***
Гермиона послушно сидит на широкой скамье посреди квиддичной раздевалки с рядом шкафчиков по периметру. Деревянное и добротно построенное сооружение под высокими трибунами скрывает их от воя ветра, который разыгрался не на шутку по ту сторону наглухо запертой двери. Малфой наспех создает чашу с водой, присаживается перед ней на колени прямо на пол и призывает зелья из местной аптечки. Гермиона шипит, пока он магией надрывает ее колготки, впекшиеся в рану. Вероятно, шрам над коленом останется. Залечить его полностью без знания продвинутых целительных чар не получится. Но Малфой старательно очищает ссадину от налипшей грязи и крови в попытках сделать всё возможное, чтобы осталось как можно меньше видимых последствий их с Тео невнимательности. — Твоя метла теперь непригодна? — с сожалением она задает вопрос, который точно режет по его ушам. Малфой слегка кривится. — Сиди тихо, Грейнджер, — обрывает он. — Мне нужно сосредоточиться на твоей ране, а не на сломанной метле. Гермиона поджимает губы и с присущим ей любопытством проскальзывает взглядом по его спутанным волосам. Неохотно, но быстро она переключает внимание на свою окровавленную рану. Малфой неторопливо начинает водить кончиком палочки, останавливая кровь. Она замечает, как одна из капель давно запачкала его пальцы, и вздрагивает от причины, которую не может обозначить даже самой себе. — Я не сделаю тебе больно. Драко смело опускает взгляд на рану, след от которой легко превратится в шрам. — Красиво не получится, так что заранее прости, Грейнджер. Извиняется он за то, что пытается исполнить в ее душе искусный танец и после незаметно скрыться под занавес. Но в моменте не страшно. Гермиона согласно кивает. К черту идеальный шрам. Разве кому-то есть до этого дело, когда внутри всё исковеркано ещё до него. Пока она следит за движениями его палочки по ране, тепло волной задевает бедро и колено. Жар магии. Специфический отпечаток его волшебства на ее коже. С точечным покалыванием и едва заметным жжением. Она не без интереса наблюдает, как он старается сделать всё возможное, чтобы шрам получился менее видимым и более аккуратным. Если бы залечивала она сама, то вышло бы в разы паршивей. Однозначно. У него же выходит неплохо. Рваный край запаивается медленно, но определённо прочно, чтобы не разойтись и не начать кровоточить. Малфой делает это будто с долей заботы, отщипывая её от себя и внедряя в неё. И даже если ей лишь казалось, она всё равно готова была бы принять её. Это уменьшало боль. Это крошечными порциями селилось в ней и словно сглаживало и другие шрамы на своём пути. Пусть и некрасиво, зато так, что больше не болело. Она замирает, и Драко выпрямляется, поднимая к ней лицо. Их разделяют какие-то считанные дюймы, пока они незаметно друг для друга снова склоняются над ее коленом. — Ты касаешься меня, снова, — шепотом вмешивается она, заглядывая ему прямо в глаза. Глубокие недра его зрачков чуть расширяются, но всего на миг, и вновь приходят в норму. — Избавляю тебя от шрама, которым не стоит гордиться. Не преувеличивай, — безразлично бросает он, но не убирает руку из-под колена, даже чуть сильнее сжав ее ногу. — Я почти закончил, но последний этап самый болезненный. И она сжимает зубы от колющей, словно сотни иголок, боли. Только одно его движение успокаивает, подталкивая забыть о ней: мягкое поглаживание возле колена большим пальцем, пока палочка направлена прямо на рану, зашивая ее. Сосредоточившись на этом ощущении, Гермиона чуть расслабляется, облегчая ему работу. Когда рана затягивается под его филигранными чарами, он откупоривает пузырек с мазью и пальцами поддевает мягкую массу. Малфой встречается с Гермионой взглядом и, уловив ее согласный кивок, касается кожи, равномерно распределяя заживляющее над коленом. — Готово, — с усталостью заключает он и сдвигается в сторону, очищая руки и убирая палочку в карман мантии. — Если вдруг начнет кровить — сразу говори мне. Я залечу. Гермиона не начинает спор о том, что ей совсем не обязательно обращаться за помощью к нему, потому что вполне можно обойтись походом к Мадам Помфри. Но тут же соображает, как неразумно это будет выглядеть в свете ограничений. А это вызовет слишком много вопросов. Они ей ни к чему. Она согласно кивает в ответ, задевает зарубцевавшуюся кожу и замечает его взгляд, который внимательно следит за движением ее пальцев. Но едва она приоткрывает рот, Малфой разворачивается и скрывается за перегородкой. Убрав зелья по местам, он возвращается и открывает дверь навстречу глубокой ночи. Ждет, пока Гермиона поднимется и последует вслед за ним. Ей почти не больно: рана давно спряталась глубоко под кожей, пропитанной его магией. Гермиона делает пару шагов и он задевает ее за локоть, придерживая. Здесь неуместно скинуть его руку с себя и отрицательно покачать головой, высказывая гордость. Она ведь всегда справлялась, не принимая помощь. Обращаясь лишь внутрь себя и отыскивая там значимые ответы на жизненные вопросы. Сейчас же внутри всё молча согласилось с тем, что ему можно довериться. В очередной раз.***
Замок угрюмо высится над их головами. Запах копоти от факелов оседает на легких липким слоем. Гермиона идет чуть позади Малфоя, оглядываясь по сторонам. Ночная школа как всеми покинутый пес. Жалостливый скулеж ветра меж щелей гладит их совсем не по-доброму. Чары тепла всё еще незаметно окутывают кожу своим остаточным эффектом. Гермиона замедляет шаг и Малфой тут же подмечает, что она отстает. — Скоро придем, — шепотом, одними губами произносит он и вновь утягивает ее за собой в темный коридор без единого факела. Тут же из глубины раздается недовольное фырканье, затем шипение, и пара замирает на месте. Пальцы Драко сжимаются на ее предплечье, почти задевая кожу запястья. Холод плещется у теперь оголенных лодыжек. Гермиона покрывается колючими мурашками, а сердце едва поспевает в ритм. Коридор покрыт мраком, но шорохи раздаются повсеместно. Филч с миссис Норрис могут без труда схватить их посреди ночи и отправить к Макгонагалл. Скандал неизбежен. Старик ругается, слышится хруст стекла под подошвами его ботинок. Руки Малфоя быстрым движением притягивают Гермиону к себе и они оба вжимаются в какую-то нишу за гобеленом. Старый бархат совсем пропах сыростью и пылью. Гермиона сдерживается, чтобы не закашляться. В один миг он накрывает ее рот своей ладонью. Холод пальцев касается ее губ. Он делает это без применения силы. Лишь предостерегает. Гермиона совсем перестает двигаться, ощущая полную скованность своего тела. Второе сердце бьется рядом с ее ухом, а всё тело плотно прижато к корпусу Малфоя. Он терпит и не издает ни звука даже тогда, когда она через секунду случайно наступает ему на ботинок. — Веди себя тише, — он задевает ее ухо теплым дыханием и снова отстраняется, возвышаясь рядом с ней. Через минуту шкрябающие звуки затихают. Старик и кошка исчезают за поворотом. Еще через минуту мяуканья почти неслышно. Но они всё так же стоят, затаившись в утопленной нише и чего-то выжидают. Гермиона согревается от тепла его тела и поджимает губы, но откинуть его руку и сказать что-либо не решается. Как минимум странно быть так близко к нему, словно они встречаются и между ними никогда не было раздора. И столь же странно не ощущать этот эфемерный нож со спины, направленный ровно между ребер в самое сердце, как прежде делали его слова. «Гряз-но-кров-ка» рассыпается кирпичной крошкой по стойкому фундаменту ее нынешней жизни. Она сглатывает, и Малфой первый отдергивает ладонь от ее сжатых губ. Напряжение его тела, натянутое до предела, будто струна, чувствуется даже через касание мантий. — Уходим, — командует он и огибает ее справа, вновь невербально зазывая следовать за ним. Гермиона, наконец, оживает, вдыхает полной грудью и ускоряет шаг навстречу проблеску факела вдалеке. Темнота коридора схлопывается за спиной, переставая преследовать ее фантомными отпечатками от рук Малфоя на своем теле.