Дорога домой

Белые одежды запятнаны кровью. Порочно. Нечестиво. Барбатос безэмоционально скользил взглядам по собственным ладоням. Усталость навалилась на его плечи, нарушив безупречную осанку, сделав далёкий образ приближенным к смертным реалиям. К мирской грязи. — Ты не создан для сражений. — печальный голос Астарот походил на перешëптывания холодных звёзд. Но в речах не сквозило апатичное равнодушие, наоборот, тепло и мимолëтность мгновений. Мгновений, ставших вечностью. Госпожа Время. Прекрасная и пугающая, одновременно ребёнок и мудрая Богиня с тысячелетиями за спиной. — Для чего Высшие позволили тебе занять пост Архонта непорочным путём, чтобы потом ты всё равно утонул в сражениях? — ладони Астарот, мягкие, едва тёплые, будто кровь в её жилах создана из родниковой воды, обхватили запястья Барбатоса. — Эти руки должны были дарить жизнь, а не отбирать её. — однако выбора у Анемо Архонта не было. Либо принять бой, либо пасть жертвой войны. Война… У неё лицо, залитое кровью. Пугающее, тёмное, с проступающими костями черепа. Эта бойня пахнет пеплом, на губах оседает горькой скорбью. А суть её — неизбежность смерти. — Нет причин хранить чистоту, Рита. — не согласился Барбатос, выпутываясь из слабой хватки. — В чëм смысл? Чем я отличаюсь от них всех? — Высшие вложили в твои руки клинок. — не унималась Астарот. Что-то злое сквозило в её голосе, полное обиды и разочарования. — Высшие, а не ты сам выбрал кровавый путь. Они проложили тебе дорогу к посту Архонта, но не озаботились тем, как ты будешь выживать. Они сделали тебя Архонтом, не спросив, бросили в огонь битв. Это не было твоим решением, ты не стремился занять столь бессмысленно высокий, неоправданно жестокий пост. — Хватит. — прервал её Барбатос, серьга качнулась от резкого движения головой. Забота Астарот в данный момент не приносила успокоения, она ранила, её доброта становилась оружием, а вера в его чистое сердце превратилась в смертельный яд. — Прекрати выставлять меня страдальцем и мучеником. — он не был ни тем, ни другим. Астарот открыла рот, намереваясь что-то сказать, но в итоге не проронила ни слова. Она низко опустила подбородок, спина сгорбилась. Ей страшно было признавать, что Барбатос ломался. Как и все они. В Заоблачном пределе гуляли ледяные ветра, как и в любой горной местности. Здесь они пропитаны веянием каменных пород, всё вокруг поддавалось влиянию Гео элемента, сливалось в единый поток. Когда-то это место было Гань Юй домом. Вторым, после того, как шаманское поселение разрушили демоны. Странно стоять вот так в нерешительности, оглядываясь потерянно по сторонам. Всё стало чужим, колким и ядовитым, малейшая деталь выбрасывала сознание Гань Юй в прошлое, давнее и обманчиво спокойное. Идеализированное, что свойственно живым существам. Конечно, и раньше случались плохие дни, а иногда просто ужасные, но память такая забавная штука, порой она возводила яркие моменты в абсолют, создавая видимость безмятежности. Почему она вдруг пришла сюда? Почему брошенная Властелином камня фраза о том, что он планирует встретиться в Заоблачном пределе с Сяо и Ху Тао, имела какую-то ценность для Гань Юй? Почему лишилась сна, постоянно размышляя над тем, как поступить? У неё не было причин заявляться в Заоблачный предел, разве что для очередного боя и никак иначе. Истощённый организм давал сбой, она опять не могла нормально питаться, а продолжительная бессонница не улучшала ситуацию. На что она рассчитывала? Взволнованная Хранитель облаков изучала её, как невиданное явление. Истинно материнские чувства одолевали её: прижать, спрятать, уберечь. Но она не двинулась с места, непроизвольно закрыла плечом стоящих позади неё ребят. Ироничная усмешка появилась на губах Гань Юй, однако очень быстро исчезла за неимением лишних сил на её поддержание. Это так ожидаемо, так больно, так предсказуемо. И что её потянуло? Не находя себе места, Гань Юй бродила по кабинету из угла в угол, будто в неясном желании вытоптать на полу неряшливый узор её похождений. День, ночь — неважно, она свихнулась на шальной мысли «а что если…» и не планировала останавливаться. Чего бы она добилась своим приходом? Ей не нужно примирение, ненависть не остыла. А под рёбрами торчал острый кинжал от последней встречи с Ху Тао и Сяо, что вылилась в новую трагедию. — Сестрица Гань Юй… — первым от оцепенения очнулась Шэнь Хэ. Она выступила вперёд, встав рядом с Хранителем облаков. Противоречивые чувства мелькали на дне оледеневших глаз. В прошлый раз Шэнь Хэ едва не погибла от рук старшей соученицы, но почему-то Гань Юй оставила её в живых. Потому в душе жила слабая вера, что между ними ещё не всё кончено. И существовал риск оборвать всё прямо сейчас. Ху Тао вцепилась в локоть Сяо, непонятно кого она пыталась предостеречь от опрометчивых действий — себя или брата — а может, и вовсе всего лишь старалась удержаться на ногах, которые вмиг сделались ватными. Сконфуженнее всех себя чувствовал Аякс, его вообще всё это не касалось, он стал невольным свидетелем очень личных разборок и никак не мог незаметно уйти, предчувствуя неблагополучный исход. Гань Юй смотрела на них и жалела о своём приходе. Бессмысленно. Как она и думала. Ожидая подвоха в каждом её движении, все были настороже, а она… Она правда не понимала, для чего сорвалась сюда, зачем поддалась эмоциям и минутному порыву. Гань Юй не хотела ничего объяснять, выяснять. Любые разговоры ей опротивели до зубной боли. Раздражение и злоба ударили в голову, призывая взяться за оружие и прекратить всё здесь и сейчас, оборвать назойливую цепочку бесполезных размышлений. Они приводили лишь к боли. Сорвать, растоптать, избавиться. Стереть из жизни сомнительные детали прошлого. Сломанные шестерëнки в часах. Она всё изучала Шэнь Хэ и её опечаленный взгляд, Ху Тао, что своей хваткой уже наверняка оставила синяки на предплечье Сяо. А сам Сяо… Она росла под его опекой с юного возраста. Одобрительный взгляд золотых глаз ценился не меньше похвалы Властелина камня. Гань Юй становилась старше, а вместе с тем крепчало желание быть равной Сяо. Глупо оставаться слабой девочкой, прячущийся за спиной старшего брата, она хотела стоять рядом, прикрывать его спину. Она хотела быть с ним рядом, тянулась к нему, как цветок к лучам солнца, пускай взгляд Сяо после всего пережитого не отдавал прежним теплом и светом, но он по-прежнему был родным. Так было всегда: догнать, схватить за локоть, улыбнуться. А потом защитить, как это всегда делал он. Сяо значил для неё слишком много. Порочное желание заменить Ху Тао родилось в ней в юности. Но угасло быстрее, чем смогло бы вылиться в настоящие проблемы. В детстве Гань Юй воспринимала Ху Тао как угрозу. Дорвавшись до чужой заботы, помимо той, что она получала от матери, девочке хотелось большего. Ху Тао всё ещё была ей подругой, потому тёмные мысли не задерживались подолгу. Всё усугубилось после смерти матери. Лишившись родительской поддержки, Гань Юй обратилась к Сяо. Пусть он смотрит на неё, хвалит за успехи, улыбается так же, как Ху Тао, гладит по голове, как и Ху Тао.Почему она не родная сестра Сяо? Почему не имела права на эту бескорыстную доброту? Падение шаманского клана развеяло одну тьму, породив другую. Когда она прибыла в деревню вместе с Властелином камня и увидела Ху Тао, то вся зависть испарилась, как по щелчку. Всё потеряло значение, а детские эгоистичные желания отошли на задний план. Лишь бы она была жива. Пожалуйста, пусть Ху Тао простит её за неправильные мысли, Гань Юй вовек не отмыться от этого греха. Пожалуйста, пусть она только дышит. Почему тело такое холодное? Почему лицо залито кровью? Прости. Пожалуйста, прости. Всё то время, что они безуспешно искали Сяо, девочки становились ближе. И оказалось, что Ху Тао всегда знала о зависти Гань Юй. Однако не винила её. Вопреки всему, лучше от этой новости она себя не чувствовала. Наоборот, отвращение набирало силы. Она так ужасно относилась к Ху Тао, а та всё равно продолжала заботиться о ней, дружить. Поток извинений был встречен улыбкой. И клятва, что когда Сяо вернётся к ним — а он непременно жив — они заживут как раньше, нет, лучше! Гань Юй более не встанет между ними. Она будет довольствоваться тем, что ей позволено. Этого достаточно. В конце концов, Сяо всегда относился к ним одинаково, как бы Гань Юй не пыталась убедить себя в обратном. Они втроём — одно целое. Так уверяла тëтушка, мать Ху Тао и Сяо. Она просила их всегда держаться вместе, и они обязательно исполнят её наказ. Единые душой и сердцем, дети, выросшие вместе, встретившие счастья и несчастья. И случился тот злополучный день. Пиро Глаз Бога, столкновение, крики и мольбы. Сяо, закрывший свою сестру спиной, направивший копьё против Гань Юй. Одна сторона вопила о неправильности её поступка, вторая возражала, мерзко шептала на ухо: «Он выбрал не тебя. И так было всегда. Ты им никто, Гань Юй. Была, есть и будешь чужой.» Вернуться в реальность из вороха мыслей тяжело, холодный ветер стал ей лучшей поддержкой, напомнил, где она сейчас находилась. Не было сил смотреть на них всех. Гань Юй развернулась на пятках, собираясь уйти. Пелена непролитых слëз застелила взор. Но едва ли кто-либо догадался, что секретарь Цисин на грани того, чтобы разрыдаться, её лицо покрылось непроницаемой маской. Уйти. Прочь отсюда. Безумная идея, чего она хотела добиться? Тошнота подступила к горлу, приступ удалось подавить лишь чудом. Бесполезная слабачка. Почему она вообще живёт? Смеет после всего случившегося стоять перед ними? Нет, ничего такого она не сделала, она придерживалась своих убеждений. И поэтому чуть не убила двоих своих подруг? Пыталась убить и Сяо? Разве это оправдание? Да такому в принципе не существует оправданий. Но это её вера, её жажда гармонии и баланса. Если оставить в мире хотя бы частичку хаоса — он возродится вновь во всю мощь. Нельзя повторить те печальные события. И она решила убить свою семью? Да, решила. В том заключалась непоколебимость её устоев. Тогда отчего так тошно? Почему органы скручивало в морской узел? Властелин камня невероятно жесток, раз решил заманить её сюда. — Что это значит?! — не выдержала Ху Тао, против воли сорвалась на крик. Она выскочила вперёд, набравшись смелости столкнуться с Гань Юй лицом к лицу. Боль, обида, разочарование. Она уже испытывала нечто подобное перед Сян Лин, но там всё было несколько иначе. Потому что конфликт с Гань Юй уходил корнями глубоко в прошлое. И под рëбра, вонзаясь ножом в сердечные мышцы, вызывая внутреннее кровотечение. — Пришла ни с того ни с сего, а теперь уходишь? — Ху Тао и самой неведомо, чего она пыталась добиться. Ответной агрессии, чтобы не одной страдать? Или чего-то ещё? — Скажи хоть что-нибудь! — как быстро потеряла самообладание. Находясь у обрыва, надо понимать, что рано или поздно нога соскользнëт, и ощутив невесомость в падении, человек испытает противоестественный восторг вперемешку с очевидным страхом. Смерти или падения — неизвестно. А вещи это разные. Оба страха вложены в живых существ с рождения, но суть их отлична. Страх смерти короток, страх падения — бесконечный процесс, растянувшийся на вечность. И падая со скалы, стоит задуматься, чего именно ты боишься — встретить кончину или ощутить свободу полёта, после которой увязнешь во тьме без права на выход. Потому что смерть — конец, а падение — ещё вовсе не означает смерть. — Что ты хочешь от меня услышать? — обманчиво безразлично, но во взгляде, брошенном через плечо, плескалась вселенская злоба. Ху Тао разожгла пламя погаснувшей свечи. — Раскаяние? Объяснение? По-твоему, я тебе что-то должна? — срыв случился и у неё. Воздух трещал от напряжения и раскалившегося огня в венах Ху Тао. — Ты знаешь, что произошло. Тебе известны мои причины. Чего ты ждёшь от меня? Я ничего тебе не должна! — повторила она. Кого она убеждала? Окружающих или саму себя? — Ничего не должна? — Ху Тао злобно усмехнулась. Шаманка казалась настолько светлым человеком, что подобное выражение лица для многих стало бы нонсенсом. — Да, ты права, я понимаю, почему ты так поступила. Почему предала все годы нашей дружбы ради своих великих целей. Но разве я виновата, Гань Юй?! — она устала молчать. Слова срывались с уст неконтролируемым потоком, отрывая кусочек души. — Я, Сяо, Шэнь Хэ? Разве же мы выбирали этот путь? За что ты безропотно растоптала все наши связи? За что ты так ненавидишь нас?! — злые слëзы стекали по щекам. — Смотри в эти глаза, Гань Юй! — она оттянула нижнее веко, обнажив нечеловеческий блеск демонической тьмы. Доказательство её боли, её мучений, того, что она прошлась по грани. — Я тоже жертва! Почему ты вечно забываешь о том, через что и мне пришлось пройти?! Мою семью тоже убили! Как и твою матушку! Моих друзей растерзали, мои глаза вырвали, а в вены запустили мерзкую кровь! Я вижу души умерших и вынуждена жить с этим! Я чуть не умерла во время патрулирования, только Глаз Бога позволил мне выбраться! И вместо счастья воссоединения я была вынуждена принять твой удар! — А ты пыталась позже найти меня?! — Гань Юй схватилась за одежду в районе груди, желание сорвать золотую накидку Цисин многократно возросло. — Не строй из себя святую, Ху Тао! Ты никогда не порывалась наладить со мной отношения после! Ты также спокойно вычеркнула меня из своей жизни! Шэнь Хэ пыталась, Сяо пытался, Властелин камня пытался, учитель, конечно, тоже! А ты? — она оборвалась, захлебнувшись всхлипом. — Ты выбросила меня, Ху Тао. — пробормотала она. Лицо шаманки исказила гримаса агонии. — Как ненужный мусор. И при новой встрече с готовностью направила против меня оружие. — Я не хотела сражаться. — Но ты была к этому готова. Станешь отрицать? — Ху Тао, стиснув зубы, отвернулась. — И я, чего уж таить, такая же. Я приняла всё, как должное. — закрыла лицо руками, спина ходила ходуном от сдерживаемых рыданий и тошноты. — Я ненавижу тебя, Ху Тао. — резала без ножа, по живому, по не покрывшейся коркой ране. — Я так тебя ненавижу. — но почему-то не одна только ненависть сквозила в этой фразе. — Если бы я убила тебя тогда, то не мучилась бы. Ты живёшь у меня под кожей, изводишь чувством вины. Вы все! — вдруг воскликнула она, вскинув подбородок. — Вы все преследуете меня в кошмарах, заставляете сомневаться в каждом шаге. — она посмотрела прямо на Сяо, что стоял дальше всех остальных. — Ты всегда выбирал её. И я понимаю, что так и должно быть, но знаешь, как мне больно? Я ничего не могу с этим поделать, Сяо. Ничего. — она нервно рассмеялась, приближаясь к новой истерике. — Я даже не знала, что ты жив. Увидев тебя в городе, я подумала, что сошла с ума. Я была так бездумно рада. Но вновь разочаровалась. Я ненавижу всех. Каждого из вас. — Давай поговорим нормально. — осторожно предложил Сяо. Катастрофически не хватало воздуха, лёгкие горели. — Гань Юй, Ху Тао, я прошу вас, прекратите это безумие. Не заставляйте меня вновь… — «выбирать между вами» очевидно повисло в пространстве. — Хватит уже изводить друг друга. Для чего всё это? — Дорогая, послушай его. — вмешалась Хранитель облаков, чьё сердце рвалось, трещало по швам, изнывало. — Я не могу наблюдать за твоими страданиями. Ты ведь тоже моя ученица, Гань Юй. Не поступай так со мной. Не вынуждай меня вставать на твоём пути. — Красивые слова. У всех вас. Сяо, с каких пор ты наловчился в красноречии? Совсем как в детстве. — хмыкнула Гань Юй. Она переключилась на Шэнь Хэ. — Ну же, а ты чего молчишь? Присоединяйся к их увлекательному занятию. — но Шэнь Хэ молчала. Ей уже было нечего сказать. Она могла только беспомощно воззриться на Гань Юй в надежде достучаться до неё. Напрасно. — Я знала, что это была глупая идея. Зря пришла. — кривая ухмылка, похожая скорее на оскал. — Ничего не изменилось. — А что должно было измениться, если ты никого не слышишь?! — злость кипела в Ху Тао, бурлила раскалённой лавой в кровеносных сосудах. — Можно подумать, ты меня слышишь! — угрожающий шаг. — Хватит лицемерия, Ху Тао. Признайся, ты рада тому, что меня больше нет рядом с вами. — едкие плевки в душу. Верила ли Гань Юй сама в тот бред, что несла в данный момент? — Жалкая девчонка оставила вас, перестала крутиться под ногами. — теперь навстречу шла уже и Ху Тао, расстояние стремительно сокращалось. Ничем хорошим это не закончится. — Погрязла в своей ненависти и захлебнулась в ней. Удобно, правда? Ты счастлива? Или, может, предпочла бы сама добить меня? — шаг, ещё один. Вот-вот произойдёт нечто ужасное. — Ты вообще не считала меня своей подругой. Никогда. Последний импульс. Последняя капля. Обе девушки сорвались с места, но цели никто так и не достиг. Сяо вовремя перехватил Ху Тао, крепко обняв. А Гань Юй… Запах гор и пыли. Её крепко притиснули к широкой груди, удерживая от новой ошибки. Чжун Ли подоспел вовремя. Он позволил себе облегчённо выдохнуть. Кто бы подумал, что Гань Юй решит прийти сюда именно в тот момент, когда его в Заоблачном пределе не окажется? Гань Юй предприняла попытки вырваться, поначалу довольно неплохие, но затем её сопротивление становилось всё слабее. А когда из-за плеча Властелина камня она увидела Сяо, обнимающего Ху Тао, что тряслась от переизбытка чувств, то окончательно сдалась. Всё как всегда. Ничего не поменялось. Она так и осталась им чужой. Сяо опять выбрал не её. А чего она ожидала, неоднократно покушаясь на жизнь его кровной сестры? Ты отвратительна, Гань Юй. — Хватит держать меня! — не унималась Ху Тао. — Я вправлю ей мозги так, как она понимает! Отпусти меня! — Тао, угомонись! — прикрикнул на неё Сяо. Эта сцена в очередной раз напомнило моменты из детства, где старшему брату неоднократно приходилось унимать буйный нрав сестры. Гань Юй устало уткнулась лбом в плечо Чжун Ли. Что-то отмерло в ней. — И почему вы?.. — она не закончила предложение. А Мораксу то и не требовалось. Мягкая улыбка отразилась в его глазах. — Как же я тебя брошу, ребёнок? Ты тоже моя подопечная. — вот рядом с кем Гань Юй вечно ощущала себя слабой девочкой. Слëзы иссякли. — Но ты не слышишь меня, сколько бы я не пытался. Ни меня, ни других. Что же мне с тобой делать? Как достучаться? Дай мне подсказку, Гань Юй. Как мне спасти тебя? А зачем её в принципе спасать? Оставьте её наконец, забудьте, бросьте. Позвольте увянуть, как цветку без воды. Это то, что она заслужила. И сколько бы Гань Юй не кричала о несправедливости, на самом деле она понимала всю неправильность своих поступков. И оттого становилось дурно, конфликт её убеждений и морали разрастался. Она противоречила сама себе, потому что в ней боролись две стороны. Дайте ей уже утонуть в этой мерзости в одиночестве. — Моракс, позволь мне. — видимо, в беспорядке текущих обстоятельств никто не заметил прихода Венти, который появился немногим позже Чжун Ли. Этот изгнанный Бог… Гань Юй с опаской следила за его лёгкой поступью, отпрянула от Властелина камня на пару метров, будто избегая Венти. Веяло от него чем-то… Опасным. Гань Юй не знала, как правильно описать возникающее внутри ощущение от его вида. Венти тем временем обогнул Чжун Ли, положив ладонь на чужое плечо. Препятствовать ему не стали, что удивило Гань Юй. Что планировал сделать Барбатос? Ей стоило опасаться? Но раз Властелин камня пропустил его, значит ничего опасного, верно? — Я не причиню тебе вреда, Гань Юй. — ласково, будто перед ним пятилетнее дитя. Он всё подходил и подходил, пока в один момент не прошёл мимо. Гань Юй резво повернулась вслед за ним, опасаясь выпускать столь сомнительную фигуру из виду. А Венти продолжил идти в неизвестном направлении, потом вдруг взглянул на Гань Юй через плечо, улыбаясь. — Чего ты ждёшь? Пойдём. — руки сцеплены за спиной, взгляд прямиком в душу, повязка на ладони. Венти непроизвольно задумался над тем, что с завидной регулярностью ранит руки, как бы не вылилось это потом в какую-нибудь беду. Он надеялся, что это последний раз. — Я хочу поговорить с тобой. — с чего бы ей разговаривать с незнакомцем, коли она даже со своими родными не желала идти на контакт? Но Венти отчего-то упрямо был настроен попробовать изменить положение дел. Фурфур слегка подтолкнул Гань Юй в спину. И почему-то сопротивляться ему невозможно. Бывший Анемо Архонт обладал особым даром влезать в сердца окружающих. — Ладно, тогда поступим иначе. — Венти встретился взглядами с Чжун Ли, тот понял его без лишних уточнений. И быстро загнал всех в дом, в одно мгновение Венти и Гань Юй остались наедине, никто не успел даже глазом моргнуть. — Мне неспокойно. — не скрываясь, огласил Сяо, стоило двери разделить их. Он всё ещё поддерживал Ху Тао за плечи, потому что та едва держалась в вертикальном положении. — И мне — поддержала его Шэнь Хэ, беспокойно меряя комнату шагами. — Оставлять господина Венти одного не следовало. Мало ли во что это может вылиться. — порой она обращалась к нему, как к Барбатосу, иногда использовала новое имя, но официальное «господин» звучало крайне редко. — Нет причин разводить панику. — невозмутимо отрезал Чжун Ли. Он верил, что Венти способен достучаться до Гань Юй. Ему часто удавалось невозможное. Усиленная эмпатия показала Венти в первую встречу с Гань Юй несколько теней, вестников вины, в которых безошибочно узнавались Ху Тао, Шэнь Хэ и Сяо. Уже тогда адепт представилась ему маленькой девчонкой, потерянной и напуганной. Она силилась казаться невозмутимой, самостоятельной, но на самом деле тряслась от страха. И смотря на неё, Венти пришёл к выводу, что Гань Юй из тех, кто думает одно, а говорит другое. Это очень грустно, ведь как ей в таком случае донести свои истинные мысли, переживания? Венти не разглядел в ней излишней жестокости, разве что многолетний холод вкупе с пылающей злобой. Ненависть, безусловно, странное чувство. Наверное, пока Венти сам не постигнет его, он так и не сможет полностью разобраться в его сути. Честно, хоть он и вызвался поговорить с Гань Юй, но совершенно не знал с чего начать. Зато ему известно кое-что другое. Венти взял Гань Юй за запястье, пока та была слишком растеряна, чтобы ему помешать, нащупал пульс, после чего позволил волнам Анемо устремиться под чужую кожу. Дрожь, а затем внезапное облегчение, чувство тошноты ослабло. Венти сразу распознал в ней признаки проблем с пищеварением, у него вообще глаз намётан на различные заболевания, да и ему вполне знакома голодная тошнота. Будучи Архонтом, это не доставляло проблем, а вот уже во время проживания в Бездне, когда Рейндоттир и Сяо оставили его на год, он частенько забывал о себе. Частично с непривычки, его тело стало слишком человеческим, а частично, потому что ему наплевать на собственное благополучие с давних пор. — Немного лучше, верно? — заботливо осведомился Венти, вогнав Гань Юй в ступор. Не этого она ожидала. — Это не решает проблему, лишь облегчает симптомы, но хотя бы что-то. — отошёл на некоторую дистанцию, чтобы не смущать, пусть обычно Венти беспардонно нарушал личные границы, однако сейчас чувствовал меру. — Я знаю твою историю, Гань Юй. — сразу оповестил он, внося ясность. — И твоя ненависть мне понятна. — немного преувеличено, учитывая, что это чувство в принципе для Венти закрыто. Вернее будет сказать, что он понимал её злость, неприязнь. — Рассказать тебе, как Сяо получил Глаз Бога? — ответа, очевидно, не последовало. Венти его и не требовал. — Мы встретились в Бездне. Раненый, сгорающий в собственной силе, Сяо был на грани гибели. — Гань Юй правда старалась оставаться равнодушной, но против эмпатии Венти подобные фокусы бесполезны. — Я помог ему, но это была временная мера. Потому что тьма не отступала. Я мог всего лишь отодвигать неизбежное. Но я хотел спасти его, и тогда пошёл на довольно безумный шаг. Я создал Глаз Бога. — Разве это возможно? — изумилась Гань Юй. Впервые она подала голос. — Видимо, да. — пожал плечами Венти, не придавая этому особого значения. — Анемо стабилизировал состояние Сяо. Он выжил благодаря силе стихий. Правда сейчас баланс опять нарушен по его собственной дурости. — сокрушённый вздох. — Он такой упрямый, сил нет. — Гань Юй молчаливо согласилась с ним, помня о непростом характере Сяо. Сразу вспомнились слова Властелина камня о том, что эти двое невероятно близки. Похоже, это ещё мягко сказано. Оно и удивительно, Сяо не подпускает никого к себе. — Зачем я тебе это говорю? Я и сам не знаю. Видишь ли, я не думаю, что мне правда есть, что тебе сказать. Ты уже слышала всё, что только можно и нельзя. Тогда для чего я решил остаться с тобой наедине? Если я скажу, что мне хотелось оказать тебе поддержку, ты поверишь мне? — он по-доброму усмехнулся, провожая взором подхваченные ветром листья. — Они любят тебя, Гань Юй. Не закатывай глаза, я понимаю, что ты устала от подобных речей, но такова истина. С какой теплотой о тебе всегда упоминал Сяо, ты можешь представить? Какой болью отзывался в Ху Тао рассказ о твоём прошлом? Что бы ты не надумала себе, они безумно любят тебя. Просто остановись на мгновение, устрой передышку, задумайся. Ты увидишь много неожиданного. Я не обладаю необходимыми навыками, чтобы вернуть тебе веру в окружающих. Потому что это можешь сделать лишь ты сама. Ну же, Гань Юй, просто погрузись в свои мысли. А я отвечу на любые твои вопросы. По крайней мере, постараюсь. У неё не было причин оставаться здесь. Ни единой. Абсолютно. Венти ей никто, она не доверяла ему совершенно, что естественно. Разве мог до неё достучаться кто-то столь далёкий? Незнакомый? Но несмотря на всю логичность размышлений Гань Юй, она приросла к месту, не находя в себе воли сдвинуться в сторону. Всему виной то имя, что Барбатос нынче носил? Из-за него она слабела, с трудом сдерживая слезы, из-за него дрожали руки, из-за него хотелось прислушаться, сдаться? Это невыносимо. Остро и колко. Венти говорил ей задуматься? Не о чем тут и думать. Она отреклась от прошлого. Хватит сожалеть. И вопреки этим мыслям, Гань Юй внутренне загибалась. Потому что всё не так просто, как она пыталась внушить и себе, и другим. Совсем не просто. Она не собиралась здесь оставаться, развернулась на пятках и, почти срываясь на бег, двинулась прочь. Руки сжаты в кулаки, напряжены до предела, спина трещала, как натянутая струна. Никто. Он ей абсолютно никто, чтобы слушать его. Никакое имя не собьёт её с толку. Однако Венти умел проникать под кожу. Он не предпринял попыток остановить Гань Юй, молча проводил её грустным взором небесных очей, покрытых пеленой задумчивости. Семя сомнения в Гань Юй проросло уже давно, он лишь помог ему набрать силу. Пускай она сбежала, пускай не захотела с ним беседовать — всё это мелочи. Эмпатию не обмануть показным безразличием. Под слоем злобы ютилась хрупкая надежда. Пропускать всё близко к беспокойному сердцу — неотъемлемое качество Венти, как личности. Отстраниться, выстроить преграду между собой и чужой бедой ему не под силу. Врождённая любовь ко всему живому являлась обоюдоострым клинком. Он всё ещё улавливал отголоски не принадлежащей ему боли, доносящиеся откуда-то издали. Гань Юй пребывала в смятении, она тысячу раз пожалела, что пришла сюда. Почему всё не может быть как раньше? Потому что разбитое вдребезги стекло не склеить. Вдруг с губ Венти сорвался бесшумный смешок. Он чувствовал, что скоро что-то произойдёт. И это «что-то» наконец будет хорошим. Поворот ключа в замочной скважине, Сян Лин дëрнула ручку двери, чтобы проверить, что точно заперла ресторан. Рабочую смену сегодня она закончила пораньше, потому как возникли неотложные дела. Мышцы лица болели от постоянной необходимости держать улыбку перед клиентами, дабы те не лицезрели, что на самом деле творилось у Сян Лин на душе. А там разрастался бардак, подпитываемый сомнениями в каждом шаге. Нет, ей нравилось работать в ресторане, это то, чем она должна была заняться намного раньше, но продолжение семейного дела имело свои особенности — нескончаемое чувство ностальгии, пропитанное грустью. Что бы сказал отец, узнав как сложился её путь? Подумать страшно. Конечно, она всё равно вернулась к работе повара, но сколько успела наломать дров. Сейчас, когда прошло уже достаточно времени с тех грандиозных событий, она остыла, задумалась и с ужасом пришла к полному осознанию того, что натворила. Поэтому было странно видеть Син Цю и Чун Юня в одном из неприглядных закоулков порта. Ей известно о запланированном в Каменном лесу Гуюнь празднике, и она уже получила приглашение от старых друзей, но не спешила давать согласие. Не потому что не хотела, просто ей было жутко страшно. Разве посмела бы она вновь вести себя, как ни в чëм не бывало с теми, кого предала? Чун Юнь мог сколько угодно уверять, что не держит обид, он вообще частенько вëл себя будто бы святой, Ху Тао могла сколько угодно улыбаться ей, но поверить в то, что она отринула все обиды, Сян Лин не находила смелости. И наглости. Только Син Цю, по её мнению, был честнее всех. Он не выказывал открытой вражды, искал пути к установлению контакта, однако действовал с нескрываемой осторожностью. Он без преуменьшений готов обговорить все свои обиды, не видя ничего особенного в том, чтобы честно заявить: «Да, ты сильно задела меня, растоптала всё, во что я верил.» Сян Лин испытывала нездоровую необходимость услышать то, как она ужасна. Потребность в причинении боли самой себе, как способ искупления. Она ответила на тёплые объятия Чун Юня, несколько неловко, неуверенно выглядывая из-за его плеча на отстранëнного Син Цю. Нет, он вовсе не желал Сян Лин зла, как могло показаться из её рассуждений, он всего-навсего был честен. И да, ему не в меньшей степени, что и Ху Тао, и Чун Юню, хотелось бы провести Праздник морских фонарей вместе со старой подругой. Собственно, поэтому они и договорились о встрече, чтобы точно решить, как поступить. Син Цю не ждал от Сян Лин положительного ответа, он видел все её сомнения, но Чун Юнь не планировал отступать без боя. Вот и сегодня он продолжал гнуть свою линию, убивая наповал блеском больших детских глаз. — Сян Лин, пожалуйста, давай хотя бы попробуем. — не унимался он. — Это наш первый Праздник морских фонарей, когда всё между нами наладилось. Если мы проведём его порознь, то это будет настоящим преступлением. — Чун Юнь сжимал её запястья, кольцо мягко поблëскивало на его руке. — Просто приходи, там как раз есть один свободный прилавок, где ты сможешь поделиться с людьми своей великолепной едой! — хоть это и довольно закрытый праздник, гильдия Фэйюнь подключила свои связи, чтобы вдохнуть в него жизнь, так что в Каменном лесу Гуюнь будут работать торговые палатки, как на самом обычном фестивале. — Давай дадим друг другу шанс. — значительно спокойнее заговорил Чун Юнь, понимая, что его бурные восклицания охотно пропускают мимо ушей. — Не ломай всё окончательно. Направляясь на встречу, она планировала окончательно отказаться от предложения ребят. Твëрдо и уверенно перебирала в мозгу радикальные фразы, призванные взять и обрубить дальнейшие упрашивания. И вот, в который раз, она замешкалась под силой убеждения Чун Юня. Рассудок настойчиво говорил ей стоять на своём. Но сердце… Оно бездумно и безумно, в том его суть и предназначение. Сян Лин зажмурилась на мгновение, прежде чем огласить своё решение, после которого всё ненадолго утонуло в молчании. А потом радостный возглас Чун Юня и последовавшие за ним новые объятия разрушили любые сомнения. Она согласилась. Точно сошла с ума. Син Цю подпирал плечом стену, не вмешиваясь. Исход не тот, что он предсказывал. Смягчившееся выражение лица осталось для остальных незамеченным. Как хорошо, что он тоже иногда ошибался.