Смута в глазах
Осознание
Осознание того, что опять надо врасти в постоянный, иногда неприятный цикл жизни. Жалкое осознание того, что надо — хоть и не хочется — полностью открыть глаза, нормально расфокусировать взгляд… начать шевелить своими конечностями… но можно этого и не делать. Ничего же не случится, если ещё пять минуточек я полежу… всего-лишь пять… пять малю-у-усеньких мину-у-уточек… ТемнотаСпокойство
Сон
***
Вот как-то так… Хорошо, что тогда было слишком рано, потому что эти "пять малюсеньких минуточек" невзначай продлились два часа. Но мне кажется, что ничего страшного. Это я время измеряю в часах, а кто-то — хорошими и яркими событиями жизни. Не зря говорят: иногда время летит быстрее положенного. Вчерашний день как раз о-о-очень быстро пролетел. Столько всего было… То побег от кого-то или чего-то, то не совсем приятный вечерний поход в магазин, то… к-к-к… кассета… В голову внезапно выстрелили ужасные образы:***
В мыслях почему-то засела одна поговорка: «Магомед на гору не пойдёт — он её обойдёт.» Хотя лично я, наверное, убежал бы от этой горы. Не хочется осознавать, что перед тобой появилась она. Хочется просто забыть про неё, не видеть, спрятаться. Магомеду надо было куда-то, а на дороге внезапно появилась гора — препятствие, проблема, которая преграждает ему дорогу — вот он и обошёл её, справился с ней лёгким путём. Но как мне обойти свою гору? Ли надо вообще её обходить?.. Я подошёл к подоконнику, отложив листок, на котором я неудачно пытался нарисовать красивую гору, и с надеждой посмотрел на зимний лес, будто бы он мог ответить на мой вопрос. Но обледенелые голые ветви деревьев лишь безмятежно покачивались, покрывшись мелким одеялом пороши вчерашнего снежинкопада. По одной из обнажённых веток пробежалась рыжая белка. Не легко ей сейчас в такую пору — зимой, да ещё и в тайге белочке очень тяжело выжить в таких условиях. Но она привыкла к таким испытаниям; она уже, думаю, больше года здесь обитает — приловчилась и приспособилась ко всем невзгодам, которые её окружают с самого рождения. Но наверняка есть и те звери, которым хорошо живётся среди мёртвой деревянной коры и своей норы. Хищники и лесные чудовища очень даже комфортно себя чувствуют тут. Ни тебе обязанностей, ни школы, ни родителей — живёшь себе как хочешь, где хочешь. Спишь когда хочешь. Вот только за едой надо постоянно охотится, беспощадно убивая тех, кто совершенно не заслуживает этого, раздирая собственной пастью плоть живого существа и наслаждаться вкусом крови, мяса, страха, смерти. Убивать того, кого тебе самому захочется. Ведь диким зверям и чудовищам не писаны общие правила. Интересно, они понимают, что убивают такое же живое существо, как и они? Такие как они вовсе и не против остановки пульса другого. Они не против, чтобы внутри чьего-то тела перестала вращаться кровь, а шкура полноценно превращалась в бледный, безжизненный, трупный оттенок. Они совершенно не против пожирать внутренности этого тела, пока рядом кричит в предсмертной агонии чья-то душа. Ведь им же это жизненно необходимо — затухать свои утехи… потребности… осознавать, что они могут это делать — рвать, издеваться. Они любят пробираться прямо тебе в душу, пытаясь изуродовать её, чтобы представить себя выше тебя, выше всех, выше себя-настоящего. И все они всегда будут показывать себя-ненастоящего любой ценой, даже если на это потребуется стать чудовищем, лишь бы только не показывать своё настоящее лицо, эмоции, переживания; лишь бы только не пасть перед глазами своих сверстников — таких же чудовищ. Иначе для них это очень неприятно, словно мгновенно и болезненно отдирать язык от замёрзшего металла. Они созданы для этого, и они ничего с этим не могут поделать в этой жизни. Ли хотела когда-либо хорошая, мирная и красивая белочка превратится в такого хищника? Или она хочет, но физически просто-напросто не может? Белке наверняка не нравится, что её очень легко съесть, что она среди них всех самая слабая. Вот бы взять и уби… БАМ! "Что это было?! Кто-то упал?.. А если ещё и поломал себе что-то — тогда здравствуй Чёрная Полоса! Целое утро тебя жду!" Обречённо выдохнув, я приметил, что на полу что-то валяется. — Чёрт. — шёпотом сказал я, увидев, что из полки на пол упала книжка. "Ну хоть книжка, а не…" Я подошёл к ней и поставил обратно, в её предназначенное место. Мельком я лишь успел увидеть, что там были какие-то поемы и стихи. "Стихи… Хм… А почему бы и нет? Давно хотел попробовать написать свой собственный." Я быстро нашёл ручку, перевернул листок с моей не получившейся горой на чистую сторону, и начала думать. В голове пролетало очень много несвязанных между собой слов: Луна Лес Кровать Грусть Опровержение Вазон Вода Интернет Деревья — Во! Пусть с деревьев начнём! Я начал писать:Деревя
…и раздражённо цокнул. — Блин, неправильно написал! Я вычеркнул слово. Ручка снова начала выводить буквы на листе:Деревя
Деревья окружают всё вокруг.
Человек
На одной ветке Среди них
Висит. Может, на руке он повис вдруг? Нет,
Это собственные кишки
Обвили его шею, Как спасательный круг.
— Вот же чёрт. Новые слова на листе вновь оказались перечёркнутыми. — Надо больше рифм… и… что-то обычное. Приходилось, выискивая из каши, которая заварилась в моей голове, выудить хоть что-то стоящее. Но мне надоело и я начал писать всё, что только может появится в моей голове:Деревя
Деревья окружают всё вокруг.
Человек
На одной ветке
Среди них
Висит.
Может, на руке он повис вдруг?
Нет,
Это собственные кишки
Обвили его шею,
Как спасательный круг.
В море "Душа",
Отчаянно ища,
Бредёт она,
Фальшивая мать,
Чтобы нитку под названием "Счастье"
Вмиг разорвать.
Деревя
Деревья окружают всё вокруг.
Человек
На одной ветке
Среди них
Висит.
Может, на руке он повис вдруг?
Нет,
Это собственные кишки
Обвили его шею,
Как спасательный круг.
В море "Душа",
Отчаянно ища,
Бредёт она,
Фальшивая мать,
Чтобы нитку, под названием "Счастье"
Вмиг разорвать.
Мир обзавёлся белкой одной,
Все обзывали её немой.
Почему же так? — спросил Васёк.
Никто не знал, что за упрёк,
Но по секрету Влад сказал однажды,
Что она получила травму дважды,
Из-за чего она потеряла голосовые связки,
Но не на день,
А навсегда.
Теперь вот хочет в жизни сказки,
Чтобы там всё было как всегда,
Потому что хочет она от других белок ласки,
А не прозвище дурацкое.
***
Сквозь стекло пробивались лучи солнца. Я подметил, что именно Оле попалась та комната, куда больше всего просачивается дневное сияние. Именно эта сторона дома осветляется солнцем больше всего. Именно тут можно набрать наибольше позитива, просыпаясь от ласковых светлых лучиков. — Щас, подготовлю всё… — сказала сестра, посмотрев на меня. Мириады маленьких пылинок плясали в воздухе на больших лучах солнца. Всегда поднималось настроение, когда видишь яркое-яркое свечение в небе и при этом — на улице много пышного белого снега. Белая-пребелая порош в этот момент делится с тобой прелестными проблесками света, заставляя забыть на мгновение всё. Настроение резко подавилось, будто внезапно прозвучала пискливая и неприятная нота на пианино. Я увидел старый телевизор, который стоял на высокой тумбочке — тот самый, который показывал… показывал… Я словно опять запустил эту кассету, только уже в голове, и начал видеть что она показывает. Уши словно потихоньку погружались под воду — звуки незаметно потускнели, стали нечёткими.девочка
замученный изумрудный взгляд
кровь
её бессильный и отчаянный вопль
серп
оторванная часть носа
~~~
Воспоминание
2017 год. Антону 9 лет.
— Фу-у-ух, домашка сделана! — с облегчением говорю я. Последняя книга засовывается в портфель. — Так, а сколько сейчас времени?.. Я суетливо ворошу всё, что есть на рабочем столе в поисках мобильника, не замечая того, как я случайно отбрасываю из стола некоторые вещи. Вон готовит посадку на пол какая-то бумажка, филигранно парируя в воздухе, словно птица… а вот глухим звуком приземляется на тот же пол линейка… походу я забыл её сложить в пенал. И как я мог? Но не успел я понять, что делать дальше, как издалека, сквозь двери моей комнаты я услышал чей-то низкий голос. Да это же папа пришёл! Нетерпеливая радость всплывает в середине меня. Хоть и папа приходит с работы каждый день, я всегда мчусь встречать его, будто мы не виделись больше недели. Воздух обвивает уши тихим свистом, когда я бегу, почти не чувствуя пространство под ногами и того, что находится вокруг. Лишь мельком из кухни я успел учуять запах чего-то вкусного. — Привет! — с улыбкой на лице говорит мама стоящему перед ней папе. — Мы тут уже все тебя заждались. Мама меня опередила. Ну бли-и-ин! Я хотел первым успеть встретить! Так нечестно! Она аккуратно кладёт свою руку на плечо папы и медленно приближает свое лицо к его лицу… и… Я отвожу глаза в сторону. Сзади слышаться шаги, а потом — мамино нежное и протяжное от поцелуя «м-м-м» и резкое тихое «фу» голосом Оли за моей спиной. Дыхание родителей останавливается, а время всё идёт и идёт… Как долго-о-о! Ну когда мне уже передадут эстафету встречающего?! Судя по восстановившемуся сверху дыханию, моя очередь пришла. Я обратно поднимаю глаза на папу. Его жизнерадостный взгляд впивается в меня. Я чувствую как по лице расплывается улыбка. Ноги быстрым порывом несут меня навстречу этим глазам. Веки закрываются, когда я отправляюсь в объятия. Чувство защищённости… безграничности… умиротворения… теплоты… Над головой слышится спокойный смех папы. Справа к нам кто-то присоединяется. Я слегка приоткрываю глаза и вижу — это Оля с широченной улыбкой. — Приве-е-ет… — тихо произносит отец, прижимая к себе сильнее. Вот бы так стоять вечно… но как говорил папа: «Хорошего понемногу», хоть и говорил он такое тогда, когда я ел много сладкого. Но ведь обнимания же не вредные, а наоборот — полезные! Почему тогда все люди в мире не могут просто взять и обнять, полюбить всех, чтобы было всегда хорошо? Никогда бы себя не представил в роли человека, который не может получить ни одного объятия… Папа осторожно отстраняется от нас, попутно быстро целуя маму. — Ужин уже готов. — говорит мама, обводя каждого ласковым изумрудным взглядом. — Пойдём. — уже шёпотом обратилась она к нам с Олей. Сестра со скоростью Молнии Маккуина, которого я видел недавно в мультике пересекает коридор, добираясь до кухни. В это время большая но лёгкая мамина ладонь приземляется мне на плечо. Она смотрит тёплыми нежными глазами на мои и кивком показывает в сторону кухни. Это заставляет мою душу согреться, словно её накрыли зимним уютным пледом. Но мне так хочется много всего рассказать папе! Но и запах из кухни такой соблазнительный… Уже потом, когда мы все сели ужинать, папа рассказал, что он получил новую работу — адвокат. Теперь он будет меньше видится с нами. Но зато денег станет больше! Разве это плохо?.. Почему маме его работа не нравится?..Воспоминание
~~~
Оля поцеловала воздух возле моей щеки. — Ну как там на работе? — спросила она. И что мне отвечать?.. — Э-э-э… нормально… — кое-как сказал я. — Вот и славно. — она снисходительно улыбнулась. Да как она может всегда так улыбаться? Раньше такого не было. Раньше она не пыталась всячески подбадривать или веселить кого-то. Мне даже кажется, что раньше она вообще не обращала внимание на других. Эдакая отчасти весёлая недо-эгоистка, иногда чрезмерно злая, но весьма справедливая. Да и, честно говоря, я её мог раз через раз призирать и ненавидеть. Такие же и должны быть отношения брата и сестры, правда?.. Но в этом году слишком много всего поменялось… — Я тогда пойду приготовлю… м-м-м… — задумчиво протянула Оля. — …пирожки! Она весёлой, чересчур наигранной походкой пошла в сторону подоконника. Я заметил, что в её комнате как раз нету стола, что не скажешь про мою. И где же она потом домашку будет делать? У меня?.. — Ты, скорее всего, устал, да? — сказала Оля, не отводя взгляда от деревянного подоконника. — Да-а-а, очень! — ответил я ну уж слишком не правдоподобным тоном. Чем я сейчас вообще занимаюсь? Играю в игру, где надо актёрски отыгрывать повседневную семейную жизнь?.. Было бы смешно, если бы не так грустно. — Но ты не волнуйся! Я таких вкусных пирожков наготовлю, что тебе станет намного лучше! — Оля усмехнулась и начала перекладывать из руки в руку невидимые продукты, тщательно перемешивая их в такой же невидимой посуде.~~~
Воспоминание
2018 год. Антону 10 лет.
Я иду строго по направлению к комнате сестры, держа в руках рисунок. "И зачем я тратил время на эту ерунду? Мог бы отказаться рисовать ей…" Я смотрю на кусочек бумаги, где нарисован единорог. "…это." Уже через мгновение перед глазами появились белые двери. Мне так не хочется туда заходить… Сейчас начнёт все недостатки моего "шедевра" перечислять, а потом попросит для неё нарисовать ещё что-то. А мне это надо? Нет. За-ради неё я не готов столько всего делать. Она хоть что-то для меня делала? Нормально обращалась ко мне?.. И вообще, была ли она хоть когда-то нормальной по отношению ко мне? Лучше вышел бы с Коляном погулять, а не с Олей тут зависать и рисунки ей вырисовывать. Задолбала уже. Я раздражительно выдыхаю… "Ладно… По-быстрому отдам — и всё." …и всё же намереваюсь поднять руку, чтобы потянуть дверную ручку вниз, и вхожу. Но тут никого, лишь пустота. — Да, мне очень интересно! Я хочу! — слышу я из кухни Олин голос. "И мне теперь интересно. И я теперь хочу." — подумал я. Шаг-шаг-шаг-шаг-шаг… Поворот… Шаг-шаг… — Будут тебе пирожки! Сейчас, достану всё что надо, и начнём. — говорит мама. Я останавливаюсь. Всего два шага — и я буду на кухне. Но почему-то хочется незаметно подсмотреть. Я дожидаюсь пока кто-то закрывает холодильник и слегка высовываю свою голову из угла. — Вот. — говорит мама, выставляя какие-то продукты на стол. — Только дрожжи остались… — она растерянно убирает свои каштановые волосы ото лба, открывая практически все верхние тумбы. Найдя последний ингредиент, она кладёт его к остальным. В глазах рядом стоящей сестры переполняет нетерпимое любопытство. Румянец на её щеках отбивает дневной свет. Мягко и любя посмотрев на Олю, мама быстро и ловко, балансируя на носочках, достаёт большую глубокою тарелку. Я приметил, что мама смотрится намного бодрее и радостнее, чем весь этот год. На самом деле она, в последнее время она стала более раздражённой и усталой, когда папа получил новую работу, а она наконец — работу стоматолога. Работу отца мама почему-то не одобряла… Разве адвокат — это что-то плохое? Но, мне кажется, была ещё более весомая причина её раздражённому настроению — новый приступ. Месяц назад, когда мы переходили через дорогу, сбили человека. Пару метров от нас. Было так много крови… ещё этот хруст… бр-р-р. В общем, именно тогда мать получила этот до животного страха приступ. Её тело тогда хаотично и быстро двигалось во все стороны, а зрачки поднимались под лоб, показывая лишь белую и неестественную пустоту глазных яблок. — Так, солнце ты моё луковое, смотри… — обращалась мама к Оле. Её слова понизились до ласкового шёпота. Мама провела по белоснежным волосам сестры, продолжая тем же приятным шёпотом рассказывать: — Сначала берём молоко, полностью наливаем в стакан и добавляем в миску. — мама сделала всё точь-в-точь как и сказала. Оля нетерпеливо почесала свою щёчку. — Вот та-а-ак, теперь надо добавить два яйца. — продолжала мама. — Давай уже ты попробуешь. Бери и разбивай их. Только аккуратно! Оля кивнула, взяла одно яйцо, разбила его — первый желток поплыл в молоко, а затем, после повторного хруста, — второй. Мама улыбнулась. — А потом? Что ещё надо? — спросила Оля, захлёбываясь энтузиазмом и интересом. — Дальше надо будет где-то сто грамм масла и две столовые ложки сахара. Всё это время я пытался забыть про слово «машина», которое не покидало мою голову после того, как я вспомнил про аварию. Я, надеясь на то, что рисунок, который я до сих пор сжимал в руке поможет забыть про это, посмотрел на него. Голоса мамы и сестры стали словно приглушёнными. Воображение стирало из листка красивого единорога, рисуя взамен красный джип, который с каждой секундой приближался к человеку на бешеной скорости. Мозг словно воспроизвёл свист шин… потом глухой удар. Хруст. Чавк. Я сжал бумагу изо всех сил. Не хотелось видеть одну и ту же жестокую картинку сотню раз. Может, мама тогда представила себя на месте того сбитого человека, и поэтому так… извивалась? — Всё, всё, хватит! — смеялась мама. — Молодец. А вот сейчас самое главное: добавить 500 грамм муки. — И всё? Потом можно уже будет печь? — спрашивает Оля. — Нет. Когда всё это хорошенько смешаем, надо будет подождать 40 минут — и в духовку. — говорила мама, неспеша добавляя муку в тарелку. В эту же секунду на обеденном столе зазвонил чей-то телефон. Я моментально ретировался из своего шпионского уголка, иначе меня бы точно заметили.Воспоминание
~~~
— А пока я готовлю… — говорила Оля, перемешивая непонятно что непонятно чем в воздухе. — …пойди-ка посмотри как там наш сын. Может в школе у него что-то нового случилось? "Какой к чёрту сын?! Я не хотел детей!"~~~
Воспоминание
2019 год. Антону 11 лет.
— Просто скажи ей, чтобы она перестала меня так называть! — звучит мой усталый и раздражённый голос. — Я… Я заколебался слышать это чёртово "очкарик-очкарик"! Мои кулаки невольно сжимаются со всей силы. — Слышь, не буду я её ничего просить! — она вяло садится на свою кровать и делает злостное лицо. За окнами промелькивает свет уличных фонарей. Небо уже давно покрылось тёмно-синим окрасом. Немудрено: зимой темнота наступает очень рано. — И ведь ты же мог не бить Диму?.. Но почему-то… — осуждающе обвиняет меня Оля. — Я его не бил! — протестовал я. — Просто толкнул… и тем более он сам виноват. — "Просто толкнул" так, что он чуть руку не поломал! — говорит сестра, поднимая на меня голову. Её изумрудные глаза проблескивают острой сталью. "Если бы мы поменялись с ней местами, то чтобы я ей сказал?" — Ну, что молчишь?! — выжидающе смотрит она на меня. Я глубоко выдыхаю. — Зачем тогда он всячески пытается меня выводить?! То пенал мой возьмёт и начнёт им кидаться, то вещи мои из парты вываливает, то… то… "Гр-р-р-р, задолбало! Зачем я отчитываюсь перед этой ненормальной?" Мои ноги почти вывели меня за дверь, но Оля остановила их, заговорив: — Но ты мог просто не обращать внимание — и всё, и не было бы так всё плохо! У тебя всегда всё идёт как из жопы! "Да пошла ты на х… хер!" — говорю я в себе, хоть и хочется сказать в голос. Дыхание сбивается с обычного ритма. — То есть я виноват? — спрашиваю я, готовясь в любой момент покинуть комнату. — Да! — вскликивает Оля, смотря ни то злым, ни то полностью пофигистическим взглядом. — Не тебя же толкнули, а ты! — она злобно вздыхает. — И вообще, мне всё равно что у тебя там происходит и будет происходить! Иди отсюда, дебил! Чувство, будто голова сейчас вскипит, словно паровоз, проезжающий мимо станции «Здравый смысл». Всё же я берегу все свои плохие слова в себе и немедленно выхожу из комнаты, направляясь к своей. "Лучше бы она не рождалась в этом мире! И зачем я вообще пытаюсь говорить с этой… с этой…" Я сажусь возле своего портфеля, на стул. Под напором моего веса он немного поскрипывает. "И это, получается, я ещё тут самый плохой, да?! А то что все, все они начали подшучивать надо мной, когда я очки получил, — это по-доброму что-ли?!" Я впопыхах достаю из рюкзака книжки и тетрадки, ложа их всех в дальний угол стола. Лишь дневник я кладу по центру. "Хотя чё я тут рассуждаю? Оле ни справедливость, ни я неважны. Сто пудов щас сидит и думает, как бы свою репутацию из-за меня не потерять! Ненавижу её!" Я злостно открываю страницу дневника, где красуется сегодняшняя дата вместе с остальными. На пустом восьмом уроке тёмно-красной ручкой размашисто написано: «Жестоко обращался со свои одноклассником! 𝓚♍︎». Так хочется что-то сказать… …но я лишь раздражённо и бессильно выдыхаю. Пар в груди и в голове продолжал биться об внутренние стенки, нарываясь выплеснутся наружу и разорвать всех людей и вещей на этой планете. Но… Дверь слева безалаберно отпирается. Нет, это не монстр, и даже не Оля. Всего-лишь мама… "Вот чёрт, всё-таки позвонила… А я-то думал, что замечанием в дневнике только отделаюсь…" — Ну и как это понимать? — спрашивает мама. Её выражение лица я не вижу, так как поворачиваю голову направо и смотрю тупо в стенку. "Никак не понимай! Просто уйди!" — Антон, слышишь, что я тебе говорю?! — мамин голос чуть-чуть повысился. Мама в последнее время совсем становилась раздражённой. Психиатр говорил, что через эпиле… через эту болезнь у неё может быть развиваться много психических расстройств. Теперь ненавижу себя. Не надо было подслушивать это. — Я последний раз спрашиваю: почему ты обижал Диму?! Хотя злится она сейчас очень даже не просто так. На это есть весомая причина: какой-то там Дима. Мама ещё никогда не кричала и не была гневной на меня просто потому. Она добрая. Просто работа тяжёлая, мало видится с мужем и ещё вдобавок чёртова необычная болезнь… может, я её понимаю. У меня тоже, после появления очков, всё пошло куда-то не туда. Как же хочется просто забить и заснуть… — ЭЙ! — громко вонзилось в моё левое ухо. Я резко поворачиваюсь. Обеспокоенное и одновременно злое лицо мамы вытаращилось на меня буквально в пару десятков сантиметров от моего. Точно олень, внезапно замерший посреди автотрассы. "Ну что ж… в бой!" — Да, я услышал… — мямлю я, не зная, что говорить: правду или ложь. — Ну и. Объяснишься? — говорит мама, смотря навострившимся взглядом и отойдя на три шага назад. "Не надо было тупо молчать. Теперь у неё появился новый временный раздражитель — я. Зачем я так с ней?" — Мам, я… Правда или ложь? Говорить про свою проблему или нет? Сказать, что надо мной подшучивают или нет? Ти-и-ик… та-а-ак… Изумрудные глаза мамы, блестящие, как недавно наточенные ножи, давят на меня, словно пытаясь вырвать мои мысли из головы. — Я… он… о-он п-первый начал т-толкаться… "Он слишком много раз пытался меня выводить." — И что? Ты не мог не обращать внимания? — тон мамы серьёзный, но мой мозг изменил его на насмешливый. — Нет! Он потом ударил бы меня… "Он потом продолжил бы надо мной морально издеваться." — Антон… — мама устало натирает закрытые глаза пальцами. Давит она всё сильнее и сильнее. "Она же сейчас не будет кричать? Довёл я, похоже, до грани… Дурак." Наконец она открывает свои веки и опускает руки вниз. Во взгляде словно бушуют две эмоции, две стихии. Вроде добро и ласка там, а вроде… мрак и бессилие. — Антоша… — мама подходит ближе. Её голос стихает до полушёпота. — Когда тебя обижают физически, то не надо отвечать на это также. Око за око — и весь мир ослепнет, слышишь? — она убирает свои каштановые волосы из-подо лба и приближается ещё ближе. "Око за око… и весь мир ослепнет… Хм…" Мама второй раз измождённо выдыхает. На её лице появляется слабая, полностью понуренная улыбка. Тяжёлый сухой взор смотрит на меня. "Всё-таки не стоило его толкать. Маме и так очень тяжко эти года, а тут я ещё. Вот блин." — Обещаешь, что впредь будешь чуточку умнее и не выпускать свою глупую месть куда попало? — она пытается говорить более… сдержанно, что-ли?.. — Да, хорошо… обещаю. — говорю я слегка обеспокоенно, видя опустошённую маму. Она медленно приближается ко мне впритык. Я встаю со стула. Один шаг вперёд — и лёгкое, как пёрышко, объятие. "Обещаю — буду стараться больше никогда не расстраивать тебя. Тебе, наверное, сложно всё это чувствовать… плюс эта болезнь, или синдром(?) никуда не делся… но я постараюсь. Обязательно."Воспоминание
~~~
— Оль… — смуро протянул я. — Ась? — Я… я уже не хочу играть. Я… — я не успел договорить. Дверь сзади резко открылась. Моя спина вся напряглась, словно туда сейчас воткнуться копья. Олины глаза чуть-чуть погрустнели. Даже солнце за окном спряталось за хмарами. Теперь белоснежные волосы сестры не смогут блестеть от его лучей. — Антон, что ты тут делаешь? — спросил сзади мамин внезапный голос. Тон был неприятным, едким. "Я тоже задаюсь таким вопросом, чем я тут вообще занимаюсь? Но лучше маме не говорить во что же мы сейчас играем." Я повернулся назад. Мамин взгляд был холодным, острым, отстранённым. — Я не поняла, что это вы тут устроили?! — полу криком обратилась она к нам, глядя на одеяло и подушку лежащие на полу. — Вы совсем что-ли ничего не понимаете?! Нет чтобы книжку почитать, или к урокам готовится! Я тут похаю, как сумасшедшая: и то им приготовь, и то… Я отключил слух. Точнее, все громкие слова теперь автоматически превращались в ненужные звуки. Надоело. Теперь ещё и у меня зло начинает вовсю кипеть. Но как там говорила мама? Око за око — и мир ослепнет? Вот. Поэтому надо молчать и просто переждать очередную бурю. Перетерпеть. Пересилить себя. Не снимать маску ни в коем случае. Э-э-эх… А до начала занятий в школе осталось всего-то два дня… Прелесть.