☆☆☆
Дерзкая до невозможности. Хёнджин уже из последних сил держался, метаясь от желания вмазать ей пощёчину и впечатать в стену, выбивая воздух из лёгких пьянящим поцелуем. Но он бы сам себя убил, если бы хоть пальцем тронул её — только губами, только с любовью. Чёрт, неужели, он успел влюбиться? Хван Хёнджин, который уже и забыл, что это чувство реально существует, а не высокооплачиваемая хотелка очередного режиссёра. Последний раз, когда Джин был с девушкой, потому что не просто хотел её, а она ему нравилась, был, как ни странно, с Меган. Но это было так давно, что уже больше на фантастику походит. Меган Уайт была для него той, кому хотелось первой сообщить о своих успехах и неудачах. Она была той, кто всегда находился рядом, несмотря ни на что. Она верила в него даже тогда, когда никто не верил — собственными зубами перегрызла все глотки, которые хоть что-то пытались вякнуть в сторону Хёнджина. Если бы не она — он бы ничего не добился. Вот только жизнь та ещё ублюдина. И когда Джин буквально умолял Мэг передумать выходить замуж за мужика с толстым кошельком, она лишь посмеялась и сказала, что Хёнджин ещё слишком юн, чтобы понять. Шесть лет прошло с того разговора. Шесть грёбаных лет понадобилось Хёнджину, чтобы разломать это чёртово колесо, в котором они все вертелись как спицы. Вот только адская колесница не перестанет мчаться на полном ходу. Они слишком долго взбирались на этот Олимп. Несутся теперь с такой скоростью, что стоит остановиться, и всё разлетится в щепки — всё превратится в пыль. …этого не должно произойти. Густой аромат двойного эспрессо отрезвляет, но Хёнджин и не был пьян. Это была его первая трезвая ночь за последние — сбился со счёта сколько именно — дни. Бессонная, но трезвая. И, может, Хёнджин был бы и рад устроиться рядом с Ёнсо на свежих простынях в гостевой комнате, вот только несносная девчонка никак не хотела успокаиваться. После того, как она завалилась на пол, то поползла прочь от Хёнджина. И стоило ему попытаться поднять её на ноги — укусила за руку, да так, что теперь на предплечье виднеются два полумесяца её зубов. …про игры в собак Джин не шутил. Проводит пальцем по застывшим капелькам крови, что росинками проступили в нескольких местах, где треснула кожа. В груди Хёнджина этой ночью тоже что-то треснуло. Ледяная клетка, в которой он заточил своё сердце, уже не просто плавится — трещит по швам и вот-вот рухнет, разлетаясь на мелкие осколки. …Хёнджин постарается не пораниться. Всю грёбаную ночь Ёнсо суетилась, как белка в колесе. Пищала, что хочет жареной курицы, как готовит её бабушка. Ныла, что Эл-Эй подложил ей свинью размером с Кэролвуд Драйв. Скулила, чтобы Хёнджин не прикасался к ней, и вопила как ошалелая, когда хотела сесть на кровать, но промахнулась, ударившись поясницей о деревянный корпус. Лишь в этот раз она покорно позволила Джину помочь ей. Руки ещё чувствуют вес девичьего тела. Такого лёгкого, что Хван даже не почувствовал, когда поднял её на руки, чтобы положить на матрас. От неё пахло тёмным шоколадом и эрл греем. Пьянящий аромат до сих пор стоит в лёгких, и Хёнджин пытается утопить его в двойном эспрессо. Не хочет, чтобы этот запах ассоциировался у него с минувшей ночью. Не хочет, чтобы Ким Ёнсо ассоциировалась у него с шоколадным брауни, который Феликс уплетает как проклятый, наивно утешая себя, что ещё не до конца подсел на марихуану. Вибрация телефона, который уже ползёт по каменной столешнице барной стойки, прерывает поток мыслей, что кружат в голове Хёнджина, как стая скворцов. Не хочет сейчас ни с кем разговаривать, но Мэг точно не отстанет. — Алло, — не скрывая раздражения, всё же отвечает на звонок. — Ты посмотрел сценарий, который я прислала? — по звукам в трубке понятно, что Меган сейчас в машине. — Нет, времени не было, — делает глоток кофе, скучающе глядя в никуда перед собой. — Джин, они будут завтра ждать нашего решения. Брось всё и посмотри, — когда её голос становится свинцом, то речь точно идёт лишь о работе. Вчерашняя ссора в машине ещё не забыта — Хёнджин знает. Но Меган Уайт всегда умела разделять личные отношения и деловые. По крайней мере, она пытается это делать — многомиллионный контракт превыше её недотраха. — Посмотрю. — Начало в семь, стилисты приедут в четыре. Постарайся не напиться раньше, — Мэг отчеканивает инструкции, как по бумажке. Но Джин знает, что ей не нужна шпаргалка, чтобы ткнуть его носом в проблемы с алкоголем. У него нет проблем — никаких. Только когда на столе стоит полупустая бутылка сорокадвухградусного абсента, а в руке осушённый фужер. Достаточно крепкий, чтобы пленить утешительным градусом, но недостаточно, чтобы вспыхнуть от искрящейся ярости, с которой Хёнджин обычно спускается в винный подвал. Осуждает ли он Феликса за наркотики? Ничуть. Одобряет ли их? Нет, не одобряет. Но и не запрещает: если Фелиску Ли они помогают на какое-то время забыться — пускай. Хёнджину тоже иногда хочется забыться. А ещё лучше, чтобы о нём все на этой грёбаной планете забыли. Чтобы никто не знал имени Хван Хёнджина. Чтобы никто не совал свой нос в его жизнь. Чтобы никто даже головы не повернул, если он споткнётся о бордюр, выходя из автомобиля. Чтобы все эти гиены, что тащатся за ним по пятам, дожидаясь очередного провала, никогда больше не вышли на охоту. — Такое серьёзное мероприятие? — ответ никак не повлияет на его решения или действия. — Просто хочется знать, к чему готовиться. — Ко всему, Джин. Готовься ко всему, — Мэг хочет ещё что-то добавить, как ухо простреливает автомобильный гудок и шум покрышек. — Тупица, угробить нас хочешь? — раздаётся крик Мэг, и Хёнджин настораживается. Как ни крути, но они не чужие люди. — Всё в порядке? — даже не пытается скрыть беспокойства, отставляя почти пустую чашку. — Белобрысая курица подрезала меня, — негодует Мэг. — Тупая малолетняя девка на родительской тачке. Слух режут два слова, который Хёнджин уже слышал днём ранее. Меган точно так же назвала Ёнсо — забыла, наверное, что сама старше Хёнджина на восемь лет. Получается, он тоже для неё тупая малолетка. Губы кривятся в ухмылке, и Джин больше не хочет слышать голос Меган Уайт сегодня. — Там будет Грег. Тебе тоже нужен плюс один, — придя в норму, продолжает она. Имя мужа даётся почти легко, а вот плюс один для Хёнджина вынуждает прикусить до боли губу, ведь Хван всё равно не видит её лица через телефон. — Вот значит как, — хмыкает он, залпом допивая остатки утреннего допинга. — Я позвоню Пайпер, — имя фиктивной девушки ему тоже даётся весьма просто. — Я уже связалась с её менеджером. Не утруждайся, — язвит Меган, а Хёнджин и так знает, что для неё нет ничего страшнее, чем лишнее взаимодействие его и Пайпер. Они всего-то пару раз переспали от безысходности. Ну, может, чуть больше. Но этот секс был таким же фиктивным, как и их публичные отношения. Скука, забава и отсутствие других вариантов поблизости. Хёнджин даже особо не помнит, татуировка лавровой ветви у неё на правой тазовой кости или на левой — насрать вообще. В его постели побывало столько женщин — одной больше, одной меньше. Татуировок всех и не упомнить: змеи, лисицы, драконы, бабочки, волки, львы и даже лягушки — если бы Хёнджин вёл список, то собрал бы уже весь зоопарк с ботаническим садом из лилий, роз, ромашек, лотосов и ещё не пойми чего. Интересно, у Ёнсо тоже есть где-то маленькая татуировка, скрытая от посторонних глаз? Она тоже набила её в качестве отличительной особенности? Но что-то подсказывает Хёнджину, что никакой тайной татуировки нет — они ей не нужны, чтобы выделяться. Она и так особенная и неповторимая для него. Блин, да она самое удивительное, что с ним случалось за последнее время. Когда уже казалось, что больше ничего не сможет тронуть очерствевшее сердце — появилась она. Словно молотом по наковальне разлетелась раскатами под кожей, источая искры, поджигающие пламя, что уже давно потухло. И как она только посмела это сделать? — Прочитай сценарий, — раздражённый голос Мэг возвращает в реальность. — И возьмись уже за голову, — вторит она, а Хёнджин наигранно копирует её мимику, беззвучно шевеля губами так, как бы она это сделала. — Я понял, пока, — не выдерживает он, самостоятельно сбрасывая звонок и с шумом придавливая телефон к столешнице, выдыхая. Как же достало. День только начался, а ему уже успели вынести мозг из-за какого-то мероприятия, что ничем не отличается от той сотни, на которых Хёнджину довелось побывать за эти годы. Все будут улыбаться, обниматься, фотографироваться друг с другом, пить дорогущее шампанское и притворяться, будто хорошо друг к другу относятся. А сами готовы глотки перегрызть за стопку сценария. В последние годы у Хёнджина не было проблем с работой, но стоило ему пару раз попасть в таблоиды — безобидный снежок превратился в огромный ком, которым покрылась репутация Хван Хёнджина. Какой бы Меган не была стервой, но она как с первых дней делала всё ради его карьеры, так и продолжает по сей час. Может, ему бы и стоило быть чуточку благодарнее к ней — по крайней мере, меньше шастать по борделям в Европе. Но запретный плод всегда так сладок. Тем более, что уж греха таить, это какое-никакое разнообразие. Честно говоря, топ-модели уже давно приелись. Если раньше это был спортивный интерес, то сейчас они все ему на одно лицо — он их даже не запоминает. Ни одну из них ему ещё не хотелось уберечь — с Ёнсо всё по-другому. — Я отъеду на пару часов. Машину для пятницы нужно помыть, — голос Чонина разрезает тишину, повисающую в кухне, и Хёнджин лениво переводит на него взгляд. — Вам никуда не надо? — Нет, езжай, — даёт добро он и собирается уже сделать новый глоток кофе, но не обнаруживает ничего в чашке, которая чуть больше демитасса. Капля эспрессо нефтяным пятном лениво растекается по белоснежному донышку, и Хёнджин непроизвольно прокручивает фарфор, чтобы ровно замкнуть медное кольцо. — Погоди, — резко возвращает внимание на Чонина, вынуждая замереть в дверях. — А здесь это можно сделать? — Да, можно, конечно, — немного теряется он. — Просто это намного муторнее, чем съездить на автомойку. Нужно шланг подключать и в пене возиться, и… — не успевает закончить. — Забудь об этом, я разберусь, — с шумом ставит кружку на стол, поднимаясь с места. Медное кольцо сегодня сомкнётся не только на дне кофейной чашки.☆☆☆
— Ён-а, я требую объяснений, — не унимается Джисон, с сотого раза дозвонившись до подруги. — Я же сказала — это была случайность, — пытается оправдаться Ёнсо, хотя понимает, что просто так Хан от неё не отстанет. Можно было бы что-то наплести, что это был просто похожий парень на Феликса Ли. Что это её новый знакомый из компании Криса и Ли Ноу. Но вот только Джисон знает, где именно живёт Ёнсо. Знает, кто владелец дома, и сама Ён не удержалась, чтобы не проболтаться, что видела Феликса в гостях у Хёнджина. А теперь Джисон видел её обдолбанную с Феликсом по видеосвязи. Господи, что она там ему говорила? Если бы Ёнсо только вспомнила. И пока Джисон причитает о том, что ей не стоит забываться и даже думать о том, чтобы влиться в рокерскую тусовку, она нервно пролистывает список последних вызовов, мессенджеры и социальные сети. Никаких следов афиширования их связи с Феликсом больше не зафиксировано — это радует. — Ты меня вообще слушаешь? — где-то отдалённо бубнит динамик, и Ён подносит мобильник к уху: — Прости, я задумалась, — врёт она, косясь на пакет с жареной курицей, от которого исходит сумасшедший запах. Вот только Ёнсо так и не притронулась к нему. Выдула всю воду, что нашла в комнате, и теперь сидит, подогнув босые ноги, на том самом бархатном диване, где прежде восседал Хёнджин, неприкрыто осуждая её. Как же это бесит — невыносимо просто. Она и пальцем к курице не притронулась — пусть сам подавится ей. Может, не выведи он её из себя за последние дни, Ёнсо бы была более благодарной за проявленную заботу. …может, она хотя бы заметила её. А так, её практически воротит от всего, что связано с Хван Хёнджином. Не хочется больше находиться в этом доме — хочется сбежать как можно скорее. Чтобы он наконец забыл о ней. …чтобы оставил сердце в покое. — Хан, я перезвоню, — она резко прерывает Джисона на полуслове, и, успев услышать лишь «я не договорил», сбрасывает звонок, поворачиваясь в сторону открывающейся двери. — Я смотрю, ты не очень хочешь идти на контакт, — Хёнджин проходит вглубь спальни, останавливаясь около столика и отодвигая пальцем край пакета. Театрально заглядывает в него, вскидывая брови, а Ёнсо ещё сильнее скукоживается на мягком сиденьи, жалея, что сразу не ушла в свою комнату, а ещё лучше — на работу. Находиться в его доме невыносимо, а находиться с ним в одном помещении — невозможно. Потому что каждый раз, стоит Хёнджину с ней заговорить, к горлу подступает ком, а грудная клетка стягивается смирительной рубашкой до такой степени, что задохнуться можно. Вот только никакая смирительная рубашка не в силах удержать кипящую лаву, что разливается по артериям, заполняя собой каждый сосуд. …самая страшная пытка. — Нет аппетита, — бормочет она, глядя на него исподлобья. — Вот как, — Хёнджин отстраняется от пакета, буквально простреливая своим взглядом насквозь. — Тогда, может, стоит его нагулять?☆☆☆
— Какой же придурок, — шипит себе под нос Ёнсо, вспенивая в очередной раз мочалку. Сначала он отчитывает её за то, что посмела «поразвлекаться» с его другом. Теперь устраивает исправительные работы. Да он хуже старшего брата, которого у Ёнсо никогда не было. К чему вообще все эти нотации? К чему такое внимание? У Хёнджина нет своих забот? Потому что складывается ощущение, что нет, раз он всё утро не может оставить Ёнсо в покое. Мыльная мочалка летит в ведро с грязной водой, и Ёнсо вытирает лоб предплечьем, стараясь не задеть лицо грязными от мытья машины руками. Хоть бы уж перчатки ей дал, раз такой заботливый. Бэ-Эм-Вэ обсидианом переливается в лучах утреннего солнца, что уже встало над Кэролвуд Драйв, то и дело ослепляя Ён солнечными зайчиками, что отскакивают от мыльного лобового стекла. Шланг уже подготовлен. И не благодаря Хёнджину, естественно: один из мексиканцев, что зашёл в гараж за садовыми ножницами, помог Ёнсо справиться с ним. Но как только Ён не нажимает ручку распылителя — вода всё равно не течёт. Не хватало ещё сейчас из вёдер поливать: кран с водой находится не так далеко, но попробуй несколько раз пройтись с десятилитровым ведром туда-сюда. — Ты забыла открыть вентиль, — раздаётся голос, от которого у Ёнсо уже зубы начинает сводить. Самодовольная ухмылка Хёнджина блещет не хуже отмытого только что автомобиля. Но Ёнсо лучше бы ему рот начистила, чем оттирала въевшуюся пыль от колёс. — Разберусь, — фыркает она, стреляя косым взглядом. Вентиль и правда перекрыт. Чёртов мексиканец. Не мог сразу всё сделать, что ли? Хоть бы намекнул как-то. — Я тебе помог — уже не в первый раз, кстати. А ты обижаешься? Разве это справедливо? — небесные глаза сияют олимпийским огнём, но Ёнсо нет до этого дела. Она вообще в его глаза больше смотреть не хочет. — А справедливо заставлять меня мыть твою машину? — язвит она, подходя ближе. Зелёный шланг ленивым питоном волочится за ней, шурша по идеально уложенной асфальтной площадке. — У нас тут что, колония для беспризорных мальчиков? — Скорее уж интернат для несносных девочек. Уголки хёнджиновых губ патокой растекаются, что от приторности хочется вмазать хорошенько, чтобы стереть это самодовольство напрочь. Ёнсо останавливается в метре от него, решаясь таки посмотреть в глаза. Но не чтобы утонуть в них, а чтобы ещё раз убедиться — ничего хорошего они не сулят. — Чего ты добиваешься этим? — он что-то собирается ответить, но Ён ещё не закончила: — Тебе так скучно живётся? Захотелось разнообразия? — буквально забрасывает вопросами, но не уверена, что хочет слушать ответы. Действительно, сколько можно? Почему он просто не будет приходить домой, напиваться, как, похоже, делал это раньше, спать с кем попало, а потом уезжать на съёмки? Погодите, он и так ездит на съёмки, напивается по вечерам и спит с кем попало. Прекрасно. Так чего ему всё мало? Чего не будет игнорировать присутствие Ёнсо, как и следовало делать? Да лучше бы он её выгнал уже — сама она вряд ли без пинка уйдёт. — Знаешь, — вздыхает он, отводя взгляд куда-то в сторону сада. — Безразличие хуже ненависти. А ты ко мне явно небезразлична. — Да меня уже воротит от тебя, — даёт этим словам вырваться прежде, чем соображает, что натворила. Хёнджин резко поворачивает на неё голову, но во взгляде нельзя ничего прочитать. Он лишь смотрит, словно пытается просканировать Ёнсо — забраться под её черепушку и схватить того светлячка, что прячется по углам, пытаясь не выдать себя. Чувствовать себя некомфортно в его присутствии уже давно стало нормой. Ну всё, теперь она точно доигралась. Но, может, оно и к лучшему. Да, пусть думает, что она его ненавидит — Ён сама хочет так думать. Пусть сейчас накричит на неё, назовёт неблагодарной и выставит за двери. В подсобке закусочной есть диван. Вполне себе подойдёт для пары ночёвок. Чанбин не должен быть против. А там уже начнётся учёба, Ёнсо познакомится с кем-то из сокурсниц и снимет квартиру с ней пополам. Прекрасный план, и уж точно радужнее, чем перспективы палатки на Скид-Роу. Ребристые от воды подушечки пальцев теребят ручку распылителя, но от напряжения невольно сжимаются на рукояти, и Ён даже не успевает понять, что вообще произошло. Струя ледяной воды начинает хаотично бить ей под ноги, и Ёнсо тут же импульсивно отводит руку, окатывая серые спортивные штаны Хёнджина. — Выключи! — вопит он, отскакивая назад, хотя уже и так наполовину промок. — Что, не нравится? — злорадно усмехается Ёнсо, и не думая прекращать подачу воды. Похоже, это её последнее утро в роскошном особняке Беверли-Хиллз. Дальше только либо палаточный лагерь, либо подсобка — как повезёт. Терять после сказанных слов уже нечего. И Ёнсо подходит ближе к Хёнджину, направляя струю воды ему прямо в лицо. Он уворачивается, но лейка распылителя стоит на режиме «душ», поэтому ледяные струйки быстро пропитывают и футболку, и чёрные волосы, что липнут к лицу. И стоит Хёнджину сделать шаг в сторону или попытаться увернуться, Ёнсо проворно успевает оббежать его, не давая шанса на спасение. — Хватит, остановись! — просит он, но этого будет недостаточно. Когда Ёнсо просит остановиться, он никогда этого не делает. Может, проблема в том, что вслух она очень завуалированно высказывает своё нежелание, но сути это не меняет. Он издевался над ней все эти две недели — пришло время платить по счетам. — Что-то не так? — ехидничает она, продолжая экзекуцию. — Я облегчаю тебе утренний поход в душ. Ты должен быть благодарен, — нарочито использует его же слова. — Разве не справедливо? — шипит последний вопрос, сильнее надавливая на ручку и увеличивая подачу воды. — А, ну раз так, — Хван резко выпрямляется. — Тогда, тебе тоже стоит умыться. И прежде, чем Ёнсо успевает сообразить, перехватывает её запястье, направляя поток воды прямо Ёнсо в лицо. Хочется взвизгнуть, но стоит открыть рот, как он тут же заполняется водой, и Ёнсо приходится отвернуться в сторону, тщетно прикрывая глаза и нос свободной рукой. Вырваться не удаётся, как и ослабить напор: Хёнджин крепко обхватывает её кисть своей, уже самостоятельно надавливая на поршень. — Не нравится? — спесиво лыбится он, и не думая останавливаться. Ледяные капли больно бьют по зефирным щекам, что уже порозовели от холода и гнева. Прошибают насквозь, придавая трезвость рассудку — открывая глаза. Хёнджин абсолютно такой же, как эта проклятая система полива: гибкий садовый шланг, что может забраться куда угодно — к Ёнсо в сердце, например. Вот только в его саду растут лишь запретные плоды — не стоит даже пытаться испытывать судьбу. Манящие снаружи и ядовитые внутри. Один лишь укус и спастись будет невозможно. А сейчас это ещё возможно? Холодная вода продолжает хлыстать, опаляя кожу, пропитывая волосы и футболку, что неприятно липнет к телу. Шея и грудь покрываются россыпью мурашек, что соски сводит. И если до этого момента Ёнсо ещё ощущала ауру Хван Хёнджина, что предательским репейником прицепилась к ней, то теперь — всё смыло. Она убирает руки от лица — незачем больше прятаться, это всё равно не помогает. Помогает лишь взглянуть в эти глаза, что дурманили прежде. — Нравится, — буквально выплёвывает ему в лицо, чуть подаваясь вперёд навстречу вытрезвляющему фонтану. Пусть окончательно сотрёт следы хёнджиновых пальцев на её бёдрах. Пусть окончательно смоет с её кожи аромат липового кондиционера. …пусть всё закончится здесь и сейчас. — Мне тоже, — придурковатая улыбка слетает с его губ одновременно с тем, как Хёнджин вырывает из руки Ёнсо шланг, отшвыривая куда-то на землю. Лязганье металлического распылителя об асфальт колокольным звоном оглушает, когда длинные холодные пальцы обхватывают её лицо, притягивая к себе. Мокрые от воды губы вонзаются в её собственные, острыми клинками полосуя ягодную кожу. От запаха липы и правда ничего не осталось. Горький, терпкий, пьянящий как алкоголь, который они пили как-то ночью на кухне. Вездесущий, как запах табака, которым сейчас от него пахнет. Вырваться не получается — иронично. Когда она так хотела быть рядом с Хёнджином, он был далеко. Когда хотела, чтобы он посмотрел на неё, он целовал другую женщину. Но когда она возненавидела его до каждой промокшей ниточки на своей футболке, он целует её — страстно, жадно, жарко. Может, Ёнсо и ненавидит его теперь всей душой, вот только тело, что так желало его все эти дни, предательски отвечает — она не может это контролировать. Не может контролировать ни губы, что размыкаются после первой же попытки Хёнджина протолкнуть язык ей в рот. Ни свой собственный язык, что беспорядочно ищет укрытие от внезапного давления с противоположной стороны. Вот только ничего не выходит: мажет им по нёбу Джина, задевает дёсны, давится воздухом при малейшей попытке вдохнуть. Сходит с ума от того, как ледяные подушечки голубым огнём его глаз сильнее притягивают к себе с каждой секундой. Утаскивают на дно, куда Ёнсо так боялась упасть. Уволакивают, опутывая чёрными сетями угольных волос. Удары в его грудь кулаками прекращаются, и на одно лишь мгновение Ёнсо позволяет себе отпустить всё — остаться в моменте, о котором грезила, но боялась даже себе признаться. Окоченевшими пальцами собирает мокрую ткань на груди Хёнджина, под которой пульсируют мышцы. Чувствует, как Хван улыбается сквозь поцелуй, опять углубляя его, хотя казалось — куда ещё жарче. И как бы ни кружилась голова, как бы ни скользили мокрые сланцы в луже под ногами, и как бы ни были упоительны горячие губы Хёнджина — это ошибка. Большая ошибка, и Ёнсо знает это. И, скрепя сердце, она находит в себе остатки рассудка, по крупицам собирает осколки здравого смысла и вкладывает в свои действия всю силу воли, что ещё осталась. Отчаянно толкает Хёнджина в грудь там, где полыхает пламя, на которое, сломя голову, мчится светлячок, больше не желая быть в тени. Клетка захлопнулась, но на этот раз Ёнсо успела спастись. — Я не одна из тех девок, — губы горят предательским огнём, на языке всё ещё чувствуется привкус горечи разбитого сердца, а в глазах Ёнсо горит неприкрытая ненависть. — Я не полезу к тебе в постель, просто потому, что ты суперзвезда. — Мы не в спальне, — ровно отвечает Хёнджин, и взгляд Ён предательски цепляется за его нижнюю губу. Чёрт, он ведь только что этими самыми губами целовал её. Она чувствует — помнит. Да и вряд ли когда-то сможет забыть. Но это уже слишком. Одно дело, тайно мечтать о нём, лёжа у себя в постели после изнурительного дня. Представлять, как ночью она выходит из спальни, идёт по пустым коридорам особняка на кухню, толкает белые двери и встречается взглядом с глазами цвета предрассветного неба. А другое, быть зажатой их обладателем в угол. Понимать его заинтересованность, физически чувствовать похоть, с которой он изучает её. …осознавать, что всё вышло из-под контроля. — Это переходит все границы, — рычит Ён. Да это не просто переходит границы, это уничтожает всё — всё, что Ёнсо так старательно гнала от себя прочь. Все те попытки, когда пыталась уверовать в то, что сама себе это придумала. Странные взгляды — совпадение. Утро воскресенья — руки на бёдрах — игра воображения. Звонок посреди ночи — да он был пьян и искал, до кого бы доебаться. Там, скорее всего, Суа больше под горячую руку попала. Интересно, что он ей плёл, после чего их диалог упёрся в звонок Ёнсо? Да что угодно тогда могло быть, но причина явно кроется не в ней. Но сейчас — это больше не похоже на игру подсознания. Не похоже на сон. Не похоже на то, что Ён могла всё неправильно понять. — Не хочу, чтобы они вообще были, — Хёнджин запускает руки в карманы мокрых спортивных штанов, что обтягивают пах. Но Ёнсо не поддаётся на провокации — проследить за его действиями будет означать, что её слова вовсе ничего не значат. А это не так. — Зачем тебе это? — с неприкрытым отвращением она вытирает рот тыльной стороной ладони, будто это поможет стереть то, что плотно отпечаталось: не на губах — на сердце. — Хочу. Его спокойный обыденный тон раздражает до такой степени, что хочется поднять с земли шланг и обернуть хорошенько вокруг шеи Хёнджина. Пусть поймёт, каково это, когда перекрывают дыхательные пути, а сделать ты ничего не можешь. Ёнсо именно так себя и ощущает рядом с ним. Словно целлофановый пакет на голову накинули. И любая попытка вдохнуть заканчивается удушьем. Единственный способ выжить — не дышать вовсе. Но как надолго хватит? Ёнсо сделает всё, чтобы выжить. И если Хёнджину не хватает яиц, чтобы выгнать её из чёртового особняка — из своего сердца — она сама уйдёт. — У тебя есть деньги и слава. Ты и так можешь получить всё, что захочешь, — едкий смешок вырывается из её груди. Губы, что прежде пульсировали, смакуя чужие, кривятся в желчной ухмылке. — Всё, но только не тебя, — фраза, что вышибает и двери клетки, и землю из-под ног. Как он смеет, как смеет говорить такое ей в лицо? Смотреть так, словно то, что произошло между ними — обычное дело. Целовать её так, как будто ему всё на этом свете дозволено. …почти всё. Невыносимый, самодовольный, спесивый и наглый. Как Ёнсо вообще угораздило влюбиться в этого павлина, обвешенного брендовыми тряпками, пропитанного сорокоградусным алкоголем, с накинутыми поверх гирляндами сплетен. Беспорядочная куча всего, в которой Ёнсо не собирается копаться — всё равно под этой горой уже не отыскать того Хван Хёнджина, что был раньше. А какой он был раньше? Да плевать. Плевать на то, какой он был, на то, какой он сейчас — на всё плевать. Им больше не о чем разговаривать. Ёнсо яростно вышагивает в сторону заднего входа, тщетно растирая губы холодными от воды пальцами, желая избавиться от последних частичек Хван Хёнджина на своей коже. — Ты упала в бассейн? — ломает одну бровь Суа, окидывая взглядом только что вошедшую в дальнюю кухню Ёнсо. — Машину мыла, — бурчит Ён, скрепя зубами. Если она сейчас не примет горячий душ и не выпьет чая с лимоном, то точно заболеет. Этого ещё не хватало. — Вместо мочалки? — усмехается Суа, стуча ложкой в тарелке с сухим завтраком. — Смешно, — безразлично бросает Ён, звонко шлёпая мокрыми сланцами по плитке на полу. Сейчас нет дела до колкостей Суа. Хочется поскорее переодеться и уйти на работу. Чувство собственной беспомощности изводит настолько, что хочется разреветься. Но Ён не делает этого — всё равно легче не станет. Маленькая спальня на первом этаже встречает вибрацией сотового телефона, и Ёнсо берёт его с оранжевого чемодана, который использует как тумбочку. Прислали инструктаж для предстоящего мероприятия в пятницу. Ён лениво пролистывает документ в самый низ, где жирным шрифтом пестрит сумма, которую можно заработать за вечер, обслуживая каких-то толстосумов — хоть что-то приятное. Уже собирается заблокировать мобильник, как взгляд цепляется за куртку Ли Ноу, которая всё также висит на чемодане. Минхо сказал, что не будет больше проявлять инициативы, если Ён сама не захочет. Что ж, похоже, что сейчас она действительно этого хочет. Может, не так сильно, как избавиться от Хёнджина в своих мыслях — а лучше в своей жизни. Но одно другому не мешает, верно? Пальцы всё ещё сводит от долгого нахождения в холодной воде, но, не без труда, Ён всё же печатает короткое смс, отправляя не колеблясь. Кружочек на аватарке Ли Ноу загорается, что Ён даже из чата выйти не успевает — он онлайн. Секунды, пока внизу экрана бегает бледная надпись «Печатает сообщение…» учащают сердечный ритм, но это приятное чувство. И стоит всплыть входящему сообщению, как на лице начинает играть идиотская улыбка. «Во сколько ты заканчиваешь сегодня? Давай не будем откладывать».