Днем
Офис встретил девушку непривычной в его стенах беготней. Губы дрогнули в ухмылке, а воображение уже замедлило представшую перед глазами суматоху и добавило звуковую дорожку в программе монтажа с какой-то очень старой, но отчего-то вспомнившейся именно сейчас мелодией. Отличная сцена для офисной комедии. Мимо пробежала женщина, которую прежде Агата не видела, параллельно здороваясь с ней. Но Харрис уже привыкла к отзывчивости и доброжелательности этих людей, поэтому также открыто поздоровалась в ответ. На душе стало гораздо светлее, а казалось, ничего необычного не произошло. Просто вежливые люди. А еще они самые искренние. Агата остановилась у стойки и расписалась в протянутом молодым парнем журнале. Рядом со своим именем она заметила имя Софи и пустующие клеточки за последние десять дней. Плюсом стал сегодняшний, что показалось странным, ведь еще ни разу Агата не помнила, чтобы Престон явилась позже. Либо они встречались у входа, либо Софи уже занималась чем-то с Эдвардом, когда Агата только приходила. В отличие от Кадогана, который постоянно находился словно в какой-то гонке, Александр был более спокоен и собран. И рабочий день Харрис начинался чаще всего с одиннадцати, в то время как Софи каждый день должна была приходить не позже девяти. Она точно уезжала на сессию, но должна была вернуться раньше, потому что экзаменов у нее меньше. Неужели Эдвард перестал ее изнурять? Справедливо рассудив, что по большей части ей действительно все равно, Агата пожелала парню хорошего дня и с замиранием сердца двинулась к лифту. Встреча с Александром сейчас была самым желанным и вместе с тем самым страшным событием. Будет ли он действительно рад? Что скажет? Захочет ли обняться после такой, как ей казалось, невероятно длительной разлуки? И еще несколько десятков вопросов, крутившихся в голове с того момента, как она села на электричку, хотя и казались логичными, заставляли заламывать пальцы и кусать верхнюю губу. Выйдя на нужном этаже, Агата остановилась, вытягивая кисть перед собой. Кончики ногтей заметно подрагивали. Тогда девушка резко сомкнула кисть в кулак, впиваясь миндалевидной формой ногтей в ладонь. А потом так же внезапно тряхнула ею, разводя пальцы и оставляя руку болтаться вдоль тела. Даже если это был умышленный самообман в попытке «сбросить негатив и волнение», он помог. А большего Агате и не нужно было. Предварительно постучав, она дернула ручку двери, но та не поддалась, подпрыгивая обратно. Попробовав снова, Агата убедилась, что внутри никого нет. Личного пропуска в кабинет Александра у нее не было, потому что мужчина всегда был на рабочем месте, и прежде ей не приходилось дожидаться его, «сидя под дверью». Мало того, что не встретил меня, так еще решил не приходить сегодня? Или он у Саксы? Уже гораздо смелее из-за того, что все пошло не по плану, она направилась в кабинет помощницы Нильсена. — Привет! — Агата буквально влетела в помещение, в последний момент хватаясь за корешок книги, которая полетела с полки после соприкосновения с ее сумкой. Сакса занимала привычное для нее кресло, разговаривая по телефону и что-то попутно записывая в блокнот. — Да, я все поняла, — креативный директор подняла голову и, завидев Агату, приложила указательный палец к губам, продолжая кивать, будто собеседник мог видеть этот ее жест. — Можете не беспокоиться, я слово в слово все передам мистеру и миссис Нильсен. Миссис Нильсен? Это ведь она про маму? Задумчиво, Агата вернула книгу, а Сакса, сделав еще пару записей, попрощалась с некто и уже с совершенно другим, не таким важным и сосредоточенным лицом обратилась к Агате, все это время стоявшей в проеме. — Ты чего там стоишь? — удивилась Сакса. — Идем обниматься! Обе сдвинулись с места, и уже через секунды Агата ощутила приятные объятия своей наставницы. Такого теплого приема она никак не ожидала, потому что большую часть времени Сакса хоть и была отзывчивой и дружелюбной, она оставалась деловой леди, с которой Харрис невольно соблюдала некую дистанцию. — Неужели ты сразу с дороги решила в офис? — девушка отстранилась первой и, держа англичанку за плечи, удивленно выгнула брови. — Почему же сразу, — Агата обвела взглядом никак не изменившееся пространство и поняла, что ужасно соскучилась. — Я приехала вчера вечером. — Да. И сегодня должна была отдыхать. И завтра, — с видом мамы, переживающей за переутомление дочери, Сакса двинулась в сторону столика с кофемашиной. Она была единственной, у кого в кабинете стояла такая роскошь. Остальным приходилось идти для того, чтобы выпить стаканчик молотого в буфет или зону отдыха. — Переживаешь, что великие дела творятся без тебя? Почти. На самом деле этот офис оказался единственным местом, куда Агате хотелось возвращаться, и от которого она не уставала. Общество всех эти людей ей не надоедало, а тех, кого видеть девушка не хотела, словно по волшебству на пути в комнату отдыха или в кабинет секретаря, ей давно не попадались. Даже Эдварда я больше не встречаю. Только если вижу издалека. — Я просто соскучилась по вам, — призналась Агата, принимая кружку кофе. — Это очень приятно, Агата, — девушка достала коробку с печеньем и еще несколько сладостей из соседней тумбы. — Сахар там, — она указала на коробку, лежащую на подоконнике. — Добавь, сколько нужно. — У тебя появился сахар?! — воскликнула Харрис, уже порядком привыкнув пить горький и крепкий кофе, который всю жизнь терпеть не могла. — Александр понял, что тебе без него существовать тяжело, поэтому попросил меня закупить его и разложить по всем автоматам в этом здании. Агата, уже стоя у подоконника спиной к Саксе, замерла. Пальцы снова предательски задрожали, когда она бросила два сахарных кубика в коричневую жидкость. — Причем здесь я? — с трудом проконтролировав голос, спросила девушка. Не желая отходить, будто это могло нарушить ее контроль над собой, Агата потянулась за деревянной палочкой, начав размешивать содержимое кружки. На улице не было видно ни одного человека. Обычно в это время после обеда на тротуарах людей скапливалось больше всего. Видимо, горы снега, которые еще не до конца расчистили, и обещающаяся синоптиками пурга пугают не только ее. — Потому что у нас никто не пьет кофе с сахаром, — по-доброму усмехнулась помощница Александра, отвлекая Харрис от снежного пейзажа. Агата не сумела подобрать подходящих слов в ответ, поэтому только развернулась, смотря себе под ноги. — Иди уже сюда и расскажи мне все, что было в Мальмё. Теперь англичанка рассмеялась, вспоминая Еву, жажда которой узнать обо всех подробностях из ее жизни в этом городе не утолялась вплоть до отъезда Харрис. — Знаешь, моя соседка, это просто нечто… — начала она, плавно опускаясь напротив, а затем девушки погрузились в рассказы о десяти днях безудержного веселья, за которые Агата безумно благодарна Еве. Если бы не ее неумолимое желание постоянно где-то бывать, быть немного развязной, а иногда очень даже развязной, и отсутствие страха перед чем-либо, Агата бы все время провела в общежитии. Вместо этого почти каждый день они куда-то ходили: бары-рестораны, выставки, концерт какой-то шведской начинающей группы. Успели попасть даже в тату салон, потому что Еве взбрело в голову в обязательном порядке набить крылья под грудью. А Агата только чудом воздержалась от уговоров Скай выбрать эскиз и для себя. Остановило ее собственное понимание того, что это на всю жизнь, а ложкой дегтя стало осознание, что дома ее за это убьют. — Слушай, с такими друзьями я бы на твоем месте никуда не хотела уезжать, — смеялась Сакса, параллельно перебирая портфолио с разными моделями яхт. Харрис очень хотела спросить, как у нее дела и что нового успело произойти, но Агата так редко видела в глазах других искреннюю заинтересованность, что ей хотелось говорить о себе еще. — По правде, она мой единственный друг там. — Слушай, все впереди, — девушка загадочно сверкнула глазами, как бы невзначай добавляя: — Здесь у тебя есть Софи. Я и Александр, в конце концов. Да, только Софи я терпеть не могу. С тобой… я никогда не думала, что мы можем стать подругами. Разве это будет уместно? А Александр… я бы никогда не смогла с ним дружить. Единственная, в ком я была бы уверена – это Рэйчел, но ее здесь нет, Нильсен не хочет это обсуждать, а я не могу ее найти самостоятельно. Да и нужно ли, если она сама оборвала все связи? Но пока диалог остановился на имени Нильсена и не перетек в другое русло, а Сакса давно дала понять, что Рэйчел обсуждать не станет, Агата задала вопрос, к которому старалась подвести с того момента, как оказалась на пороге этого кабинета: — Хотела узнать, кстати. А где Александр? — с недавнего времени в компании Саксы Харрис позволяла себе не использовать формулировку «Мистер Нильсен», которая ее обладателя так раздражала. — Я сначала пошла к нему, но кабинет оказался закрытым. Сакса тем временем опять начала делать пометки в блокноте, и девушке стало неловко от того, что она могла отвлекать ее от работы. Но та не подавала вида и тогда Харрис решила: будет сидеть здесь, пока не выгонят. Домой идти не хотелось. — Он приходил утром и ушел незадолго перед твоим приходом. — Он сегодня не появится? — Агате показалось, что ее голос прозвучал слишком взволнованно, но никак не изменившееся лицо помощницы Нильсена успокоило. — Нет. Он попросил, чтобы я забронировала столик на двоих в Esperanto, и сказал, что придет только завтра. Неожиданно по телу прошел холод, и Агата ощутила участившийся пульс в ушах. Столик для двоих? Что это значит? — Esperanto? — будто проглотив огромный ком, уточнила она. — Да. Считается лучшим рестораном города, — девушка почему-то закатила глаза. — Ужасно банальный выбор, — и сразу стало понятно, почему такая реакция. Столик. Для двоих. В лучшем ресторане города. Агату напугала ее нездоровая реакция. Почему-то ей казалось – если бы она сейчас находилась здесь одна – обязательно бы расплакалась. Было такое чувство, словно ей дали надежду на самое желанное, а потом, когда то желанное уже начало сбываться, надежду вырвали с корнями, уже успевшими прорасти. — Он… попросил для себя или… для кого-то? — англичанка понимала, что стоило бы перестать задавать вопросы, ответы на которые ей, скорее всего, не понравятся, но больше всего она бы хотела знать правду. — Учитывая то, что пару дней назад Александр просил меня найти человека, который сможет забрать его костюм из прачечной, вероятнее всего, для себя. Я не расспрашивала, потому что это не мое дело, — она пожала плечами, теперь смотря в глаза Агаты. Интересно, она знает, что у нас что-то происходит? Насколько по мне со стороны заметно, что я веду себя как влюбленная дурочка? А он? Видит ли она его поведение по отношению ко мне? Или я вообще все придумала себе, и на самом деле он ведет себя как обычно? От всех этих вопросов голова пошла кругом. Агата быстро засобиралась, сославшись на то, что у нее еще есть дела, которые нужно успеть решить до вечера. — Не забудь, что завтра у тебя все еще выходной, — напомнила Сакса. — Лучше отоспись. Совсем скоро рождественские выходные, поэтому перед ними нам нужны трезвые головы, которые будут активно работать. — Поняла, — сухо ответила Агата, которая еще пару часов назад знала: она обязательно придет завтра и сразу приступит ко второй части своей стажировки. Теперь же совсем не хотелось. Попрощавшись с креативным директором, она неспешно направилась вдоль коридора. Нужно было привести мысли в порядок и успокоиться. Так, Агата, прекрати. Ты не знаешь никаких подробностей. А даже если все так, как ты подумала, он тебе ничего не обещал и никаких обнадеживающих слов не говорил. Но он так много всего сделал. Это ведь не может быть просто так. Александр не мудак. Не выдержав, она остановилась у того же кабинета, снова дергая за ручку. Вдруг пришел. Но нет, она неизменно вернулась в прежнее положение. Он точно не мудак, а я просто дура. Нужно было сразу нормально поговорить с ним. Вдруг я своим молчанием оттолкнула его? А мне просто нужно было время. Стало стыдно. Стыдно за то, что не поблагодарила за цветы. Но она просто побоялась – вдруг не от него. Конечно, из Стокгольма никто, кроме Александра, этого сделать не мог, но Агата тогда решила: если бы он захотел, чтобы она знала, от кого они, обязательно бы попросил подписать букет. Он этого не сделал. А потом стало чуть спокойнее. Потому что она все же извинилась за свой пьяный, не обоснованный ничем рациональным звонок. Правда, он не увидел в этом ничего криминального и только пошутил в своем стиле. Однако нормального диалога с того момента так и не случилось. И она надеялась прояснить все при личной встрече, но уже как три недели Вселенная будто противится этому. Может, это знак, что пора остановиться? Разговор с самой собой оказался полезным, и ее сразу отпустили эти тягостные чувства, с которыми она умела «работать». Когда за всю жизнь твои единственные отношения – это первая детсадовская любовь, получившая развитие лишь в шестнадцать лет, ты привыкаешь. Привыкаешь быть одной по-женски: решать какие-то вопросы, выполнять какие-то действия, а потом чувствовать себя сильной и независимой. Агата этим не гордилась, но никогда не позволяла себе из-за мимолетных любовно-сердечных помутнений делать преждевременные выводы. Это я так говорю, потому что никогда по-настоящему и по-взрослому не любила. Вот если действительно накроет, там уже ни о каком контроле и речи не может быть. Она не любила, но почему-то была уверена, что однажды будет любить очень сильно. Усмехнувшись своим же мыслям, пообещала себе, что они обязательно поговорят, и тогда все точно встанет на свои места. И поскольку Александра здесь не было – смысла оставаться она тоже не видела. Но прежде захотелось зайти в буфет и перекусить чем-то вкусным.***
— Слушай, если ты не против, я могу поговорить с тетей. Она точно сможет помочь с билетами, — за окном уже началась пурга, которую Агата предпочла переждать в теплых стенах. — Нора, не отказывайся от помощи, пожалуйста. — Я очень хочу согласиться, но я не знаю, когда смогу тебе вернуть эти деньги, — на другой стороне послышался вздох. — Ты же знаешь, что это не проблема, — Нора была единственной, от кого Агата не скрывала самодостаточность семьи, но только для того, чтобы та уже, наконец, перестала переживать, что денежная помощь Сильвер-Харрис может ударить по их семейному бюджету. — Вернешь, когда сможешь. Даже если это будет через несколько лет. — Может, мне стоит отказаться от этой поездки, — не вопрос, а задумчивое предположение одного из вариантов того, как правильнее поступить. — Ты что! — возмутилась Харрис. — Тебя снова приняли на работу, еще и такая возможность съездить в другой город со своими картинами. Это огромная удача. Вдруг на этой выставке тебя заметят? Нужно пользоваться шансом, даже не думай о другом. Заметив, что снег начал успокаиваться и уже можно различить, где дорога, а где тротуары, девушка взглянула на время и потянулась за кошельком. — Спасибо, Агата, — неожиданно сказала подруга. — Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне и помогу при первой же возможности. Сегодня же спишусь с Аннет, — с досадой заметив, что наличных в кошельке не оказалось, а батончик из автомата так и просился, чтобы Агата раскрыла его, девушка цокнула языком и двинулась в сторону выхода из буфета. — Хорошо. Я буду ждать. — Давай. Я сначала в магазин, потом домой. Сразу сообщу, как все узнаю, а ты беги, пакуй чемодан, крошка, — бодро отозвалась Харрис, получив в ответ очередную, но теперь очень воодушевленную благодарность подруги. На том и попрощались. Решив воспользоваться лестницей, совсем рядом Агата услышала Эдварда. Рефлекторно обернувшись, девушка заметила его в привычном синем пиджаке, с той же укладкой и той же обаятельной, немного наигранной улыбкой. Он шел в компании женщины. И Агата бы даже не обратила на нее никакого внимания, если бы не голос. Ровно как тот. Из памяти пятилетнего ребенка.~~~
Когда задняя дверь автомобиля захлопнулась, некто позади Агаты, сидевшей на переднем сидении, заговорил: — Привет. Тетенька – подумала тогда девочка. Но в свои дела папа лезть не разрешал, поэтому малышка не стала спрашивать, кто она и зачем едет с ними. Папа обернулся, что-то сказал в ответ, а потом машина завелась, и они поехали…~~~
После того раза, почти каждый вечер, когда он забирал Агату с гимнастики, они заезжали в какое-то место, откуда забирали эту женщину. Всю дорогу женщина и папа разговаривали, а Агата, чувствуя странную тревогу, ни разу ничего не спросила. Они довозили ее до какого-то места, а затем ехали домой, где на ужин всегда ждала мама. Она осталась в памяти Агаты безликой женщиной с заднего сидения автомобиля. Но голос у нее был, и девушка его помнила. Поэтому, когда спустя столько лет она услышала его вновь, а она знала, что не перепутает ее голос ни с каким другим женским голосом, Агата просто оцепенела. Столько лет бояться, но при этом из раза в раз представлять встречу, рисовать в воображении, как выдергивает ее патлы, как говорит ей самые грязные слова, которые не сказала бы никогда и ни одной женщине в мире. Ее мечтой было растоптать ей жизнь. И Агате было плевать на ее причины, судьбу или проблемы. К ней не было никакого сочувствия, лишь жгучая ненависть, неровным контуром однажды выжегшая сердце все осознавшего подростка. Девушка не заметила, как они остановились совсем неподалеку, как Эдвард приветственно кивнул ей, как на нее посмотрела эта женщина. Будто в забытьи девушка кинулась вниз по ступенькам, телефон выскользнул из мигом вспотевших ладоней и так бы остался валяться, но ее остановил человек, лица которого она не разглядела: все было как в тумане. Кажется, человек что-то спрашивал, но она ничего не слышала. Как ей вернули телефон в карман, помогли спуститься и дали воды, от которой она отказалась, Агата не помнила. Выбежав на улицу с наспех накинутой на плечи курткой, она глотала холодный воздух, но чувствовала лишь нестерпимый жар. Один, два… пять… семь, восемь… десять… Туман перед глазами стал постепенно рассеиваться, голова отрезвляться. Лишь чудом не накрывшую паническую атаку, одна лишь мысль о которой вызывала у девушки ужас, заменили обычные слезы. И Агата даже не думала их сдерживать. Ноги сами зашагали через дорогу, свернули за угол, а горячие капли, рвущиеся из глаз, оставляли черные потеки туши на щеках. От них морозный ветер только сильнее хлестал по лицу, и если сначала она этого не понимала, со временем чувства стали возвращаться вместе с физическим ощущением холода и боли в локте: она не почувствовала, как ударилась самым нервом о перила, когда выронила телефон. Я же так стараюсь, чтобы все было хорошо… А потом такой простой, но болезненный вопрос: Почему не получается? И искреннее непонимание: За что? Остаток дня прошел непонятно. Агата не хотела об этом думать и поэтому не думала. Вырезала эту сцену, как при монтаже. Она не вписывается в ее киноленту, очерняет ее, поэтому избавиться от нее – единственно верное решение. Только вот память – это не готовый фильм, который показывают в кинотеатрах. Она хранит все черновые варианты сценария, неудачные дубли и весь каст актеров, даже если на финальном этапе роль кого-то из них будет вырезана. Все это всплыло, когда на небе уже давно светила луна. Тихий семейный вечер. Вокруг самые дорогие люди, а внутри умиротворение. Неожиданно Томас поднимается с места и отвечает на звонок, покидая гостиную. Но голос на другом конце слишком отчетлив, чтобы не понять, что говорит тот человек. Женщина. Агата переводит испуганный взгляд на маму, но Ирма о чем-то весело разговаривает с тетушкой Аннет. Девушка поднимается с места и идет за отцом. Завидев дочь, Томас отходит еще дальше, но не прячется в комнате или еще где-то, как ожидает Агата. — Мне так одиноко, — женщина на том конце плачет, а звук такой отчетливый, будто отец поставил телефон на динамик. — Когда ты приедешь? — Зачем ты звонишь? — Агата не понимает, какие эмоции он испытывает в этот момент: его лицо выражает равнодушие, но голос сильно меняется. Становится тише, спокойнее, даже как будто немного ласковее. От этого осознания Агату пробивает дрожь, и она понимает – звонит она. Эмоции начинают переполнять. Девушка стоит в нескольких шагах от отца, но тот почему-то не замечает ее, продолжая слушать рев, доносящийся из телефона. — У меня ни с кем не получается, — продолжает голос. — Кроме тебя. Агата начинает тяжело дышать. Она надеялась, что они больше не общаются. Она готова подбежать и вырвать телефон из его мерзких рук, чтобы высказать все, что думает о нем и об этой мерзавке. Как она вообще смеет звонить, когда у них семейный вечер?! Как он вообще смеет отвечать и разговаривать с ней абсолютно спокойно, в том время как мама Агаты – его жена – сейчас сидит в гостиной?! Он теперь даже не скрывается?! — У тебя вообще совести нет?! — оцепенение Агаты проходит, как только в поле зрения появляется мама и начинает кричать на отца. — Мог бы хотя бы звук сделать тише, чтобы никто не слышал! Девушка переводит испуганный взгляд с одного родителя на другого. Сердце мечется, как ненормальное. Ей больно. За маму. И за то, что она опять ничего не смогла сделать или сказать. — Это она?! — кричит Ирма. — Кто она? — раздается голос Агаты и с отчетливо злостного вида мамы она обращается к отцу, чей образ размазан, будто помутнен. Она больше не различает черт его лица. Все в его виде слилось, стало непонятным и туманным. И только в этот момент Томас перестает быть спокойным, а в его глазах зарождается испуг. И только этот испуг она видит отчетливо. — Не лезь не в свое дело, — бросает он дочери. — Нет, я буду лезть, — Агата говорит решительно, приближаясь к маме. Наконец она ощущает силу и уверенность. — Кто это? С кем ты общаешься? — Твой папаша любит другую женщину, — чуть спокойней заключается мама. — Давай, покажи ей фото. Покажи! Впервые в жизни Агата хоть и чувствует боль, вместе с тем наполняется адреналином. А потом появляется облегчение. Облегчение, потому что мама все знает, и больше не надо этого скрывать от нее. — Да, покажи! — повторяет Агата, но надеется, что он не сделает этого. Что он не посмеет показать лицо той, из-за кого она перестала спокойно жить. Но он делает. На фото блондинка с хвостиком. Самая обычная, ничем не примечательная. Но это не она. Не ее знает Агата. Это какая-то другая женщина. — Ты урод! — Агата перестает сдерживаться и начинает кричать на отца, выплескивая все, что копила в себе столько лет. — Почему ты просто не свалишь? Тебе самому не мерзко?! Томас молчит. Ирма, грустно усмехаясь, уходит, и Агата остается с ним наедине. — Как ты смеешь так поступать с мамой?! Если ты любишь ее, так вали отсюда! Мы справимся без тебя! У мамы было столько ухажеров, и любой из них был достойней тебя, но она выбрала тебя, а ты предал ее! То, что отец просто смотрит, выводит ее окончательно. Поэтому Агата оказывается совсем рядом, не скрывая отвращения, и протягивает ладонь. — Дай телефон. Она тянется к смартфону, но он не отдает, поэтому она снова кричит: — Дай телефон! Будто ее рот был сшит его руками, а теперь она вытянула каждую ниточку и может кричать столько, сколько ей пришлось молчать. А потом выхватывает смартфон и со всей злостью бросает в сторону. Телефон с громким звуком касается стены, и стекло разбивается, образуя хаотичную паутину по всему экрану. — Что за черт? — Агата резко подрывается, восстанавливая дыхание. Сердце колотится в таком ритме, будто она и правда кричала. Будто правда испытывала жгучую ненависть. И будто все тело правда обдало неописуемым ощущением свободы от гнусной лжи. Но прошло несколько секунд, и все пропало. И как бы ей хотелось облегченно выдохнуть, сказать самой себе, что это всего лишь сон, как она делала это всегда, и снова залезть под одеяло. Но в сознании рушатся стены, скрывающие ее реальность. И все, о чем она почти научилась не думать, врывается в память, прокручивая перед глазами самую страшную картинку прошлого. А особенно то, что она так и не осмелилась рассказать. Когда глаза начинает застилась пелена, Агата соскакивает с кровати. Девушка судорожно вытирает ладонями нежданные слезы, громко топая из одного конца комнаты в другой. Зашторенные окна не пропускают свет, отчего одиночество и безнадежность поглощают сначала разум, а потом то место, где бьется разбитое сердце. Резко дернув одну из занавесок, Агата пропускает в комнату лунный свет. Ночь все еще не собирается уходить. А потом, как в бреду, оказывается возле кровати, хватаясь за край одеяла. Оно полетело на пол, а потом трясущиеся пальцы взялись за заправленный угол простыни. Она дернула ее так резко, что ткань, плотно зажатая каркасом кровати и матрасом, не выдержала. Но даже этот характерный звук рвущейся ткани не остановил Агату, и она снова дернула за белый угол, выправляя постельное белье. Один взмах и простыня тоже на полу. Слезы больше не текут, и она больше не о чем не думает. Схватив подушку, на которой несколько минут назад были разбросаны ее непослушные кучерявые волосы, второй рукой Агата взялась за наволочку и, потянув их в разные стороны, бросила белую ткань в ноги и следом швырнула подушку в сторону окна. И тоже самое проделала со второй, которую обнимала во сне. В этом чертовом, паршивом сне. Оголив подушку, бросила ее рядом с одеялом и, не переступив ее, а наступив на нее, покинула комнату под свои отчаянные всхлипы…