Пролог
1 сентября 2023 г. в 10:15
Юнги обожал поезда. Для него, как для человека из малообеспеченной семьи, которая не могла себе позволить путешествие не то, что в другую страну, а даже в другой город, стоять на железнодорожном вокзале с билетом в руках было поистине восхитительно. Ни палящее жаркое солнце, заставлявшее кожу покрываться тонким слоем липкого пота, ни громкий гул пассажиров, гремящих огромными чемоданами, не могли заставить чувство предвкушения и ощущение своеобразной свободы исчезнуть или хоть сколько-нибудь уменьшиться. Это была его первая поездка в Сеул, куда он напросился со старшим братом, поступившим в один из университетов столицы. В тот день четырнадцатилетний Юнги впервые побывал где-то, кроме успевшего ему надоесть мрачностью и чувством какой-то обреченности родного Тэгу, и несмотря на весьма короткую и быструю прогулку по новому для себя городу, подросток ощутил наконец недостающую ему в то время энергию, словно получив свежий глоток воздуха, которого до этого, казалось, начинало не хватать.
Юнги все еще обожал поезда, когда один из них увозил его во все тот же Сеул, обещавший стать ступенью на пути к переменам, помогавшим двигаться сквозь мрак, накрывший его, как по щелчку пальцев, в период старшей школы.
Первая любовь. О, прекрасное чувство… вкус юности, шквал эмоций, удовольствие от ношения розовых очков. Наверное, именно так Юнги бы описал свой первый опыт столкновения с этим незнакомым на тот момент чувством.
Парень не был изгоем, но из школы практически ни с кем не общался. Из друзей у него был только Чон Хосок, который жил в соседнем доме, и, наверное, именно поэтому они так сдружились. Еще будучи детьми, Юнги и Хосок часто гуляли по окрестностям, наслаждаясь уютными солнечными деньками, или зависали дома у Хосока, которому из-за работающих почти целыми сутками родителей часто приходилось приглядывать за младшим братом, пока тот не подрос и не стал проводить больше времени со своими друзьями. Хосок был на два года младше, но этого абсолютно не ощущалось, а яркая, сияющая искренностью и теплом улыбка друга не могла оставить равнодушным даже мрачноватого и замкнутого по отношению к другим людям Юнги.
Именно ввиду своей отстраненности и внешнего безразличия, покидавших его только в моменты нахождения рядом с Хосоком, Юнги не вызывал у окружающих желания завести с ним разговор без крайней необходимости, поэтому когда однажды, задержавшись в школе из-за дежурства с одной из своих одноклассниц, парень услышал от нее тихую, но уверенную просьбу проводить до дома, то даже как-то растерялся, и сам не заметил, как согласился. Девушка расплылась в плохо скрываемой счастливой улыбке и всю дорогу до своего дома болтала без умолку, а уже у ворот внезапно затихла и, подняв на него взгляд красиво подведенных шоколадного цвета глаз, призналась Юнги в симпатии и предложила встречаться. Парень раньше не обращал на одноклассницу внимания (как, впрочем, и на людей вокруг себя в целом), но в тот момент непроизвольно задержал на ней долгий изучающий взгляд. Стоило признать, что она была довольно красива, и Юнги даже вспомнил, что за ней какое-то время назад бегал парень на год или на два старше. Чем закончилась эта любопытная история Юнги не знал, как и не помнил того, откуда он вообще мог быть в курсе подобного рода информации. Но то ли под воздействием чужой смелости в красивых, ожидавших ответа глазах, то ли из-за новых ощущений, появившихся от нахождения рядом с кем-то, кроме Хосока, то ли от любопытства, то ли от бушевавших подростковых гормонов (или как там обычно говорят умные мира сего?), Юнги согласился. Девушка засияла и, в порыве эмоций подарив парню быстрый поцелуй в щеку, удививший, кажется, их обоих, летящими шагами унеслась домой, оставив после себя легкий шлейф нежного цветочного парфюма. Юнги простоял возле ворот своей так внезапно появившейся девушки еще около двадцати минут, так и не осознав, какие эмоции он испытывал.
Они встречались ровно три месяца, и среднестатистический пессимист мог бы назвать эти отношения в жизни Юнги ошибкой, а среднестатистический оптимист… хм, опытом? От изначальной неловкости и неуверенного держания за руки постепенно дошло до несостоявшейся близости. Кажется, примерно к началу третьего месяца их отношений, Юнги в первый и единственный раз оказался у девушки дома. Она и не скрывала, зачем его пригласила, когда, покусывая накрашенные розоватым блеском губы, наклонилась к его уху, выдыхая ту самую фразу об «уехавших куда-то на выходные родителях». Юнги не стал бы врать, что не хотел ее, поэтому подогреваемый легким волнением, оказался на пороге того самого дома, возле которого все и началось.
Юнги обожал поезда, ибо благодаря одному из них, родители девушки вернулись в тот день домой, опоздав на свой рейс, и даже не подозревали, что на втором этаже их дочь, оставшаяся в одном белье, в спешке подхватывала одежду на пару с молодым человеком, которого они знали лишь как ее «тихого скромного одноклассника», что в тот момент сыграло на руку двум подросткам, тут же придумавшим легенду о том, как они пришли после школы вместе поработать над проектом. Родители вроде бы поверили, даже похвалили детей за серьезное отношение к учебе, а внутри Юнги разрывались две личности: одна хотела провалиться сквозь землю от стыда, вторая — от разочарования, что родители не приехали хотя бы на час позже. Победила в итоге третья, о которой Юнги на тот момент еще не знал, а спустя какое-то время готов был боготворить, но об этом позднее. А пока что те две, стыдливая и раздраженная, начинали знакомство своего хозяина с восхитительными розовыми очками, которые и будут впоследствии ассоциироваться у Юнги с первой любовью.
После того случая от девушки начал ощущаться очевидный холод. Но очевидным он был для кого угодно, только не для обладателя розовых стекол перед глазами. Юнги списывал все на то, что девушка расстроилась, обиделась или, возможно, даже оскорбилась, ожидая от него какой-то другой реакции, или, например, нового приглашения остаться вдвоем, инициатором которого должен был быть теперь он. Юнги извинился несколько раз (хоть и не особо понимал, за что), сводил девушку в кафе, в кино на фильм, который терпеть не мог, но все было не то. Разум Юнги, коим и была, наверное, та самая третья личность, избежавшая участи ношения аксессуара с розовыми стеклами, кричал о том, что дело не в нем, да и вообще что-то тут не чисто, но кто же его будет слушать, когда орущие во весь свой возможный диапазон «Личность 1» и «Личность 2» убеждали, что все наладится.
Не наладилось. К концу третьего месяца девушка начала откровенно избегать Юнги, и он соврет, если скажет, что приложил все усилия, чтобы выяснить, в чем дело, или попытаться наладить отношения, в которые уже и сам переставал верить. Что он чувствовал в тот момент? Наверное, легкую обиду из-за того, что не получил ни намека на то, чем заслужил такое отношение к себе. Он уже и не надеялся хоть что-либо понять, но понимание нашло его само вместе с сочувственными взглядами одноклассников и даже, кажется, некоторых ребят из других классов. В конце занятий Юнги шел к выходу из школы, чувствуя внутри щекочущее раздражение, переходившее в едва контролируемую злость от налипших за весь день любопытных взглядов, заставлявших представлять себя цирковой обезьянкой в окружении множества пар глаз, жаждущих интересного зрелища. Как будто каждый смотревший на него желал мысленно получить абсолютно никому не нужное подтверждение той информации, о которой сам Юнги пока мог только догадываться с сомнительным успехом.
Увидев возле ворот ожидавшего его друга, с которым в последнее время они виделись значительно реже, Юнги прямой и уверенной походкой прошел прямо к нему. На лице Хосока не было привычной согревающей улыбки, но и жалости в глазах тоже не наблюдалось, за что Юнги был ему очень благодарен. Хосок ничего не спрашивал и не говорил, поэтому всю дорогу от школы они шли молча, а остановившись у дома друга, лишь поднял на него взгляд. После чего, очевидно отыскав на лице Юнги что-то между вопросом и разрешением, протянул свой телефон, на котором было запущено видео с предварительно отключенным звуком, и да, на экране была знакомая девушка. Девушка, с которой Юнги встречался недолгих три месяца. Девушка, зажатая в объятиях какого-то парня, чьего лица не было видно, и не было желания видеть. Девушка, на которой одежды было не больше, чем в тот раз, когда она пригласила в свой дом Юнги. Парень не стал даже смотреть это видео полностью. Ему хватило одного взгляда, чтобы подтвердить то, что и так было очевидно.
Что он чувствовал в тот момент? Наверное, легкость. Легкость от того, как непринужденно слетели ставшие за последние пару недель привычными розовые очки. Легкость от покинувших его внутренних сомнений, позволивших вернуть его личность в единое целое. Нельзя сказать, что парень не чувствовал все той же обиды, разочарования, предательства, боли, наконец. Это все же была его первая влюбленность. Неожиданная, неуверенная, по-мальчишески яркая и невинная, но такая необходимая на пути к взрослению.
Видео с девушкой разлетелось почти по всей школе, после чего виновница последних сплетен, даже не появившись ни разу на занятиях, была вынуждена перевестись в другую школу. На Юнги все еще первое время периодически поглядывали, но, получая в ответ холодный взгляд, быстро отворачивались, а желающих заговорить с парнем, которых и так было не многим больше нуля, стало еще меньше. Вся эта история достаточно быстро забылась, а Юнги, добившись долгожданного безразличия со стороны других школьников, погрузился в учебу. Лишь однажды он услышал, как две школьницы шепотом упоминали нашумевшее видео и, думая, что Юнги их не слышал, тяжело вздыхали, жалея его. Именно от них он невольно узнал, что его бывшая девушка на самом деле изменяла ему чуть ли не с самого начала их отношений. Забивать этим голову Юнги не стал, лишь немного позволил червю обиды снова погрызть свои внутренности, оставаясь холодным и равнодушным снаружи, а вскоре и вовсе полностью остыл.
Сомнение в сексуальной ориентации. Это шло следующим пунктом в списке сюрпризов, свалившихся на голову Юнги в период старшей школы. И случилось все так же неожиданно и нелепо, как и в случае с первой девушкой, за исключением содержания самой истории.
С детства Юнги обожал две вещи: музыку и баскетбол. И если обучение в музыкальной школе парень позволить себе не мог, лишь научился играть на старом школьном фортепиано да немного пытался создавать свои собственные музыкальные композиции, то гонять мяч мог часами. Они с Хосоком часто устраивали матчи один на один на площадке недалеко от дома. Оба неплохо играли и даже добились принятия в школьную команду, занимавшую призовые места на многих соревнованиях. Юнги брали неохотно из-за его не очень высокого роста, но парень был юрким и проворным, что позже не раз принесло команде определенные успехи.
На одном из таких соревнований Юнги и встретил Ким Тэхена. Он был в команде, с которой их с Хосоком школа соперничала за очередной призовой кубок. Игра вышла утомительной для участников и захватывающей дух для зрителей. К сожалению, как ребята ни старались, но команде Тэхена все-таки проиграли. Расстроились достаточно ощутимо, поскольку для многих из их команды это был последний учебный год, в том числе для Юнги. Хосок не придумал ничего лучше, чтобы поднять настроение своему другу, кроме как потащить его в клуб, где работал один его знакомый и мог свободно их пропустить. Уже в клубе, допивая сладковатый слабоалкогольный коктейль, Юнги заметил приближавшуюся к нему и кого-то напоминавшую фигуру. Именно тогда Юнги и узнал, что парня, приземлившегося рядом и числившегося в команде победителей по баскетболу, звали Ким Тэхен. Решив, что спокойно смог бы прожить и без этой информации, Юнги проигнорировал парня, который начал почти бесстыдно его рассматривать. Хосока рядом не было, поскольку этот любитель танцев еще около получаса назад умчался покорять танцпол и с тех пор не возвращался, лишь иногда сверкая своей темно-каштановой макушкой где-то на периферии зрения.
Допив залпом остатки коктейля и заказав что-то еще, Юнги решил вежливо, насколько это было возможно в данной ситуации, уточнить у незванного гостя, что тому было нужно, ожидав получить в ответ насмешку по поводу прошедшей игры или что-то очень похожее, тем более, что парень, судя по его виду, уже так же успел немного выпить. Юнги даже замер, когда услышал: «Просто ты красивый». Засомневавшись из-за громкой музыки и начинавшему кружить по организму алкоголю в правильности услышанного, Юнги повернулся к собеседнику, выразив свое недоумение приподнятой бровью. Тэхен в ответ слегка рассмеялся и, извинившись, попросил не обращать внимания, объяснив, что все знакомые считали его странным и, наверное, так оно и было. Юнги немного расслабился, но нежелание заводить новые знакомства все еще висело мрачным отпечатком на его лице, однако Тэхена это, кажется, совсем не пугало. Он попросил у бармена такой же коктейль, «как и у этого красивого парня», чем заставил глаз Юнги нервно дернуться, а самого бармена мягко, почти незаметно улыбнуться. Затем Ким похвалил увиденную им игру Юнги и сказал, что будь он судьей — отдал бы призовое место сразу двум командам.
Тэхен еще много болтал, чем сначала вызывал некоторое раздражение у Юнги. Зато он понял, почему его нового знакомого считали странным, ибо иногда тот нес откровенную чушь, сопровождаемую забавным смехом. Он не был таким же веселым и заразительным, как у Хосока, но стоило признать, что тоже немного расслаблял. Юнги не успел опомниться, как Ким схватил его за руку и потащил куда-то танцевать, пробираясь сквозь дышавшую жаром от ритмичных движений толпу, затем резко остановился и, словно только этого и ждал, подхватил в некое подобие объятий не успевшего среагировать на внезапную остановку Юнги. Парень не стал резко вырываться, будучи уверенным, что Тэхен сейчас снова извинится за неловкую ситуацию и отпустит сам, но он не отпустил. Юнги лишь на мгновение сосредоточился на чужой теплой руке, которая все еще почему-то была в его ладони, а уже через секунду почувствовал такие же теплые губы на своих губах.
Если раньше Юнги думал, что испытывал шок, и его вряд ли еще что-то могло удивить, то в тот момент был с уверенностью готов забрать свои слова обратно. Чужие губы, не получившие в первые несколько секунд сопротивления, теперь настойчивее прижимались, требуя приоткрыть рот и впустить проходивший поочередно то по нижней, то по верхней губе уверенный язык, а Юнги все стоял и не мог пошевелиться. Ему хотелось оттолкнуть Тэхена и разбить ему нос, а в идеале и другие части тела, но он почему-то этого не делал, позволив прижать себя еще ближе к горячему крепкому телу. Затем рефлекторно сделал слабый вдох, ненамеренно предоставив целующему его парню доступ к своему рту. Ким, казалось, был готов к тому, что ему не ответят, поэтому лишь не спеша, но настойчиво прижимался губами и ласкал языком небо, язык и зубы Юнги. Глаза Тэхена были прикрыты, но он все же немного фокусировал взгляд на лице Юнги, вероятно пытаясь считать его реакцию, если это было в принципе возможно, потому что Юнги в тот момент ощущал себя тем самым бревном из самого смешного и дурацкого анекдота. Или поленом… Или всеми деревянными предметами мира одновременно.
Он не понимал, почему чувствовал себя таким заторможенным. Хотелось думать, что из-за выпитого алкоголя, а не из-за того, что Тэхен потрясающе целовался. Да, внутри черепной коробки дружно водили хороводы мысли о том, что вообще-то «вокруг много народу», «эй, ты же не гей», «это неправильно» да «и какого хрена ты стоишь, как столб?», но все еще не отступивший шок застилал их плотной туманной пеленой, а реакция тела и вовсе ставила в тупик.
Юнги не чувствовал, что ему было противно, и это, мягко говоря, удивляло. Более того, когда Тэхен начал осторожно гладить его по спине, как бы прося расслабиться, Юнги уловил расползавшуюся по телу теплую волну, заставившую кончики пальцев приятно покалывать, и, вернувшись из мыслей обратно в реальность, заметил, что начал отвечать на поцелуй.
Осознание этого факта словно немного отрезвило и откинуло с отключившегося на какое-то время разума раздражавшую теперь одурманивающую завесу. Юнги резко отпрянул от Тэхена, жадно глотая воздух, и огромным усилием сдержал в себе секундный порыв все-таки проехаться кулаком по его лицу. Ким смотрел на него немного помутневшим взглядом, на губах его играла необычного вида, легкая улыбка, а грудная клетка быстро вздымалась, стремясь восполнить в легких запасы кислорода. С постепенным прояснением рассудка на Юнги начала накатывать злость. Он не мог злиться на Тэхена, ведь, ответив на поцелуй, полностью лишил себя права на удар того в челюсть. Злиться на себя и признавать, что в возникшем внутреннем смятении был виноват теперь только он сам, тоже не хотелось. Поэтому Юнги, как самый разумный и честный с самим собой человек, решил спихнуть все на алкоголь и, стрельнув во все еще немного улыбавшегося Тэхена испепеляющим взглядом, стремительными шагами направился к выходу из клуба, напрочь забыв про оставшегося где-то там Хосока.
Юнги был практически уверен, что на следующий день максимум посмеется сам с собой над тем, что так быстро опьянел от небольшого количества слабых коктейлей и позволил какому-то парню так нагло поцеловать себя, не подправив при этом его физиономию. Но что-то пошло не так. Время текло, а смеяться все не хотелось. И признаваться, что этот ничего не значивший поцелуй с малознакомым парнем являлся куда более чувственным, чем все вместе взятые с бывшей девушкой — тем более.
Юнги никогда не задумывался о том, как он относился к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией, но, покопавшись в смеси своих собственных мыслей, взглядов и ощущений, предположил, что, скорее всего, нейтрально. Однако от проскакивавшей даже на секунду идеи примерить это определение на себя тут же неумолимо хмурился. У него была девушка, к которой он абсолютно точно испытывал влечение, а Тэхен… Что ж, это, вероятнее всего, было случайностью, стечением обстоятельств, мимолетным помешательством, да чем угодно, но совершенно ничего не значило. От того, насколько сталкивались друг с другом прекрасно складывавшаяся логическая цепочка и вопившее внутреннее несогласие, хотелось завыть в голос или удариться головой о стену. Юнги понимал, что Тэхен не мог одним своим поцелуем превратить его в гея, но за проплывавшую иногда на границе сознания мысль, что ему понравилось, все равно тихо его ненавидел. А еще улавливал нотки отвращения к себе.
Зарыться в яме самокопания Юнги не позволили новые свалившиеся проблемы. Как-то вечером мама неожиданно почувствовала себя плохо. С каждым часом становилось только хуже, и, в конце концов, женщину пришлось госпитализировать. Только в больнице Юнги узнал, что у матери уже давно было больное сердце, но, очевидно, из-за сложной материальной ситуации в семье, женщина игнорировала походы к врачу, что привело к усугублению проблемы и требовало теперь оперативного вмешательства. Операция, конечно же, стоила немалых денег, которых у семьи не было.
Несмотря на то, что до назначенной даты было еще какое-то, пусть и небольшое, время, как собрать полную сумму, никто не понимал. Отец кинулся занимать у родных и знакомых, сколько было возможно, сам же стал брать дополнительные смены на работе, практически не появляясь дома. Брат прислал все свои накопления, которые ему удалось собрать, пока он подрабатывал в Сеуле, и обещал найти еще какую-либо подработку с посуточной оплатой, чтобы до операции успеть прислать хоть какие-то дополнительные деньги, несмотря на то, что ему необходимо было готовиться к выпускным экзаменам.
Как и Юнги. Его загрузка в школе заметно увеличивалась, но парень не мог оставаться в стороне, поэтому с трудом, но устроился музыкантом в один небольшой ресторан, развлекая гостей игрой на рояле. Взяли его, скорее всего, только потому, что можно было платить в несколько раз меньше, чем профессионалу со стажем, да и посетители реагировали весьма положительно на сидящего за музыкальным инструментом худощавого темноволосого парня с холодным взглядом лисьих глаз, выделявшей его среди толпы бледной кожей и красивыми длинными пальцами, порхавшими по клавишам. Юнги прекрасно понимал, что далеко не все, кто оставлял ему щедрые чаевые, делали это из благодарности за его талант, который не заметить было достаточно сложно, но все равно прикладывал немало усилий, чтобы никак не реагировать на откровенные заигрывания или недвусмысленные предложения некоторых посетителей этого заведения, и продолжал играть, нисколько не пытаясь выдавить хоть какое-то подобие улыбки. Тем не менее чаевые от гостей ресторана чаще даже перекрывали зарплату, которую ему платил работодатель.
Помимо подработки, Юнги попытался продать несколько написанных им собственных композиций. Покупатель быстро нашелся. Заплатил, конечно, гроши, пользуясь неопытностью парня и отсутствием известного имени, но в тот момент Юнги был рад и этому. Каждый день он валился с ног от усталости, едва доползая до кровати. Уровень подготовки в школе заметно упал, но, сцепив зубы и вливая в себя нараставшие дозы кофеина, Юнги все же держал успеваемость в приемлемых пределах.
Так и прошли те самые две недели, которые были отведены на подготовку к операции. К счастью, укладываясь практически впритык к озвученной ранее сумме, семье все-таки удалось собрать необходимое количество денег, после чего маме провели успешную операцию. Женщина отдыхала и набиралась сил, а остальные члены семьи, не особо сбавляя темп, теперь работали над раздачей долгов и на покупку необходимых для восстановления лекарств.
Этот сложный период продолжался еще некоторое время, но постепенно все начинало возвращаться в более привычный ритм. Когда большая часть долгов была все же возвращена, брат Юнги всецело вернулся к защите диплома, и сам Юнги тоже со временем отказался от своей подработки, сосредоточившись на сдаче последних экзаменов в школе и поступлении в университет.
И вот здесь в жизни Юнги случился очередной сюрприз, которые в то время явно не хотели радовать своего хозяина. Семья Юнги не особо отличалась каким-либо доверительным отношением друг к другу или же пониманием и поддержкой. Нет, родители не наказывали строго своих детей за какие-нибудь провинности, и тем более не били. И за плохие оценки в школе Юнги мог максимум получить взгляд, полный разочарования. Но и чего-то вроде похвалы или поддержки, когда было необходимо, тоже не наблюдалось. Наверное, слабый уровень эмоциональности и некоторая закрытость были у них в крови. Поэтому когда Юнги решил сообщить своим родителям, что хотел бы связать свою жизнь с музыкой и собирался учиться на продюсера, то был готов встретиться все с тем же непониманием и разочарованием в глазах родных людей, но уж точно не с разразившимся семейным скандалом.
То ли на отце с матерью сыграла накопившаяся усталость от последних неприятных событий, то ли Юнги был действительно настолько плохим сыном, но в тот день он услышал кучу упреков, претензий и даже несколько вырвавшихся из уст отца оскорблений, убеждавших его, что «он ничего не добьется», что «таких, как он тысячи, а везет лишь единицам, и он точно не будет в их числе», что «это не серьезно», что «он никак не повзрослеет» или что он, в конце концов, просто «неблагодарный сын, который решил выбросить в мусорное ведро все усилия, потраченные на его хорошее образование в школе, ради несбыточной мечты». Кажется, там было еще много, очень много подобных характеристик, но Юнги даже не удалось их запомнить, да и стоило ли? Его брат отучился на юриста, и это, по мнению их родителей, «очень достойно и престижно, а еще обеспечит ему безбедное будущее». Поэтому Юнги было предложено либо поступать на экономиста, либо «готовиться просить милостыню возле Сеульского метро».
Юнги никогда не считал себя тем, кто мог бы пойти у кого-то на поводу, даже если эти «кто-то» — его собственные родители, и был уверен, что его жизнь не имела смысла существовать без музыки, но в тот момент, после всего, через что прошла его семья, через что прошел он сам, он почувствовал себя настолько разбитым, одиноким и… преданным, что просто молча подал документы на экономический факультет, полностью принимая разъедавшее в груди ощущение совершения одной из главных ошибок всей своей жизни.
Если бы кто-то попросил описать то, что происходило с Юнги вплоть до середины первого семестра на первом курсе университета, то фраза «плыть по течению» подошла бы как ничто лучше. Это все, что он делал, пока в его жизни не случился… Ким Сокджин.
Смирившись с обучением на абсолютно его не интересовавшем факультете, Юнги заметил, что словно застыл в каком-то замкнутом пространстве без возможности выхода. Иллюзорное ощущение свободы, исходившее от переезда в Сеул, оказалось намного слабее отвращения, возникавшего от звуков слова «экономист». Музыка теперь ассоциировалась не с легкостью и возможностью самовыражения, а с семейным скандалом и последовавшим за этим добровольным самозаточением в кандалы чужих убеждений. Мелькавшие вокруг люди не вызывали желания завести новые знакомства, а усиливали ощущение одиночества от отсутствия рядом кого-то важного, вроде Хосока.
Они постоянно созванивались и переписывались, а несколько раз Хосок даже приезжал к другу в Сеул, но этого все равно не хватало. С братом Юнги буквально разминулся. Тот уже заранее решил, закончив обучение, вернуться в Тэгу и строить карьеру именно там, в одном городе с родителями, поэтому, блестяще защитив диплом, так и поступил. У Юнги же отношения с матерью и отцом стали еще более отстраненными. Они редко созванивались, а приезжать в родной дом парень и вовсе не спешил, решив что одного раза в полгода было более, чем достаточно. Никто, кажется, и не возражал. Родители иногда присылали младшему сыну небольшие суммы денег, скорее просто, чтобы не чувствовать себя совсем уж безучастными, и Юнги, хоть и принимал помощь родных, но сам же их ни разу об этом не просил. Он устроился на подработку курьером в одну из пиццерий и старался максимально обеспечивать себя сам. Его жизнь вращалась внутри одного несложного цикла, и менять что-то не было ни сил, ни желания.
Ким Сокджин или «Джин», как его звали некоторые близкие и друзья, учился на предпоследнем курсе факультета дизайна и был негласным красавчиком всего университета. Скажи кто-то Юнги в начале учебного года, что они будут знакомы — он бы громко рассмеялся над недошутником. А тому, кто осмелился озвучить, насколько они будут близки, Юнги определенно выбил бы все зубы. Но жизнь — штука многогранная и непредсказуемая, а чувство юмора имеет иногда похлеще, чем у всемирно известных стендап-комиков.
Их первая встреча произошла настолько для него неловко, что Юнги до сих пор рефлекторно морщился, вспоминая об этом. Он тогда приехал после учебы на очередную смену в пиццерии и, получив несколько заказов, привычно отправился развозить их по адресам. Поэтому, стоя в темно-синей рабочей форме и максимально надвинутой на глаза кепке с логотипом возле следующей в своем списке входной двери, думал лишь о том, как поскорее закончить работу, успеть немного подготовиться к семинару по Менеджменту, который, как и все остальные предметы, терпеть не мог, но все равно старался не запускать, и блаженно завалиться спать. Однако открывшаяся дверь тут же, словно сквозняком, сдула абсолютно все мысли из головы, оставив звенящую в мозгах пустоту, ибо в проеме показалась прекрасная фигура прекрасного, мать его, Ким Сокджина.
Юнги не интересовался какими-либо внеучебными делами и, уж тем более — сплетнями университета, но даже он не мог не слышать о считавшемся большинством студентов самым красивым старшекурснике. На несколько недолгих секунд на обычно спокойном и равнодушном лице Юнги промелькнула паника, что со стороны, особенно для знавших его людей, выглядело, наверное, довольно забавно. И хоть парень убеждал себя, что Сокджин вряд ли когда-либо замечал его в университете да и вообще смог бы запомнить его ничем не примечательное лицо, перестать сгорать от стыда все равно не мог.
Юнги заставил себя хриплым голосом выдавить дежурное приветствие и озвучить сумму заказа, после чего Сокджин мягко, но совершенно очаровательно улыбнулся и, попросив парня пройти в прихожую и подождать пару минут, пока он достанет деньги, принялся копаться в стоявшем недалеко рюкзаке. Юнги успел окинуть быстрым взглядом квартиру, а также заметить в одной из комнат, предположительно гостиной, еще двоих ребят, лица которых казались смутно знакомыми. Предположив, что это друзья Сокджина, с которыми он учился в университете, Юнги взял деньги за заказ, заученно попрощался с хозяином квартиры и, немного ускоряясь, вышел за дверь, мысленно молясь, чтобы все трое на следующий день даже не вспомнили его лица, избавив от возможных насмешек в сторону его работы.
Казалось, что молитвы Юнги были услышаны, и всем действительно оказалось наплевать. Никто не тыкал в него пальцем и не смеялся, завидев вдалеке. Все привычно его не замечали, что более, чем устраивало. Кто бы мог тогда подумать, что та неделя будет последней спокойной и по-обыденному серой в жизни Юнги.
Как-то раз одногруппники договорились после занятий поиграть между собой в баскетбол на стадионе возле университета и начали упрашивать Юнги присоединиться к ним. Они еще на занятии физкультурой обратили внимание на то, как парень хорошо играл, и все последующие пары от него не отставали. Проводить время с товарищами Юнги желанием не горел, а вот поиграть в баскетбол хотелось, поэтому, немного поколебавшись, он все-таки согласился. Ребята обрадовались, и как только закончилась последняя пара, потащили его на стадион. Большинство студентов заканчивали раньше в тот день, поэтому людей вокруг было немного, и Юнги, взявший шершавый мяч в руки, смог, наконец, расслабиться.
Они собирались поиграть совсем недолго, поскольку на следующий день их ждал очередной нудный, но сложный семинар, и уже собирались закругляться, как вдруг увидели идущих к ним нескольких старшекурсников, в числе которых был Ким Сокджин. Парни попросили разрешения присоединиться и предложили сыграть «младшим против старших». Юнги не очень хотел участвовать в заведомо провальном для их команды соревновании, но, уловив на себе почти незаметный оценивающий взгляд Сокджина, все же согласился.
Старшие старались не наседать на младших, и в целом игра получилась довольно занимательной, поэтому Юнги, почувствовав забытую приятную усталость в мышцах, невольно улыбнулся, даже не заметив оказавшегося рядом Ким Сокджина. Тот растянул свои изящные пухлые губы в такой же радостной улыбке и, похвалив Юнги и поблагодарив за игру, начал понемногу втягивать его в легкий разговор. Благодаря игре, Юнги впервые за долгое время пребывал в приподнятом настроении, поэтому совсем не возражал против ненавязчивой беседы со старшим, даже смог избавиться от раздражения, вызванного мыслью, что он сейчас любезничал не с кем иным, как с всеобщим красавчиком.
Так они и дошли вместе до выхода с территории университета, а на следующий день Джин с подносом в руках поздоровался с ним в столовой и, снова увлекая в беседу, присел с Юнги за один столик. Как ни странно, Ким совсем не бесил и не выделывался из-за постоянно оказанного ему повышенного внимания, и это немного удивляло. Юнги сам от себя не ожидал, что так легко сможет найти с ним общий язык. Сокджин после этого часто звал Юнги поиграть вместе в баскетбол и, казалось, видел, как наслаждался этим младший. Однажды он сказал, что у Юнги очень милая улыбка, и что ему следовало бы показывать ее окружающим почаще. А когда младший услышал смех самого Сокджина, то был готов и зарыдать, и расхохотаться в голос: настолько он был дурацким, но одновременно безумно заразительным.
Джин, оказывается, любил рассказывать стариковские шутки, что сложно было связать с его современным и в некоторой мере смелым внешним образом. Он часто носил розовые вещи, что понимали далеко не все и вешали на него разные неприятные ярлыки. Несколько раз Ким красил волосы в тот же самый розовый или другие яркие цвета, и, похоже, ему было абсолютно плевать на мнения других людей, а его красивое лицо позволяло спускать ему с рук любые выходки в глазах окружающих. Юнги начал замечать за собой, как постепенно восхищался новым знакомым, но не стал противиться этому. Он мог с уверенностью сказать, что ему было комфортно в компании старшего, и, судя по тому, как охотно Джин проводил с ним время, ему тоже что-то нравилось в общении с Юнги.
Нахождение рядом с Сокджином необратимо вдохновляло парня на что-то новое и дарило какую-то дополнительную энергию. Юнги вдруг захотелось пойти в салон и сделать пирсинг, и он не стал отказывать себе в этом удовольствии, с довольной улыбкой смотря через несколько часов в зеркало на два серебристых колечка в левой мочке уха и два точно таких же в правой, а восхищенный взгляд Джина лишь еще больше убеждал в правильности решения. После этого не прошло и недели, как Юнги покрасил свои темные волосы в беспощадный блонд. Сокджин тогда, как только услышал об идее младшего поэкспериментировать с цветом волос, тут же схватил его за руку и, едва дождавшись окончания пар, потащил к своему мастеру, не оставляя ни секунды на то, чтобы передумать.
Самое важное изменение в его жизни в тот момент — это желание вернуться к музыке. Юнги снова стал пробовать создавать что-то свое, и, казалось, у него стало получаться легче и лучше. Он осторожно показал несколько своих работ Джину, и тот, окидывая его удивленно-восхищенным взглядом, убедил попробовать поучаствовать где-то, где можно было заявить о себе. Юнги тогда действовать не решился, но мысль все же в голове отложил. Он стал все больше свободного времени проводить с Джином, осознанно понемногу растворяясь в этом человеке, но даже не пытался этому противиться. Их общение не было похоже на общение Юнги с Хосоком. Оно просто было… другим. Джин тоже вроде бы наслаждался временем рядом с младшим, постоянно звал его поиграть, куда-то вместе сходить или просто посидеть у него дома.
Сокджин жил один в той самой квартире, куда Юнги однажды привозил коробку с пиццей, и теперь часто бывал у него, а иногда, когда парни засиживались допоздна, и Юнги понимал, что к себе в общежитие он уже не успеет, Джин спокойно предлагал переночевать у него. В университете их провожали удивленными взглядами, поскольку раньше Сокджин ходил в сопровождении своих друзей-одногруппников или девушек, с которыми встречался, а в последнее время его видели исключительно с симпатичным блондином-первокурсником, которого практически никто не знал. Прошло достаточно немало времени, прежде чем на них стали обращать гораздо меньше внимания.
Юнги слышал некоторые злые сплетни, где их с Джином называли «парочкой педиков». И тем, что помогло ему понять, насколько он на самом деле изменился, было отсутствие отвращения от подобных слов и желания переубеждать в чем-то хотя бы самого себя. Он мог честно признаться, что Джин ему нравился. Как личность. Осознания и принятия этого факта для Юнги было вполне достаточно. Кстати, Ким о своей личной жизни и об ориентации ничего не говорил, а младший и не спрашивал.
Однажды на большой перемене в университете Джин подскочил к Юнги и, радостно закинув руку на его костлявое плечо, а затем потащив, как обычно, в направлении столовой, защебетал что-то на тему того, что его старые знакомые рэперы устраивали некое подобие вечеринки и пригласили его, так как давно не виделись и соскучились по его «смеху стеклоочистителя». Последние два слова слетели с его губ с красноречивым фырканьем, но Джин тут же вернул привычный беззаботный вид и сообщил, что он пообещал прийти, но с другом. Ребята, видимо, оказались не против. А другом, которого имел в виду Ким, конечно же, был Юнги. Парень косо посмотрел на старшего из-под своей блондинистой челки, без слов говоря, что он об этом думал, но все же спорить и отказываться не стал.
Именно так Юнги и оказался в ближайшую субботу в компании незнакомых рэперов, которые встретили его достаточно дружелюбно, но иногда бросали то на него, то на Джина заинтересованные взгляды, сопровожденные загадочными улыбками. От них же Юнги узнал, что Сокджин, оказывается, отлично пел и даже пару раз записывался с кем-то из них в студии. Ким на это лишь что-то недовольно пробурчал, но уже через секунду, распушив свой иногда все же вылезавший павлиний хвост, немного небрежно, но достаточно эмоционально пропел небольшой отрывок из какой-то малоизвестной песни. Юнги на это лишь невольно присвистнул, вызвав смешок у остальных, после чего Джин тоже рассмеялся своим заливистым смехом.
Парни не поскупились на алкоголь и постоянно предлагали что-то новое и «очень крутое». Юнги, который до этого пил алкоголь крайне редко, понимал, что если попробует хотя бы половину из предложенного, то его унесет в космические дали очень быстро и очень надолго, поэтому старался находить любой предлог, чтобы не напиться сверх своей меры. Даже в какой-то момент согласился на предложение попробовать покурить, удивив всех признанием, что сигареты его раньше никогда не интересовали. Юнги знал, что почти все в первый раз заходились диким кашлем и поэтому ожидал от себя того же, как и стоявшие вокруг, но, затянувшись, он выдохнул горький дым достаточно тихо, лишь не мог отделаться еще около минуты от желания постоянно сглатывать неприятную слюну.
Ким на это лишь снова засмеялся и потрепал его по светлым волосам, устроив на голове беспорядок. Он уже был немного подвыпившим, и его веселье, которого и в трезвом то состоянии было в избытке, теперь, казалось, лилось через край. Юнги и сам не смог сдержать улыбки, глядя на то, как сияли блеском глаза старшего, а щеки покрывались нежно-розовым румянцем. Юнги присел на мягкий ковер, оперевшись о край стоявшего рядом дивана, и откинув голову назад, на пару минут прикрыл глаза. Он давно не чувствовал себя так свободно и легко и от мысли о том, сколько положительных моментов он испытал с появлением Сокджина, ощутил накрывший его теплый прилив эмоций.
Юнги открыл глаза и, выпрямившись, увидел рядом с собой Джина. Он сидел практически в той же позе, что и младший и, облокотившись одной рукой на диван, задумчиво его рассматривал. Ребята сообщили, что у них закончился какой-то напиток, после чего вышли из комнаты, пообещав быстро вернуться и попросив не скучать. Юнги вернул свой взгляд обратно на Джина и немного задержал дыхание. Он вдруг вспомнил, как в нем боролись неприязнь к себе, растерянность и нежелание принимать собственные ощущения после поцелуя с Тэхеном в клубе. Но сейчас, находясь в столь расслабленном состоянии и уже признав некоторые изменения в собственной жизни, Юнги не стал отрицать, что подгоняемые слабо знакомой, разливавшейся по телу волной, внутри него сосредоточились лишь любопытство и некий вопрос к самому себе, побуждавшие его совершить то, о чем еще пару лет назад он не мог бы даже думать.
Нервно облизнув губы и не давая себе ни одного повода отступить, Юнги быстрым движением приблизился к Джину и накрыл его губы своими, неуверенно прижавшись. Он дал себе всего пару секунд на то, чтобы прислушаться к собственным ощущениям, после чего осторожно отстранился. Понимая всю возможную глубину последствий, Юнги медленно, но достаточно решительно поднял свой взгляд, встречаясь с глазами Джина. Тот несколько секунд просто смотрел на него, и эти несколько секунд показались Юнги самыми долгими в его жизни, за которые он уже представил как минимум десять вариантов, как, куда и насколько Ким мог послать его, и еще столько же, куда придется его первый удар. Забавно. Неужели Тэхен тогда чувствовал себя так же? Теперь Юнги ему даже немного сочувствовал.
Не успел парень покопаться в своей голове и поискать, чем накрутить себя еще больше, как услышал короткий прерывистый вздох, заставивший его немного вздрогнуть. Джин лишь слегка приподнял уголки своих полноватых губ, после чего протянул руку к бледной шее Юнги, едва касаясь кончиками пальцев, и плавным движением проскользил к затылку, зарывшись в светлые пряди. Он несильно надавил на затылок Юнги, вынуждая немного наклониться навстречу, после чего сам приблизился, вовлекая в более чувственный поцелуй.
В этот раз Юнги ни секунды не колебался, прежде чем ответить, и сам требовательно скользнул языком по чужим губам. Джин позволил младшему перехватить инициативу в поцелуе, принимая не очень умелую ласку и тем самым давая Юнги полную свободу и возможность понять свои ощущения. Парень чувствовал то самое расслабляющее тепло, разливавшееся по телу приятной негой, и это было ничуть не хуже его поцелуев с бывшей девушкой, а отсутствие необходимости сдерживаться просто сносило крышу. Он мог играть с языком и губами партнера, периодически покусывая, грубо сминать чужие губы, превращая поцелуй в более страстный, и ловить тихие стоны наслаждения, намекавшие на то, что Джину было так же приятно, как и самому Юнги. Его подрагивавшие руки переместились на талию старшего и принялись аккуратно изучать спину и широкие плечи. Ким чуть сжал волосы младшего и придвинулся ближе, почти вплотную прижимаясь к нему грудной клеткой. Их поцелуй становился все горячее, и вернуть размякший мозг из состояния желе в более подходящую субстанцию помогли лишь послышавшиеся где-то недалеко шаги.
Юнги тут же отстранился, возвращая руки себе на колени. Джин среагировал более медленно, но все же понял, в чем было дело, и с промелькнувшим разочарованием во взгляде, отпустил младшего, аккуратно вытерев губы рукавом толстовки. Затем он встал с пола, немного пошатываясь, и, ненадолго куда-то отлучившись, вскоре вернулся как ни в чем не бывало. Юнги такой расклад вполне устроил. Ему было бы более некомфортно, если б после этого между ними возникла неприятная неловкость.
Остаток вечеринки все парни провели, поглощая алкогольные напитки, которые еще не успели попробовать, и рассказывая какие-то веселые истории из прошлого каждого из них. Кто-то попытался уговорить всех сыграть в какую-то настольную игру, но ни одна попытка не увенчалась успехом, поскольку разум всех присутствующих был уже максимально нейтрализован алкогольным дурманом, и каждый раунд игры длился не более трех минут.
По домам стали расходиться уже далеко за полночь. Юнги и не надеялся попасть в свою общагу, поэтому, скорее, чисто для галочки дождался приглашения от Сокджина поехать к нему и с облегчением плюхнулся за старшим на заднее сиденье такси. Уже в машине Юнги несколько минут рассматривал профиль подуставшего Джина, не успевая уловить ни одной мельтешившей в голове мысли, а затем несмело погладил пальцами находившееся рядом чужое запястье. Ким шумно вздохнул, после чего повернулся и осторожно переплел их пальцы, поглаживая бледную кожу.
Юнги было одновременно и чертовски приятно, и настолько же странно и ново, что он просто захлебывался в ощущениях, отдавая им полный контроль над собой. Внешне это не сильно проявлялось, лишь улыбки стали появляться немного чаще и взгляд был менее холодным, но внутри происходила какая-то невероятная буря, сметавшая все на своем пути, и не позволявшая жизни уже когда-либо стать такой, как прежде.
С того момента их с Джином отношения уверенно изменились. Их нельзя было назвать просто друзьями, но и официально встречаться они не начинали. Никто из них не был по-настоящему влюблен, и оба это прекрасно понимали и не скрывали друг от друга. Им просто было комфортно рядом, и каждого из них это вполне устраивало. Джин занимал огромное место в жизни младшего, но в то же время он мало что о нем знал. Однако ему это никак не мешало. Они оба казались просто встретившимися в нужный период жизни родственными душами, способными дать друг другу то, что было так необходимо в тот момент, но не претендовавшими на то, чтобы когда-либо иметь возможность стать единым целым.
Юнги был необходим Джин, чтобы понять и принять себя, научиться замечать и ценить детали, не бояться самому строить свою жизнь, экспериментировать, наслаждаться мелочами, разделять ответственность с кем-то, но при этом верить в себя и свои силы. Юнги был необходим Джину, чтобы вспомнить кое-что из этого самому, а еще заполнить немного ту пустоту, которая жила где-то очень глубоко в его сердце, и которую никто не замечал. Никто, кроме Юнги, оказавшегося так близко к старшему и чувствовавшего согревающую радость в моменты, когда ему удавалось эту пустоту, хоть и временно, но все же перекрывать.
Они «встречались» около двух лет. В университете об их отношениях никто не догадывался, считая просто забавной парой друзей. Забавной, потому что худощавый невысокий Юнги с холодным взглядом почти у каждого вызывал улыбку, находясь рядом с высоким широкоплечим Сокджином, смех которого практически никогда не замолкал. Сплетни об их «гействе», конечно, все так же иногда возникали, но никто в них не верил. О том, что на самом деле их связывало, знали лишь несколько близких друзей Сокджина, которых можно было легко пересчитать по пальцам одной руки, оставив свободными минимум половину, и со стороны Юнги — Хосок, которому парень рассказал все довольно абстрактно и лишь потому, что слишком ценил его, чтобы умолчать о таком.
С Джином Юнги… впервые переспал. С Джином Юнги… впервые попробовал травку, после чего решил больше никогда этого не делать. С Джином Юнги… слишком много всего «впервые», поэтому правильнее будет сказать просто жил. Это была их не любовь, но обоюдная симпатия и сильная привязанность. Они никогда не изменяли друг другу, хоть и не были в полноценных отношениях, но каждый мог в любой момент все прекратить и уйти. Влюбиться в кого-то еще. Или просто решить отдохнуть. Какое-то время этого не требовалось.
Джин закончил университет и спустя некоторое время устроился на работу в какую-то небольшую компанию. Юнги каждый свободный промежуток между первым и третьим курсами занимался подработками, лишь дважды ненадолго съездив к родителям. К началу третьего курса Юнги стал видеться с Джином только по выходным. Оба понимали, к чему все шло, но никто так и не заговаривал об этом. Просто судьба, подарившая им друг друга в тот самый необходимый период, пришла забрать свое и намекала, что пора уже было закругляться. Та самая судьба, которая так кстати сокращала их встречи еще больше, находя для Джина дополнительные заказы, которые ему приходилось выполнять в выходные, и буквально закидывая Юнги учебой и подработками, от которых он не мог отказаться.
Их последняя встреча произошла в одно прогретое солнцем весеннее воскресенье, и уже каждый из них знал, что больше они не увидятся, но снова никто не проронил на эту тема ни одного слова. Поэтому, стоя в одних незастегнутых брюках на чужом балконе с сигаретой в руках, Юнги, практически не моргая, смотрел на лежащего на широкой кровати на животе Джина, в последний раз лаская взглядом его обнаженную спину. За минувшие полчаса они сказали друг другу лишь пару предложений, после чего наступила глубокая, но не мешающая тишина. В такой же тишине Юнги собирался, натягивая черное свободное худи и небрежно укладывая свои на тот момент уже мятного цвета волосы. В такой же тишине Юнги закидывал на плечо рюкзак и выходил из квартиры, оставив ключи в прихожей. В такой же тишине Сокджин лежал все так же неподвижно. Так же тихо вел себя следующие несколько месяцев запомнившийся наизусть телефонный номер. В такой же тишине Юнги однажды удалил когда-то привычные, но теперь такие далекие цифры.
Юнги обожал поезда и с нетерпением ждал на вокзале каждый, который привозил в Сеул соскучившегося по нему друга. Хосок, конечно, знатно охренел от того, насколько сильно изменился Юнги, но не отвернулся и не отдалился, все так же даря своему другу согревающую его душу улыбку. Юнги же благодарил всех известных ему божественных сущностей за то, что в его жизни был и оставался такой замечательный человек. Хосок, вероятно, вдохновившись экспериментами Юнги с волосами, которые всего за два-три года успели побывать и блондинистыми, и мятными, и рыжими, и пепельными, и даже розовыми, тоже однажды решил поиграть со своей внешностью, и как-то раз вывалился из вагона, тряся винного цвета шевелюрой. Юнги тогда на секунду подвис, а затем, расхохотавшись, кинулся обнимать растерянного друга.
Хосок спокойно отнесся к тому факту, что его друг заводил теперь романы не только с девушками, но и с парнями. Он знал об истории с Джином только вкратце, но никогда не докучал вопросами на эту тему. Его беспокоила лишь длительность заводимых его другом новых отношений.
Объективно говоря, Юнги пробовал с кем-то встречаться лишь дважды. В первый раз это была девушка, и их отношения продлились чуть меньше полугода. Этот опыт для Юнги был определенно лучше, чем тот, что он получил в старшей школе, но все же со временем ощутил, что они оставались друг другу чужими людьми, и поэтому для обоих было бы лучше разойтись.
В следующий раз он начал встречаться с парнем. Нет, не специально. Просто познакомился на одной из вечеринок и почувствовал некоторое притяжение и симпатию. Парень быстро ответил взаимностью и нырнул в отношения намного стремительнее самого Юнги. С ним было приятно проводить время, но в какой-то момент Юнги признался, что не мог дать ему того, что он хотел, и что ему было необходимо, поэтому решил не мучить парня и отпустить. Это расставание проходило, как ни странно, более болезненно, чем предыдущее. В первую очередь для того самого парня, поскольку он все равно из кожи вон лез, лишь бы добиться от Юнги «тех самых чувств» и никак не хотел признавать, что это был тупик. Юнги, в свою очередь, тоже совершил большую ошибку, переспав с ним уже после предложения о расставании, тем самым посеяв в парне ложную надежду, заставившую еще некоторое время помучиться их обоих. Эти отношения окончательно изжили себя чуть меньше, чем за восемь месяцев.
Несмотря на позволенную самому себе во многих вещах свободу, Юнги все же не стал забрасывать учебу на экономиста и даже довел ее до конца с достаточно высоким результатом. Парень особо не выбирал, куда устроиться на работу, лишь отправил, почти не глядя, резюме в несколько компаний, где требовался экономист, и, походив по двум-трем собеседованиям, выбрал едва ли не первую попавшуюся на глаза.
Результат немного превзошел ожидания, и компания оказалась чуть крупнее, чем Юнги себе представлял. Он даже невольно задумался, чем мог так впечатлить сотрудников на собеседовании, чтобы его туда взяли. Уж точно не ярко-рыжими волосами или равнодушным взглядом. Начальная зарплата в компании была небольшой, но позволяла снимать небольшую квартиру-студию не слишком далеко от места работы и без изысков обеспечивать себя полноценный месяц.
Юнги втянулся достаточно быстро, и несколько коллег, с которыми он успел завести относительно приятельские отношения, даже не верили, что он всю жизнь ненавидел математику и все, что связано с цифрами. Несмотря на свою невысокую общительность, с коллективом он достаточно легко поладил, а первоначальное излишнее любопытство к нему, как к новому сотруднику, успешно пережил.
Мин Юнги обожал поезда и ненавидел Тэгу. Мин Юнги заходит в поезд до Тэгу с билетом в один конец.