[не]замаскированная дистанция

      [Юки] амия еще не в сети? мне нужно с ней обсудить кое-что       [К] нет. но она ни о чем таком не предупреждала. на нее не похоже       [К] надеюсь, она не в беде…       [Юки] энанан, знаешь об этом что-нибудь?                     [К] энанан..?       [Энанан] я ей писала и звонила, но она мне не отвечает       [Энанан] в секае ее тоже нет       [Энанан] если честно, кое-что произошло, но я пока не могу об этом рассказать. простите.       [К] всему свое время, главное, чтобы амия была в порядке       [К] кажется, у нее выключен телефон       [Энанан] черт       [Энанан] я найду способ с ней связаться       [Энанан] буду держать вас в курсе       [Юки] рассчитываем на тебя       [Энанан] ок. отключаюсь                     В школьной форме и с собранной сумкой на плече, Эна бесшумно спускается вниз, крепко держась за перила. Обычно в это время она еще спит, поэтому нет ничего странного в том, что она запинается о собственные носки. Она прислушивается к разговору за стеклянной дверью, и убедившись, что отца там нет, заходит в столовую. Мама безразлично отмечает, что она сегодня рано; брат хмурится ее внезапному появлению.       — Акито, — вполголоса заговаривает она с ним, нагнувшись к его рыжей макушке. — Ты же дружишь с Шираиши Ан?       — Угу, — бурчит он с набитым ртом. — Хватит трясти волосами над моим завтраком!       — Мне нужно с ней поговорить, — игнорирует она его замечание. — Отведешь меня к ней в класс?       — Могу дать тебе ее мэйл.       — Это срочно. И это личное. И очень важное.       Акито поднимает на нее удивленный взгляд. Кажется, что у нее похудели щеки; она почти без макияжа, и ему хорошо видны серые круги, отпечатавшиеся у нее под глазами.       — Ты вообще спала сегодня? — беспокоится он. Не в силах парировать ему какой-нибудь колкостью, она только качает головой. Акито ногой отодвигает соседний стул, и Эна усаживается рядом, не переставая теребить края юбки.       — Что стряслось?       — Это по поводу Мизуки. Я виновата… не отвечает… боюсь, что может случиться что-то плохое.       Слова не поспевают за мыслями, и Эна с шумным вздохом утыкается лбом в братское плечо.       — Эй, ты чего это носом шмыгаешь? — спрашивает Акито ласково, как в далеком детстве спрашивала у него Эна, и неуверенно обнимает ее одной рукой. — Уж не знаю, что у вас там за терки, но я уверен, что все образуется. Ан обязательно поможет тебе. Только выходить нужно уже сейчас, ладно?       Эна тихо смеется, глядя на него слепыми от слез глазами.       — Иногда ты бываешь таким славным младшим братом, Акито. Спасибо тебе.       — Не дерзи, а то я могу и передумать, — шутливо огрызается он ей в ответ.              Хотя у Ан был при себе зонтик, Эна постеснялась прижаться к ее плечу, и в конце концов на пути из школы промокла. Пока подруга Акито и Мизуки вспоминает азбуку Морзе на дверном звонке, Эна по очереди сжимает в кулаке пряди почерневших от воды волос.       — Спасибо, что согласилась пойти со мной. Мне очень неловко из-за того, что тебе пришлось пропустить занятия…       Эна пытается говорить вежливо и мило — в фирменном стиле сиблингов Шинономе — но ее голос то и дело пропадает.       — Все в порядке, — улыбается ей Ан, и Эна начинает понимать, почему ее братец так на нее запал. — Я ведь тоже за него беспокоюсь.       Они стоят на пороге минут десять, но на их настойчивость никто не отвечает. Сердце стучит так сильно, что Эне кажется, будто его уже и Ан может услышать. Потому она не сразу замечает, когда дверная ручка, которую Шираиши проверила просто на всякий случай, с легкостью поддается ей.       — Открыто, — кивает она Эне и кричит в пустой коридор: — Мизуки, я вхожу!       Пока они поднимаются на второй этаж — в ногах словно все кости переломаны! — Ан нашептывает ей инструкции:       — Останься пока за дверью. Я позову тебя, когда можно будет войти.       — Угу…       Наверху тихо, словно из музыкальной шкатулки, играет одна из песен Канаде. Остановленный слабой надеждой, я закрываюсь и делаю безразличное лицо. Если мы вот так сохраним наши узы—       — Мизуки-и-и! Ты знаешь, что у тебя входная дверь нараспашку?              Спрятавшись за косяком, Эна старается не дышать, чтобы не показать свое присутствие раньше времени. Все наладится? Наладится ли? Будь у нее в руках хризантема — она бы погадала на ее лепестках; вместо этого под мысленные «да» и «нет» она отрывает из-под ногтей белые иголочки кутикулы.       — Ну и бардак у тебя! — бодрится Шираиши.       — Ах-ха… Ну, я приболел немного, пытаюсь поспать. Ты принесла конспекты из школы или..?       Голос Мизуки словно взяли у отражения Ан из кривого зеркала.       — На самом деле, я пришла не одна. Кое-кому очень нужно с тобой поговорить. Это ничего? — по-сестрински спрашивает она и жестом зовет Эну войти.       Безголовые манекены, одетые в недошитые платья. Рассыпанные по журнальному столику булавки — некоторые с бурой корочкой на концах. Аккуратно расставленные по полкам коллекционные сумочки и игрушки. Все в этой розовой комнате говорит о том, что это — маленький и уютный мир Мизуки; только разбросанные по полу скомканные бумажки похожи на круглых колючих пришельцев.       — Эна?!       Мизуки вскакивает на постели и жмется в угол, не снимая с плеч одеяла. Бледный и с уставшими ненакрашенными глазами, с неаккуратно завязанными за ушами хвостиками, он похож на схваченного в капкан крольчонка.       — Я оставлю вас вдвоем, — бросает Ан и закрывает за собой дверь.       Плюхнувшись на край кровати, Эна прячет между ляжками склеенные ладони. Ей тоже хочется спрятаться: все слова, которые она для него подготовила, разбились в невнятные звуки и перемешались в кучу, словно фишки для скрэббла.       — Девочки уже знают? — спрашивает Мизуки сипло, и Эна не знает, что чувствовать, когда он говорит так невесело — не растягивая концы фраз и не пытаясь выдавить улыбку.       — Конечно нет, — тараторит она в ответ. — Ты сам можешь им сказать, когда посчитаешь нужным. Ты же… вернешься в Нииго? Без тебя все не то. Девочки о тебе беспокоятся… и…       Согнувшись пополам, Эна запускает пальцы в сырые волосы и судорожно растирает виски.       — Черт, я же вообще не это пришла сказать! В смысле, это тоже важно, но не в первую очередь!       Она закрывает лицо руками и слышит, как Мизуки вылазит из своего укрытия и подбирается к ней ближе. Теперь краем глаза она может разглядеть его пижаму: тонкую серебрящуюся бретельку, спавшую с ключицы, и хлопковое сиреневое кружево под грудью.       — Послушай, Мизуки, — начинает она заново, набрав в легкие воздуха, но он тут же ее перебивает:       — Эна, я не извращенец и не сумасшедший. Я нормально отношусь к своему телу и все такое. Просто я… не могу разделиться.       — Я знаю! — отвечает она, повысив голос — и тут же жалеет об этом. Она решает говорить потише, и ее голос начинает дрожать: — И я понимаю, почему ты так поступил. Хотя мне немножко грустно от того, что я не стала тебе настолько близким человеком, чтобы ты смог мне открыться.       Услышав слабый хрип за своей спиной, Эна пугается, что Мизуки начал задыхаться. Но когда она оборачивается к нему, то замечает, как по его щеке скатывается первая слезинка.       — Я очень люблю всех в Нииго, — вытягивает он из себя слова, проглатывая слоги, — но тебя, Эна, я боюсь потерять больше всего.       — Не бойся.       Еще один вздох — и он уже не может говорить, только плакать. Эна осторожно кладет его голову себе на грудь и гладит спутавшиеся светлые волосы; свободной рукой она достает из кармана юбки платок и подхватывает им одну соленую каплю за другой.       — М-можно тебя обнять?       — А зачем я еще здесь? Дурак.       Мизуки робко сцепляет пальцы в замок на ее талии и начинает выть, словно потерявшийся щенок. Эна не может избавиться от мысли, какой же он все-таки теплый, и крепче прижимает его к себе. Рядом с ним она наконец согревается после дождя. Быть вместе с Мизуки — во всех смыслах — это как сидеть декабрьским вечером за котацу.       — Эна, не уходи, пожалуйста, — громко шепчет он ей в плечо.       — Не уйду, не волнуйся, — уверяет она его и чувствует, что и ей словно песок попал в глаза. — Обещаю. И ты мне кое-что пообещай, ладно?       Получив слабый кивок в ответ, она едва может взять с него клятву из-за нахлынувших слез:       — Не исчезай, Мизуки, хорошо?

***

      Ан снова поднимается в комнату Акиямы: за дверью тихо, и она решает, что друзей уже можно проверить. Оба сидят на постели: Эна подпирает спиной стену, Мизуки прячет лицо в ее лохматых из-за влаги волосах. Хорошенько прислушавшись, девушка понимает по их размеренному дыханию, что эти двое спят.       — Ара-ра, — мурлычет она себе под нос. — Всю ночь не спали от переживаний, теперь пусть отдыхают. А я пока приберусь немного.       Бесшумно скользя по паркету, Ан берет мусорную корзину из-под рабочего стола и одну за другой скидывает в нее раскиданные бумажки.       — Это слэм-данк!       Она замечает, что один из черновиков Мизуки скомкал записями наружу, и рассматривает его, точно хрустальный шар из средневековых сказок. «Эна». Кусочек, который привлекает ее внимание больше всего. Какое-то время она молча вертит бумажку в руках, решая, оправдывает ли беспокойство о друге ее любопытство.       — Извини, Мизуки, — шепчет она скорее самой себе, — я только взгляну…       На все про все Ан хватает нескольких секунд, и она бросает неотправленную записку в мусорку к остальным.       — М-да-а… — тяжело вздыхает она. — Похоже, проблемы Мизуки только начинаются. Ну ничего! Придумаю что-нибудь! И Акито можно будет попросить помочь. В конце концов, для чего еще нужны друзья, да?