☆☆☆
На дальней кухне никого. Свет горит только над барной стойкой, как обычно в ночное время, и Ёнсо стоит у столешницы, гипнотизируя взглядом чайник, что вскипает целую вечность. Суа куда-то запропастилась: похоже, что отсутствие хозяина дома даёт ей больше свободы в передвижениях. Может, опять на свидание пошла? — Все умерли, что ли? — доносится крик из коридора, и Ёнсо настораживается, отходя от столешницы. — Ау! Хоть кто-то есть? — надрывает горло Феликс, заходя на кухню. — О, привет, — тут же расплывается в улыбке, встречаясь с Ён взглядами. — Ты не только неуклюжая, но ещё и глухая? — Простите, — извиняется, но не знает за что именно. Чайник пищит два раза, отключаясь, а Феликс заглядывает за плечо Ён, подходя ближе: — И на меня завари, — резко переводит взгляд карих глаз обратно на Ёнсо, ехидно вытягивая губы в тонкую ленточку. — Без сахара. — Простите, но я здесь не работаю, — осторожно напоминает она. — Боже, да что ты за зануда? Я в курсе, что ты тут не работаешь. Так сложно по-дружески угостить меня чаем? И хватит выкать. — По-дружески? — Давай, заваривай чай, а у меня тут кое-что есть, — демонстративно ставит на стол контейнер, снимая пластиковую крышку. — Ещё тёпленький. Пространство между ними сразу же заполняется ароматом свежей шоколадной выпечки. — Сам испёк? Что ж, Феликс не выглядит, как высокопоставленный человек, рядом с которым стоит следить за языком. Сидит, уже причмокивая кусочком брауни, исподлобья поглядывая на Ёнсо. — Ага. Можно сказать, мой фирменный рецепт. Ты будешь под впечатлением. И Ёнсо действительно останется под впечатлением от этого чаепития. Да таким, что его необратимые последствия запустят настоящую атомную реакцию из событий, что контролировать будет невозможно. Но ничего не предвещает беды, когда Ёнсо опускает два пакетика эрл грея в кружки. Так же, как и когда заливает их кипятком и ставит напитки на столешницу перед Феликсом Ли. И даже когда отламывает первый кусочек брауни, пробуя его под пристальным взглядом. — Ну как? — нетерпеливо интересуется Ликс, складывая локти на столешнице. — Очень вкусно, — бубнит Ён с набитым ртом. — Бери побольше. Мне одному это не съесть, — подталкивает контейнер ближе к ней. — Вот этот кусочек кажется самым сочным. Десерт и правда очень вкусный: плотное шоколадное тесто, в меру влажная середина и невероятный аромат девяносто девяти процентного какао дурманят голову достаточно быстро. Бергамот раскрывается на языке приятным фейерверком, обжигая нёбо горьковатой истомой, и Ёнсо осторожно вытаскивает аппетитный квадратик, делая укус. Пара крошек падают на столешницу, и Ён непроизвольно припичатывает их подушечкой пальца, отправляя в рот — дурацкая привычка есть со стола. Феликс криво улыбается, прячась за чайной дымкой фарфоровой кружки, и всё помещение медленно утопает в пьянящей дури шоколадного десерта.☆☆☆
— Ты прочитал список вопросов для интервью? — интересуется Мэг, не отрывая взгляда от мобильника. — Ага, — безучастно хмыкает Джин, подпирая рукой щёку и глядя на мелькающие за окном пальмы, что вот-вот порвут пурпурное небо острыми листьями. Выездные съёмки в Вашингтоне ещё не закончены, но Хёнджин просто не мог позволить себе находиться там даже лишний час. Он так и не дождался Ёнсо вечером понедельника: Мэг отказалась задерживать рейс, и в аэропорт они выехали в пятом часу утра, буквально на десять минут разминувшись с такси, из которого выползла сонная Ким Ёнсо. Он до сих пор не знает, где она была, с кем и вообще, почему позволяет себе так к нему относиться. Он же попросил её не задерживаться. Неужели до одиннадцати ей не хватило времени на общение с подругой — она ведь с ней была в понедельник? Да он даже к Суа пошёл, чтобы выяснить, куда эта девчонка запропастилась — вот до чего она его довела. До того, что, услышав её недовольный голос в трубке и так и не получив ответа на свой вопрос, он еле сдержался, чтобы не швырнуть мобильник Суа в стену. Не расшиб его вдребезги, как Ёнсо прошибает его своими колючками отвращения. Вместо этого он лишь стиснул зубы, вернул Суа её телефон — проигнорировал вопрос «Зачем вам Ёнсо?» — и спустился в винный погреб, откуда вышел с первой попавшейся бутылкой ядовито-зелёной сорокаградусной жидкости. Что бы он сделал, не приедь Мэг заранее, чтобы проконтролировать сборы в аэропорт? Опять бы пошёл искать женское бельё в спальне прислуги? Вряд ли. Он ещё не настолько ополоумел, чтобы врываться туда, когда Суа дома. Но вполне себе досидел бы до того момента, когда эта заноза в его пятке не вернулась бы домой перед рассветом. Он бы с удовольствием взглянул в её бесстыжие глаза — сгорел бы в огне её безразличия. — Хватит врать, — Мэг на секунду смотрит на него исподлобья, возвращаясь к экрану телефона. — Твоя репутация на волоске. Будь добр, подготовься, чтобы ереси не напечатали. — Да какая разница, — переводит усталый взгляд на Меган, глядя, как она сосредоточенно листает письма в телефоне на рабочей почте, сразу же удаляя ненужный спам. — Они всегда однотипные: «ты всегда знал, что хочешь стать актёром?», «не думал ли спродюсировать собственный фильм?», «роль твоей мечты». Наплету что-то. Никто проверять не будет. — Мэг недовольно фыркает, но в глаза ему не смотрит. — Ну что? Что опять не так? — А то, — блокирует смартфон, отбрасывая его на кожаное сиденье рядом. — Слухи о твоих романах не проходят бесследно. Половина вопросов о тебе и твоей невесте. — Невесте? — прыскает смешком Хёнджин. Об их отношениях с Пайпер всегда ходит много сплетен — так было с самого первого их совместного появления. Но ещё никто не обзывал её «его невестой». — Самой не смешно? — Мне? Смешно — ещё как. А вот журнал Вог на полном серьёзе прислал мне список из двадцати вопросов, десять из которых о твоих отношениях с вешалкой, пять — о планах на семейную жизнь, и ещё пять о новом проекте. — Они совсем в отчаянии? Требуй, чтобы переписали. Я не участник шоу «Холостяк». — Я отозвала список. Ответ тебе не понравится, — Меган скрещивает руки под грудью, и Хёнджин непроизвольно засматривается на галочку её декольте, сглатывая. Она и в самолёте сидела так или расстегнула лишнюю пуговицу, когда они сели в автомобиль? Джин как-то сразу не обратил внимание. — И? — Если хотим обложку и главную статью для номера — вопросы остаются. — Суки, — выплёвывает он куда-то в сторону, наконец-то отрывая взгляд от неприлично глубокого выреза, из-под которого едва торчит кромка кружевного белья. Точно новое, Хёнджин помнит каждый комплект. — Ты можешь скормить этим стервятникам то, что выгодно нам, — спокойно произносит Мэг, буравя его взглядом. — Скажи то, что они хотят. — То, что хотят… — еле слышно повторяет он, прижимая переносицу пальцами. — А когда я буду говорить то, что хочу я? Когда? Иногда, просыпаясь утром в свежей постели, жмурясь от полуденного калифорнийского солнца и причмокивая присохшим к нёбу языком, Хёнджин забывает о том, где он и кто. Забывает, что возьми он с прикроватной тумбочки телефон, там будут десятки сообщений от Меган. Заголовки будут пестрить очередной сплетней о Хван Хёнджине — однодневная сенсация, что превратилась в чёртов День сурка. Вот как Хёнджин себя ощущает — День сурка — весело только первые семь раз. Дальше уже не смешно. Меган всегда твердит о репутации. А что Хёнджин делает? Да ничего, чтобы она не трещала по швам после очередной вечеринки после премьеры или модного показа, или долбанного похода в бар с приятелем. Друзей нет — только люди, которым он платит, и Феликс, чью задницу прикрывает. И то, только потому что знакомы с самых низов: никто тогда ещё не знал их имён, кроме стен гаража, в котором группа Зе Блот писала свои первые песни ночи напролёт. А Хёнджин в это время дрых на потёртом диване в этом самом гараже, не разлепляя глаза даже тогда, когда парни брали в руки инструменты. Подработка, актёрские курсы, подработка, пробы — тогда казалось, что жизни хуже не бывает. Но, блять, он был счастлив. Жаль, что понял лишь тогда, когда опустел окончательно. Когда удовольствие больше не приносят ни тусовки, ни деньги, ни слава. Ничего не приносит Хван Хёнджину удовольствия от жизни, потому что он и не живёт вовсе. Пляшет под чужую дудку: Мэган, поклонников, продюсера, прессы. Его жизнь — сценарий, что пишется находу, а у кого сегодня окажется в руках печатная машинка — неизвестно. Но не у Хёнджина точно. …достало. — Могу лишь предложить сделать, — сладко тянет Мэг, осторожно расстёгивая ещё одну пуговицу молочной блузки, будто робеет перед Джином, что, конечно же, неправда. — Что? — равнодушно интересуется он, не отрывая потускневший взгляд от её лица. — Что захочешь, — пьяняще томно выдыхает Мэг, резко приближаясь к нему и упираясь ладонями в подкаченные мужские бёдра. Хёнджин мельком бросает взгляд на перегородку позади Меган, за которой сидит водитель. Но, похоже, Мэг заранее позаботилась о том, чтобы Чонин не увидел ничего лишнего. И Джин кривится в улыбке, понимая, что в этом и был её план — смягчить неприятную новость про интервью спешным петтингом, пока Мерседес не свернёт на Кэролвуд Драйв. Всегда идеально наманикюренные пальцы скользят вверх по бедру, ощутимо вдавливая джинсу в напряжённые мышцы. Меган подаётся вперёд, желая заполучить сладостный поцелуй — нуждается в этом больше, чем сам Хёнджин. И игнорирует то, с каким безразличием Джин уходит от него, вглядываясь в пейзажи мелькающие за окном газонов. Мокрые поцелуи пачкают подбородок, спускаясь по шее к кромке футболки. Тонкие пальцы пробираются под хлопковую ткань, пытаясь забраться в самое сердце — вот только бесполезно это всё. Там уже занято. Чёрт. Блять. Гадство. Ему сейчас минет собираются сделать, а в мыслях лишь проклятая Ким Ёнсо, которая, наверное, уже вернулась после подработки. Может, прямо сейчас даже ставит велосипед в сарай на заднем дворе его особняка. …в его сарай. …его велосипед. Хёнджин не видел его несколько лет — даже не вспоминал. Но стоило потёртой синей раме блеснуть у идеально выстриженной изгороди роскошного участка, как заблокированные воспоминания вновь пробились сквозь толщу снега, что, казалось, навечно похоронил под собой прошлое. Незнакомая девушка всего лишь хотела пройти на охраняемую территорию, утверждая, что живёт здесь. И ведь и правда поселилась. И не только в особняке. В груди неприятно щемит, как только ширинка джинсов ползёт вниз, и прежде чем Мэг успевает стащить с него боксеры, Хёнджин перехватывает тонкое запястье с золотым ремешком часов: — Я устал. — Знаю, — не отрывает зелёных глаз от любимых губ. — Я тоже. Уже тянется, чтобы сорвать желанный поцелуй, но Хван сильнее сжимает запястье, не позволяя сократить расстояние. — Ты не поняла, — ровно произносит он. — Я устал от этих отношений, которых быть не должно. Меган молчит, внимательно вглядываясь в лицо напротив. Пытается понять, шутит он сейчас или серьёзен. И к её ужасу — ещё как серьёзен. — Это из-за неё? — резким рывком высвобождает руку, поправляя часы. — Из-за этой малолетней девки, шастающей по твоему дому в коротких шортах? К горлу подступает неприятный вязкий комок. Его осуждают? Кто? Меган? Та Меган, которая, будучи замужем, спит с Хёнджином чаще, чем с супругом? Та Меган, которая всеми руками и ногами за фальшивые отношения Хёнджина и Пайпер, если это создаст общественный резонанс, что перекроет очередную сплетню? Та Меган, которая буквально пять минут назад уговаривала его соврать в интервью, лишь бы не потерять разворот в Вог? — Это тебя не касается. — Да что ты, — гниловато усмехается Меган, садясь обратно в кресло. — Ты забываешься, Хёнджин. — Это ты забываешься, Мэг, — застёгивает молнию на джинсах, одёргивая футболку на место. — Давно стоило прекратить. — Не стоило начинать, — обида так и сочится из каждого звука, и Мэг тщетно пытается прикрыть её отвращением, как и своё кружевное бельё, застёгивая три пуговицы практически под самое горло. — Может, и не стоило, — бубнит Хёнджин, откидывая голову на подголовник и скучающе глядя в окно. — Ублюдок, — не выдерживает Мэг и яростно жмёт на кнопку у подлокотника, открывая матовый затвор, за которым виднеется затылок водителя. — Останови здесь, — буквально приказывает она, и Чонин, не задавая вопросов, сбавляет скорость. — Ну и куда ты? — косится на неё Хёнджин, наблюдая, как Меган Уайт сгребает все свои вещи в сумку Биркин. — Домой. Меня муж ждёт. — О, так у тебя всё ещё есть муж? — противно цедит Хёнджин, сам не понимая, зачем. Наверное, чтобы хоть немного досолить Мэг за все те разы, когда он был её марионеткой. — Передавай от меня привет. — Ну ты и тварь, Хван. Последняя тварь. — Прибереги ругательства для мужа. Меня это уже не заводит. Мерседес едва успевает затормозить, как Меган выскакивает на тротуар, с грохотом хлопая дверцей, что стёкла дребезжат ещё какое-то время. Хёнджин специально отворачивается, глядя теперь только перед собой. Готов поспорить, что довёл её сейчас до слёз — но видеть этого не хочет. Она злится на него, как и он на неё. Их роман заведомо обречён — оба понимают это. Но в отличии от Хёнджина, Меган продолжает цепляться из последних сил за соломинки их былой страсти. Тогда не было кольца с бриллиантом на безымянном пальце, не было больших денег и не было славы, которая вместо того, чтобы возвысить их, потянула на дно. Но со дна есть лишь один путь — наверх. Но чтобы воспарить вновь, нужно скинуть балласт. Безжалостно перерезать канаты, оставив эту часть себя где-то там, в зелёной трясине влажных от слёз глаз Меган Уайт. Впереди что-то светлое и согревающее. Как солнечные зайчики, что играют с тёмными волосами, пробиваясь сквозь листву старых лип вдоль дороги. Как яичница с тостами, тарелку с которой Хёнджин буквально вылизал, не оставив ни крошки. Как песочная россыпь веснушек на сливочной коже Ким Ёнсо. Он толкает массивные двери главного входа, уже представляя, как исказится девичье лицо в недовольной гримасе, стоит им столкнуться в коридорах особняка. Как Ён засеменит обратно в свою комнату на первом этаже, а он будет специально смотреть ей вслед — вдруг обернётся. Перезвон девичьего смеха проносится по всему фойе, и Хёнджин замирает. Мужской бас, что до боли знаком — даже во сне узнает его — отскакивает от стен, провоцируя новую волну звенящей радости. Вот только, похоже, никто не ждёт Джина на этом празднике жизни. Феликс сидит на белоснежном диване гостиной, раскинув руки по подлокотникам и запрокинув голову к потолку. Но на него плевать — Ликс может делать всё, что пожелает в этом доме. Вот только под этим всем не подразумевается компания одной язвительной особы. Ёнсо лежит на диване, пристроив голову на коленях Феликса. Голые ступни закинуты на белоснежную подушку, а тёмные волосы рассыпаются по светлым мужским джинсам. Они оба заливаются смехом, глядя на кристаллы Сваровски, которыми усеяна огромная люстра прямо над их головами. — Какого чёрта? — недоумевает Джин, проходя вглубь комнаты. — Ликс! Но никто не обращает внимания на появление хозяина дома. Феликс отбрасывает очередную шутку — абсолютно не смешную — а Ён задыхается от смеха, поджимая колени к груди. Всё выглядит как глупая дешёвая инсценировка, чтобы вывести Хёнджина из себя. И, похоже, это работает блестяще. Хёнджин окидывает взглядом комнату, подходя ещё ближе к дивану, как взгляд цепляется за пустой контейнер на стеклянном столике. На прозрачной поверхности отчётливо заметны шоколадные крошки. Доли секунды хватает на то, чтобы взгляд метнулся к руке Феликса, в которой он держит последний кусочек блядского брауни с травой, который сам печёт, когда совсем хуёвит. Хёнджин не одобряет этого, но и не останавливает. Сам не прочь иногда съесть немного — это как капнуть водой на акварель. Всё сразу плывёт, окрашивая бесцветную жизнь — придавая ей цвета. Но чёрт, сейчас он собирается накормить этой адовой выпечкой Ёнсо — его Ёнсо. — Ты совсем сдурел? — Джин в миг перехватывает пёстрое запястье, выбивая из пальцев последний кусок. — О-о-о, — глупо лыбится Ликс, поднимая на него тяжёлые веки. — А вот и наш принц пожаловал. Малыш, смотри, кто здесь. Ёнсо наконец отрывает взгляд от бриллиантовых бликов, тщетно пытаясь сфокусировать расширенные зрачки на до боли знакомом лице: — Как настоящий, — завороженно мямлит она, протягивая руку к изумлённому лицу Хёнджина. Что придурок Феликс здесь учудил? Какого, спрашивается, чёрта он нажрался этого дерьма вместе с Ёнсо? — Вставай, — он отбрасывает руку Феликса в сторону, теперь уже хватая Ёнсо за локоть. — Поднимайся! — не сдерживается и повышает голос, что на долю секунды с поплывших губ Ён слетает нектарная улыбка. Но через секунду она снова глупо хихикает, обращаясь к Ликсу: — Я же говорила: он думает, что может всё контролировать, — полушёпотом произносит она, словно Хёнджин не услышит. — Да он нихуя не контролирует, — подхватывает Феликс, провоцируя оглушающий смешок. — Да вы, блять, издеваетесь, — Хёнджин с силой дёргает Ён на себя, вынуждая встать наконец с паха Феликса. — Хватит причинять мне боль, — Ён пытается избавиться от его захвата, тщетно ковыряя чужие пальцы на своём предплечьи короткими ногтями. — Я ещё не начинал, — зло шипит он, отпуская. — Что ты творишь, придурок? — переключается на Феликса, нависая над ним. — Хён, расслабься, — пустой взгляд Ликса направлен куда-то в область ключиц Хёнджина. — Съешь последний кусочек. Если бы Ёнсо была при памяти, она бы обратила внимание, что Феликс использует корейское обращение к лучшему другу. Но сейчас радуга у края дивана зовёт её, и Ёнсо не в силах сопротивляться этой магии. — Да чтоб тебя, — цедит сквозь зубы Джин, выуживая из заднего кармана мобильник. — Алло, нужна помощь, — зажимает трубку плечом, а сам пытается перехватить Ёнсо, которая уже перевалилась наполовину через подлокотник дивана, пытаясь сползти на пол не самым эффектным способом. — В гостиную, быстрее. Телефонная трубка летит куда-то в складки дивана, и Хёнджин дёргается в сторону, хватая Ёнсо за рёбра, не давая свалиться на пол. Последний раз, когда он так к ней прикасался, был на кухне. Тогда она так невинно на него смотрела, что хотелось выбить эту дурь из неё прямо на кухонном столе. А сейчас хочется выбить другую дурь из её организма, которая напрочь стёрла под собой прежнюю Ёнсо. — Мистер Хван, — разносится перепуганный голос Чонина, и Джин оборачивается в сторону, откуда водитель уже спешит к нему. — Отвези этого идиота домой, — брезгливо кивает на Феликса. — Сэр, может, лучше оставить его в комнате для гостей? — осторожно интересуется Чонин, но всё же закидывает одну руку Ликса себе на плечо. — Так будет безопаснее. — Безопаснее ему будет подальше отсюда, — плюётся словами Хёнджин. — Видеть его не хочу. Чонин больше не возражает. Не без труда поднимает Фелиска на ноги, приговаривая что-то, а Ликс бубнит, что не нуждается в папочкиных наставлениях и что хён обломщик. — Выйди, мне нужно переодеться, — абсолютно серьёзно произносит Ёнсо, уже собираясь стянуть с себя футболку. Эта фраза отбрасывает Хёнджина обратно в тот вечер субботы. Тогда он совсем не был против того, чтобы Ён разделась перед ним. Но тогда она сделала это добровольно — он не заставлял её. Она отдавала отчёт своим действиям, пусть и немного с задержкой. Сейчас же Ёнсо совсем невменяемая. Глаза как ёлочные игрушки. Джин не может позволить ей наделать ещё больше глупостей. По крайней мере, не в таком состоянии. — Встань, — командует он, и Ёнсо, прежде, чем что-то ещё сделать, действительно поднимается на ноги. — Идём. — Не пойду, — протестует она, стоя ровно руки по швам. — Пошли я тебе сказал, — Хёнджин не намерен шутить или быть благосклонным. Ён нажралась до беспамятства блядского брауни с наркотой. Она вообще знала, что там трава, или Ликс ей не сказал? Хёнджин даже не понимает, что лучше: первый вариант или второй. Ким Ёнсо накидалась — да тут любой вариант неприемлем! — Я не знаю, как ходить, — спокойно произносит она, чуть покачиваясь из стороны в сторону и причмокивая пересохшим языком. — Хватит валять дурака, пошли, — с терпения Джина срывается чека, и он резко дёргает Ён за локоть, вынуждая сдвинуться с места. Грохот рухнувшего на пол тела прошибает хлеще, чем токовый разряд. — Зачем ты меня уронил? — Ёнсо обиженно бьёт кулаком по лодыжке Хёнджина. — Как мне теперь встать? Ты всегда всё портишь. Всегда причиняешь мне боль, — хнычет она, и Джину даже кажется, что на её глазах выступают слёзы. Он злится — сильно злится. Так сильно, что готов разнести всё в этой гостиной от бессилия. О какой боли Ён говорит? Когда он ещё причинял ей вред? Да он только и делал, что проявлял скрытую заботу: позволил остаться в особняке, не дал наступить на стекло. Всю ночь переживал, где она и с кем. Уехал раньше из Вашингтона, мчался к ней из аэропорта, а что получил? Да это Ёнсо причиняет ему боль. Это Ёнсо побуждает его на необдуманные действия. Не оставляет в покое, даже когда находится рядом. Будоражит каждую клеточку, каждую нейронную связь в мозгу. В душе Хёнджина было так пусто, пока она тут не появилась. Пока не обернулась на него у живой изгороди участка на Кэролвуд Драйв. Пока не прижалась к нему, ища защиты от главного страха в своей жизни. Пока не приготовила ему яичницу и тосты. А сейчас она ползёт на четвереньках по белому дубу, считая половицы паркета, а Хёнджин наблюдает за этой картиной, понимая, что Ким Ёнсо не заноза в его ноге. Она стрела в его Ахиллесовой пяте, и шансов спастись от неё больше нет.