрадь, опрокидывается на спинку стула и с довольной улыбкой смотрит в потолок. Он рад себе и обществу родителей: нельзя пожелать ничего лучше, как думается ему. Хон встаёт со стула и, немного спеша, отправляется на кухню. В голове у него лишь мысли о вкусной еде, ни капли настроя на разговоры о нём самом. И всё же, его родители считают иначе. Джун садится за стол, берёт палочки в руки, вдыхает испарения от бульона, а затем... — Хон-и, — резко прерывает процесс получения наслаждения отец парня, — почему ты думаешь, что твой нарциссизм не заметен?.. Гробовая тишина. Карие глаза Кима-младшего бегают по помещению и замечают два пристальных взгляда обоих родителей. Видимо, без этой беседы не обойтись и её не избежать. Набрав сил в кулак, сын находит нужные слова для ответа предприимчивому отцу и выдаёт: — Погоди секунду, а причём здесь нарциссизм? Разве я — нарцисс? — Мы с мамой не можем отойти от наших предыдущих разговоров за всё это время и сделали вывод, что ты, вероятно, скрываешь от других своё мнение касаемо их... Как бы лучше сказать... Интеллекта и образованности, широты кругозора. Почему тебе вдруг подумалось, что ты лучше, чем те, кто равен тебе, можно сказать, по всем аспектам? Хонджун опешил от таких внезапных вопросов. Разве это предполагалось быть темой для разговора вообще когда-либо?! Он кладёт палочки с лапшой в миску и внимательно смотрит на собеседника. — Мам, пап... Возможно, вы не так понимаете мои действия? Я не знаю, но во мне точно нет разногласий по этому поводу. Не думайте так обо мне, ей богу... — нос опускается в посудину с едой, после чего слышится довольное тихое затягивание лапши в ротовую полость. — Нет, сынок, ты нас не так понял. — внимание парня перевела на себя мама. — Мы имеем в виду, что ты сам за собой не замечаешь, как отвергаешь схожих на себя лишь потому, что внутренне считаешь их... Странными и, извини меня, глупыми. Ты ведь определённо задумывался о том, насколько не похож на своих ровесников? Припоминаю, что некогда говорил мне об этом. Так? Джун, продолжая жевать и внимательно слушая маму, кивает в ответ на её вопрос и произносит уверенное, обдуманное: — Да, так. — Ну вот! И каков был твой вывод насчёт этого? Снова тишина. Но уже не гробовая и не очень-то и долгая. Тишина, полная раздумий над тем, чем он был занят буквально пару часов назад, возвращаясь со школы. — …Не думаю, что положительный. — Хона слегка перекосило. — Да зачем тянешь? — вмешался отец. — Признавайся, к чему пришёл. Его сын тяжко вздыхает. Что ж, придётся говорить. Врать он не умеет от слова совсем: не то, что умеет плохо — не умеет вовсе, хоть ему и верят интересующиеся его личностью вроде Юнхо. Да и ведь было сказано, что родителям он не соврёт. Помедлив и дав нагрузку мозгам, Хонджун говорит следующее: — Ну... Пап, я отношусь к ним пренебрежительно и неуважительно, ибо знаю, как они могут себя вести и насколько легко они могут опозориться, не понимая, сколько дискомфорта они в силах доставить окружающим. — А ты не задумывался о том, чтобы попробовать изменить себя и своё мнение на этот счёт? Я хотел бы увидеть тебя в другом свете. — А я хотел бы увидеть хоть одного своего ровесника, подходящего под мои критерии. — Ты его так и не найдёшь, если продолжишь быть таким же, каким являешься сейчас, Хонджун. Найдёт лишь тот, кто ищет. А ты всех под одну гребёнку заводишь. — Папа! — палочки стучат об тарелку уже в который раз, — Я не хочу смотреть на сорванцов, как на себе подобных, разве это не предельно понятный момент?! — Да кто же сказал про сорванцов?! — глаза мужчины округляются, а голос повышается. — Я говорю про таких, как Юнхо — дай ему шанс. Не записывай его в тех, кто уже не подошёл. Ну и, кто знает... — далее следует трёхсекундная пауза, и папа Хонджуна, переведя взгляд на свою жену, довольно ухмыляется, — Быть может, и на нашего ботаника найдётся свой сорванец. Или своя пацанка. Хон ничего не отвечает, просто ест. Он не хочет стараться ради призрачной дружбы, но стоит. Ведь оставаться одному — и вправду не самая радужная перспектива, которую он может себе предоставить, а хорошее окружение вокруг обеспечивает наличием возможной выгоды. И всё-таки, про Юнхо родители действительно правы: записывать его и в неудавшиеся варианты рановато. У Джуна ведь почти получилось... Вероятно, ему нужно научиться перестать врать. Сложно. Парень доедает, моет за собой миску и благодарит родителей за еду. В его голове блуждают мысли о том, что надо собрать рюкзак к завтрашнему учебному дню, а после почитать книжку. Хонджун, в общем-то, так и проводит свои вечера. Любит попить пуэра, но это точно не сегодня. Сегодня он уснёт в раздумьях о завтрашнем дне.