Сто оттенков одиночества

      Из-за двери в ванную доносится звонкое пение Дафны — тоненький голосок откровенно фальшивит, не попадая в ритм. Она заменяет слова на многозначительное мычание, считая своё пение, конечно же, идеальным.       Пока вода льётся, разбиваясь о каменный подиум, Гермиона осторожно, словно крадучись, подходит к своей постели, до сих пор сжимая в руках плед, которым её накануне укрыл Малфой. Комком она заталкивает его под подушку и опускается на кровать, подбирая под себя ноги.       Удары капель в душе затихают, за ними слышится шуршание махрового полотенца и довольное воркование соседки по комнате. Щелчок и Дафна выпархивает в одном тонком шёлковом халатике на голое тело, босиком шлёпая по полу, и идя прямиком к своей постели.       Она быстро притормаживает, но испуг быстро сходит с её лица, когда Дафна понимает, что это Гермиона.       — Тебя не было, когда я проснулась, — её изучающий взгляд проходится по одеянию Грейнджер — запахнутому халату поверх пижамы. — Ты всегда так рано встаешь?       — Не спалось.       Честность — лучшее, чем она может похвастаться. Разве её мешки под глазами не кричат об этом? Дафна понимающе кивает и отворачивается к платяному шкафу, выуживая оттуда нижнее бельё.       — Школьную форму вот-вот пришлют, — рассуждает она, утопая в недрах шкафа, среди своих вещей, от которых буквально ломятся все полки. — Хочется верить, что это будут не монашеские юбки в пол и наглухо застегивающиеся пиджаки.       Будто услышав её, на каждой постели из россыпи перламутровых искр появляются свёртки с новой одеждой для занятий, дополнительно укомплектованные уличной и школьной мантией, а также коробкой с набором сменной обуви.       — Посмотрим-ка, что тут, — Дафна отбрасывает выбранные вещи и с нетерпением расшнуровывает посылку. Спустя полминуты она разворачивает две белоснежных блузки с длинным рукавом, пару гетр и юбку до середины бедра. — Могло быть и хуже.       Что правда, то правда.       Макгонагалл — приверженец старой школы, и то, что они увидели в посылках с формой, наверняка заслуга Министерства. Будь воля Минервы одевать их к учебному году, им всем давно пора было бы замуровывать себя в строгие костюмы, которые кандалами висели бы на их конечностях.       Следующие полчаса они обе молча переодеваются в свежую форму. Дафна старательно поправляет тонкие ободки чулок под юбкой. Стандартная блузка с галстуком подчёркивает её излишне стройную фигуру и аккуратную вздёрнутую грудь. Потянувшись в очередной раз к чулкам, она наклоняется, чтобы поправить капрон на пятке, и её бедра показываются во всей красе. Когда она вновь выпрямляется, Гермиона невольно встаёт позади неё, чуть сбоку, сравнивая себя с её отражением, и девушки пересекаются взглядами.       — Мальчики сойдут с ума, — Гринграсс с улыбкой оттягивает светлые локоны и накручивает их на пальцы. — Вот бы Кассиус сегодня обратил на меня внимание. Может, попробовать подсесть к нему на занятиях? Как думаешь, Гермиона?       Её вопрос растворяется подобно сахару в крутом кипятке, потому что Гермиона до сих пор рассматривает себя в длинном зеркале. Ей непривычно. Некомфортно.       Стыдно.       Почему её смущает привлекательность собственной фигуры? Почему ноги, по стройности ничем не уступающие ногам Дафны, подталкивают её запахнуть на себе мантию и глубоко спрятаться где-то под плинтусом этих подземелий?       Она привыкла не выделяться, не отсвечивать, не быть у всех на виду. Книги, уроки, зубрёжка — вот все составляющие её идеальной жизни. Отражение же в зеркале выходит за рамки, и она это отчетливо видит, рассматривая узкую талию, сжатой кольцом пояса юбки, округлившиеся формы груди, которая за последний год стала чуть ли на размер больше. Осунувшееся от бессонницы лицо не в счёт, она приведет его в порядок парой-тройкой чар, замаскировав от посторонних выражение вселенской усталости и апатии.       Но то, что она видит в зеркале — не спрятать. Это и есть она. И она повзрослела.       Но не только внешне.       — Ты права, Гермиона, — тянет миссис Уизли, нехотя принимая её сторону. — Тебе восемнадцать и ты сама можешь принимать решения, — голос Молли потерянный и сбивчивый.       Тётушка комкает в руках подол своего фартука и поглядывает на часы, будто сейчас кто-то вернётся домой с минуты на минуту. Но за окнами жаркий полдень, в доме никого, кроме них с Гермионой. Джордж вместе с Гарри покинули пределы Норы, отправившись за продуктами, а Рон с Джинни занимались садом.       Скоро обед, и за спиной Молли шкварчит поджарка, а в тонкое стекло на кухоньке бьётся жирный шмель, на свою беду выбравший не тот «дом». Увы, Гермиона тоже была здесь как не в своей тарелке. Но, по сути, ей больше некуда идти, поэтому она согласилась с тем, что ей предложили.       — Да, могу, — неуклончиво отвечает Гермиона, зная наперёд, что Молли кинется её уговаривать в сотый раз, пусть и в этот раз не так рьяно, как в предыдущие девяносто девять.       Гермиона устало выдыхает.       Этот выдох тяжелый, как взгляд приговорённого перед взмахом топора, что отсечёт его голову с плеч долой. Так и она отсекает этим дальнейшие пререкания с миссис Уизли, всем видом показывая, как ей нужно уехать.       — Твои родители поступили бы точно так же как и я, — Молли вновь умоляюще ищет, за что зацепиться, дабы оттянуть момент неизбежного. Гермиона отворачивается к окну и хмурит лоб. Бедный шмель ползает, карабкаясь по стеклу, и ищет выход.       Она тоже его ищет.       Может быть, не так отчаянно, но непременно с таким же рвением и из последних сил. Видит Мерлин, они на исходе.       Молли поджимает губы и опускает взгляд на кастрюли, понимая, что переходит черту, на которую не стоило бы даже засматриваться.       — Вы не знали моих родителей, — Гермиона разбавляет обоюдное молчание твёрдой как кремень фразой, умело брошенной обратно в огород Молли. Тётушка делает вид, что услышала её и кивает, поглядывая на кипящую стряпню.       — Послушай, Гермиона…       Девушка резко поворачивается к миссис Уизли, заглядывая в уставшие глаза с тоннами забот и печалей.       — Нет. Вы просто не слышите меня, и хотите что-то получить взаимно в ответ. Это так не работает.       Да, она перебарщивает и её слова полны грубости и пренебрежения к той женщине, которую стоило бы уважать и превозносить как истинную мать-героиню, но… У Гермионы просто не осталось сил переубеждать её каждый день.       — Вы отпустите меня, потому что я не ребенок. Хватит со мной сюсюкаться. Для этого у вас есть Джинни.       — Гермиона, я не хотела… — дрожь в голосе Молли только раздражает и Гермиона подумывает, чтобы убежать наверх и демонстративно хлопнуть дверью, как делала поначалу.       Нет.       Так это тоже не работает с этой женщиной.       — Вы хотите, чтобы я каждое утро пекла пироги и наводила здесь уют? Или чтобы мы до скончания своих дней занимались садоводством, не покидая пределов Норы? — вопросы вонзаются в тело Молли клинками неблагодарности от того, кто должен целовать ей руки, но Гермиона уже знает, на что пошла. Иначе это может продолжаться вечность. — Война закончилась, миссис Уизли, отцепите уже свои материнские клешни от моей шеи, я задыхаюсь.       И это было самым правильным, чем она может охарактеризовать своё пребывание в Норе.       Она задыхается.       Сейчас, глядя на своё бледное, с потемневшими кругами под глазами лицо, она испытывает схожее чувство. Но принять свободу оказалось не так-то просто, и дышать сложно до сих пор.       Гермиона ослабляет узел галстука, а через минуту уже срывает его через голову и, под вздох удивления Дафны, откидывает его на постель. Заперев за собой дверь в ванную, она ополаскивает лицо ледяной водой из-под крана. Вновь всматривается в зеркало на стене и зажмуривается, чтобы прогнать едкое ощущение неодобрения окружающих.       Постепенно успокаиваясь, Гермиона вспоминает ободряющий голос и взгляд Гарри, скупые, но такие нужные им обоим объятия потерянного Джорджа, натянутую улыбку Рона, которую он так не привык прятать за всё время учебы, и вскинутую на прощание ладонь Джинни, которая говорит о себе больше, чем просто «Пока, Гермиона», и подразумевает «Я буду скучать по тебе».       Они все понимают её, хоть и каждый по-своему.       Война не готовила их к таким последствиям, но по её окончанию им всем приходится учиться жить заново. С напрочь разбитым сердцем, с перелатанной душой, с расхлябанными, как ржавый фордик на заднем дворе, чувствами.       Война внутри — продолжается, периодически давая пощёчину за пощёчиной, чтобы они не забывали о том, каково это было. Она зашила в них свой личный фрагмент, который зияет заплатой в их жизнях. И каждый раз, глядя на себя в отражение, они будут видеть этот уродливый кусок, что станет преследовать их по жизни, хотят они этого или нет.       — Гермиона? — с тонким упрёком в голосе говорит ей Дафна сквозь дверное полотно. — Ты в порядке? Нам пора выходить.       Гермиона выдыхает несколько раз, приводя свои мысли в надлежащий вид, запаивая вырвавшееся наружу месиво из воспоминаний в жестяной короб, и ставит его на самую дальнюю полку, оберегая от посторонних глаз.       Через пару минут её лицо сияет, пряча под собой слой предыдущей жизни.       Потому что это дерьмо никому не нужно и не интересно.       Она выходит из ванной, встречаясь с оторопелым видом её новой лучшей подруги, и, пройдя мимо неё, подхватывает свою мантию, накидывая её поверх блузки. Она оставляет накидку расстёгнутой, доверив себе самое непростое. Попытаться быть как все, слиться с потоком и, может быть, таким образом стать менее заметной.       Дафна следует за ней, даже не утруждая себя застегнуть две верхние пуговицы на блузке и тоже решив пренебречь галстуком.       Общий коридор сталкивает их нос к носу с Малфоем в новом школьном облачении. И немного зная о том, как Малфой любит чёрное… Гермиона удивленно вскидывает бровь, когда он неторопливо выходит из своей комнаты в белой рубашке.       Пальцами он приглаживает чуть длинные волосы, и его, кажется, совсем не заботит то, что Грейнджер стоит в паре шагов и откровенно пялится на него. Он замечает её лишь тогда, когда начинает искать рядом с собой Тео.       — Грейнджер.       — Малфой.       — Того гляди и подружитесь, — встревает Тео, пулей вылетающий из их с Драко комнаты, попутно натягивая на себя мантию.       Драко покачивает головой, устало бросая взгляд на слишком активного для утра понедельника Тео, и, больше не глядя на Грейнджер, спускается вслед за ним.       Гермиона терпеливо выдыхает, устремляясь вниз по ступенькам за воодушевлённой Дафной. Та всем своим видом показывает, как нуждается во внимании одного человека, который смешался с когтевранцами, вновь беседуя с той самой девушкой с ужина — Лайзой.       — Ты слишком много смотришь на него, Дафна, — останавливает её Гермиона, подхватывая под локоть, который того гляди и хрустнет под её прикосновением.       Слишком хрупкая, слишком хрустальная девочка, осмелившаяся на повторный год учёбы, идёт рядом с ней и, выпучив свои удивленные глаза, округляет губы, густо накрашенные перламутровым блеском.       — Такими темпами, она уведёт его у меня, — Дафна раздражается за секунду и дёргает лямку сумки на плече до треска ниток в швах. Насупившись, она всё-таки опускает взгляд, прислушавшись к словам Гермионы.       — Он ещё не твой, — обрывает её Грейнджер.       — Но будет.       Уверенность Дафны сбивает все барьеры, как и её плечо, которым она толкает дверь в класс, где собрались почти все ученики их курса, включая тех, кто на седьмом курсе впервые.       Гринграсс целенаправленно спешит к партам впереди, но профессор Вектор тормозит её взмахом палочки.       — Мисс Гринграсс, для второгодок свободны последние четыре ряда парт. Прошу располагаться там.       Гермиона смотрит по сторонам, раздумывая, за какую из них сесть ей, и выбирает самую последнюю слева. Дафна замирает в проходе, косится на то, куда садится Кассиус, и со злостью скидывает сумку на скамью сразу позади него и Лайзы.       Постепенно в класс входят все остальные. Малфой на пару с Ноттом появляются едва ли не последними. Они с сомнением оглядывают парты и решают рассоединиться. Тео садится с Дафной в ряду справа, а Малфой занимает пустующее место в ряду слева, рядом с Грейнджер.       Их первое совместное занятие, длинною в полтора часа, кажется вечностью. Продвинутый курс по арифмантике скучнее, чем она могла себе представить. Бубнёж профессора возле доски с числами и хитромудрыми формулами постепенно начинают утомлять до боли в висках.       Интуитивно, не отдавая себе в этом отчёта, Гермиона начинает трясти ногой под партой. Твёрдая тёплая ладонь почти сразу же ложится на её колено, останавливая нервное движение, заодно сбивая мысли с орбиты так, что они вылетают за свои пределы в альтернативную реальность. В ту, в которой Малфой касается её.       — Что ты делаешь? — она разворачивается к нему, но он продолжает уверенно царапать на пергаменте левой рукой.       — А на что это похоже, Грейнджер? — тон его голоса выражает скуку, но рукой он продолжает всё так же крепко держать её за колено, не сдвигаясь ни на дюйм.       — Это… Это похоже на то, что ты трогаешь меня?       — Я? Трогаю тебя? Чушь. Всего лишь не даю тебе опрокинуть стол. Не уверен, что ты знаешь, как я могу трогать.       Малфой дёргает головой, откидывая отросшую чёлку с глаз. Вернувшись к пергаменту, он всё также последовательно выводит буквы, не упуская ни одного слова профессора.       Постепенно его ладонь соскальзывает с её колена, и Гермиона поёживается от нехватки обволакивающего тепла и непривычных мурашек. До конца занятия несколько минут и она терпит изо всех сил, чтобы не вскочить, выбежать будто ошпаренная в коридор и спрятаться за первым же выступом, отвергая все попытки своего мозга принять это тепло за правильное.       Принять его за то тепло, которого ей хотелось бы получать чаще.

***

      — Ненавижу спагетти, — Дафна притворно морщится, сдвигая тарелку с содержимым подальше от себя и наполняет свой кубок второй по счёту порцией вишневого морса.       Первый совместный обед больше, чем предыдущий ужин, похож на идеальный, но на них так и не перестают оглядываться со скорбным ужасом во взгляде. Гермиона медленно накручивает длинные спагетти на вилку и окунает их в соус, чтобы затем неторопливо отправить в рот. Периодически она кидает взгляд на Малфоя, который расположился прямо напротив, видимо, закрепив это место за собой.       Немой вопрос — немой ответ, и сегодня он снова наполнил тарелку для неё тем, что располагалось чуть дальше. Там, куда она не могла дотянуться. Это напоминает ей традицию, которая непременно закрепится за ними, если повторится в третий раз.       Непременно. Даже если первые два были ошибкой или сбоем в его системе.       Большая перемена дает им возможность впервые пройтись по замку в дневное время и рассмотреть тщательнее всё то, что хотелось уже вчера. Как ни странно, всё на своих местах, будто не было тронуто хлёстким ударом войны.       Все скульптуры воинов, колонны, стены — невредимы, в отличие от тех, кто через это прошёл, видя краем глаза как зелёные вспышки пролетали мимо, как осыпались груды камней, подкашивались стройные колонны галерей и опадали целые башни. Словно применили тот самый Маховик времени, отмотав время назад и наведя лоск одним поворотом песочных часов.       Это и было волшебство — умение латать раны на вещах, не оставляя шрамов заметных посторонним. В отличие от людей, которые видели их на себе каждодневно.       Гермиона — не исключение.       Все они не стали исключением.       Под мантией каждого из них — отметины войны, и никакие чары гламура не спасут от того, что выжжено на коже тёмными проклятиями прошлого.       — Может, встретимся сразу на Астрономической башне? — Дафна ждёт ответа, уже выпустив её предплечье и сделав шаг назад. — Мне нужно переодеться, кажется, чулки порвались на пятке.       — Но ты могла бы попробовать Репа… — Гермиона почти проговаривает заклинание восстановления, но Дафна опускает глаза в пол.       — Поверь мне, будет ещё хуже, — отвечает слизеринка, сминая мантию в пальцах.       — Без проблем, — Гермиона видит слабую улыбку Гринграсс, с которой она разворачивается на каблуках школьных туфель и спешно убегает в закуток к лестнице.       Гермиона решает пройтись ближе к выходу из замка, направляясь ко внутреннему дворику. Верхняя галерея с широкими арками заполнена струящимся солнцем, которое брезжит сквозь туманные тучи, клубами стелющиеся по низкому небу. Когда она замечает две спины, ютящиеся возле колонн на первом этаже, ближе к открытой площадке, Гермиона замедляет свой шаг и без тени сомнения обходит угол, вставая прямо наискосок от них, так, что ветер, подхватывая их диалог, напрямую передает его ей, как если бы она стояла рядом с ними.       Малфой неторопливо поджигает сигарету и, зажав её губами, втягивает дым. Тео стоит рядом, привалившись к стене и косится на друга неодобрительным взглядом.       — Хотя бы на раз, Драко, — вымаливает он возможность затянуться дозой сладости ментола, которую так неспеша перекатывает Малфой на своём языке.       Скептически бросив на него хмурый взгляд, Малфой с неохотой протягивает начатую сигарету. Тео тут же вбирает в себя по-максимуму и рвано закашливается, но после продолжает делать короткие затяжки, чуть сгорбив плечи.       — Видел эту сладкую девочку? — с наслаждением выдыхает он смазанные кольца. — Грейнджер хороша.       — Даже не мечтай, Тео.       — Слушай, отъебись и оставь мне хотя бы это после всего, что было! — он демонстративно размахивает сигаретой и выпрямляет плечи. — Ведешь себя как зануда с железными яйцами. Будто ты сам не мечтаешь нагнуть кого-нибудь из этих телочек в гольфах.       Малфой с силой затягивается, вырвав сигарету из пальцев Тео, и выпускает густой дым между колоннами. Гермиона смотрит на его острый профиль и сглатывает одновременно с ним.       Он — крепкий дым.       Она — пустоту.       Продолжая поглаживать холодный и шершавый подоконник пальцами, она следит за парнями, готовая сорваться с места в любую секунду. Перестать разглядывать их так, будто они ей интересны, мысленно вдыхать греющие лёгкие клубы от сигареты и делать вид, что внутри неё ничего не подрагивает от волнения.       Малфой продолжает игнорировать реплику друга и прищуривается, глядя сквозь выдыхаемый сигаретный воздух.       — Когда это ты успел стать таким тихоней, Драко?       — Пока ты крепко спал, — со скукой кидает Малфой и тушит окурок об каменную стену, испещренную вековыми выбоинами. Заклинанием он уничтожает остатки пепла и первым скрывается в галерее, оставив Тео в полном одиночестве.       Гермиона отталкивается от подоконника и спешит на следующее занятие вперёд него, чтобы притвориться, что она ничего не слышала.       Ни единого слова.