The Glory

Самое странное, что могло произойти с Ёнсо за первую осеннюю неделю, уже произошло. Да и эта неделя осталась позади, чему Ён несомненно рада. Новые знакомства, дурацкая вечеринка, на которую она зачем-то пошла, закончившаяся скандалом с Хёнджином. Феликс ночью в особняке, Крис на концерте Феликса. Ёнсо не успевает за событиями, которые зеркалами калейдоскопа вертятся вокруг неё, не давая сфокусироваться на чём-либо конкретном. Но, может, оно и к лучшему? Такая вереница не даёт мусолить в голове вечер у ворот, когда Хёнджин кричал на неё, а она кричала в ответ. А свидетелями всего этого были его подчинённые и её друзья. Кроме Меган — с ней они не подруги, хотя и вряд ли уж враги. Ёнсо предпочла сосредоточиться на чём-то более реальном, чем эта унизительная сцена. Как и можно было догадаться, Габриэль оказалась из тех, кто бросается в отношения с головой. Ёнсо как будто заранее это знала, поэтому для неё не было шоком, когда от занятия к занятию Габриэль садилась с Остином вместе, а ей приходилось искать свободные места рядом с такими же одиночками. За обедом она чувствовала себя третьей лишней — наблюдать, как твои друзья кормят друг друга буквально с рук, а потом ещё и слизывают с губ друг дружки кетчуп от хот-догов — не самое аппетитное занятие. Так что в какой-то момент, когда в очереди в кафетерии к Ёнсо подошёл Трой и предложил не ждать, а сходить в ближайшую кофейню, Ён тут же согласилась. Именно так и прошли последние учебные дни первой недели, за которые Ёнсо успела не только побывать в эпицентре разрастающейся раковой опухоли голливудского бомонда, но и найти себе компанию, в которой ей наконец-то приятно проводить время. С Троем оказалось довольно легко общаться, а любовь к холодному американо сблизила их со световой скоростью. Стоило Трою скривиться от горечи плохо приготовленного напитка, как Ёнсо тут же почувствовала родство их душ. Минхо, узнав о её новом друге, сперва насторожился, но тут же расслабился, узнав, что тот не имеет никаких видов на представительниц женского пола. А Ёнсо хватило ума пошутить, что Ли Ноу не ревнует её к кинозвезде, но ревнует к педику — за «педика» она получила щелбан. Кажется, стоит всё же следить за языком. Хорошо, что она ещё такое при самом Трое не выдала, а то лишилась бы и его компании за ланчем. В отсутствии Хёнджина жизнь словно стала нормальной — Ёнсо скучала по этому чувству. Только после того, как он уехал, она поняла, в каком стрессе находилась все эти дни. Теперь можно дышать полной грудью, наполняя лёгкие чистым кислородом на вершине холма по пути к обсерватории Гриффита, куда они с Ли Ноу сегодня приехали. Несмотря на будний день, здесь полно народу: кто-то отдыхает на газоне, кто-то фотографируется со знаком «Голливуд», а кто-то разглядывает улицы города ангелов в бинокли. Весь Лос-Анджелес отсюда как на ладони. Они с Ли Ноу идут вдоль постаментов великим астрономам, держась за руки и болтая о всяких мелочах: о том, как прошли пары Ёнсо и об очередном предстоящем турнире Ли Ноу. Какая же Ён идиотка — почему она вообще прежде позволяла себя сравнивать Минхо с Хёнджином? Они даже стоять рядом не могут. Даже через такие мелочи, как обычные прогулки, переписка в мессенджерах и мимолётный взгляд, по Ли Ноу видно, как он оберегает её. …как дорожит ей. А Хёнджин что? Твердит о заботе, распыляется в красивых словах о нужде в её присутствии, а потом кричит. Он сломлен, а Ёнсо не сможет ему помочь — это не в её силах. Ему больше не разрешается вторгаться в её сердце, и она ему об этом скажет при первой же возможности. Позволять Минхо ждать её определённости больше нельзя — это нечестно, неправильно и эгоистично. Ей нравится Минхо. Настолько сильно, что стоит ему посмотреть на неё, чуть сильнее сжав ладонь, как все органы будто заливает солнечным светом, лучи которого путаются в его пшеничной чёлке. — Ты была уже раньше в планетарии? — интересуется он, а Ёнсо тут же отрывает взгляд от ангельских улиц, отрицательно мотая головой. Побывать в Лос-Анджелесе и не посетить знаменитую обсерваторию Гриффита — преступление. Один этот вид только чего стоит. Хотя, Ёнсо почти уверена, что та же Алексис даже и не думала сюда подниматься. Ён не раз видела белое здание на холмах, но так близко ещё не подходила. Да и когда бы она ещё это сделала? В детстве они с Джисоном часто сидели на крыше и смотрели на звёзды. Но они и в половину не были такими яркими, как рядом с Ли Ноу. Интересно, сегодня будет так же ярко? — Значит, сегодня твой первый раз, — усмехается он, указывая в сторону главного купола. — Тебе должно понравиться. — Уверена, мне понравится, — улыбается Ёнсо, уже предвкушая предстоящее свидание. Ли Минхо просто невероятный — если в этом городе и есть уголок, где их не будет подстерегать самодовольный взгляд Хван Хёнджина, пестреющий со всех билбордов, то обсерватория именно такое место. Может, Хёнджин и звезда, но точно не настолько яркая, чтобы ему посвятили табличку на астрономической «Аллее славы». Его небосклон заканчивается на обложках жёлтых изданий — то самое гетто звёздного мира. Там, где толпы туристов топчут дорогу, усыпанную пятиконечными табличками — каждый мечтает там оказаться, но не каждый понимает, через что ради этого придётся пройти. Это же практически кладбище человеческих грёз. Финальная точка, за которой лишь неизвестность. Люди оккупировали все площадки, с которых можно сделать отличное фото, но Минхо ведёт Ёнсо к главному входу, рядом с которым красуется вывеска с расписанием работы выставок. В понедельник выходной — кажется, сегодня они останутся без шоу. Но Ли Ноу по-хозяйски открывает двери, заходя внутрь. — Погоди, санитарный день ведь, — пытается остановить его Ёнсо, оборачиваясь на всех этих людей перед зданием. — Да, но не для нас, — подмигивает он, кивком намекая, чтобы Ёнсо быстрее заходила. — Простите, мы закрыты, — охранник тут же останавливает их, и Ён чувствует себя неловко. Будто они сейчас вламываются в дом, где совсем не ждут гостей. — Мы к Айзену Дункану, — тут же заявляет Ли Ноу, и охранник берёт со стойки планшет, вчитываясь в какой-то текст. — Имя? — Минхо Ли и Ёнсо Ким, — отвечает Минхо, и мужчина кивает, откладывая, судя по всему, список посетителей. — Выложите телефоны и пройдите через рамку, — просит он, и Ёнсо с Минхо следуют процедуре досмотра, пока их досконально просвечивают металлоискателем. — Ты взятку дал? — шёпотом спрашивает Ёнсо, как только они отходят от пункта охраны. — Нет, просто у меня здесь есть связи, — игриво подмигивает он, забирая мобильник с тумбы. — Твой отец всю Калифорнию знает, что ли? — усмехается она. — Нет, конечно. Но я и сам знаю примерно половину, — самодовольно хмыкает Минхо, печатая кому-то сообщение. Да уж, ощущение, что даже некоторые дворовые собаки в курсе, кто такой Ли Ноу. А всего-то стоило один раз прогреметь с судебным делом. Такая себе слава, конечно — видимо, в этом городе она у всех своя. — Ли! — раздаётся по холлу мужской голос, и Ёнсо с Минхо синхронно поворачиваются на долговязого парня в зелёной клетчатой рубашке поверх серой футболки. — Я думал, ты прикалываешь, сказав, что придёшь, — смеётся он, радостно пожимая руку Минхо и приобнимая его, будто они старые приятели, что, похоже, правда. — Так не думал, что даже сделал пропуски, — парирует Ли Ноу, крепче прижимая его к себе. — Ну, а чем чёрт Ли Ноу не шутит, — он хлопает Минхо по плечу ещё раз, отстраняясь. — Годы идут, а ты всё такой же говнюк, — скалится Минхо и оборачивается на Ёнсо, которая стоит в сторонке, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Познакомься, это моя девушка Ёнсо, — с гордостью представляет он, и у Ён непроизвольно начинают алеть щёки. Кажется, он ещё ни разу не произносил этого вслух кому-то постороннему. Ведь все их друзья и так уже в курсе этой новости. — Ёнсо, это мой университетский приятель — Айзен Дункан. — Я ещё по имени в смске догадался, что ты красотка, — улыбается Айзен, протягивая руку Ёнсо. И стоит ей вложить свою ладонь в его, как он неожиданно наклоняется, целуя тыльную сторону. Кажется, глаза Ёнсо так широко ещё никогда не открывались, что не проходит мимо внимания парней. — Ну ты и придурок, — толкает его в плечо Минхо, а Айзен театрально отшатывается в сторону, улыбаясь во весь жемчужный ряд. Но даже после такой похабщины, которая кажется Ёнсо вовсе неуместной — в Корее себе такого бы точно никто не позволил — Айзен всё равно производит приятное впечатление. Может, его очки в тонкой чёрной оправе внушают ей доверие, а может, русые кудряшки, которые бесконтрольно завиваются на чуть отросших волосах. Айзен астрофизик, но иногда читает научно-популярные лекции в планетарии Самуэля Оушена и следит за телескопом. Пока толпы народа в парке Гриффит только прибавляются с каждым часом, чтобы посмотреть закат и сделать снимки для своих соцсетей, Ёнсо и Минхо прогуливаются по экспозициям обсерватории, слушая рассказы Айзена о формировании Вселенной, эволюции звёзд и образовании чёрных дыр. Как-то прежде Ён даже не задумывалась о том, что Солнце когда-то потухнет. Точнее, со слов Айзена, оно сначала увеличится в размерах до такой степени, что жизнь на Земле просто перестанет существовать. Всё человечество буквально расплавится, а следом за ним и вспыхнет планета. Ничего не останется — и это пугает. В этом мире всё слишком нестабильное и совершенно невечное. Если даже звёзды гаснут, то что говорить о людях? Одна выставка сменяет другую. Ёнсо идёт следом за Айзеном, разглядывая экспозицию, символизирующую начало зарождения Вселенной. Холодный блеск драгоценных камней волной бежит от Большого взрыва вглубь коридора, увлекая за собой куда-то в настоящее. Получается, чтобы создать что-то удивительно прекрасное, нужно всё разрушить? Спровоцировать большой взрыв, что уничтожит прежний покой и запустит каскад неконтролируемых реакций, исход которых может быть совершенно непредсказуем, но совершенно точно прекрасен. Неужели до Большого взрыва не было абсолютно ничего? У Ёнсо никак не укладывается это в голове — понятие «сингулярности» так и останется для неё загадкой. …всё и ничто. Рассказ про планеты Солнечной системы тоже впечатляет её. А как так получилось, что именно на Земле сформировалась жизнь? Как так вышло, что частички, из которых состоят тела Ёнсо, Минхо и Айзена, собрались в одном месте? Таков был тот самый вселенский замысел? А встреча с Хёнджином тоже его часть? Вселенная вообще знала, что звёзды могут вспыхивать ещё и на Земле? — Хочешь взвеситься? — Айзен заглядывает через плечо Ёнсо, которая внимательно изучает весы, что должны показать её вес на Меркурии. — Ой, не-не-не, — тут же отнекивается она. — Ни за что. Придумал тоже: взвешиваться у них на глазах. Ёнсо, может, и не следит так тщательно за своей формой, как Алексис, но вставать на весы — тот ещё стресс. Да и она пообедала недавно — никаких взвешиваний. — Да давай, не бойся, — усмехается Айзен, стягивая с её плеча рюкзак. — Вперёд, — кивает на весы, явно не желая принимать отказ. Ладно, они ведь сюда для развлечения пришли, верно? Ёнсо практически скрепя зубами встаёт на адское изобретение, которое не даёт покоя девушкам всех возрастов. Если бы Ёнсо ещё помнила, сколько она весит, то, может, это было бы не так волнительно. Минхо тоже подходит и с любопытством вглядывается в экранчик, на котором загораются цифры: — Двадцать один? — удивляется она, понимая, что циферблат явно ей льстит. В конце концов, она же не космическая пыль, чтобы это было правдой. — Красотка, а не переусердствовала ли ты с диетами? — усмехается Ли Ноу, и Ёнсо сердито зыркает на него, вызывая лишь дурацкий смешок. — Это происходит из-за того, что на Меркурии сила гравитации намного меньше, чем на Земле, — поясняет Айзен. — А где ещё меньше? — уже с большим азартом интересуется она. Может, Ёнсо и не понимает эти физические термины, которые Айзен использует в обычной речи так, будто все вокруг их знают с младенчества — смысла некоторых Ён даже на корейском не знает, — но смекнуть, что раз гравитация меньше, то и цифры на весах меньше, она в состоянии. Главное, чтобы кое-какой умник не достал калькулятор и не пересчитал всё в человеческие величины. Ёнсо надеется, что Минхо всё же не такой «умник». — Ой, да почти на всех, — пожимает плечами Айзен, а Ёнсо уже идёт к заманчивому макету Луны и весам рядом с ним. — Технически, Луна — это спутник, — пытается внести ясности Айзен, глядя ей вслед. — Да какая разница, если я на ней вешу девять килограмм, — смеётся Ёнсо, направляясь к самому большому макету. — Действительно, какая разница, — усмехается Ли Ноу, подмигивая Айзену. — Ты смог сделать, что я просил? — уже совсем шёпотом спрашивает он, чтобы Ёнсо не услышала. — Да, всё по плану, — подмигивает Айзен и переводит взгляд на Ёнсо: — Тебе не понравится! — выкрикивает он, пытаясь остановить её, но уже поздно. Ёнсо воодушевлённо встаёт на весы под самой большой планетой, и её глаза округляются наравне самому Юпитеру. — Сколько? — Минхо прибавляет шаг, чтобы увидеть, что же так взбудоражило Ён, но она тут же спрыгивает на пол, преграждая ему путь. — Нисколько, — упирается руками ему в грудь, пытаясь оттянуть время, пока на циферблате исчезнут роковые цифры. — Да брось, дай посмотрю, — он не придаёт значения её бессмысленной панике. Иногда Ёнсо бывает такой по-детски наивной, но именно это в ней ему и нравится. — Если на Меркурии было двадцать один, то на Юпитере… — Айзен задумывается о чём-то, и прежде, чем Ёнсо успевает смекнуть, что он подсчитывает что-то в уме, тот уже громко оглашает цифры: — Примерно сто тридцать два килограмма, — он с непринуждённым видом окидывает взглядом растерянную Ёнсо, улыбаясь. — Значит твой обычный вес… — Замолчи! — выпаливает она, не зная, как ещё заткнуть его. — Пожалуйста, не говори, — виновато бубнит она, неловко закусывая губу. — Да брось, что такого? — пожимает плечами Айзен, но всё же больше не умничает. — Давайте пройдём дальше, — он тут же переводит тему, кивая на дверь в конце зала. В завершении экскурсии они поднимаются на одну из башен. Ёнсо ещё никогда не видела такой огромный телескоп. Айзен даже специально открыл купол, чтобы она пошла посмотреть в окуляр. Уже вечереет, только звёзд ещё не видно. Зато им удалось посмотреть на солнечные пятна — выходит, Солнце оставляет на чужих лицах веснушки, потому что само усыпано ими. Забавно. — Мне очень понравилось, — признаётся Ёнсо, когда они уже спускаются обратно. — Я даже немного устала. — Устала? — удивляется Ли Ноу, открывая перед ней дверь. — Тогда, надеюсь, что ты не уснёшь. — Не уснёт, — усмехается Айзен, выуживая из кармана связку ключей. — А что, ещё не всё? — удивляется Ён, глядя, как Айзен открывает двери какого-то зала, где они ещё не были, и проходит внутрь, оставляя их открытыми. — А что там? — медлит она, не решаясь войти внутрь. — То, ради чего мы сюда пришли, — уголки губ Минхо ползут вверх в кошачьей улыбке. — Заходи, чего испугалась? Вот ещё, Ёнсо не испугалась, а всего-то устала. Но как бы ни гудели ноги от подъёма в гору к обсерватории, а потом ещё и двухчасовой экскурсии, она всё равно зайдёт туда. Всё, что Ли Ноу для неё приготовил — бесценно. Огромный купол планетария вынуждает Ён запрокинуть голову и открыть рот в немом изумлении. Если бы её в детстве привели в такое место, то челюсть бы у неё точно отвалилась. Сейчас же она ещё может контролировать свой восторг. Посередине зала стоит звёздный проектор, а ряды стульев заменяют двуспальные тонкие матрасы, расстеленные прямо на полу — на похожем спит Ёнсо, но даже эти выглядят более удобными. — Располагайтесь, шоу начнётся автоматически через пять минут, — Айзен вскидывает запястье, сверяя время на наручных электронных часах. — А ты с нами не останешься? — удивляется Ён. — Я всё это уже раз пятьсот видел, — усмехается Айзен, бросая неоднозначный взгляд на Ли Ноу, что не остаётся без внимания Ёнсо. — Да и мне ещё телескоп пылесосить. Сегодня ведь технический день. Надо поработать, для приличия, — подмигивает он. — Пылесосить? — сегодня Айзен говорил о многих странных вещах, некоторые из которых так и остались для Ёнсо совершенно непонятными. Но пылесосить телескоп — это уже ни в какие рамки. — Да, — усмехается он. — Чтобы пыль в трубе не скапливалась. Всё, не буду вам больше мешать. Если что, изнутри замок тоже открывается, — показывает на защёлку под массивной длинной ручкой и, получив от Ёнсо и Минхо одобрительные кивки, выходит, оставляя их наедине. — Где хочешь расположиться? — Ли Ноу уже подходит к одному матрасу, опускаясь на пол. — Спрашиваешь, но выбираешь сам, — дуется она, скрещивая руки под грудью. — Выбери любое место, тут всё в нашем распоряжении, — он раскидывает руки в стороны, окидывая взглядом помещение, по которому эхом разлетаются их голоса. Ёнсо бы могла сказать, будто они в космосе, но сегодня она узнала, что там звук не распространяется. — Тогда… — она крутится по сторонам, пристально сканируя каждый матрас. — Вот там, — указывает на место в другом конце зала. Минхо закатывает глаза, даже не пытаясь сдержать глупую улыбку, и уже собирается подняться на ноги, как Ёнсо переводит свой палец с матраса на него: — А ты тут сиди. Свой выбор ты уже сделал, — и, гордо вскинув подбородок, Ким Ёнсо вышагивает между разбросанными по полу «зрительскими местами», опускаясь на своё индивидуальное ложе. Со спины раздаётся насмешливое цоканье, а когда Ён снова смотрит на Ли Ноу, тот уже лежит на полу, подложив руки под голову и глядя в потолок. Может, Ёнсо переборщила? Это ведь шутка была, неужели он её не понял? Или просто подыгрывает? В любом случае, свет гаснет, отрезая их друг от друга, и Ён поспешно стягивает с плеч рюкзак, укладываясь на пол. Вспышка света, словно сейчас произошёл тот самый Большой взрыв, и над их головами открывается настоящий портал за границу линии Кармана. Это настолько реалистично и одновременно нереально, что сложно поверить, что где-то там существует ещё что-то, помимо крохотного — нет, по меркам Вселенной, просто микроскопического — Лос-Анджелеса, улицы которого кишат не ангелами, а лишь частичками в нитях бескрайней материи. Если и есть что-то меньше кварка, о существовании которых Ёнсо сегодня тоже узнала, то она ощущает себя сейчас именно так. Маленькая, крохотная, известная лишь определённому кругу людей и не представляющая интереса для окружающих — вот какая она. И стать значимой для кого-то в этом огромном необъятном мире — как будто что-то за гранью фантастики. Всегда казалось, что встреча с кем-то — это нечто обыденное. Но сейчас Ёнсо задумывается, а насколько это нормально? Почему происходит так, что люди встречают других людей, знакомятся, дружат, влюбляются, расстаются, а затем всё по новой? Почему именно этих людей мы встречаем на пути? Почему не обходим их, а позволяем остаться? …почему отпускаем? Нет ощущения, что сейчас над головой купол: есть только Ёнсо и бескрайняя Вселенная, которая постоянно расширяется, создавая ещё больше причинно-следственных связей для встречи с кем-то. А что, если бы в общежитии не прорвало канализацию? Что, если бы Суа отказала Ёнсо пожить с ней? Что бы было, если бы всё пошло по изначальному плану? Ёнсо бы поселилась рядом с кампусом. Никогда бы не попала в закусочную, никогда бы не искала подработку. Минхо бы никогда не назвал её Райли, и они никогда бы не выпили пива на пляже. Ён бы никогда не узнала, что если есть чупа-чупс со вкусом бабл-гам и смотреть на звёзды, то можно влюбиться. Чёрт, она ведь влюбилась именно тогда: когда он взял её за руку, когда сказал смотреть наверх. …но сам смотрел лишь на неё. Пальцы неосознанно комкают бархатный чехол наматрасника — кожа на ладонях Ли Ноу совсем не такая. Она шершавая из-за волейбола, но обжигающе горячая, что хочется расплавиться от его прикосновений. Хочется вспыхнуть, как метеор, сгорающий в атмосфере. Хочется превратиться в космическую пыль, чтобы просочиться в его тело, впиться в живые ткани, разнестись кровью по каждому капилляру у него под кожей. …хочется сейчас быть рядом с ним. И как Луна заслоняет Солнце во время затмения, так и Ли Ноу сейчас перекрывает весь обзор, нависая над Ёнсо. Как он узнал, что она нуждается в нём в этот самый момент? Как он вообще нашёл её?.. — Отойди, ты мне космос загораживаешь, — Ёнсо пытается сдержать непрошеную улыбку. Хотя, в темноте вряд ли Минхо может разглядеть её лицо. — Я выбрал тебя, — произносит он, не двигаясь с места. — Что? Улыбка сгорает в атмосфере этой чёртовой планеты следом за кислородом в горящих от напряжения лёгких. — Ты сказала, что я уже сделал свой выбор. И я выбрал тебя. Просто решил напомнить, — он слишком спокойно произносит радиоактивные слова, поражающие все живые клетки. …выжигающие раковые хёнджиновы образования в её здоровых тканях. Будто это простые вещи — очевидные настолько, что никакой гамма-спектрометр не нужен, чтобы засечь излучение, которое — словно маяк пульсара — сигналит о своих чувствах. Ёнсо бы приземлиться, но отчего-то непреодолимо тянет наверх. — Тогда, поцелуй меня, — на последнем дыхании произносит она, проваливаясь вглубь матраса, когда Ли Ноу опускается на четвереньки где-то над её головой, что его тела совсем не видно. И теперь Ёнсо может разглядеть лишь хвост кометы, очерчивающий его лукавую улыбку прямо перед её глазами, что на автомате хочется загадать желание. …как в ту ночь, лёжа на пирсе. Будто звезда упала, придавливая Ёнсо к земле и не давая вознестись. — Я же тебе космос загораживаю, — как будто специально дразнит он, вызывая фантомные покалывания на кончиках пальцев. Между ними словно вакуум, и Ёнсо вот-вот разорвёт от гравитации нейтронной звезды Ли Ноу. С такой силой тянет к нему, что если бы в помещении остался бы хоть какой-то кислород, то она бы точно истлела. Может, и хорошо, что она больше не может дышать. Не может думать ни о чём — ни о ком — другом. …не может существовать. — Ты мой космос, придурок, — без единой усмешки произносит она, потому что это уже не смешно. Ёнсо влюблена в него, и это вовсе не насмешка. Если Вселенная действительно знает, в какой момент частицы должны собраться в одной точке пространства, то это был лишь вопрос времени — Ёнсо лишь жалеет, что прежде тратила жалкие секунды не на Минхо. — Целуй уже, — если он этого сейчас не сделает, то она сама его уничтожит. Терять время больше бессмысленно, как и упускать возможности. Как и бежать от того, что уже и так предрешено с самого начала. Ей остаётся лишь смиренно ждать уготованного конца, пытаясь искать смыслы в абсолютно бессмысленном существовании. Так если всему в итоге придёт неизбежный конец — когда всё исчезнет, оставив за собой лишь пустоту — разве не проще уничтожить всё самому? Либо ты, либо тебя. Ёнсо вот кажется, что тот, кто открывает ядерный чемоданчик, имеет власть над этой неизбежностью — он сам решает, испепелить всё или дать ещё один шанс. …но у самой Ёнсо шанса больше не осталось. Она умышленно отдала Ли Ноу право на этот выбор, позволяя погубить всё. Поэтому ноги млеют, когда кожи на её подбородке касается чужое дыхание. Поэтому звёзды разлетаются не только под куполом планетария. И поэтому сама Ким Ёнсо будто взрывается от долгожданного прикосновения к губам Ли Ноу — космическая трагедия микромасштаба. Если бы Ён и правда была звездой, то её остатки осветили бы всё небо. Разнеслись бы во все стороны, сметая ударной волной всё, что встаёт на пути, как Минхо, стягивающий с себя футболку и отшвыривающий её в сторону. — Душно здесь, — словно оправдывается он, наблюдая, как Ёнсо поднимается с пола, разворачиваясь к нему. — Я тоже так думаю, — кивает она, а в следующую секунду уже прижимается всем телом к его оголённому торсу, жадно притягивая его лицо к себе. На коленях стоять очень неудобно, но это даёт хоть какую-то надежду на благоразумие. Ведь то, что они сейчас собираются сделать в планетарии Самуэля Оушена — тянет на преступление. Но разве любить — это преступление? Для неё не может быть подходящего времени и места. Она существует вне зависимости от обстоятельств и божественного замысла. Или же Вселенная всё настолько рассчитала? Ёнсо вот обсчиталась настолько, что надела нижнее бельё разного цвета. Поэтому это даже очень хорошо, что здесь сейчас темно — весь свет сконцентрирован на потолке и в горящих глазах Ли Ноу, которые сверкают даже в кромешной тьме. Он целует её шею, оставляя влажный след на ключице, а руками оглаживает поясницу под футболкой, пока Ёнсо запускает пальцы в его волосы, вдыхая запах дорогого кондиционера и прижимая сильнее к себе. Ни один миллиметр её кожи не остаётся без внимания, и Минхо тянет футболку Ёнсо вверх, тут же припадая губами к груди и стаскивая одну лямку с плеча. — Нас оштрафуют, — Ён пытается образумить его, но даже отстраниться не получается. О каком благоразумии вообще может идти речь? Ли Ноу лишь усмехается, стягивая и вторую лямку: — Опять ты за своё? Снова скажешь, что я вандал? — Осквернитель, — фыркает она, ещё больше путая пальцы в его волосах, как будто, на всякий случай, цепляясь сильнее. …вдруг он правда остановится. — Тебя? — дорожка поцелуев тянется вдоль ключицы к впадинке между шеей и плечом. — Храма знаний. Горячий язык очерчивает ракушку уха, и мурашки звёздными остатками рассыпаются по голым плечам и груди. Ёнсо больше не выдерживает, отстраняя Минхо от себя, но только лишь чтобы поцеловать его самостоятельно. — Брось, это же не универ, — он улыбается в поцелуй, и за это ехидство Ёнсо легонько щипает его плечо. Кажется, она рассчитывала, что это послужит для него наказанием, но его, похоже, это лишь сильнее возбуждает. — А что, ты бы и там смог? — сдавленно дышит она, понимая, что ещё немного, и назад пути не будет. …хотя, его уже нет. — Проверить хочешь? — смеётся он, с первого раза расстёгивая крючки на нижнем белье Ёнсо. — Боже, остановись, — хохочет она и сильнее прижимается к Минхо грудью, чтобы не дать абсолютно не сексуальному простому бежевому лифу упасть на пол. Тело Ли Ноу такое горячее — во всех смыслах — что Ён почти жалеет, что здесь так темно. Хотя, если нельзя увидеть, то можно потрогать — если не боишься обжечься. Но кожа Ёнсо уже и так плавится от его прикосновений. Ей нечего терять. …кроме нижнего белья. — А если я не хочу, — бубнит он, чуть оттягивая нижнюю губу Ён. — Погоди, — слишком резко разрывает поцелуй, что Ёнсо даже слегка теряется. — Или ты не хочешь, чтобы я продолжал? Если дело не только в дебильном штрафе, то лучше сразу так и скажи. Я всё-таки не вандал. Ли Ноу и пытается приукрасить всё шутками, но голос абсолютно серьёзный, а слова уверенные. Он ужасно сильно её хочет — Ёнсо чувствует это через два слоя плотной джинсовой ткани. Но Минхо готов остановиться прямо сейчас, если Ёнсо этого пожелает. Если ей некомфортно или она не готова, чтобы их отношения перешли этот Рубикон. Странно, что она сама не задалась этим вопросом раньше: может, боялась придать значения своим чувствам? Или его чувствам? Когда они впервые встретились в закусочной, что она подумала? Он придурок — вот что. Но это Ёнсо была идиоткой. И теперь эта идиотка стоит перед ним наполовину без одежды, обнимает его, чувствует, как внутри все органы превращаются в ливер, а мысли больше не витают по бескрайнему космосу. Ей больше не о чем мечтать, ведь зачем смотреть на чернеющую пустоту неба, если без Ли Ноу звёзды словно и вовсе не зажигаются. — Иди сюда, осквернитель мест общественного пользования, — улыбается она, притягивая Минхо к себе и падая вместе с ним на матрас. Тянется за очередным поцелуем, но не получает его, удивлённо глядя на Ли Ноу. — Нет, правда, давай не будем, если ты против. Всё нормально, — он нависает над ней на вытянутых руках, будто теперь любые касания их тел — это что-то запретное. Словно, если он сейчас вдавит её в матрас, то произойдёт необратимая диффузия. — Хо, я уже почти голая перед тобой лежу, — она поправляет хлопковую ткань лифчика, всё ещё каким-то образом прикрывающую грудь. — Как ты думаешь, я против? На потолке идёт проекция вспышек на Солнце, и случайный выброс корональной массы освещает помещение, что Ёнсо может разглядеть вздувшиеся венки на крепкой мужской шее. — Ну, может, стеснялась отказать, — даже с каким-то смущением произносит он, будто и правда уже жалеет, что начал. — Кто вообще отказывается от занятия сексом в планетарии? — хмурится Ёнсо, надеясь, что Минхо не разглядел сейчас складку между её бровей. Когда не надо, света в помещении предостаточно. — Не, ну так-то я тоже не понимаю, — со смешком хмыкает он, ложась наконец-то сверху. — Мне продолжать? Вопрос такой глупый, отчего Ёнсо закатывает глаза: — Не спрашивай. И едва она успевает договорить, как Ли Ноу запускает руку между их телами, вытаскивая зажатый лифчик и отшвыривая его в противоположную сторону от собственной футболки. Наверное, они потом долго будут искать свои вещи в темноте: или когда шоу закончится, то свет автоматически включится? Боже, они ведь могут быть застуканными в любой момент. А если Айзен пропылесосит этот чёртов телескоп быстрее, чем закончится представление? Тогда он станет свидетелем другого — более пикантного — шоу. Но Минхо, похоже, нет до этого никакого дела. Он берёт в одну руку грудь Ёнсо, сминая её и играя своим языком с её соском, что набухает, будто морская бусина. И параллельно второй рукой пытается расстегнуть пуговицу на её поясе, а у самого уже в шортах невыносимо тесно. Возбуждённый член ярко ощущается на бедре Ёнсо, и она тоже пытается расстегнуть молнию, осторожно проникая рукой под кромку боксеров. Там всё такое горячее и возбуждённое, что можно нащупать чёткий рельеф. И стоит Ёнсо провести подушечками пальцев по его основанию, как Минхо неконтролируемо двигает бёдрами, сдавленно мыча от удовольствия и припадая ко второму соску, чтобы не оставлять его без внимания. Движения становятся более несдержанными, стоны рваными, а разум превращается в звёздную туманность, перламутровыми пятнами растекающуюся под трепещущими веками. Целая галактика образовывается в тот момент, когда Минхо снова возвращается к губам Ёнсо, с наслаждением припадая к ним и утягивая вслед за собой куда-то за пределы стратосферы. Несчастные молекулы кислорода догорают в этой комнате вместе с остатками одежды, от которой всё же приходится избавиться. Две пары кедов с грохотом приземляются на паркетный пол. Где-то в отдалении слышится шуршание квадратика с презервативом, и Ёнсо не может сдержать смешок. — Тебе смешно? — не понимает Минхо, останавливаясь. — Ты специально всё спланировал? Такой у тебя был план? — усмехается она, играя бровями и намекая на ещё запечатанный презерватив в его руке. — Ну-у-у, я всегда с собой ношу один. На всякий случай, — пожимает плечами Ли Ноу. — А, вот оно что, — цокает Ёнсо. — А я уже и забыла, что ты желанный холостяк Беверли-Хиллз. — Думаешь, мне только это надо? — он выгибает густую бровь, будто Ён его на слабо берёт. — А что, это не так? — ей нравится его дразнить, да и Минхо, похоже, тоже. — Ты не знаешь, на что нарываешься, — шипит он, выбрасывая упаковку в сторону и снова нависая над Ёнсо. — Запугать меня хочешь? — прикусывает губу Ён, пытаясь не лыбиться как идиотка. — Свести с ума, — самодовольно улыбается он, снова превращаясь в игривого кота, буквально стекая по телу Ёнсо вниз и раздвигая её колени в стороны. — Щекотно, — Ёнсо елозит на месте, стоит Ли Ноу очертить подушечками пальцев её бедро. — Должно быть приятно, — как-то даже с обидой произносит он. — Одно другого не исключает. — А, так вот оно что, — он закидывает одну ногу Ёнсо себе на плечо, пробегаясь пальцами по мраморной коже, будто играя на самой изящной виолончели. Доходит от ягодицы до икры, а дальше к тонкой лодыжке, натыкаясь на кромку короткого белого носка с жёлтыми маргаритками. — Это мы тоже снимем, — он осторожно подцепляет резинку, стягивая последний элемент одежды сначала с одной ступни, а затем с другой. Минхо целует кожу щиколотки, где ещё остался ребристый след хлопковых складок. Но кожа Ёнсо кажется ему мягче любого хлопка, приятнее самого дорогого шёлка и ласковее всякого кашемира. Всё внутри наизнанку выворачивается, когда под его прикосновениями она неконтролируемо вздрагивает. Тугой узел затягивается не только в паху, но и в глотке, когда Ён издаёт первый стон, который Минхо так хочется поймать с её губ, но он сейчас занят другими. То, что она с ним сделала — до сих пор не поддаётся ни логике, ни законам физики. Наверное, это сплошная химия. …или магия. Хочется любить её, держать в своих объятиях, беречь и обожать. Быть для неё радостью и утешением, заполнить все её клеточки, как она заполняет его мысли. До встречи с ней Ли Ноу не верил, что сможет когда-то до конца оставить своё прошлое: сблизиться с кем-то настолько, что каждое расставание даже на короткие часы и дни — невыносимо. Он больше не хочет с ней расставаться. Ёнсо обязательно поедет с ними на следующие соревнования — он её уговорит. …так будет безопаснее. Она нужна ему, чтобы процессы в теле не останавливались. Чтобы сердце билось быстрее, разгоняя по капиллярам кипящую магму, проникающую во все уголки его существования. Если для Ёнсо он Млечный путь, то она для него — как пирс, где он наконец нашёл своё пристанище. Как шум прибоя о волнорез, убаюкивающий и дарящий гармонию. Как перелётная птица, держащая курс совсем в другом направлении, но по какой-то причине решившая остаться. Он благодарен ей — что она рядом, что смеётся с его шуток, не осуждает его за прошлые ошибки и готова шагнуть с ним в неизведанное будущее. Конкуренция с Хван Хёнджином — ничто. Если бы он был ему конкурентом, то она бы сейчас тут не лежала. Не дышала бы рвано от его ласк и не запрокидывала голову, приоткрывая пересохшие от напряжения губы в немом стоне удовольствия. Это не стоит того, чтобы Минхо вообще думал о посторонних вещах в такой момент. Он нащупывает рукой выброшенную серебряную упаковку, ловко раскрывая её и растягивая латекс по всей длине, проходясь несколько раз по основанию. Ему неописуемо хорошо уже от одной картины, как Ёнсо лежит перед ним, растекаясь в приятной истоме по матрасу и глядя на проекцию звёздного неба на весь потолок. Минхо тоже поднимает голову вверх, ловя себя на ощущении дежавю — такое уже было с ними. Обстоятельства были другие, место далеко отсюда, но эмоции — те же самые. Кажется, в тот момент на пирсе под звёздным небом на границе бескрайнего и бесконечного Ли Ноу понял, что хочет попробовать влюбиться снова — влюбиться в Ким Ёнсо. Он ложится сверху, чувствуя липкую испарину на её подрагивающем животе, подхватывает рукой одно колено, пристраиваясь к сочащемуся желанием входу, но останавливается. Свободной рукой убирает прилипшую тёмную прядку с поалевшей щеки Ёнсо, пытаясь скорее привлечь к себе внимание. Но она продолжает как завороженная разглядывать звёздный купол, даже когда Минхо оставляет влажный поцелуй в уголке её губ. — Райли, — шёпотом зовёт её чуть отстраняясь и дожидаясь, когда же Ёнсо всё же посмотрит на него. — Прошу, не смотри наверх, — проводит подушечкой по линии нижней губы, чувствуя, что ещё немного, и в его молекулах разрушатся все ковалентные связи. — Не смотри наверх, — зачем-то ещё раз повторяет, видя в её затуманенном негой взгляде недопонимание. — Смотри на меня.