Дорога домой

С утра рынок ещё только-только набирал привычный бурный ритм. Кусанали вприпрыжку шла чуть впереди Сяо, призывая следовать за собой. Сначала он было решил, не слишком ли странно, что Дендро Архонт так спокойно гуляла по городу в компании «студента» Академии, к счастью, Нахида быстро убедила его, что для неё это в порядке вещей. Она легко находила общий язык с людьми и могла без особых трудностей приглашать их на подобные прогулки. Другое дело, что не всегда людям удавалось вести себя непринуждённо в компании Божества. — Малая властительница Кусанали, вы за вином? Как обычно? — приветственно улыбнулся торговец. Нахида ответила ему тем же. — Да, доставьте к храму Сурастаны к вечеру. — так называлось место обитания Дендро Архонтов, располагающиеся на вершине Академии. Вернее, пристанище Нахиды, ведь Данталион предпочитал всё время проводить в лабораториях. — Как ваши дела? Вижу, торговля идёт в гору. — она без проблем находила тему для разговора, увлекая торговца в приятную беседу, пока тот делал запись о заказе Кусанали. И самое важное — Нахида действительно слушала его со всей внимательностью, отвечала, давала советы, коли требовалось. Сяо поймал себя на мысли, что ему невообразимо спокойно. В этом не очнувшемся ото сна городе, слушая звонкий голос Нахиды, он чувствовал, как с плеч уходил тяжёлый груз ответственности. — Было приятно с вами поболтать. Удачного дня! — она проследовала дальше по улице, обернулась на застывшего Сяо, ожидая, пока тот догонит её. — В этот день я люблю ходить по городу и собирать те вещи, что напоминают мне о потерянных друзьях. Ты тоже можешь попробовать. Даже если в Сумеру ты не обнаружишь ничего подходящего, у тебя есть самое главное — память о них, так ведь? — риторический вопрос. Значит, очередная прогулка по городу? Не то чтобы он жаловался, но время тикало, ключ по-прежнему не найден, а Небесный раскол всё также неизведан. — Расслабься, Сяо, для этого я тебя и позвала. Ты уже почти закончил с переводом той книги, так что не вини себя за то, что один день ты попробуешь отдохнуть. Когда ты спал в последний раз? Неделю назад? Не забывай о себе. — тут она попробовала иную тактику, особо не рассчитывая на положительный результат. — Барбатос не хотел бы, чтобы ты так убивался. — Сяо хмуро уставился на неё. Отрицать бессмысленно, тем более Венти явно не просто так упомянул о таком ежегодном событии в Сумеру в их последнем разговоре. — Мы говорим не о какой-то ерунде, а о смерти целого мира, в конце концов. — возмутился Сяо, не признавая поражения. — Ты же понимаешь, чем чреваты последствия. Почему ты так спокойна? Или же… — Нахида остановилась, повернулась к Сяо, ожидая, пока тот закончит. Выражение её лица было сложным. — Ты бежишь от груза вины за своё бездействие? — бывали такие моменты, когда Боги казались недостижимыми, всесильными, а в следующий миг они становились всего-навсего напуганными детьми, не знающими как справиться с проблемой. Нахида сконфуженно поникла, нервно одëрнула подол платья. Хотела ли она помочь? Безумно. Но внутренние установки требовали оставаться на стороне Данталиона. Потому что он её семья, нет никого ближе, чем дорогой старший брат. Предать его доверие, выдать ключи? Она бы не посмела. Уже один тот факт, что она хранила много тайн от Данталиона, разрывал её хрупкое сердце. — Один день, Сяо. — она раскинула руки в стороны, как если бы собиралась объять целый мир. — Дай мне один спокойный день. И после мы оба вернёмся в привычную нам суету. Сяо не мог ей отказать. В Нахиде он видел что-то родное и в то же время чужое. Тигнари упоминал о навыках манипулятора малой властительницы Кусанали. Уж не применяла ли она их? Как иначе объяснить, что недоверчивый ко всему живому Сяо безропотно следовал за чужим ему Божеством? Или он уловил в Нахиде хорошо известную ему печаль, что привело к поиску понимания, а поиск понимания — к гармонии между двумя такими разными созданиями? Он устал искать ответы, череп трещал от беспрерывной мозговой деятельности. — Ты всегда так пристально разглядываешь мои глаза. — вдруг заговорила Нахида на ответвлëнную тему. Она приметила вдалеке прилавок с фруктами, сразу направилась туда. — Тебя поражает форма моих зрачков? Скажу честно, я была такой, сколько себя помню. Извини, но никакой увлекательной истории здесь нет. Но иногда я вижу с их помощью что-то необычное, думаю, это души мёртвых, которые не смогли покинуть наш мир. Жаль, что я никак не могу им помочь, они не слышат меня, а я вижу лишь их размытые образы. — её способность слабее, чем у Ху Тао, но суть та же. Каким образом? Ведь сестра стала такой под воздействием крови демона. Как Нахида получила этот дар? — Здесь продают фрукты со всего Тейвата. — она кивком указала в сторону торговой лавки. — Может, выберешь что-то себе? — Кусанали ускорила шаг, продавец сразу обратил внимание на приближение Архонта и рассыпался в любезностях. — Мне как обычно: орехи аджиленах и фиалковые дыни. А моему спутнику?.. — Сяо задумчиво пробежался взглядом по прилавку. На самом деле ничто не зацепило его, не напомнила о погибших. Разве что наливное красное яблоко натолкнуло на относительно недавнее воспоминание, как Венти сначала убедил его попробовать приторную сладость пустыни, а затем вкуснейшие мондштадтские яблоки. Вкус до сих пор оседал на языке лёгкой сладостью. — Сяо? — Одного яблока будет достаточно. — он скучал по Венти куда сильнее, чем думал. Фарузан расставила тарелки на столе, по центру красовалось блюдо с угольными лепёшками аджиленах, приготовленными по особому рецепту профессора, три кружки уместились рядом с тарелками: в двух был несладкий чай, в последней горький кофе с добавлением молока — Фарузан не одобряла пристрастия Кавеха к концентрированному напитку и всегда разбавляла его небольшой порцией молока и ложкой сахара. Профессор хозяйничала на чужой кухне, как у себя дома, она неоднократно оставалась у ребят с ночевой и научилась ориентироваться. И, в конце концов, где ей ещё сыскать удовлетворения потребности готовить? Для себя Фарузан ленилась печь что-либо, а вот ребят хотелось порадовать. — Просыпайся, соня. — сказала Фарузан, приоткрыв дверь в комнату Кавеха. Тот спал в крайне интересном положении, свесившись головой с кровати, рядом валялись чертежи. Часть из них была незавершённой, часть давным-давно задвинута в долгий ящик. На подушке обнаружился усовершенствованный руками Фарузан мехрак, показывающий какую-то голограмму. Профессор неспешно принялась собирать забытые листы бумаги, аккуратно сложила их, убрала на рабочий стол. Она подошла к мехраку, коснулась изображения какого-то здания, повернула его, разглядывая с разных ракурсов. Эх, если бы только этому мальчишке дали возможность, он бы преобразил Сумеру до неузнаваемости. — Кавех, уже утро. — она осторожно тронула архитектора за плечо. — Завтрак стынет. И кофе тоже. — Я же знаю, что вы его опять разбавили. — пробурчал в полудрëме Кавех, перевернулся на другой бок. — Дайте мне спокойно напиться и умереть от сердечного приступа. — Выключи драму, иначе я сама обеспечу тебе короткий путь на тот свет. — сон сошёл практически мгновенно, фантомная боль ударила в ухо, напомнив, что профессора злить нельзя. — Что это за проект? Такой детализированный, но очень смелый, надо заметить. Ты рискнул взять не только архитектуру Сумеру, но и совместить её со стилем пустыни. Общество бы не одобрило. — Фарузан умело управляла положением голограммы, видно было, что именно она создала мехрак, отточенные движения выдавали её. — Но работа невероятная. Жаль, не понял бы никто. — Это мой дипломный проект. — ошарашил Кавех. Раздался надрывный кашель, Фарузан пару раз ударила себя по груди, не то чтобы ей это помогло. Распластавшийся по кровати Кавех наблюдал за потугами профессора усмирить истерический смех — или слëзы? — забросил ноги на стену, став ещё больше похож на ребёнка. — Да, Аль-Хайтам уже назвал меня идиотом, вы опоздали. Я горбатился над работой полвечности, а приёмная комиссия послала меня далеко и надолго, что очень предсказуемо, но я верил в чудо до последнего. Они назвали меня наглецом, посмевшим совместить «превосходную архитектуру Сумеру» с «грязной культурой дикарей». Прямая цитата. — Кавех щëлкнул пальцами, и голограмма изменилась, появились бесконечные расчёты, цифровые значения, вычисления. Он вложил всю душу в проект, это заметно невооружённым глазом. — Их предрассудки меня бесят. У пустынного народа невероятная архитектура, чего одни только пирамиды и гробницы стоят! И они всё равно принадлежат Сумеру в той или иной степени. Я совмещаю не культуру двух народов, а две грани одного общества. В чëм я провинился? В том, что не хочу поддерживать вражду? В том, что вижу красоту? В чëм?! — Кавех ударил кулаком по ножке кровати, тут же зашипел от боли. Надо же, кожу на ребре ладони содрал, вот так незадача. — В романтизме. — Фарузан успокаивающе растрепала светлые волосы Кавеха, выключила голограмму, но образ потенциального шедевра архитектуры так и застыл перед взором. — Ты безнадёжный романтик, дорогой мой. И это тебя погубило в циничном обществе Академии. Ну и плевать на них. Что сделано, то сделано. Сами найдём выход, не впервой. — знать бы ещё, где его искать. Пока Кавех лишь бродил по этому бесконечному лабиринту, натыкаясь на тупики. — Скоро же должна пройти презентация проектов. — каждые полгода самые смелые учёные могли проявить себя, выступив перед народом и верхушкой Академии на открытой демонстрации, где имели право представить свои проекты и получить финансирование. Преимущества этой презентации состояли в том, что решение того, какие проекты одобрить, зависило не только от начальства Академии, но и от простого люда. Фарузан довольно часто принимала участие в презентациях, хотя далеко не всегда ей удавалось завоевать зрительские симпатии, что уж говорить о людях из Академии, считающих её исследования бесполезными. — Попробуй поучаствовать в ней. Только помни, что на такие мероприятия нужно принести то, что на самом деле завлечёт людей. — Кавех попробовал как-то раз принять участие в презентации, но Академия его просто задавила. Даже то, что зрители приняли его весьма радушно — обаяние довольно страшная сила — не помогло убедить стариков одобрить его работу. — Попытайся. Ты ничего не потеряешь. — кроме нервной системы. У Кавеха кончился заряд энергии, он устал бороться с бессердечной Академией. — Всё. Хватит валяться. Садись за стол, а я пока пойду достану второго проблемного ребёнка. Фарузан хлопнула Кавеха по лбу, покинула комнату, слыша недовольное копошение. Послушался, какой молодец. Профессор слегка улыбнулась, постучала в дверь, за которой скрылся от внешнего мира местный трудоголик, дозволения войти не последовало, но Фарузан это не смутило, и она спокойно перешагнула порог. Ожидаемо Аль-Хайтам горбатился за столом над новым терминалом, делом был крайне увлечён, однако то, что в комнате он теперь не один, наверняка понял. Кого-то удивило бы, что представитель Хараватата занимался конструкцией механизма, но, похоже, эта дурость имела заразительный характер, ведь Фарузан была такой же. Вообще было бы странно, если ребёнок, выросший под присмотром гениального механика, оказался бы равнодушен к данной науке. Аль-Хайтаму нравилось наблюдать за работой профессора, впрочем, он никогда профессором её не звал, потому что в Хараватате Фарузан не преподавала. У Аль-Хайтама никогда не возникало мысли сменить профиль обучения, перевестись на другой даршан, его интересовали языки, он видел в них своё призвание, но механизмы по-своему увлекали юный разум. Как хобби, с которым ты никогда не свяжешь свою жизнь, невинное увлечение. Кто бы подумал, что в итоге всё обернётся нелегальной пересборкой Акаши? Фарузан помнила, как будучи ребёнком, Аль-Хайтам просил её дать пару уроков, уважительно обращаясь «мадам». А затем уже взрослый парень пришёл к ней с точно такой же целью, держа в руках первый восстановленный терминал Акаши. Он не просил помощи у Фарузан, а та, откровенно говоря, не хотела браться за восстановление машины, которая однажды едва ли не убила её — Фарузан крайне повезло остаться практически невредимой, в то время, как множество людей погибло, а Аль-Хайтам повредил слух. Фарузан знала о сотрудничестве малой властительницы Кусанали с Аль-Хайтамом, Дендро Архонт тоже желала возродить терминал, она объяснила Аль-Хайтаму основные моменты, что помогло ему взяться за работу. Фарузан же в довершение провела небольшую консультацию. Почему Аль-Хайтам принял такое решение? Наверное, он видел потенциал в Акаше. Как человек, увлечённой наукой, хоть по нему и не скажешь, он видел колоссальную потерю для человечества при отключении терминала. А позже Аль-Хайтам придумал, как Акашу усовершенствовать, добавив возможность связи между владельцами терминала, и именно этот пункт стал ключевым для них. — Несладкий чай и фирменная выпечка. — без ненужных церемоний огласила Фарузан. — Звучит заманчиво, не находишь? — иногда она правда не понимала, как эти двое выживали без неё. Они вообще ели? Раз в день хотя бы? — Когда вы помиритесь наконец? — Фарузан не стесняла ребят постоянным присутствием, у неё и свой дом есть, но периодически захаживала, чтобы подкармливать подопечных. И всякий раз натыкалась на их задумчивые взгляды в сторону друг друга. С её возвращения прошло достаточно времени, а они всё никак не сдвинутся с мёртвой точки. — Мы не ссорились. — опровергнул её слова Аль-Хайтам, обернувшись. Фарузан скептически выгнула бровь. — Может, это ты думаешь, что вы не ссорились, а у Кавеха в голове уже сценарий того, как он утопит тебя в реке? — зная излишнюю драматичность соседа, такое утверждение вполне имело место быть. — Я точно поседею с вами. — Фарузан в раздражении помассировала виски. У неё скоро мигрень начнётся от этих детей. — Когда вы научитесь разговаривать друг с другом, вселенная схлопнется. Она вышла за дверь, зная, что Аль-Хайтам последует за ней. Так и случилось, и уже в следующий момент они вдвоём зашли на кухню, где с недовольным лицом цедил кофе Кавех. Нет бодрящей горечи, как жестоко со стороны профессора. Фарузан намеренно расставила тарелки с кружками так, чтобы Кавех и Аль-Хайтам сели рядом, а она сама напротив них. Воздух искрился от напряжения, Фарузан недовольно цокнула. Что за люди? Позавтракать спокойно не могут! Профессор старалась разбавлять хмурое молчание непринуждённой беседой, выходило не очень. Оба толком не поели, одни бокалы опустели с завидной скоростью. Фарузан барабанила ногтями по столу, осматривая наглецов, посмевших пренебречь её заботой. Она вдруг вскочила на ноги, стул упал на пол от резкости, а Кавех и вовсе едва язык не прикусил. — Собирайтесь. Мы идём дышать свежим воздухом. — возражения не принимались, это очевидно. А кто посмеет сказать что-либо против, Фарузан лично за ухо потащит на улицу. — Сегодня день памяти. Надо провести его, как полагается. — пускай повсеместно это событие уже не праздновали, ничего не мешало людям брать инициативу в свои руки. — Вам пять минут на сборы. — громко топая, Фарузан удалилась прочь. Аль-Хайтам и Кавех переглянулись. День будет долгим. Сяо пришёл к выводу, что Нахида планировала устроить пикник, судя по закупкам еды самого разного происхождения: традиционные сумерские блюда, диковинки пустыни и инадзумские сладости. Последнее, вероятно, в память о Макото. Кусанали в потоке людей вела себя так же естественно, как Венти, когда они отправились гулять по улицам в первый день. Она поддерживала беседу с продавцами, общалась с детьми, что бегали по городу извечным ураганом. Они везде были одинаковые, сразу вспоминалась Инадзума, где Сяо лицезрел аналогичную картину. Да и в Ли Юэ всё было так же, и в его родной деревне шаманов, где малышня носилась с расписным каэлумом. Сяо не нашёл то, что напомнило бы ему о погибших. По большому счёту, он и не пытался. Не видел смысла, ведь как Нахида и сказала, у него было самое главное — память о них, пускай местами и замыленная пеленой прожитых лет. Он следовал за Нахидой, пока та собирала все необходимые вещи, и не чувствовал в том ничего предосудительного. Справившись с внутренним негодованием по поводу того, что он впустую тратил время, Сяо попытался поддаться моменту и его атмосфере. И в его сердце распустился нежным цветком покой. Он позволил себе остановиться и посмотреть вокруг, замедлить нескончаемый бег с призрачной целью. Нахида не настаивала на его участие в разговорах, Сяо мог просто молча стоять в стороне, главное, чтобы он чувствовал себя комфортно. Иногда она предлагала ему попробовать какую-нибудь сумерскую закуску, Сяо соглашался раз через раз, всё-таки местная любовь к пряностям его немного пугала, хотя в Ли Юэ царил точно такой же культ острого, который Сяо тоже не понимал, как и пристрастие Венти к сладкому… Ну, вот опять он вспомнил о нём, всё неизбежно сводилось к Божеству, занявшему важное место в сердце Сяо. Нахида долго беседовала со старушкой, торгующей цветами, хотя и не сделала у неё заказ — обычный разговор, направленный на поднятие настроения собеседника. Сяо не особо вслушивался, его туманный взгляд блуждал по окрестностям, цеплялся за облики играющих детей, за уличных танцоров и музыкантов, затем переключился на цветочные композиции, двинулся дальше, как вдруг замер на нежных лепестках знакомых цветов. Глазурная лилия. Гуй Чжун обожала их. Ох, он всё чаще и чаще вспоминает о ней, так на него влияла вероятность, что они с Венти могут отправиться в Ли Юэ перед тем, как отплыть обратно в Инадзуму? Это была единственная вещь, помимо яблока, которую Сяо купил на рынке в тот день. Устоять перед Глазурной лилией невозможно, один её вид напоминал Гуй Чжун, её нежность и любовь, что она дарила всем вокруг: людям, Яксам, адептам, Властелину камня, Аждахе. Она первая оставила их, затем Яксы уходили один за другим, Аждаха лишился рассудка и был запечатан. Внезапно пришедшая на ум мысль показалась Сяо до отвращения жестокой: Гуй Чжун повезло покинуть мир первой. Она не встретила смерти ни одного из Якс, которых оберегала, не застала разрушение личности Аждахи, не видела того отчаяния, что не покидало Властелина камня, срослось с костями. Она ушла раньше. И Сяо слышал что-то о том, что Венти обещал защитить Гуй Чжун, но не смог, помнил желчные обвинения Хранителя облаков. Но Властелин камня никогда не говорил об этом, а после того, как Сяо узнал, что на самом деле случилось с Макото, он отказывался верить чему бы то ни было, пока Венти лично это не подтвердит. Не защитил… Сяо помнил, при каких обстоятельствах погибла Гуй Чжун. Так неужели Венти был рядом в тот момент? Дыхание перехватило. Это его размытый силуэт пронёсся мимо Сяо в тогда? — Гуй Чжун? — спросила Кусанали, кивнув на Глазурную лилию в руках Сяо. Они уже отошли от торговой лавки, двинулись в неизвестном направлении, минули многолюдные улицы и, неожиданно, оказались за пределами города. — Я мало, что знаю о ней, честно говоря. Всё-таки она не была Архонтом и Ли Юэ не покидала, что ограничивало наши встречи. Но у меня есть представления о её характере. Кем она была для тебя? — Сяо не думал, что они придут на кладбище. И его размеры… Поражали. Мельком оглядывая надгробия, Сяо с ужасом понимал, что многие из них довольно свежие. Это всё жертвы сбоя Акаши? Похоже, что так. — Наставником, другом, почти матерью. — сильнее всего потерю Гуй Чжун переживал Властелин камня, что понятно без лишних слов. Они были давними товарищами, прошли вместе через сотни сражений, оберегали Ли Юэ вдвоём. — Почему мы здесь? — Чтобы почтить память тех, кого я не уберегла. — Нахида подходила к каждому надгробию, касалась его кончиками пальцев, и Дендро оплетал голые плиты изумрудными узорами лиан. — Акаша должна была быть подарком людям, а стала их гибелью. Это то, что я никогда не смогу себе простить. — ряд за рядом, могила за могилой, унылый серый камень обращался утончëнной красотой зелени. — Когда Аль-Хайтам изъявил желание восстановить Акашу и пришёл ко мне, я удивилась. Неужели кто-то готов взяться за неё после той трагедии? К тому же Данталион поставил запрет на её восстановление. Брат не видел смысла в доработке технологии, ему вообще не нравилась затея передачи данных Ирминсуля смертным. А мне хотелось дать им эту возможность. Кусанали не успокоилась, пока не обошла всё кладбище, не прикоснулась к каждому надгробию, даря своё благословение. Понимала ли она, что невиновна, что причиной бед стали сами люди, а не Акаша и, тем более, сама Нахида? Сяо полагал, что нет, она всецело несла этот груз ответственности, коим не хотела делиться даже с Данталионом. Жертвенность, любовь к жизни и народу… Идеальный Архонт, жаль, что её так ограничивали в полномочиях. Подобно Венти, что когда-то собственноручно разбирал мёртвые тела на увядшем Море одуванчиков, Нахида бродила среди сотен могил, надеясь подарить хоть какое-то успокоение. И её таинственные глаза, видящие больше положенного, то и дело смотрели куда-то в сторону. Пыталась ли она успокоить души или саму себя — разве это так важно? Она любила каждого человека на этой земле. И этой любви в ней с избытком хватит на весь Тейват. Фарузан привела ребят очень вовремя. Могильные плиты сияли зеленью листвы, свидетельствуя о недавнем визите малой властительницы Кусанали. Могилы родителей Кавеха и Аль-Хайтама отыскались легко — четыре надгробия стояли в одном ряду совсем рядом. Профессор прекрасно осведомлена, что обычно никто из её протеже сюда не ходит ни в день памяти, ни в любой другой. Они ненавидят это место, оно напоминает о больном прошлом, о том, как за считанные мгновения дети лишились семьи. — Вы не должны их забывать. — лицо Кавеха исказила гримаса боли после слов Фарузан. Забывать? Как бы он хотел забыть тот день, когда увидел застеленную телами комнату. Детская психика не выдержала такого давления, он обессиленно сполз по стене на пол, закрыл голову руками, чтобы не видеть этот кошмар. Всего лишь сон, вот он проснётся, и всё исчезнет. Запах крови бил по рецепторам, гробовая тишина заполняла пространство. И страшный сон никуда не уходил. — Как бы болезненно это ни было, они ваши родители. — Фарузан не могла подарить осиротевшим детям то, чего им не хватало — материнскую любовь. Она лишь поддерживала их в силу своих возможностей, увлекала работой, старалась направлять в нужное русло. У Фарузан не было своих детей и никогда не будет, так как это неудобно с её работой, но она вложила всё, что у неё было, в двух мальчишек, оставшихся ей на попечение. Из неё не вышло хорошей эмоциональной поддержки, мешал вздорный характер, своеобразная манера речи. — Мëртвые уже мертвы. — Аль-Хайтам провёл ладонью по плетениям зелени на каменной плите. — Нет смысла по ним горевать. — вечный поиск рациональности во всём, а в противоположном углу Кавех со своей излишней чувствительностью. — Да тебе вообще по жизни на людей плевать. — огрызнулся архитектор, находясь на грани очередного срыва. Впрочем, он не собирался продолжать конфликт и прикусил язык, будто вспомнив о чём-то. — Я не прошу горевать. — заметила Фарузан, строго оглядев обоих парней. — Я прошу помнить, Аль-Хайтам. А чем будут наполнены твои воспоминания — не моё дело. — она сцепила руки за спиной, шагнула вдоль ряда могил. — Я дам вам время разобраться в себе или мы продолжим нашу прогулку в более приятной обстановке? — горе у каждого своё. Фарузан не понять, как можно ни разу за год не явиться на могилы родителей, но и заставлять подопечных она не намеревалась. Поэтому когда она услышала за спиной топот шагов, то ответ стал ясен — они не желали здесь задерживаться. Что ж, пусть будет так. До тех пор, пока память о родных жила, она не имела права их попрекать. Если им так спокойнее — в отдалении от тихого пристанища смерти. — Мне нужно купить парочку новых инструментов, путешествие истощило мои ресурсы. Вы со мной? — Да, профессор. — ответил за двоих Кавех. Он в последний раз оглянулся на охваченные изумрудом могилы. Хоть Аль-Хайтам и утверждал, что нет смысла горевать по тому, кто уже мёртв, Кавех видел сложные эмоции в его глазах, помнил день похорон, когда сам задыхался от нехватки кислорода, не отпускал ледяную и застывшую руку матери. Потому что как только он разожмëт хватку, ему придётся повзрослеть. Священное дерево, на котором располагалась Академия, обладало тайными ходами. Причём в них не было ни одной системы охраны к изумлению Сяо, ни одного механизма или артефакта. Коридоры пролегали в стволе дерева, скрытые от простых обывателей. Как объяснила Кусанали, защиты здесь не было, потому что какое-то время о тайных ходах не знал Данталион. Они были построены ещё в годы правления предыдущего Архонта, тогда Академии не существовало, а Священное дерево было местом обитания Божества. Через эти коридоры ещё не окрепшая Кусанали иногда сбегала во внешний мир из храма Сурастаны. Тогда её перемещения были ограничены из-за слабости организма, Данталион запрещал ей выходить в свет без его присмотра. Конечно, однажды он прознал о потайных коридорах, но в качестве исключения не стал ничего предпринимать, отдав их полностью в распоряжение Нахиды. Строго говоря, она не нарушала запрета брата, гласящего не покидать стен Академии и не контактировать с людьми. Максимум, что она себе позволяла — забраться на верхушку дерева, где на одной из массивных ветвей Нахида обустроила свой собственный уголок. Пожалуй, единственное, что действительно принадлежало ей. Ветер ударил в лицо, практически сбивая с ног, что было довольно опасно, ведь полёт до земли выдался бы долгим — они наконец достигли верхушки дерева. Нахида сжимала один из пакетов, доставленных к храму Сурастаны по её заказу, у Сяо же был второй не менее увесистый. Нахида вытащила небольшое покрывало и расстелила его на широкой ветке, где уместилось бы ещё человек пять минимум. Ветер наверху был непозволительно сильным, но мощная листва преграждала ему путь, усмиряла буйную природу. Устроившись на покрывале, Нахида приглашающе похлопала по месту рядом с собой. Сяо хмыкнул, однако противиться не стал. Надо же, так он был прав насчёт пикника? Он помог Нахиде разложить еду, открыл бутылку вина, после чего передал её Архонту. Глазурная лилия трепетала на ветру, закреплëнная на одежде в районе груди. День близился к своему завершению, багряные краски охватили небосвод. — Выпьешь? — она протянула Сяо бокал вина. — Вкус довольно специфический и пряный, поэтому ничего страшного, если ты откажешься. — Сяо вообще не фанат алкогольных напитков, но всё же принял бокал, не желая обижать Нахиду, хотя та бы и не оскорбилась отрицательным ответом. Послышался звон стекла о стекло, никто не произнёс ни слова, они лишь как-то понимающе ударились бокалами, после чего каждый сделал глоток. Сяо тут же сморщился, отставил вино подальше, Нахида усмехнулась, пригубив необычный напиток ещё раз. — Я приходила сюда со своим старым другом. — начала она, взор прикован к горизонту, где виднелась стена Самиэль. — Он был нежеланным гостем в Сумеру, но брат не запрещал нам видеться, главное, чтобы люди не прознали о наших встречах. — всё ребяческое исчезло из образа Нахиды, она неотрывно наблюдала за далёкой пустыней, что наталкивало Сяо на определённые мысли. Уж не был ли её друг родом с тех земель? — Каждый год я сначала отдаю дань уважения тем, кто пал жертвой нашей с братом ошибки, затем прихожу сюда и погружаюсь в воспоминания, посвящённые лишь двум дорогим мне друзьям. — Макото и тот, чьë имя Сяо неизвестно. — А что насчёт тех, кто был с тобой при жизни человеком? Есть ли среди них достойные упоминания? — хватка на бокале с вином усилилась, глаза Нахиды застекленели. Сяо влез туда, куда не стоило? Ему просто стало любопытно, он не думал, что его вопрос повлечёт такую реакцию. — Я… — она ломано усмехнулась, прикрыв лицо одной рукой. — Не могу вспомнить. — дефект. Вот кто она. Пытаясь отпереть ту иллюзорную дверь, за которой скрывались её воспоминания, Нахида получила одну лишь головную боль и строгое приказание брата не копаться в памяти. — Думаю, ты знаешь, что Барбатос лишëн памяти о человеческой жизни. Моя ситуация похожа. — почему она вдруг открыла ему настолько личные переживания? Наверное, Нахида всего-навсего устала держать это в себе. Да и Сяо был с ней предельно честным, он ведь мог и не сообщать ей о том, что является шаманом и по совместительству Яксой. Можно сказать, это плата за откровение. — А ещё я вижу, как ты каждый раз хочешь поправить меня, когда я называю его Барбатосом. — она неожиданно перевела тему, шаловливая улыбка расцвела на лице. От её резкой смены настроения стало не по себе. — Венти, так он теперь себя называет? Прости, мне привычнее старое обращение, а ещё я всё ждала, в какой момент у тебя лопнет терпение. — Сяо понятия не имел, почему молчал до сих пор. Помнится, в случае с Яэ Мико он долго не церемонился и сразу сказал ей, какое имя ныне предпочитает предыдущий Анемо Архонт. — Венти… Это ведь не его земное имя, верно? Он не может его помнить. — Неужели каждый Архонт осведомлён о его пробелах в памяти? — поразился Сяо, на что получил задумчивый взгляд. Нахида сделала глоток вина, убрала бокал и ответила: — Он был довольно неосторожен, поэтому, да, так и есть. О моём дефекте знала лишь Макото, потому что я сама поделилась с ней этой тайной. Так получилось, потому как меня оберегал Данталион. Он не позволил никому прознать о моей проблеме. — ветер словно переменился, появился мимолётный запах дыма. Что-то горело? Но Сяо не видел полыхающего огня, а судя по тому, что он ощутил изменения на такой высоте, пламя должно было быть огромных размеров. — Мой старый друг… Он любил рассказывать мне различные истории. Он был очень необычным, его происхождение вызывало вопросы, как и его сила. Ты задумывался, каким образом я вычислила, что ты связан с Барба… С Венти? — Нахида вдруг вытянула руки вперёд по направлению к стене Самиэль, сложила указательные и большие пальцы в форму прямоугольника. — Я могу читать мысли. — Сяо чудом сохранил относительную невозмутимость. Но этой способностью обладали двое из теней Фанета, а также Астарот, которая, предположительно, была одной из них, и Венти. — Но я вижу лишь неразборчивый поток мыслей человека, обычно из него ничего дельного не выцепишь. К тому же это нарушение личного пространства, поэтому обычно я не пользуюсь этой способностью. Однако ты вызвал у меня подозрения, выбора не было. — нет, всё-таки её дар отличался от того, с чем Сяо сталкивался до этого. Венти характеризовал мысленную связь, как обычный разговор, не было никаких непонятных картин. — Эту способность я получила от своего друга. Вернее, несколько искажённых вариант. — ещё запутаннее. Венти упоминал, что мысленной связи нельзя обучиться, но что по поводу передачи дара? И что это вообще значит «получить способность»? — А вот Макото… Её невозможно было не любить. Она обладала невероятной добротой и обаянием. Ничего удивительного, что мы стали с ней близки, а с Венти их связывали столь же крепкие узы. Они понимали друг друга. Да, думаю это самое правильное выражение. Понимание. И между нами тоже оно было. Мы похожи, Сяо. Я, Макото, Гуй Чжун, хоть о ней мне известно куда меньше. И Венти. А знаешь почему? — закат отражался в поблëскивающих чем-то далёким очах. — Мы ставили жизнь во главу всего, мы ценили её, как высший дар, наши взгляды всегда были схожи, даже тогда, когда решалась судьба Каэнри’ах… — она резко оборвалась на полуслове, зрачки сжались до точки, Нахида болезненно промычала что-то, сжала голову руками. — Зараза… Не могу вспомнить. — прошипела она, одинокая слеза скатилась по щеке от невыносимой агонии. Сяо потянулся к ней в порыве как-то помочь, но Нахида отмахнулась от него. — Не надо. Сейчас пройдёт. — так и произошло. Постепенно боль отступила, а вот взгляд Кусанали на мгновение сделался каким-то пустым. — Мы похожи. — словно в полубреду прошептала она. — Да, так и есть. Хоть мы и не были с Венти друзьями, мы всё равно понимали друг друга. — смешок в никуда, запах гари стал отчётливее, что вызывало волнение. Нахида заметила его нервозность. — Не волнуйся. В Ванаране сейчас жгут большой костёр, вот ты и чувствуешь дым. На самом деле не каждый может его ощутить, как ты уже догадался, это не обычное пламя, а ритуальное, иначе бы его отголоски не добрались до нас. — Что это за ритуал? — Сяо изучал закатное солнце, направляющееся к горизонту. «Давайте встретим рассвет вместе!» — всплыли слова Якс. Да, встретили они его вместе. А закат Сяо провожал уже без них. Тупая боль в районе сердца, Глазурная лилия поникла, словно уловив его состояние. Вероятно, он не проникся этим днём так, как того хотел Венти. Для Сяо лучший способ вспомнить об ушедших — вернуться в Ли Юэ. Не исключено, что он чего-то не понял, что если бы он пошёл в Ванарану вместе с Венти, то увидел бы куда больше, но ему этого и не надо, его устраивала компания шального ветра, запаха леса, закатного солнца и Дендро Архонта. Не хватало только одного неугомонного Божества. — На деревянных табличках пишутся имена тех, кого уже нет с нами, а затем их бросают в костёр. Это если коротко и не углубляясь. — Нахида снова потянулась за вином, пряная жидкость опалила горло. — То, что мы чувствуем запах дыма — свидетельство того, что костёр поглотил огромное количество табличек. Нужно ли мне уточнять, что я не чувствовала влияние ритуала последние пятьсот лет? — всё ясно, как день. Потому что пять веков костёр не набирал такой силы. Потому что не было Венти, скормившего больше сотни табличек огню.