Дорога домой

— Что скажешь? — Венти с надеждой заглянул в чужие глаза. Кавех закусил губу, не зная, как поступить. Его смятение отчётливо читалось в зажатой позе, в скрещенных на груди руках, что будто ограждали Кавеха от внешнего мира. — Ничего не случится от небольшой прогулки. Пойдём с нами. — похоже, постепенно это превращалось в традицию — в первый же день прибытия отправляться смотреть окрестности. Настоящая причина такого порыва была до прозаичного проста: неловкость. Сидеть в чужом доме, ожидая возвращения Аль-Хайтама, было до неприличного некомфортно, поэтому Венти собрался схватить Сяо в охапку и пойти прогуляться. Ко всему прочему Кавех выглядел уж больно подавлено, видимо, перед тем как уйти Аль-Хайтам что-то сказал ему. Хотелось расшевелить архитектора, поддержать. Всё потому что он так походил на Ухао? В том, что в нём была частичка крови того, кто когда-то обучил Венти древним знаниям шаманов, кто даже после смерти не покинул его, поклявшись защищать? Первый близкий человек, погибший на глазах Анемо Архонта. — Я не очень люблю светить лицом на многолюдных улицах. — с неохотой признался Кавех. — Репутация не позволяет. Я не окончил обучение в Академии. Отчислился. — Венти не нужно было объяснять, что это значит в стране, где Академия считалась главным авторитетом, чьё влияние неоспоримо. Задумавшись на мгновение, Венти вдруг многообещающе улыбнулся. — А если тебя не узнают? У Кусанали не было власти над Академией. Иногда она ощущала себя птицей в драгоценной клетке с золотыми прутьями, изящной резьбой и переливчатыми изумрудами. В своём детском обличии она ступала по широким коридорам, где мелькали бесчисленные студенты, преподаватели, учёные. Ей улыбались, а она отвечала людям тем же. Нахиду любили, невозможно не любить ту, кто для своего народа делала всё, кто посвятила всю себя благу Сумеру. Но с ней не считались. Как брат не позволял Нахиде вмешиваться в дела Академии, так поступали и люди, следуя его примеру. Парадоксальное обстоятельство, с которым Нахиде приходилось мириться. Что-то происходит. Не первый год уже. Она не раз замечала в стенах Академии одного знакомого ей исследователя, что закончил Амурту. Она помнила его иным, светлым и добрым парнем с милыми ямочками на щеках. Ныне же перед ней был хладнокровный учёный с повязкой на глазах — свидетельство слепоты. Ей известно о участии Тигнари — она помнила имя каждого студента, особенно такого выдающегося — в каком-то засекреченном исследовании, посвящённому изучению элеазара — смертельной болезни, гуляющей по Сумеру с давних пор. Когда-то этот проект наделал много шума. Бывший генерал Махаматра проводил расследование, в ходе которого всплыли неприятные вещи. Большую часть исследователей осудили, а сам проект закрыли. Вскоре после этого произошло много странных событий, в ходе которых сам глава матр — тех, кто следили за порядком в Академии — покинул свой пост по неизвестным причинам. Однако Нахида небезосновательно подозревала, что исследование элеазара продолжается по сей день, и Тигнари в нём замешан. Однако она не имела права влезать глубже. Данталион запретил ей. — Добрый день, Аль-Хайтам. — звонкий детский голосок сбивал с толку любого неподготовленного, но секретарь часто общался с Кусанали, потому и реагировал без лишних эмоций, хотя, вероятно, он вообще сам по себе был уравновешенным человеком. По крайней мере, в ситуациях, когда дело не касалось Кавеха. — Я смотрю, ты не в настроении. Поругались с Кавехом? — Добрый день, малая властительница Кусанали. — вежливо поздоровался Аль-Хайтам. — Вы как всегда проницательны. Прошу прощения, но я спешу. — Нахида беззаботно кивнула, показывая, что всё понимает. Попрощавшись, они разошлись в разные стороны, но перед этим Нахида тихо бросила через плечо: — Будь осторожен в своих исследованиях Акаши, Аль-Хайтам. Брат что-то подозревает. И детская фигура удалилась прочь. В такие моменты Кавех понимал, что ему ещё далеко до полного овладения искусством печатей. Иллюзия безупречно скрыла его облик, раз до сих пор ни один человек не обернулся на него, но сам же Кавех изменений как в себе, так и в своих попутчиках не замечал. Крайне полезная вещь, Кавех хотел бы научиться творить что-то подобное, как бы тогда упростилась его жизнь. Можно было бы спокойно выходить на улицу, не опасаясь наткнуться на осуждающие взгляды. Сколько бы он не строил из себя непробиваемого, его всё равно так или иначе ранило людское отношение. Кавех хрупкий, он не хотел это признавать, но его очень легко задеть до глубины души одной необдуманной фразой. Стоило ли уточнять, как отвратительно он себя чувствовал в обществе Аль-Хайтама, который не скупился на выражение своего презрения в адрес эмоционального архитектора? И так было всегда, но почему-то Кавех свято надеялся, что Аль-Хайтаму на него не плевать, что они друзья. Что ж, один единственный раз поддавшись глупому порыву, вызванному неприличным количеством влитого внутрь организма вина, Кавех использовал Расспрос. И пожалел об этом в ту же минуту, как раздался ответ. Лучше бы он дальше строил воздушные замки из ничего, чем знал правду, лучше бы никогда не задавал Аль-Хайтаму тот вопрос. — Ты должен это попробовать! — из неприятных дум Кавеха вырвал голос Венти, что на манер гиперактивного ребёнка дëргал Сяо за рукав, утягивая в сторону торговой лавки. — Смотри какое интересное чудо! Это орехи аджиленах, они растут в оазисах пустыни. Я обожал их, Дешрет постоянно угощал меня и… — он запнулся, как если бы получил удар точно под рёбра, взгляд слегка затуманился при воспоминании об Арелиме песка. Их вряд ли можно было назвать друзьями, но Венти действительно ощущал, что о нём заботились в той степени, на которую царь Дешрет вообще был способен. Воинственный Бог оказался настроен крайне радушно по отношению к юному Архонту. И мотивы его до сих пор вызывали у Венти вопросы, но несмотря на всё это, он скучал по Дешрету. — Давай возьмём парочку, а? — выпрашивающий взгляд. Сяо не мог ему воспротивиться. Кавех остранëнно наблюдал за некой семейной идиллией, молча принял из чужих рук угощение, пробормотав благодарность. Он явно пребывал далеко в своих мыслях. — Смотри, их надо разламывать, съедобно только внутреннее содержимое. — Венти с видом знатока обучал Сяо правильному поеданию диковинного лакомства. Треск скорлупы, вот показалась нежная мякоть. Сяо неуверенно принюхался, честно, увиденное не вызывало в нём никакого доверия, осторожно попробовал под пристальным наблюдением Венти. И тут же скривился. — Жутко приторно. — Венти расхохотался на его заявление. — Это точно пригодно для еды? — Да ну тебя! — картинно надулся он, за секунду съев всю сладкую мякоть. — Ничего ты не понимаешь! В пустыни все ими питаются, по крайней мере, так было раньше. И ничего не приторно, присутствует приятная сладость. Ты просто не привык к специфическому вкусу. — Сяо предпочёл промолчать. Он не фанат сладкого и никогда им не станет. Единственный десерт, который он признавал — миндальный тофу. Его вкус напоминал одно из блюд в клане шаманов, которое готовила его мать по праздникам для всех детей в поселении. Сяо не любил его, съедал половину только чтобы не обижать матушку. Как всё переменилось, однако… — Кавех? — Венти осторожно дотронулся до его плеча. — Что с тобой? — Всё в порядке. — словно очнувшись ото сна отозвался он, ловко разломил скорлупу ореха и так и застыл, глядя на него. — Навеяло воспоминания. В детстве мы вчетвером бегали на рынок только ради этой сладости. — вчетвером? Тут же вспомнились косвенные упоминания ещё двух детей, что были друзьями Аль-Хайтама и Кавеха: один принадлежал лесу, другой был ребёнком пустыни. — Это Сайно нас упросил попробовать орехи аджиленах, мы все относились к ним скептически, так как это диковинка пустыни, которая в то время только-только появилась на рынке в городе. Тигнари воспринимал сладкое вполне спокойно, но орехи полюбил сразу, а я всегда был ярым сладкоежкой. Пожалуй, только Аль-Хайтам не разделял нашего восторга, но всё равно постоянно ходил с нами на рынок и даже съедал пару штук за компанию. — опомнившись, Кавех резко замолчал, потупил взгляд. — Что-то я разговорился. — он, конечно, тот ещё наивный дурак — одна из немногих вещей, произнесённых Аль-Хайтамом в его адрес, с которой Кавех был согласен — но всё-таки умел держать язык за зубами, когда необходимо. А тут выдал всё, как на духу. Венти влиял на него неожиданным образом, он совершенно необъяснимо располагал к себе. Наверное, дело было не только в природе Венти, в том, что в семье архитектора все знали о бывшем Анемо Архонте, что был другом Ухао. Немаловажную роль сыграл характер Венти, его манера поведения. Кавех видел в нём самого себя, при том, что они ещё толком не разговаривали. Венти был загадкой, местами пугающей — в памяти жили кадры недавних событий, когда Кавех случайно увидел то, что ему не предназначалось, благодаря зрению сигила — но почему-то ему хотелось доверять. Кавех чувствовал поистине доброе сердце в этом Божестве. — Что с ними случилось? — судя по горестной интонации и задумчивой печали на лице архитектора, компания друзей распалась. Ожидаемо, но жестоко. Чего стоили одни только взаимоотношения Аль-Хайтама и Кавеха. — Понял, можешь не отвечать. Ты не обязан. — важно знать, когда лучше отступить. Кавех, по-прежнему изучающий содержимое ореха, хмыкнул, на языке отчётливо ощущалась знакомая сладость. Раньше вкус казался лучше, ярче. — Тут неподалёку есть магазинчик с красками. Я бы хотел зайти. Никто не против? — переключил тему Кавех. Возражений не последовало. Было интересно наблюдать за взаимодействиями двух таких разных созданий: и по природе, и по натуре. Венти разглядывал всё вокруг, что-то восторженно нашëптывал Сяо, иногда в порыве чувств хватал его за руку, тянул куда-то, кивал на различные диковинные закуски, на уличных артистов, которые давным-давно вросли в культуру Сумеру. Было видно, что среди бродячих музыкантов Венти ощущал себя как дома, возможно, они напоминали ему о Мондштадте, срываясь с места, он устремлялся к музыке, к её бодрому ритму. Не успели Кавех и Сяо ничего понять, как Венти уже сдружился с местной звездой театра — Нилу. Они вдвоём танцевали под весёлые мелодии, рождённые руками музыкантов, подстраивались так, словно выступали на одной сцене кучу лет. Нилу — утончённая особа, похожая на поток воды, её движения плавные, перетекающие, а яркие волосы, напротив, напоминали всполохи огня. Украшения звенели при каждом шаге, повороте бëдер, она без лишней скромности утопала в танце, отдаваясь своему делу. Венти — воплощение элегантности, смешанной с резвостью и вольностью ветра. Жаль, но люди вокруг не могли лицезреть картину полностью из-за иллюзии, им недоступна красота белых Сесилий, сверкание белоснежной кожи, резного узора на ноге, небесных глаз. Такой счастливый… Сяо рад, что он смог взять и отбросить все заботы на эти краткие мгновения, просто улыбнуться и сорваться в пляс. Его тело не до конца восстановилось после ранения, однако в данный момент Сяо не видел ни единого признака слабости в тонких ногах. Они закончили на сильной ноте, мелодия сменилась на следующую. Раздались аплодисменты толпы, Нилу благодарно поклонилась им, Венти тоже. Последний и не планировал заканчивать, что-то шепнув танцовщице, он кивнул в сторону Кавеха и Сяо, затем они приблизились к резко помрачневшей парочке, которые уже смутно подозревали, что ничего хорошего их не ждёт. Так оно и получилось, Нилу бесцеремонно потащила Кавеха в центр своеобразного кольца, что образовали люди вокруг выступающих, тот даже опомниться не успел. Венти поступил аналогичным образом с Сяо, на что получил закатывание глаз, но намёк на улыбку в уголках губ читался слишком явно, чтобы Венти его не заметил. Кавех знаком с Нилу, люди творческие, которых очень любила ограничивать Академия в проявлении своего мастерства, вообще имели тенденцию поддерживать связь между собой. Поэтому хоть поначалу ему и не понравилась чужая инициатива, Кавех сдался скоро. Несмотря на ужасное настроение, он смягчился под приятные звуки музыки, расслабился, позволил телу самому решать, как ему двигаться. Ему нравилось танцевать, но не часто удавалось. Да и не с кем. Жаль конечно, что Нилу не могла его узнать под маскировкой, однако это не помешало Кавеху насладиться коротким всплеском эмоций, которых ему так не хватало. Позитивных эмоций, а не вечного раздражения, рождаемого равнодушием Аль-Хайтама. Венти задавал ритм сам, вёл Сяо за собой в радушные объятия зрительских оваций. Их руки соприкасались естественно, как если бы они были единым целым, ноги ступали точно в такт. Неожиданно, что Сяо умел танцевать. И не что-то там спокойное, а под такой быстрый темп музыки. Не исключено, что это пошло от детства в кругу довольно шебутного народа. От Ухао Венти знал о любви шаманов к различным обрядам и празднествам, к задорным песням и танцам под звёздым небом. Вдруг Венти на ходу сбросил обувь, отшвырнул сандалии в сторону, босые стопы принялись отбивать ещё более быстрый ритм. Венти кружился, как маленький ураган, он не боялся пораниться, тогда он вообще ничего не боялся, смело прикасался к Сяо, подчинялся его рукам, что закручивали, направляли, периодически как бы невзначай касались талии, спины. Невесомо, как крылья бабочки, и внутри распускались цветы. Фурфур резвился вместе с ними, подталкивая их тела друг к другу, сплетая, связывая. А музыка становилась всё быстрее, движение сложнее и хаотичнее, Венти смеялся в голос, Сяо улыбался ему, притягивал к себе, прижимал, а тот, играясь, наоборот отстранялся, отталкивал, стреляя озорным взглядом. Когда мелодия приближалась к завершению, темп сделался совершенно безумным, Венти сам не понял, как оказался на чужих руках, упираясь ладонями в плечи, в то время, как Сяо поддерживал его под бёдра и спину. Сбитое дыхание смешалось, жаркое, отрывочное, оно обжигало, запуская по телу приятные импульсы. Золото и небо, они слились воедино, и Венти слышал едва различимую шаманскую речь. Когда же Сяо раскроет ему значение этих слов? Всё на что он был способен пока — теряться в надёжных руках без шансов на спасение. Что значило это чувство? Кажется, Венти начинал понимать. И это пугало. Сяо опустил его на землю, всё ещё сжимая тонкую талию. Ему потребовалось время, чтобы набраться смелости отпустить Венти, перед этим притиснув обманчиво хрупкую фигуру к себе, дыхание опалило щëку. Лёгкий поцелуй за ухом выбил почву из-под ног, Венти стремительно покраснел, превращаясь в очаровательную картину из сладких грёз. Его полуденный сон. Его вечность. Его смысл. — Спасибо тебе. — сокровенный шёпот. Венти непонимающе моргнул, будучи всё ещё под впечатлением. — За танец, за эти эмоции. За всё. За то, что ты есть. — тёмная прядь выбилась из аккуратных кос во время танца, Сяо бережно заправил её за алое ушко, следуя какой-то въевшейся под кожу привычке. Большой палец погладил щëку, коснулся приоткрытых губ. — На нас все смотрят. — в глазах Сяо читались смешинки. Венти отрывисто выдохнул, его растерянный, но горящий взгляд распалял, искушал продолжить, сотворить что-то безумное, бездумное и абсолютно безнадёжное. — Пойдём, Венти. — небесные очи скрылись за пушистыми ресницами, щека прижалась крепче к ладони, покрытой мозолями. Сяо так желал прикоснуться губами к чужим столь желанным. — Венти, если мы сейчас не отойдëм друг от друга… — древняя речь приятно ласкала слух. — Я тебя поцелую. — сладкое чувство заполнило сердце Сяо при ощущении дрожи Венти, при виде того, как расширились его зрачки, стоило глазам распахнуться. Он хотел этого, его руки на плечах Сяо сжались. Они чудом отстранились, тянуло обратно в тепло объятий, в безопасность и нежность. Кавех наблюдал за ними с понимающей улыбкой. Ясно. Всё с ними ясно. Уколола лёгкая зависть. Кавех с упоением выбирал себе новые краски. Обычно ему приходилось заказывать принадлежности через Аль-Хайтама, что было крайне неэффективно, ведь этот обалдуй ничего не смыслил в искусстве даже по указанием и чётким инструкциям Кавеха. Иногда архитектор отправлялся в магазин самостоятельно, но всегда ощущал неловкость. Сейчас же его ничего не сковывало, поэтому Кавех спокойно выбирал всё необходимое, параллельно рассказывая своим попутчикам о различных кистях и красках, в независимости от того слушали его или нет. Ему стало лучше после танца, хандра отступила, напомнив, что Кавех, вообще-то, не из того типа людей, хотя и любил драматизировать порой. — Цель моей жизни — построить шедевр, превосходящий творение Ухао. — признался Кавех, рассматривая очередную кисть. — Моей первой попыткой была постройка Алькасар-сарая, за год до выпуска из Академии. Вышло неплохо, хотя многие критиковали меня за использование большого количества декоративных растений. Да и не только по этому поводу. А вот мой выпускной проект отклонила комиссия… Хоть сейчас я и сам уже не столь восторженно к нему отношусь, но тогда это стало для меня неизгладимым ударом. — день и ночь он корпел над чертежами, готовился. Кавех горел этой затеей, он дышал ей. И когда ему чётко дали понять — делай как все, иначе диплома не видать — Кавех не выдержал. Месяца без нормального сна, восхищение работой, энтузиазм — всё сгорело в одночасье. Тогда он просто схватил первый попавшийся листок, вроде бы там были черновые математические расчёты, и написал на нём заветные слова, после чего швырнул на стол заявление на отчисление. Взыграла и утоптанная годами гордость, по которой проехалась Академия в который раз. Хватит. Плевать на последствия, даже сейчас, когда первичный гнев уже ушёл, Кавех не изменил своего решения. Он бы поступил также, если бы ему дали возможность вернуться в тот злополучный день. Довольный закупкой всем необходимым, Кавех шёл чуть ли не вприпрыжку, сжимая пакет. Он почувствовал прилив сил, без остановки щебетал обо всём на свете, строя из себя настоящего гида: рассказывал про торговцев, товары, историю рынка, провёл их на Большой базар, находящийся под землёй, где стояла сцена местного театра — как раз того, которому принадлежала Нилу. Он затронул и Сумеру в целом, непростые взаимоотношения пустыни и леса, стену Самиэль на их границе, воздвигнутую Данталионом, чтобы разделить враждующих, и то, как в нынешнее время Кусанали старалась исправить эту ситуацию. — Сайно был выходцем из народа пустыни, так? — внезапно подключился к обсуждению Сяо, заметив несостыковку. — Как вы могли дружить? Он жил здесь? Но каким образом? — Тигнари тоже изначально проживал не в городе, а в лесу Авидья. Его оттуда забрал его будущий учитель. То же случилось и с Сайно. В итоге эти двое росли и учились вместе. — а сейчас, похоже, всё пошло под откос. Но спрашивать об этом никто не стал. — Яблоки! Свежие яблоки! — голосила торговка с другого конца улицы. Венти не мог проигнорировать зов самой вселенной, он так соскучился по вкусу яблок. — Прямиком из Мондштадта! — это стало последней каплей, Венти резво развернулся на пятках и почти бегом подлетел к прилавку. — Молодой человек, не проходите мимо! — как будто он мог, энтузиазм Венти хлестал через край. — Свежие, спелые, сочные! Попробуйте! — глянец гулял по красной кожуре, придавая ещё большей аппетитности фруктам. Венти и рта открыть не успел, как ему в руки уже вручили яблоко, параллельно протянув пару золотых монет торговке. Кавех подмигнул ему, также взял по яблоку себе и Сяо. Можно сказать, что он возвращал долг за несколько беззаботных часов в оживлëнном городе. Что ж, мондштадтские яблоки определённо отличались от тех, что встречались в Ли Юэ, по скромному мнению Сяо, очевидно. Сладкие, но не приторные, сочные и нежные. Сок блестел на губах, ошеломительный вкус поражал. Такой простой, ничего необычного и изысканного, но почему-то он запоминался, врезался в мозг. А Венти… Он прикрыл на мгновение глаза, чтобы сдержать всколыхнувшиеся чувства. Будто на самом деле вернулся домой, такой привычный вкус, хруст при каждом укусе — яблоки не мягкие, отнюдь нет, но и не чересчур жёсткие, что делало их необыкновенно сбалансированными. Сейчас бы ещё глоток одуванчикового вина, тогда бы его сердце точно не выдержало прилива ностальгической сентиментальности. Неконтролируемый вопрос вырвался наружу: — Как там в Мондштадте? — торговка была грузной женщиной лет сорока. Она заметно оживилась, видимо, относилась к тому распространëнному типу продавцов, жадных до разговоров. Неважно пустых или дельных. — Ох, а вы оттуда, что-ли? Путешествуете? — Венти неопределённо пожал плечами, мол, понимайте как хотите. — Да сложно сказать, как там. В город-то чужестранцев не пускают. За стены, в смысле. — Венти сконфуженно посмотрел на Сяо, по лицу которого становилось очевидно — он знал об этом. Частично, не вникая в подробности, ведь тогда его едва ли интересовали события в Мондштадте, но всё же. — До сих пор поражает статус города безбожников. Возможно, в стенах столицы происходит что-то странное? Слухов много разных ходит, но верить им себе дороже. — Город безбожников? — переспросил Венти, недоумëнно нахмурился. Что это значит? Торговка уставилась на него не менее удивлëнно. — Как? Вы не слышали? — настроение постепенно улетучивалось, вся лёгкость, приобретëнная за день, таяла на глазах. — В Мондштадте меньше всего благословлëнных. Их там практически нет. Поэтому и стали звать городом безбожников. Странно. Всё это странно. Венти брёл вперёд, низко склонив подбородок, в руке зажато недоеденное яблоко. Как ему следовало отреагировать на новость о том, что Глаза Бога не жаловали Мондштадт? Радоваться, что его людям не приходилось страдать? Однако отчего-то на языке со сладостью яблока смешивалась непонятная горечь. Так ли всё просто? И почему столица закрыта? Сразу вспоминались события давно минувших дней, буря, окутавшая регион, Декарабиан, слившийся воедино с собственной ненавистью. Тревога нарастала в геометрической прогрессии. Она разрывала Венти на части. Хотелось сорваться как можно скорее в Мондштадт, и одновременно внутренний голос шептал: «Не смей.» Неизвестно кто это говорил — его совесть, страхи или что-то другое. Кавех с неохотой покинул их, когда солнце приблизилось к горизонту, помня о доставке вина. Как бы его не бесили подачки Аль-Хайтама, пропадать добру не стоило. Венти же повёл Сяо прочь из города, что стало полнейшей неожиданностью для него. Он не решался поинтересоваться, куда они направлялись, видя сломленное состояние Венти, а ведь ещё недавно он беззаботно улыбался, растворяясь в музыке. Несправедливо, что он был вынужден так скоро отречься от счастливых впечатлений. Словно злобная насмешка жизни. О статусе Мондштадта, как города безбожников, Сяо смутно слышал когда-то, уже в который раз пожалел, что раньше никогда не интересовался ни этой страной, ни её Архонтом… Архонтами, ведь каждый из них был до ужаса странным. Венти, Декарабиан, новый Анемо Архонт — каждый представлялся по-своему загадочной, неоднозначной личностью. — Как его зовут? — будто прочитал чужие мысли Венти. Закат окрасил небосклон в цвет пылающих костров, однако вскоре он скрылся за массивными кронами деревьев густого леса. — Новое Божество Мондштадта. — уточнил на всякий случай, хотя всё и без того очевидно. — Андрас. — холодный ветер запустил мурашки по коже. Сяо нервно повёл плечом. — Извини, но я сам ничего о нём не знаю. — Венти и не ожидал иного ответа. Он остановился, припав лбом к стволу ближайшего дерева. Он слышал бурление элементов внутри, самых разных. Дендро, что было предсказуемо, Гидро, заменяющего растению кровь, и Анемо, потому как его элемент был повсюду. Венти повернулся к Сяо, спина прижалась к коре, блеснули голубые глаза, отражающие целый мир. — Зачем мы здесь? — Венти только и ждал, пока его спросят. Медленно выпустил воздух из лёгких, затем осторожно вдохнул, как будто боялся, что его лёгкие лопнут от неосторожный действий. Неожиданно тонкие пальцы обхватили изящную флейту. Почему такой выбор инструмента? Не лира, а именно флейта, которую Венти в основном использовал только чтобы усмирить бушующую тёмную энергию внутри Сяо. — В лесах Сумеру проживает один необычный народец, чем-то напоминающий кицунэ в Инадзуме. — сменил предмет обсуждения, так как далее говорить о Мондштадте не имело смысла. Пустые предположения ни к чему дельному не приведут, только ранят. — На своём веку они повидали множество Архонтов, но всегда придерживались нейтралитета и спокойно жили сами по себе. Я говорю об аранарах. — можно было догадаться. Венти ловко прокрутил флейту в руках. — Они довольно древние создания, поэтому могут что-то знать о Небесном расколе. Во всяком случае мы попытаемся что-то выяснить. Есть ещё несколько источников, где потенциально может быть интересующая нас информация. Туда входит и дом Даэны — библиотека Сумеру, и пустыня. Но о ней как-нибудь потом. — Ты хочешь встретиться с аранарами? Насколько мне известно, они показываются только перед детьми. — Так и есть. — звонкий смешок, покоряющий сердца. Настроение Венти малость улучшилось, что порадовало Сяо. Видеть его разбитым слишком больно. — Видимо, они воспринимают меня, как ребёнка, раз никогда не убегают. — возможно, было и что-то ещё. Венти аккуратно провëл ногтëм по утончённому узору на флейте. — Также аранары любят музыку. Если сыграть особую мелодию, то они придут. Вообще мы могли бы попробовать пойти в Ванарану, где находится их поселение, но это уж больно далеко. — с мечтательным придыханием сообщил Венти. Ванарана подобна сну, хрупкой грани реального и нереального, он любил это место за нескончаемый романтизм и красоту иллюзорности. — Аранары не испугаются моего присутствия? — вполне логичное волнение. То, что они считали Венти ребёнком, не делало Сяо таким же. К тому же вдруг они способны почувствовать демоническую кровь? Венти лишь отрицательно покачал головой. — Пока ты со мной, всё в порядке. — и заиграл. Мелодия необычная, звонкая и переливчатая. Она немного отличалась от обычного репертуара исполнения Венти, но общее настроение сходилось. Сяо подошёл к нему, опëрся плечом о дерево. В отличие от Венти, он не закрыл глаза, а наоборот впитывал всю красоту момента, его одновременную быстротечность и вечность. С невиданной жадностью, почти детским любопытством. Ветер вторил музыке, он пробуждал природу ото сна, листья шептали на непонятном языке, изредка показывая тёмное небо по ту сторону леса, приоткрывая купол природы. Иллюзия для сокрытия внешности была снята, и если бы какой-то любопытный путник направился на звук пения флейты, то лицезрел бы невероятную картину двух силуэтов в полумраке, стоящих близко друг к другу, поблëскивающие голубым косы, проникновенный взгляд, направленный на музыканта. Музыканта, играющего на струнах самого мира. Мелодия исцеляла и почти усыпляла, Сяо почувствовал тяжесть, слабость в конечностях. Сперва он решил, что во всём виновата музыка, но потом подумал, что, возможно, дело не в ней, а в общей обстановке, спокойствии вечера, что сливался с пением флейты. Сяо наблюдал за Венти из-под прикрытых век, и столько невысказанных слов разливалось морем эмоций в его взгляде, что можно было задохнуться. Венти не видел этого, но эмпатия давала возможность ощутить всю глубину момента. Он плохо понимал, что происходило между ними, почему сердце так грохотало в груди. И возникало ощущение, что как только Венти разберётся в происходящем — всё исчезнет. Послышались шаги, мелодия близилась к своему завершению. Венти встретился с Сяо взглядами. Но вместо ожидаемой безмятежности, Сяо увидел его встревоженность. Природа, что ранее выполняла роль колыбели, обратилась удушающими оковами. Ветер стих, тишина неестественная, пугающая. А шаги всё ближе. Флейта исчезла. — Аранар здесь нет. — Венти уставился на густую чащу, где явно кто-то был. Хлопки, саркастичные аплодисменты, выражающие насмешку. Ребёнок, маленькая девочка вынырнула из тьмы. Белые волосы и безумная, предвкушающая улыбка. Сяо неосознанно шагнул вперёд, закрыв Венти плечом. Ком встал посреди горла. Первородный ужас, вызванный неизвестно чем. Хотелось убежать прочь как можно скорее, но ноги приросли к земле. Дрожащий голос Венти неуверенно произнёс: — Лина? И всё застыло в ожидании.